Христиансая психотерапия в современном англоязычном мире
Описание зарубежных концепций психологической помощи было бы неполным без хотя бы краткого анализа христианской традиции психологической помощи, которая, по крайней мере в англоязычном мире, имеет глубокие корни, основательную научную, технологическую базу и практическую основу.
К. Юнг в одной из своих книг высказал мысль, что все религии есть не что иное, как системы исцеления психического нездоровья. В 1970-е годы эта библейская аллюзия была отрефлексирована в США как генетическая культурная матрица психотерапии, в которой выделяются три основополагающих истока: иудео-христианский, греко-романский и англо-саксонский (см. Ruesch, р. 12).
Иудео-христианская традиция, которая, по мнению американского психолога и психотерапевта Дж. Рейша, характеризуется акцентом на принципах жестких моральных требований, восходящих к Торе, внесла в западную цивилизацию десять заповедей Моисея, направленных против животного начала в человеке, заповеди Нагорной проповеди, провозглашающей необходимость нравственного совершенствования и отказ от любого посягательства (агрессии) на ближнего, и к ХХ веку сумела бесстрашно и пристально взглянуть в глубины неосознаваемого благодаря прозрениям Фрейда.
Греко-романская традиция, развивавшаяся в северо-восточном Средиземноморье, в отличие от ближневосточных семитских традиций запретов (в частности, изображения божества), находила особое эстетическое наслаждение в воссоздании иконических и скульптурных изображений богов, богоподобных героев. Не столько проблемы морали, сколько проблемы рассудка и права, воплощенного в высших своих проявлениях в кодексах римского права, в идее установления самими людьми определенного общественного порядка, основанного не на божественном промысле, а на человеческом рассуждении, вплоть до провозглашения высших лозунгов французской революции и идей «нового порядка» в Европе и мире в ХХ веке — таково влияние этой традиции с ее принципиальным приматом чувственного и осязаемого над сверхчувственным и инобытийным.
Наконец, северная англо-саксонская традиция, не являющаяся ни моралистской, ни законнической. Достаточно вспомнить такие факты, как отсутствие конституции в Великобритании, традиции английского суда широко использовать принцип прецедента, пафос Реформации и протестантизма, чтобы выделить общую англо-саксонскую тенденцию, по словам Дж. Рейша, к историческому рассмотрению прошлых решений, принимавшихся одними людьми в отношении других, исходить не из абстрактных принципов или постулатов, а исключительно из смысла целесообразности, из многократно, но безосновательно поругаемого здравого смысла. