Защитные действия в условиях манипулятивного воздействия

Данное исследование проведено в жанре стандартного психологического эксперимента. В его ходе решались такие исследовательские задачи:

1. Показать принципиальную возможность аналитического (количественного) выделения феноменов как манипуляции, так и защит от нее.

2. Проверить, насколько эффективны заложенные в определение признаки манипуляции и психологических защит, то есть действительно ли внешний наблюдатель (эксперт) способен по ним обнаружить указанные феномены.

3. Проверить, в какой степени защиты от манипуляции обладают особенностями, отмеченными в теоретических главах:

• наличие неспецифических защитных реакций: уход, изгнание, блокировка, управление, замирание и игнорирование;

• специфические защиты от манипуляции характеризуются: непосредственной защитой личностных структур, повышением непредсказуемости поведения, задержками автоматических реакций, стремлением тайное сделать явным, противодействием силовому давлению, стремлением преобразовать манипулятивное воздействие в соответствии со своими интересами;

• психологические защиты появляются в поведении даже тогда, когда наличие угрозы манипуляции не осознается.

Планирование

В ходе организации исследования необходимо было решить несколько проблем.

1. Экологичность.Во-первых, как манипулятивное воздействие, так и психологические защиты относятся к процессам,

которые невозможно вызвать, не затронув важных для человека личностных слоев. Требовалось найти приемлемую по последствиям «упаковку» для процедур по получению эмпирического материала. Приемлемых в первую очередь для испытуемых, чтобы не оставлять отрицательного эмоционального осадка. В известных мне работах такая возможность не всегда была исключена [Brok с соавт. 1966; Christie с соавт. 1970; O'Connor с соавт. 1990; Pandey с соавт. 1988]. Во-вторых, требовалось соблюсти этические нормы, связанные с необходимостью, с одной стороны, намеренно подвергать людей манипулятивному воздействию, а с другой — попыткой «подсматривания» за их поведением.

Выход был найден в организации обучения. Тема тренин-говых занятий определялась как «Защита от психологического нападения». Следовательно, участники знали, что каждый из них может оказаться объектом психологического нападения: принуждения, уничижения или манипуляции, но шли на некоторый риск в надежде научиться быть более защищенными. Таким образом, обеспечивалась, с одной стороны, добровольность участия в занятиях, благодаря чему снимались этические затруднения, а с другой,— участники получали компенсацию за риск в виде приобретенных умений.

Характер занятий был весьма щадящим. Мотивационный накал межличностной борьбы возникал в основном в рамках игровых ситуаций и не превышал обычного для тренинговых групп уровня. Достаточно сказать, что ни в одной из четырех групп, отработавших по 20—30 часов каждая, не было покинувших ее членов.

2. Воспроизводимость.Необходимо было обеспечить многократное воспроизведение одних и тех же контролируемых ситуаций, содержащих изучаемые феномены. Эта проблема была решена путем использования в качестве «сырого материала» видеозаписей, сделанных во время тренинговых занятий. Участники занятий были извещены о том, что видеозаписи будут использованы в учебных или исследовательских целях. Поэтому сюжеты, которые слушатели просили не показывать, не вошли в анализируемый материал и были стерты.

3. Контроль переменных. Для выделения собственно ма-нипулятивных феноменов необходимо было сравнить репертуар поведенческих проявлений, который обнаруживают испытуемые в условиях наличия манипулятивнои угрозы, с условиями, когда ее нет. Одновременно требовалось избежать смешения двух аспектов манипуляции: собственно угрозы психологического вторжения и ее сокрытия. Поэтому для сравнения требовалось проконтролировать еще одно условие, в котором угроза психологического вторжения присутствовала бы в явном виде. Выбирать приходилось из двух тактик воздействия: уничижения (ущемление, осуждение, осмеяние, унижение) и принуждения (навязывание, давление, требование, приказ, угрозы). Выбор пал на вторую, во-первых, как менее болезненную для адресата и поэтому более приемлемую с этической точки зрения, а во-вторых, более подходящую для игрового моделирования.

