О психологии труда, как отрасли науки

Факт существования области психологического знания о труде и трудящемся является существенной предпосылкой появ­ления и развития психологии труда как специальной отрасли науки. И здесь речь идет не о появлении людей, именующих себя психологами, "психологами труда", "психотехниками", "инженерными психологами", "психологами-эргономистами" и т.д., а о развитии так называемого "научного потенциала", со­ставляющими которого являются, как известно, запас истинных идей, специализированные кадры, материально-техническое, информационное и организационное обеспечение исследований, разработок [83].

Не следует понимать это так, что с появлением специальной отрасли науки — психологии труда — психологические знания о труде начинают производиться только в ее "рамках". Нет, вненаучная область знания продолжает жить, развиваться. И это, кстати, есть одно из проявлений общей психологической гра­мотности и культуры общества (об этих обстоятельствах речь идет в специальном разделе в конце книги). И там, где дипло­мированные психологи не успевают за жизнью или где они не усматривают жизненно "важных вопросов, продолжает производиться нужное людям "душеведческое" знание. Например, на основе серии наблюдений учителей и родителей делается вывод о том, что ребята, окончившие неполную среднюю школу, охот­нее "поддаются" при выборе профессии влиянию своих товари­щей, сверстников, чем влиянию представителей взрослого поко­ления. Или еще — делается предположение, что если ввести красивую униформу для определенных рабочих (например, опе­раторов робототехнологических комплексов), то это приведет к тому, что молодые рабочие будут больше ценить свое место в системе производства, будут реже стремиться сменить место ра­боты и т.п. Эти заключения, предположения делаются, прове­ряются необязательно психологами (возможно, инженерами), но по сути своей они психологические, так как связаны с учетом, в частности, мотивов деятельности, профессионального самосоз­нания.

При опросе мастеров производственного обучения профтех­училищ было установлено (материалы Т.С. Черной), что эти пе­дагоги, опираясь на свой опыт, строят для себя (мысленно) оп­ределенные психологические классификации учащихся, необхо­димые им в повседневной работе. Так, например, они выделяют разновидности учащихся по нескольким признакам направлен­ности личности, характера, способностей: "целенаправленные, пришедшие в училище для получения профессии", "нецеле­направленные, оказавшиеся в училище по случайным причинам"; далее среди "случайных" выделяются "старательные" и "не при­ученные к труду, ленивые"; среди "старательных" — "легко ус­ваивающие" и "тяжело, с трудом усваивающие учебный матери­ал". Кроме того, выделяются мастерами "замкнутые", "торопливые", "невнимательные", "медлительные", "медлительные, но выпол­няющие работу на очень высоком уровне качества", "плохо вос­питанные", "слаборазвитые умственно", "способные" и т.д. Что делать мастеру, если он не находит в существующей и предна­значенной для него психологической литературе полезной для себя классификации личностей учащихся? Он строит ее сам и пользуется ею, соответствующим образом дифференцируя под­ход к учащимся.

Психология труда в затронутом выше отношении не состав­ляет исключения по сравнению с другими науками: ведь хорошо известно, что немало вкладов в географию, этнографию сделали купцы, судоводители (вспомним, например, "Хождение за три моря" тверского купца Афанасия Никитина, известное с XV в., открытие землепроходцем С.И.Дежневым пролива между Азией и Америкой в XVII в.); вклады в химию, биологию, логику дела­ли и монахи, в физику, в частности, аптекари; основоположником научной микроскопии оказался торговец сукном Антони ван Левенгук (публикации с последней трети XVII в.). М.В. Ломоносов занимал в Императорской Академии наук должность профессора химии и называл себя химиком, в то время как, заложив основы физической химии, он также открыл атмосферу на планете Ве­нера, создал фундаментальные труды по филологии, сформули­ровал принцип сохранения материи и движения, создал ряд приборов. Некоторый запас психологических идей, как мы име­ли возможность убедиться выше (§2.2), складывается задолго до того, как появятся основания говорить о каких-то зафиксиро­ванных в обществе трудовых постах специалистов, сосредото­ченных на психологических вопросах труда. Не исключено, что психологическое знание является столь же древним, как и само человечество (подробнее см. [148] или [155, с. 369 — 385]).

Указание на научность знаний может пониматься двояко: как указание на их истинность и "достоинство", с одной сторо­ны, и, с другой — как указание на то, в систему каких задач они включены. Оперативные практические знания, входящие в со­став области, рассмотренной выше, могут весьма точно соответ­ствовать действительности, быть истинными и иметь достаточ­ную предсказательную силу (в той мере, в какой они являются глубокими обобщениями). И даже называя их "вненаучными" или "донаучными", мы указываем не на их неполноценность, а на то, что они не принадлежат науке как социальному институ­ту, специфической форме общественного сознания.

Кстати говоря, в системе самой науки могут до поры до вре­мени существовать знания, как раз не соответствующие действи­тельности, не истинные, но научные (по признаку принадлеж­ности к целому). Примерами могут служить бихевиористские утверждения, отрицающие активную роль сознания, интроспекционистские утверждения, отрицающие продуктивность объек­тивных методов в психологии. Собственно в психологии труда, инженерной психологии примерами подобного рода могут слу­жить утверждения о неизменности профпригодности, об изна­чальной предрасположенности человека к тем или иным про­фессиям и т.д. Указанного рода неадекватные знания входят до поры до времени в состав научных концепций и в этом смысле являются научными (принадлежащими системе науки). Более того, они в известной степени способствуют развитию науки, поскольку обусловливают диалектические противоречия, проти­воречия развития науки, борьбу мнений и активный поиск все более точных знаний (подробнее см. [144]).

Для лучшего понимания вопросов зарождения и развития психологии труда как науки будем различать, с одной стороны, практические задачи, решаемые на основе психологических зна­ний, и, с другой — задачи по производству самих психологиче­ских знаний. Эта вторая группа задач должна решаться тоже на основе, в частности, каких-то знаний, которые являются науч­ными в узком значении этого слова. Дело не в том, что они чем-то "лучше" знаний, непосредственно обслуживающих практику. Наоборот, практически ориентированному человеку они могут казаться "бесполезными" (а соответствующая активность работ­ников науки по их производству — излишней): такова, напри­мер, "участь" фундаментальных категорий, абстрактных моделей личности, деятельности, узкоспециальных знаний, добываемых в ходе фундаментальной научной разведки, и т.д. Но если мы бу­дем недооценивать знания, входящие в систему внутреннего обеспечения науки, то окажемся в позиции того огнеземельского дикаря, который днем отдает за побрякушку свою постель проезжему путешественнику, а к вечеру понимает, что ему само­му, оказывается, больше не на чем спать, восстанавливать силы.

Поясним сказанное примерами.

Помощник мастера ткацкого цеха (наладчик станков и руково­дитель бригады ткачих) В. по результатам своих наблюдений знает, что ткачиха С. слишком волнуется из-за разладок станков, которые еще не наступили, но которые, как она думает, могут наступить. При этом ее опасения, как нередко убеждался поммастера, бывают преувеличенными. Поэтому он, чтобы успокоить ткачиху, чаще обычного подходит к ее станкам, демонстративно "возится" у неко­торых узлов (хотя они и вполне исправны). Это дает нужный эф­фект — ткачиха начинает работать спокойнее, у нее перестает "валиться из рук", уменьшаются простои станков из-за суетливо­сти, повышается выработка.

В данном случае поммастера вполне адекватно, истинно оценивает состояние работницы и его влияние на ход деятель­ности (хотя и не читал о состояниях и свойствах тревожности, не знает этого термина). И его лично выработанное им, "имплицитное" психологическое по сути знание включено в решение практической задачи и является оперативно-практическим, а не научным, хотя и вполне доброкачественным. Мож­но, конечно, дискуссировать, "так или не так" нужно обходить­ся с тревожными людьми, "снимать тревожность"; кто-то пред­почел бы, возможно, "сеансы" специальных бесед и пр. Но су­дья здесь — практика. Да и особенно разговаривать на работе некогда. Ткачиха и чувствует себя лучше, и работает лучше по­сле его самодельной "драматургии". А большего ему и не надо.

