Генезис новой формы группового поведения.
Получение ресурсов путем грабежа земледельческих общин можно назвать воспроизводством ресурсов как таковым лишь условно.
По своей сути оно было формой перераспределения продуктов чужого труда. В этом контексте дружина не была самодостаточным образованием, способным полностью обеспечить себя всем необходимым. Поэтому в отличии от общины поведение дружины, ее цели были постоянно направлены вовне, в более широкий межобщинный контекст.
Эта внешняя направленность поведения обеспечила дружине роль связующего звена между самодостаточными земледельческими общинами. И хотя общины были по-прежнему полностью разобщены, они со временем, нередко не ведая того сами, оказались объединенными в некую общую структуру. Процесс формирования этой структуры, по-видимому, был чрезвычайно долгим. На первых порах единственным, что объединяло местную дружину и соседние общины, была периодическая необходимость последних делиться своими ресурсами с дружинниками. Примитивные средства ведения войны не давали однозначного преимущества их обладателям, и в значительной степени все определялось преимуществом в физической силе и спецификой групповой организации нападавших и оборонявшихся.
Почему же дружине со временем удавалось стать сильнее превосходивших их по численности общин и навязать им устойчивые даннические отношения?
Важно подчеркнуть, что новая дружинно-общинная структура возникла не как разложение общины и индивидуализация целей поведения отдельный семей или индивидов, а как объединение двух разнокачественных групп: дружины и некоторого числа земледельческих общин.
В начале нападавшие, вероятно, были таким же общинным образованием, что и земледельческие общины, и совмещали земледелие с набегами на соседей. Эти нападения, разумеется, мало напоминали сюжеты современных фильмов о захвате двумя вооруженными бандитами поселка мирных фермеров. Первобытно-примитивные средства нападения могли обеспечить победу только в том случае, если в набеге на земледельческую общину принимала участие вся дружина, т. е. все боеспособные члены.
При этом долгое время вооруженная группа была таким же органом коллективного выживания, что и земледельческая община. В случае успешного нападения на соседей и захвата их ресурсов последние по-прежнему распределялись по уравнительно-потребностному принципу, обеспечивая достижение общей цели дружины — выживания группы как целого.
Рассмотрим, в чем же состояла психологическая специфика деятельности дружины (рис. 4. 2).
Рис. 4.2. Психологическая схема ресурсодобывающего поведения дружины
Деятельность дружины коренным образом отличалась от труда земледельческих общин, однако ее психологическая «канва» во многом оставалась прежней. Базовые потребности дружины в пище, одежде, тепле, сне и т. п., отражаясь в сознании ее членов, выступали мотивом поведения и побуждали к активному поиску возможностей их удовлетворения.
Например, потребность в пище на основе прошлого опыта формировала у дружинников некоторый образ продукта труда соседних земледельческих общин, выступавший целью их последующей деятельности.
Эта цель обладала мощной побуждающей силой. Для ее достижения и строилось все поведение (т. е. становилось целесообразным): выбиралась конкретная земледельческая община — объект нападения, подбирались и изготавливались средства нападения, планировались групповые действия, оценивалась информация о численности, силе и оборонительных возможностях земледельцев, принимались решения, выполнялись конкретные действия и т. п. Неудача или успех набега выступали обратной связью, которая позволяла общине корректировать свою деятельность, избавляясь от ошибок и усваивая способы наиболее эффективного нападения.
Поведение дружины происходило по тому же кругу, что и деятельность земледельцев: сформированный вектор «мотив— цель» реализовался в целесообразном поведении; осуществленное поведение (достигнутая цель) создавало возможность удовлетворения потребности; удовлетворенная потребность сопровождалась переживаниями удовольствия. Вместе с тем ресурсодобывающее поведение общин и дружины отличалось временными и количественными характеристиками. Деятельность земледельцев требовала длительных, регулярных усилий всех членов общины, включая женщин, стариков и детей, и очень скромно вознаграждала общину за тяжкие труды и лишения. Об излишках, которые бы оставались к следующему урожаю, можно было мечтать только в очень урожайный год.