Таким образом, контролировались три условия:

1) манипулятивное воздействие со стороны одного из участников диады;

2) открытое (явное) психологическое давление одного партнера по взаимодействию на другого;

3) взаимодействие, не содержащее угрозу какого-либо психологического нападения.

4. Сохранившее контекста. Процесс общения разворачивается внутри множества контекстуальных рамок: физическая ситуация взаимодействия, социальная ситуация [Gahagan 1984; Cody 1985], психологическая ситуация. Любой элемент взаимодействия может быть понят лишь только в связи с контекстом.

Например, движение руки на уровне пояса в сторону партнера невозможно воспринять как ход — элемент взаимодействия в процессе общения,— если не установлены содержательные связи со всей ситуацией, с контекстом. Для деятеля это движение как-то означено — прикоснуться к руке партнера, подергать за пуговицу, обнять за талию. Но в системе взаимодействия, пока движение руки недоопределено, оно не является еще элементом общения. Ни прикосновение к руке, ни обнимание талии не может быть названо ходом, пока нам неизвестны важные детали контекста: пол партнеров, физическое окружение (место, интерьер и т. п.), соци-

альная ситуация (в лифте, на работе, на прогулке по парку, на званом обеде), содержание разговора — и многие другие детали. Изменение малейшей из них мгновенно переозначивает производимый жест, придавая ему ситуативный смысл в зависимости от того, в составе какой сцены он производится.

С другой стороны, чтобы понять детали, приходится заниматься вычленением отдельных элементов для ближайшего их рассмотрения [Raad 1985; Vocten 1985]. В первой из указанных работ, представляющей собой коллективный труд, вводятся специальные средства расшифровки (фиксации на бумаге) видеозаписей. Авторами создан особый язык знаков, которые проставляются в тексте, отражающем звуковой ряд. Их цель — передать паралингвистические компоненты речи: интонацию, темп, атаку звука, паузы, различные призвуки, наложения высказываний партнеров одно на другое и т. п. Таким образом исследователи стремятся зафиксировать элементы общения в их взаимосвязи, сохраняя ближайший контекст.

Решая проблему сохранения контекста, мы пошли по пути соотнесения структурных элементов различного уровня. Предложены такие элементы: шаг (ход) — наиболее мелкая единица процесса общения и сцена — период взаимодействия, на протяжении которого события развиваются относительно стабильно и предсказуемо. Выделяемое измерение — деятель-ностные характеристики, фиксирующие направленность активности, а не его качества,— по-видимому, более адекватно отражает сущность общения как процесса взаимодействия. В одной из работ Ч. Осгуда показано, что исследование глаголов дает результаты, сопоставимые с исследованиями феноменов общения, этими глаголами описываемыми [Osgood 1970]. В другом исследовании [Raad 1985] выявлено, что личностные дескриптивные прилагательные в описаниях других людей употреблялись заметно реже (лишь в 11 случаях из 113), чем характерные для них поведенческие проявления.

Важное различие между ходом и сценой состоит в том, что ход — это одностороннее действие (воздействие), тогда как сцена — это такой фрагмент взаимодействия, когда намерения партнеров пришли во временный баланс и ситуативно дополняют друг друга. Например, уговаривает — отказыва-

ется, шутит — поддерживает шутку, борется за право решать — борется за право решать и т. п.

Предлагая экспертам выделять сцены, мы надеялись, с одной стороны, более строго структурировать их работу, накладывая влияние теоретического конструкта, а с другой — получить экспликацию контекста, ориентируясь на который эксперты производят оценку шагов, совершаемых партнерами по" общению.