Но предположим, что тот же самый человек, поммастера В. стал дипломированным психологом и относится к той же самой ситуации с позиций научного подхода. Это означает прежде всего, что он располагает достаточно обширной и детализиро­ванной мысленной картиной объекта изучения. А именно, у него есть знания о множестве психических регуляторов поведе­ния человека вообще. Он знает, например, о множестве свойств личности, характера (таких, как отношение к труду, к людям, к себе, к вещам), их взаимосвязях и внешних проявлениях. Он знает о так называемых индивидных свойствах (таких, как осо­бенности темперамента, типа нервной системы и их взаимосвя­зях, проявлениях и связях со свойствами личности. Одним сло­вом, специалист-психолог имеет возможность погрузиться и погружается сначала в известную ему общую, абстрактную кар­тину, отображающую деятельность на трудовом посту, строит предположения, мысленно их проверяет и выбирает наиболее вероятные. Рано или поздно он задает себе вопрос, является ли указанное состояние работницы проявлением свойств, типичных для нее в других жизненных ситуациях, или оно характерно для нее только во время работы.

Далее, он должен выбрать или придумать и применить неко­торую беспристрастную процедуру установления, измерения со­ответствующих особенностей работницы, выбрать и применить логическую процедуру разбора, анализа и упорядочения полу­ченных данных и приписывания данной работнице тех или иных признаков, применить логическую процедуру отнесения данного частного случая к некоторой научной категории.

Предположим, в данном случае оказалось, что речь должна идти о временном, ситуативном психическом состоянии работ­ницы (вообще же она человек достаточно спокойный, с нор­мальным уровнем тревожности). Может быть построена гипоте­за о том, что состояние повышенной тревожности во время ра­боты обусловлено сочетанием очень ответственного отношения к работе с недостаточным знанием устройства обслуживаемых станков. Возникает задача проверки этого предположения и ис­пользования или построения и осуществления соответствующей процедуры этой проверки (нужно найти достаточное количество других работниц с таким же сочетанием личных качеств и ра­ботниц более или менее противоположного склада, провести соответствующие исследования и т.п.). Предположим, что в ре­зультате этой работы гипотеза подтверждается с удовлетвори­тельной вероятностью. Это прежде всего означает, что, обра­тившись к абстрактным идеям (а следовательно, "отвернувшись" на некоторое время от реальных работниц), применив методиче­ские и логические процедуры, человек, не боясь прослыть бес­полезным чудаком, узнал нечто новое, построил новое (тоже абстрактное) знание. Он решил задачу производства психологи­ческого знания (скажем, подтвердил известную в науке зависи­мость или уточнил ее, или установил неизвестную по литератур­ным данным зависимость).

Теперь можно снова обратиться к практике и для всех случа­ев описанного рода (тревожные состояния в связи с ответствен­ным отношением к делу и недостаточным знанием устройства технологического оборудования) позаботиться о коррекции сис­темы профессиональной подготовки, скажем, о повышении у рабочих уровня технических знаний (вместо того чтобы демон­стративно "возиться" около их исправных станков, чтобы рабо­чие не волновались). Возможно, что это решение будет доста­точно эффективным, а возможно, и плохим. Надо проверять, строить новые гипотезы, вести их проверку, строить новое более адекватное знание. Но все равно во всех случаях (и в случаях познавательных неудач) речь должна идти о научном подходе, ибо это производство психологических знаний по определенным правилам.

В случаях, когда наука имеет готовый ответ на практические вопросы, задача упрощается. Но и при этом предполагается, что научно ориентированный психолог располагает определенной, фиксированной теоретической картиной тех событий, с которы­ми сталкивается, ясно отличает эту свою мысленную модель от реальной ситуации, сличает производственную действительность с теоретической моделью с помощью достаточно строго фикси­рованных процедур (фиксированных — значит отображенных в языковых и иных построениях, понятных другим людям). Лишь в этом случае подход психолога к решению практических задач может считаться научным. Решение не только чисто исследовательских, но и научно-практических задач (т. е. практических задач, структурируемых на основе научной психологии труда) требует специальной подготовки, профессиональной культуры, интуиции, времени и сил.