Деятельность дружинников носила совсем другой характер. В набегах дружины участвовали только взрослые мужчины, нападение на противника, как правило, было молниеносным, а трофеи нередко оказывались достаточными, чтобы вдоволь кормить дружинников не один месяц. Иными словами, деятельность и потребление дружины уже не находились в адаптивной зависимости, взаимоопределяя друг друга.
Цель, достижение которой не связано с длительными, напряженными усилиями и использованием закономерных природных процессов, но вместе с тем способная принести быстрое и полное удовлетворение базовых потребностей, обладала значительно большей побуждающей силой, чем тяжкий труд земледельца. У дружинников даже на сытый желудок (т. е. при удовлетворенной, не побуждающей потребности) могло возникнуть желание потешиться еще разок и, несмотря на то, что награбленных ресурсов еще вдоволь, совершить дополнительный набег на непослушных земледельцев.
Таким образом, изменившийся характер ресурсодобывающего поведения открывал возможность получения ресурсов, объем которых не был непосредственно связан с нормами потребления, необходимыми для выживания дружины. Частые успешные набеги со временем стали не только обеспечивать условия для выживания дружины в целом, но и приносить регулярный избыток ресурсов.
В исторической перспективе это впервые открыло возможность незначительной части человечества вырваться из нужды, которая до этого была уделом, по-видимому, всех первобытных людей без исключения.
Ресурсы, превышавшие норму, необходимую для выживания всех членов дружины по-прежнему использовались в общих целях. Так как семьи, жилища и ресурсы дружины, ушедшей в поход, становились легкой добычей для дружин-конкурентов, избыток ресурсов в первую очередь направлялся на строительство укрепленного лагеря. По-видимому, именно из таких укрепленных лагерей впоследствии вырастали крепости и возникали первые города. Кроме того, ресурсы давали дружине возможность содержать не только пленников-строителей, но и пленников, способных изготавливать оружие и доспехи. Все это позволяло укрепить военное превосходство дружины над конкурентами и подчиненными земледельческими общинами.
Способ получения ресурсов, который использовала дружина, требовал совершенно иных принципов построения групповой жизни, связанной с постоянными походами, войной, риском и опасностью для мужчин и жизнью-ожиданием, связанной с ведением хозяйства и воспитанием детей со стороны женщин. Это в значительной степени изменило роли мужчины и женщины в дружине, а также сказалось на процессе воспитания детей.
Частые потери бойцов, которые дружина нередко восполняла самыми крепкими пленниками, ослабляли родственные связи между ее членами. На смену тесным родственным отношениям, которые были характерны для земледельческой общины, в дружине все больше развивались отношения совершенно нового типа.
Здесь на первый план выступала незаурядная физическая сила, могучее здоровье и смелость. Тот, кто обладал этими качествами, имел больше шансов победить врага и уцелеть в битве. Могучие мускулы давали возможность приказывать другим и добиваться выполнения своих желаний и прихотей даже в случае неповиновения. Преимущество в силе позволяло претендовать на большую часть добычи.
Фактически мы можем говорить о возникновении новой специфической субкультуры, кардинально отличавшейся от земледельческой, крестьянской культуры и построенной на иных принципах. Тем не менее усилия даже самых могучих дружинников, как и в земледельческой общине, еще долгие века были подчинены групповому сознанию и направлены на задачу общего выживания. '
Вместе с тем именно в дружине стали формироваться психологические предпосылки выделения индивидуальной цели из общей групповой цели. В новом укладе жизни сила позволяла индивиду почувствовать превосходство не только над врагами, но и над своими собратьями-дружинниками. Сила впервые давала отдельному индивиду ощущение свободы от своей группы: если человек действительно обладал могучей силой, он мог и в одиночку победить врага, он был и «один в поле воин».
Однако для формирования иерархических, индивидуализированных отношений, построенных на превосходстве силы, хитрости или коварстве потребовались еще многие тысячи лет, в которых новое надобщинное образование выступало исключительно как объединение двух групповых субкультур: доминирующей и подчиненной. И, по-видимому, только в недавнее историческое время в этих культурах выделились индивидуальные модели поведения и появились индивиды, отделяющие себя от группы и даже противопоставляющие себя ей.