5. Язык описания.Количество признаков, которыми может быть описан процесс общения, практически необозримо, особенно если обратиться к фундаментальным обзорам [Ga-hagan 1984]. Правда, иногда авторы обходятся и небольшим набором. Так, М. Аргайл [Argile 1973] обсуждает лишь две переменные: доминирование/подчинение и эгоизм/альтруизм. Эти же переменные Руденко И. Л. использовала в своем эмпирическом исследовании [Руденко 1988]. М. Мэтьё в оригинальной модели процесса «взаимодействия лицом к лицу» выделяет: а) структуры активности (собственно совершаемые действия), б) климат взаимодействия и в) средства коммуникации, выполняющие задачи: референтную, экспрессивную, регулирующую и соприсутствия (отражающую совместный продукт взаимодействия: согласие, любезность, активность участия в общении) [Mathiot 1983].

Наиболее удачный перечень переменных общения был дан Ч. Осгудом [Osgood 1970]. В четырех сериях экспериментов (теоретическое моделирование и три — эмпирические исследования) над глаголами, обозначающими процесс межличностного взаимодействия, он стабильно получал переменные объединение/разъединение, эго-ориентация/альтер-ориента-ция, динамика (сила и активность), инициатива/реактивность, конечный /бесконечный (указаны усредненно в порядке убывания объяснительной силы факторов) и др.

В списке переменных, использованных в данной работе, часть критериев прямо соотносится с указанными переменными: дистанция, характер пристройки, в чью пользу воздействие, темп, инициатива. Эти по преимуществу процессуальные измерения были дополнены двумя содержательными (действия и намерения партнеров), еще три критерия отражают эмоциональную составляющую общения (см. приложе-

ние 2). Таким образом, в предложенном списке нет совершенно новых переменных, требующих подробного описания.

Вместе с тем пришлось произвести отбор минимально достаточного их количества. В первом варианте полное отражение нашли переменные пространства взаимодействия (пристройка, дистанция, территория), динамики (инициатива, темп, паузы), эмоционального тона (знак, теплота), баланса интересов и содержательные переменные. Однако после первых проб первоначальный набор критериев пришлось заметно сократить как чрезмерно трудоемкий (даже в урезанном виде он требует от экспертов работы в течение 5—8 часов). В окончательном варианте сохранены те критерии, которые представлялись более информативными. При этом были сохранены основные группы: пространство, динамика, эмоциональный тон, баланс интересов и содержание.

Осталось объяснить, для каких целей предназначаются отобранные критерии.

Пристройка. По ее характеру можно судить о наличии или отсутствии борьбы. Например, доминирование одного партнера над другим чаще всего (если исходить из здравого смысла и практического опыта) провоцирует сопротивление у другого — следовательно, и возникновение борьбы, возможно редуцированной. (Тем более это так, если наблюдается смена пристроек.) Там же, где есть борьба, есть и защиты. Поэтому о наличии или отсутствии психологических защит можно судить по характеру пристроек и их динамике.

Дистанция напрямую корреспондирует с одной из пар базовых защитных установок — увеличением дистанции (бегство или изгнание). Информацию к размышлению может дать и динамика ее смены: сокращение или увеличение.

Темп семантически более близок борьбе и также может стать косвенным ее признаком. Эскалация борьбы чаще всего коррелирует с ускорением процесса взаимодействия.

Инициатива — важное средство управления процессом общения. Из восьми вариантов, предложенных экспертам для анализа, три пункта (борьба за..., перехват и потеря) прямо отражают накал борьбы, а другие три (взятие, использование, передача или отказ от инициативы) адресуются скорее к безопасным отношениям. Однако отказ от инициативы, например, в сочетании с признаками борьбы по другим пере-

менным может свидетельствовать о защитной позиции — уход или отрицание.

Особое значение занимают пункты «владение» и «распоряжение» [Ершов 1972], введенные для того, чтобы можно было уловить наличие двойной позиции, часто возникающей в условиях манипулятивного взаимодействия. Вообще же, подробное членение инициативы на виды сделано с целью детальнее рассмотреть динамические оттенки взаимодействия.