Вернемся теперь к вопросу о зарождении научной психоло­гии труда — отрасли научного психологического знания о труде и трудящемся. Первоначально специалисты, сосредоточенные на психологических вопросах труда, могут быть вовсе не психоло­гами и даже не работниками науки как таковой, а должностны­ми лицами — человековедами-практиками, обязанными логикой своих служебных обязанностей разбираться в особенностях ду­шевной жизни, душевного склада, психической регуляции чело­века, занятого тем или иным трудом. Например, в дореволюци­онной России XIX в. такими должностными лицами с функция­ми психологов труда могли быть врачи, педагоги профессио­нальной школы, фабричные и сельскохозяйственные инспекто­ры и даже, как ни парадоксальным может показаться, полицей­ские чины, ответственные за организацию труда в так называе­мых арестантских ротах. Так, в частности, имеются сведения о своеобразном производственном эксперименте, преследовавшем цель изменения отношения к труду арестантов в результате из­менения системы материального и морального стимулирования.

Опыт проводился в 70-х годахXIX в. (кстати, много раньше опытовФ.У.Тейлора, которого часто считают родоначальником в этой области) и показал, в частности, что изменение системы поощрений может втрое повысить производительность труда; при этом результаты опыта обсуждались и с применением психологи­ческих понятий: принятые меры "приучают к бережливости", "благодетельно действуют на нравственность", "чернорабочие стали трудолюбивее" и т.п. [14].

Отрасль психологии труда как науки формируется, таким об­разом, за счет появления своеобразных "сгустков" области пси­хологического знания о труде, выражающихся в том, что функции психологического анализа труда (в смысле не "психоанализа", а "разбора", проникновения в неявную суть) все больше и больше берут на себя должностные лица, становящиеся тем самым специалистами-человековедами. Следствием этого процесса стано­вятся появление потока целенаправленных публикаций, посвя­щенных определенному предмету, кругу вопросов, появление специализированных групп, общностей людей, сосредоточив­шихся на соответствующей проблематике, появление специализированного языка для компактного обозначения рассматривае­мых явлений и их зависимостей, хотя следует признать, что осо­бый язык — это не есть нечто специфичное для научной про­фессии; в профессиях практического труда имеется изумительно точная и детализированная лексика, ничуть не более понятная непосвященному, чем язык науки: "отволока", "малка", "заболонь", "крень" — у столяров, "батан", "бердо", "уток", "близна" — у тка­чей; в профессиональном языке парикмахеров отмечается не менее трех десятков одних только прилагательных для обозначе­ния существенных для профессионалов особенностей волос: "пушковые", "пористые", "стеклистые" и т.п. Напоминать ли, что и криминальные субкультуры характеризуются своим осо­бым языком — "музыкой", мало понятной посторонним?

Следует признать, что переплетенность психологических знаний о труде со знаниями из смежных наук и практики, пси­хологическая "нестерильность" обсуждаемой отрасли науки свойственны не только начальным, донаучным, но и современ­ным стадиям ее развития с той лишь разницей, что эта особен­ность обозначается как "интегрированность", "синтетичность", "комплексность" и т.п. Эти особенности психологии труда как отрасли науки закономерно определяются рядом обстоятельств. Структура и весь облик данной отрасли в целом и составляющих ее научных направлений, течений, "движений" отнюдь не зада­ются только логикой науки. Здесь с "чистой" научной логикой соперничают интересы, пристрастия и реальные экономические возможности социальных групп, отраслей производства, ве­домств. Кроме того, поскольку исследователь должен быть ори­ентирован в изучаемой профессиональной области, кадры уче­ных-психологов формируются часто за счет притока в психоло­гию инженеров, математиков, работников искусства и других профессионалов. Это обогащает рассматриваемую отрасль науки (пришельцы указанного рода часто решают такие психологиче­ские задачи, которые "чистым" психологам были бы не под си­лу, ибо требуют досконального знания соответствующей непси­хологической области деятельности), но — в порядке нормаль­ной диалектики развития — это работает и против ее однород­ности.

Наряду с отмеченной выше нестерильностью психологии труда (а, возможно, и вследствие этого обстоятельства) необхо­димо отметить и ее своеобразную разобщенность. Например, многие работы, выполненные "под флагом" психологии труда, посвящены вопросам именно промышленного труда и именно труда рабочих, в то время как исследования человека, занятого в области управления или в области искусства, осмысливаются как входящие в другие отрасли ("психологию управления", "организационную психологию", "психологию искусства", "космическую психологию", "военную психологию" и др.), хотя теоретически во всех случаях может изучаться не что иное, как ведущая деятельность взрослого человека — профессиональный труд, "работа". Наряду с отмеченным можно указать и на тен­денции интеграции. Так, некоторые авторы, исследующие во­просы, традиционно не относимые к психологии труда, факти­чески осмысливают их с ориентацией на категории психологии труда, в частности, психологического профессиоведения, а иногда уже в заглавиях своих сочинений акцентируют соответст­вующую связь — "Писатель и его работа" (Г.Ленобль), "У врат мастерства. Работа пианиста" (Г. Коган). См. также [95], [265] и др.

Реальное существование психологии труда как отрасли науки — это и есть множество взаимодействующих, возникающих и "сходящих на нет", дифференцирующихся и интегрирующихся течений, подходов, научных направлений, школ, концепций, концептуальных схем, теоретических моделей. И важнейшая за­дача здесь — не взывать к абстрактной логике науки, а реально строить глубоко эшелонированную систему, включающую, как минимум, четыре звена:

• теоретический поиск, "разведку";

• целенаправленные фундаментальные исследования;

• прикладные исследования и

• (на высшем уровне полезности) пригодные для непосред­ственного практического внедрения разработки.

Психологии труда пока не удавалось быть чисто прикладной наукой, поскольку нет очевидного источника за ее пределами, который безотказно поставлял бы пригодную для практического приложения в сфере труда психологическую информацию.

Имея в виду сказанное выше, можно следующим образом определить ядро психологии труда как науки: это отрасль психо­логии, изучающая условия, пути и методы научно обоснованного решения практических задач в области функционирования и форми­рования человека как субъекта труда.

Иллюзия только лишь прикладного характера психологии труда возникает в связи с тем, что труд по своей природе — ус­ловие и звено общественной практики. Но из этого не следует, что указанное обстоятельство почему-либо исключает или тем более делает излишним фундаментальный подход к психологиче­скому изучению труда и трудящегося. Скорее наоборот — именно здесь (а не в сфере научного обслуживания "бездельников") как раз и более всего логичен и необходим этот фундаментальный подход.

Как отмечалось, психология труда, подобно другим наукам, не состоит только из одних совершенных теоретических объек­тов (истинных утверждений). В этом случае она стала бы омерт­вевшим идеальным продуктом. Жизнь психологии труда как науки и ее развитие состоят, в частности, в том, что в ее состав вводятся или из ее состава исторгаются те или иные идеальные объекты, ведется поиск эмпирических и логических оснований их, производятся ресистематизация, переупорядочение изучае­мых объектов.

Реально складывающимися формами упорядочения идеаль­ных объектов являются концептуальные схемы, модели, концеп­ции — логико-языковые построения, отображающие более или менее ограниченные системы взглядов определенных специали­стов. Наиболее общие признаки таких построений, позволяю­щие их как-то выделить: 1) некоторая более или менее связная мысленная картина изучаемого объекта, фрагмента действитель­ности, 2) совокупность принципов, методов и методик его изу­чения, 3) совокупность принципов и способов представления указанного объекта обществу, т. е. общепонятного для специа­листов выражения результатов изучения объекта.

Поясним только что сказанное краткими примерами.