Эмоциональный тон в вариантах отношения к партнеру и атмосферы взаимодействия служит хорошим индикатором наличия защитных процессов. Разведение указанных вариантов может дать дополнительную информацию, на основе которой легче будет судить о механизмах взаимодействия.

Польза и вред непосредственно отражают свойства манипуляции, и введены, чтобы зафиксировать динамику баланса интересов партнеров.

Качественную информацию о содержании общения предполагалось получить в рубриках намерения, действия и эмоции.

Таким образом, под конкретные задачи из общего списка средств была отобрана лишь часть для составления специфического набора единиц наблюдения [Никифоров 1985].

Процедура

Испытуемые — участники тренинговых групп, состояли из преподавателей школ, несколько человек — слушатели курсов по подготовке школьных психологов. Возраст испытуемых варьировал в пределах 25—40 лет. Большинство — женщины. В видеофрагментах, составивших стимульный ряд для экспертной оценки, фигурируют четверо мужчин и двенадцать женщин.

Отбор эмпирического материала производился методом экспертной оценки.

Сначала был подготовлен набор из 17 кратких видеосюжетов или их фрагментов, которые содержали в себе признаки требуемых условий. Все они были смонтированы на одну пленку с заставками-номерами перед каждой. Затем сюжеты были распределены по условиям. Это сделали четыре эксперта (один — кандидат психологических наук, а остальные — аспиранты-психологи). Эксперты отбирались не только по на-

личию у них психологической квалификации, но и по компетентности в повседневном общении.

Первая экспертная оценкабыла проведена по схеме итеративной групповой процедуры с очным взаимодействием экспертов [Шошин 1987, 28—30]. Сделано это было с целью повышения согласованности экспертных суждений. Подобная забота — не излишество, поскольку, как уже было показано во второй главе, понятие манипуляции весьма по-разному трактуется исследователями, занимающимися ею. Тем более естественен разброс мнений у тех, кто данной проблемой не занимался.

Перед экспертами были поставлены следующие задачи:

а) определить, к какому виду взаимодействия относятся ситуации, зафиксированные в видеосюжетах: к манипуляции, открытому давлению или общению, не содержащем угрозы психологического нападения;

б) для каждой ситуации указать человека, на которого направлено воздействие (адресат воздействия).

Критерии, по которым должны быть разведены ситуации:

1. Манипуляция:

а) тайное воздействие (адресат в неведении относительно намерений манипулятора);

б) опора на «ключики», «слабости», стремление «взять на крючок», «зацепить за живое» и т. п. (воздействие на автоматизмы);

в) стремление создать у адресата иллюзию самостоятельности принятия решения — он как бы сам захотел сделать то, чего добивается манипулятор (см. определения манипуляции в главе 2).

2. Открытое психологическое давление:

а) актор заявляет о своих целях;

б) наличие принуждающих действий, например, назойливые уговоры, угрозы, приказы.

Такое представление по смыслу не отличается от рассуждений авторов, сделанных в контексте сопоставления манипуляции с другими видами психологического воздействия [Rudinow 1978; Winn 1983; Godin 1980; Шиллер 1980]. Трудностей в разведении указанных понятий у экспертов не возникало.

3. Отсутствие психологической угрозы: отношения, которые можно оценить как партнерские, дружеские. Отсутствие со стороны актора попыток использовать партнера в качестве средства достижения собственных целей.

Более подробно процедура оценивания и результаты видеосюжетов по условиям приведены в приложении 1.

Вторая (основная) серия экспертных оценокзаключалась в анализе поведения адресата воздействия в каждом из видеосюжетов. Состав экспертов был полностью обновлен. Они отбирались по наличию, во-первых, психологической квалификации, и во-вторых, опыта работы с группами тренинга общения или исследований по проблемам общения. Эксперты работали индивидуально и независимо друг от друга. Никаких дополнительных (сверх письменной инструкции) комментариев относительно целей исследования не давалось.