Так, одни исследователи могут полагать, что существует сама по себе ("ничья") деятельность с ее структурой и свойствами. Полагается далее, что можно изучать деятельность, не принимая во внимание индивидуальные качества того, кто действует. В результате создается ряд полезных, новых знаний о наиболее общих свойствах деятельности. Другие исследователи полагают, что существуют неповторимые в своей индивидуальности люди как субъекты труда, поэтому надо выяснить, как и что в деятельно­сти человека зависит от стойких индивидуальных (например, генотипически обусловленных) особенностей. В результате тоже соз­дается ряд полезных, новых знаний о психологических, психо­физиологических условиях индивидуального подхода к человеку при организации труда и производственного обучения. Третьи могут полагать, что условия успешности деятельности лежат в сфере мотивации. Если создана положительная активная моти­вация, трудящийся с большой степенью вероятности, без внеш­ней помощи найдет, изобретет путь успешного приспособления к объективным требованиям деятельности. Четвертые могут счи­тать, что "ключи от успеха" лежат в области профотбора, прово­димого специалистами, для которых собственная позиция субъ­екта труда мало существенна, и пр.

Вступающему на путь изучения психологии труда важно знать, что приверженность к той или иной концепции порожда­ет явление так называемой "концептуальной слепоты" исследо­вателя — он как бы не видит или отбрасывает как нечто несу­щественное и случайное то, что не укладывается в теоретиче­скую схему данной концепции, не охватывается принятыми в ней понятиями (хотя те же самые объекты могут быть предме­том рассмотрения представителей другой концепции). Напри­мер, один исследователь считает колебания внимания некоторой помехой для успеха деятельности и ищет пути избавления от них или просто досадует по поводу их существования. А другой исследователь рассматривает их в качестве существенного диаг­ностического показателя и разрабатывает специальные методы изучения именно "флюктуаций " внимания.

Вступающему на путь изучения психологии труда как науки полезно знать и то, что, поскольку наука — это мир слов, пред­ставлений и понятий, часто создаются условия для смешения в сознании специалистов слов, абстракций, с одной стороны, и психических реальностей — с другой. Например, изучая дея­тельность людей, занятых с высокоточной (прецизионной) тех­никой, исследователь создает некоторую абстракцию "рабочий-прецизионщик" и далее полагает, что изучает не что-нибудь, а прецизионщиков.Но ведь реально существуют не прецизионщики (нельзя встретить "прецизионщика вообще", а встретишь либо поверителя прецизионных стрелочных приборов, либо на­ладчика их, либо сборщика и т.д.). Смешение, отождествление реальностей и обозначающих их слов ведут к неправомерному расширению выводов исследований, к неправильным прогнозам успешности деятельности, к ошибочным действиям по отноше­нию к конкретным людям, деятельность которых хотят рацио­нализировать с некоторой излишне общей позиции и пр.

Наконец, вступающему на путь изучения психологии труда как отрасли науки важно помнить, что авторы и сторонники концепций (своих научных детищ) могут относиться к ним настолько ревностно, пристрастно, что при несоответствии кон­цепции фактам или при неспособности этой концепции быть полезным руководством для практики могут встать на путь иг­норирования или обесценивания самой практики как сферы мышления "второсортного", как чего-то "обыденного" и пр. Возможно также крайне нежелательное с точки зрения развития науки и даже морали исследователей искажение картины изу­чаемой реальности в порядке "подгонки" ее под обожаемую концепцию.

В связи со всем сказанным полезно помнить, что теоретиче­ское знание — дело "рукотворное". Это важно учитывать, чтобы:

• правильно использовать возможности теоретического зна­ния и не ожидать от той или иной теории того, что она не может дать, и наоборот,

• извлекать возможную пользу из разных доктрин, не счи­тая это зазорной "эклектикой",

• развивать научное знание на основе проверки его практи­кой (а не просто на основе "производства слов из слов",

• если необходимо, ломать, перестраивать или отбрасывать доктрины, концепции, не согласующиеся с основным критерием их истинности — практикой, и строить другие, более совершенные научные взгляды как средства лучшей ориентировки в изучаемой реальности.

Составить себе правильное представление о психологии тру­да как отрасли науки — это значит, в частности, разобраться в ее связях и взаимодействиях с другими психологическими нау­ками. При этом мы будем считаться прежде всего с той номенк­латурой отраслей психологии, которая отражена в наиболее бес­пристрастном источнике — в традиционно издаваемых библио­графических указателях по психологии (в них рубрики диктуют­ся самим описываемым материалом: как бы мне ни хотелось, скажем, различать только "психологию труда", а все остальное относить к "психологии бездельников", "упрямые факты" ре­ального массива публикаций заставляют признать некоторую более дифференцированную картину обстоятельств).

• Общая психология (понимаемая в высоком смысле этого слова, т.е. как область психологического знания о чем-то общезначимом или весьма широко значимом, а не просто как область, где можно не заботиться о практической по­лезности результатов) может рассматриваться как научная, теоретическая основа для понимания конкретных феноменов, характеризующих субъекта труда и его активность на разных уровнях (начиная от сенсорики и аффективного тона ощущений и кончая отношениями личности и пси­хологическими аспектами мировоззрения). При этом не столь существенно, есть ли на "вывеске" учреждения, ка­федры, лаборатории, где работает, автор научной продук­ции, прямое указание на отрасль психологии — "общая", "генеральная" и пр.

Кстати, публикация может иметь общепсихологическое зна­чение, хотя она написана человеком, работающим не в научном, а в практическом учреждении, скажем, занимающим должност­ное положение в системе государственного управления (сравн. [17], [356], [357]). И наоборот, материал, вышедший из-под пе­ра, скажем, людей, сильно специализированных в области пси­хологии труда и инженерной психологии, может быть вкладом в общую психологию (см., например, [309], [315], [316]). Это по­ложение относится и к другим отраслям нашей науки.

Вместе с тем общая психология — это отрасль, которая в свою очередь может и должна видоизменяться и совершенство­ваться, в частности, преодолевать свою фактически складываю­щуюся иногда нарциальность, ассимилируя достижения психоло­гии труда как важнейшей, ведущей деятельности человека.

Взаимодействие общей психологии и психологии труда мо­жет выступать как один из механизмов приближения психологи­ческих наук в целом к жизни при сохранении достаточной тео­ретической строгости (а она генерируется и культивируется прежде всего в общей психологии как наиболее удаленной от сложных естественных психических реальностей) в решении на­учно-практических задач.

• Психофизиология находится по отношению к психологии труда в принципиально аналогичном положении, как и общая психология, с той лишь разницей, что речь здесь идет о другом виде регуляторов и механизмов активности субъекта труда — не о личностных, например, а об инди­видных качествах и т.д.

• Детская, возрастная и педагогическая психологии прояс­няют важные для психологии труда вопросы о развитии человека как субъекта деятельности, в частности и трудо­вой. Человек сознательно обращается к миру труда, по крайней мере с дошкольного возраста, и основной вектор его развития в детстве — вхождение в мир взрослых и, следовательно, в мир труда. В свою очередь психология труда разрабатывает для решения задач трудового обуче­ния и воспитания детей необходимое системное представ­ление о мире трудовой деятельности, о мире профессий, о некоторых "эталонах" личных качеств, необходимых тру­дящемуся человеку. Этим самым психология труда при­нимает участие в разработке обоснованного представления о том, какая производительная сила (в ее психологиче­ском аспекте) нужна современному обществу. А это пред­ставление — основа для разработки вопросов обучения и воспитания подрастающих поколений. Можно назвать ряд проблем, где по существу "открыты границы" между об­суждаемыми отраслями психологии: трудовое воспитание, профессиональное просвещение, профессиональное само­определение и профконсультация, профориентация уча­щихся и др. Значительным событием последнего времени в контексте психологии труда оказалось выполненное В.И.Тютюнником систематическое исследование по фор­мированию человека как субъекта труда в дошкольном возрасте [329].

• Психология детей, аномальных на уровне анализаторов, моторики, находится по отношению к психологии труда в положении, принципиально сходном с тем, которое зани­мают детская и педагогическая психология. Адаптировать аномального ребенка, подрастающего человека к обществу — это значит, в частности и прежде всего адаптировать его к труду. При решении задач такой адаптации подчас рушатся предрассудки относительно недоступности неко­торых видов труда для людей с недостатками, например, слуха, зрения; уточняются представления о психологиче­ских требованиях профессий к человеку, о профессио­нальной пригодности. Это в свою очередь предполагает построение исследований на основе и с учетом теоретиче­ских и методических достижений психологии труда, от­крытых в этой отрасли науки фактов и зависимостей.