Инструкция для экспертов:

«Уважаемый коллега! Вам предстоит:

1. Последовательно в каждом из 14 видеосюжетов разделять событие на сцены, давая им какое-либо название (например, *А расспрашивает Б», «ищет подходы», и т. п.).

2. Внутри каждой сцены расчленять поведение того участника события, который будет указан в качестве объекта наблюдения, на отдельные шаги и давать квалификационную оценку каждому шагу по предлагаемой схеме (см. кодировочную таблицу в приложении 4).

Разъяснения относительно разбиения события на фрагменты и значения применяемых критериев оценки вы найдете в соответствующих разделах инструкции.

Чтобы обеспечить возможность объединения продукции различных экспертов, постарайтесь придерживаться предлагаемых критериев оценки, даже если сами вы имеете иные суждения о них. Спасибо за участие!»

Экспертам были даны дополнительные разъяснения, (приложение 3) кодировочная таблица (приложение 4) и бланк для ответов. Одновременно работали не более двух экспертов, протоколы они заполняли независимо друг от друга.

Результаты

Подробное описание сбора обработки протоколов и статистических подсчетов дано в приложении 5. Табл. 5 содержит медианы, характеризующие распределение оценок внутри

каждого уровня взаимодействия (соответственно, манипуляция, принуждение и безопасные условия). Последние два столбца указывают наличие или отсутствие влияния фактора (признака) на характер ответа: «О» соответствует нулевой гипотезе (между уровнями нет различий), «1» указывает на отвержение нулевой гипотезы (соответственно, по критериям Краскел-Уоллиса и Джонкхиера). Поскольку критерий Джонкхиера устанавливает наличие упорядоченной зависимости, то по величине медиан мы можем судить о направлении закономерности.

Таблица 5

Степень проявления признаков взаимодействия

в различных экспериментальных условиях

(объяснения в тексте)

1 — «сверху» 2 — «снизу» 3 — «на равных» 4 — количество смен	0.38 0.26 0.405 0.32	0.25 0.365 0.265 0.415	0.13 0 0.875 0.1	0 1 1 1 1 1 1 1
5 — сумма баллов 6 — сокращение 7 — увеличение	4.04 0.165 0.275	4.49 0.16 0.185	3.16 0.225 0.07	1 1 0 0 1 1
8 — сумма баллов 9 — замедление 10 — ускорение	4.46 0.19 0.3	3.8 0.315 0.2	3.48 0.11 0.095	1 1 1 1 1 1
11 — борьба 12 — владение 13 — распоряжение	0.325 0.21 0.26	0.33 0.11 0.165	0.065 0.38 0.17	1 1 1 1 0 0
14 — к партнеру 15 — «похолодание» 16 — «потепление»	0.245 0.13	-0.605 0.315 0.165	0.805 0.15 0.105	1 1 0 1 0 0
17 — атмосферы 18 — «похолодание» 19 — «потепление»	-0.235 0.295 0.135	-0.925 0.33 0.19	1.05 0.105 0.09	1 1 1 1 0 1
20 — «себе» 21 — «партнеру»	0.41 0.28	0.275 0.375	0.495 0.72	0 0 0 1
22 — «себе» 23 — «партнеру»	0.185 0.105	0.41 0.255	0 0	1 1 1 1

7.1.4. Обсуждение

Анализ табл. 5 показывает, что манипулятивное условие в общем занимает промежуточное место между остальными условиями взаимодействия. Для условия открытого давления характерны: наибольшая дистанция (п. 5), наименьшее количество пристроек на равных (п. 3) и максимальное — пристроек снизу (п. 2), наибольшее проявление признаков борьбы (п. 11), самые прохладные эмоциональные характеристики (пп. 14, 17). Для безопасных условий значения прямо противоположны. Манипуляция при этом располагается ближе к полюсу «военных действий».

Например, пристройку чаще меняет тот, кто находится под открытым давлением (п. 4). Вероятно, это отражает стремление адресата избежать влияния со стороны партнера, поиск им выгодных для этого позиций. В манипулятивных условиях количество смен пристроек была несколько ниже, но более чем втрое выше по сравнению с безопасными условиями.