• Патопсихология и медицинская (иногда бытует термин кли­ническая) психология имеют с психологией труда специфи­ческие пограничные проблемы, связанные с психологиче­ской экспертизой трудоспособности людей с нарушенным здоровьем (душевным и телесным). Здесь также важны проблемы социально-трудовой реабилитации инвалидов — сохранение и использование их остаточной трудоспо­собности, подбор, проектирование для них подходящих условий, занятий, позволяющих им обрести в конечном счете место в трудовом сообществе, а вместе с этим и соз­нание своей дееспособности и полезности, что для всякого человека важно во многих отношениях. Например, чело­век, у которого в результате несчастного случая сохрани­лись на руках только два пальца (большие пальцы рук), может в швейном цехе выворачивать "налицо" сшиваемые здесь рукавицы. Делает он это успешно, честно зарабаты­вает себе на жизнь, сознает себя приспособленным к жизни (данные Ю.В.Котеловой). Но подобное происхо­дит не автоматически, а, в частности, как результат кропот­ливой работы соответствующего специалиста-психолога, подготовленного в научно-практическом отношении [35].

• Такие отрасли науки и практики, как акмеология, инже­нерная психология, космическая психология, психология ис­кусства, психология творчества (выделяемая иногда), юри­дическая психология, психология спорта, психология управле­ния, социальная психология, организационная психология, в большей или меньшей мере пересекаются с психологией труда, взаимно оказываются разновидностями друг друга в той мере, в какой они имеют в качестве своего объекта не абстрактные процессы деятельности, динамики информа­ции, социальной коммуникации и управления социаль­ными процессами, а реальные трудовые, профессиональ­ные сообщества, коллективы, реальных трудящихся, жи­вых людей, занятых теми или иными видами так назы­ваемой ведущей деятельности взрослого человека, т. е. за­нятых трудом.

Некоторого пояснения требует сделанное выше упоминание акмеологии. Это относительно новая и не всеми легко призна­ваемая область научного знания и научно обоснованной практи­ки, исторически (по своему происхождению) связанная с име­нами В.М. Бехтерева, Н.А. Рыбникова, Б.Г. Ананьева. Акме (от древн. греч. "вершина, "цветущая сила") — период в развитии взрослого человека, связанный с высоким уровнем развития способностей, профессионализма. Акмеология — комплексная отрасль науки, предметом которой являются условия достиже­ния взрослым человеком высокого уровня продуктивности пре­жде всего в профессиональной деятельности, а также методы и средства обеспечения этого уровня [9], [33], [34], [80]. Об орга­низационной психологии можно составить представление по работам [19 - 21], [123], [196].

Указанными выше связями определяется место психологии груда в системе психологических наук (о связях психологии тру­да с непсихологическими науками сказано в §1.1).

Следует признать, что рассмотренный выше вопрос имеет не только логический, но (в связи с частой "склейкой" в нашем сознании логического и властного подчинения) также и "статусный" аспект ("кто главнее?", "кто на свете всех милее, всех румяней и белее?", "кто чей?" и пр.). Полагаем, что для человека, занятого полезным для науки делом, этот аспект не должен представляться сколько-нибудь существенным.

Вопросы и темы для размышления и разработки

1. Применять психологическую теорию к практике или кор­ректировать теорию с учетом своеобразия практики?

2. Правильно ли поставлен вопрос в предыдущем пункте?

3. Научное знание — это средство или цель работы психолога?

Тема 1. Примеры, пути, приемы переформулирования жизнен­ных психологических задач на язык научной психологии труда.

Тема 2. "Точки роста" психологии труда в современных ус­ловиях ("сгустки" психологических вопросов, задаваемых прак­тикой).

Тема 3. Пути преодоления перегрузки психолога труда науч­ной информацией (публикаций так много, что до <