То же мы находим и в отношении дистанции, которая в условиях манипуляции почти столь же велика (п. 5), что и в условиях открытого принуждения.

Прямое отражение межличностной борьбы — борьба за инициативу — для манипуляции (борьбы скрытой) оказывается практически на том же уровне, что и для борьбы явной (п. 11). Подтверждение тому находим в том, что под давлением, инициативой, похоже, не удается владеть (п. 12) — постоянно отбирают.

Несколько отличными выглядят результаты по признакам, связанным с темпом. Максимальный темп (п. 8) оказался характерен для манипуляции, а для ситуаций принуждения он близок к уровню безопасного общения. По-видимому, это можно объяснить различной динамикой протекания межличностной борьбы. При манипуляции ее темп сильнее нарастает (п. 10), возможно, потому, что исход борьбы еще не ясен. (Подтверждение тому, что это именно борьба, получаем в пунктах 11, 22, 23 — манипулятивные условия породили заметное количество признаков борьбы за инициативу, а наличие ущерба, наносимого как себе, так и партнеру — прямой результат «боевых» действий.) В ситуациях принуждения активность жертвы нередко замедляется (п. 9), что может свидетельствовать о поражениии или попытке оттянуть уже предсказуемый финал.

Что касается неспецифических защитных эффектов, то можно указать на большее увеличение дистанции (п. 7) в условиях манипуляции, чем в условиях давления. Происходит это предположительно из-за стремления удалить партнера, о чем может свидетельствовать соответствующий максимум пристроек сверху (п. 1).

На успешность защиты от манипуляции указывает п. 22, из которого видно, что манипуляция по понесенным «потерям» оказывается даже несколько ближе к безопасным условиям. Возможно поэтому общий эмоциональный тон атмосферы (п. 17), даже будучи отрицательным по знаку, больше приближен к безопасным условиям, чем к давлению. Чего не скажешь об отношении к партнеру (п. 14).

Последние результаты показывают, что эмоциональный тон (как атмосферы взаимодействия, так и отношения к партнеру) действительно может служить идентификатором возможности манипулятивного нападения. Это видно из того, насколько этот тон в манипулятивных условиях заметно «холоднее», чем в безопасных. О том же свидетельствует и прогрессирующее «похолодание» (пи. 15, 18).

Подведем итоги.

1. Репертуар ответных действий адресата манипулятивного нападения по содержанию и характеристикам занимает в основном промежуточное положение между открытой борьбой и безопасными отношениями, но ближе к борьбе. Это надо, по-видимому, понимать так, что манипулятивное воздействие относится к межличностной борьбе, которая несколько смягчена, с одной стороны, осторожностью манипулятора, а с другой — недостаточной проницательностью жертвы, в ряде случаев не способной распознать манипулятивное вторжение.

2. Были обнаружены признаки неспецифических защитных действий, возникающих в состоянии межличностной борьбы: заметное увеличение дистанции в течение даже краткого периода взаимодействия, который присущ всем анализировавшимся ситуациям, некоторая тенденция к управлению партнером.

3. Явных признаков специфических защитных действий не обнаружено. Правда, можно было бы указать на то, что манипулятивное воздействие не осталось незамеченным адресатом, однако трудно сказать, насколько это результат про-

ницательности адресата, а насколько — грубых действий манипулятора.

Относительно предложенного инструментария следует отметить исбыточность использования признаков «владение» и «распоряжение» инициативой (пп. 12, 13). Они вызывали затруднения у экспертов еще во время работы, а результаты оказались малозначащимыми. Не принесло значимых результатов и разведение эмоционального тона отношения к партнеру и атмосферы — результаты по ним почти дублируют друг друга. Вместе с тем похоже, что неопределенное «атмосфера» более чувствительно к состоянию отношений, чем сами отдельные отношения партнеров друг к другу.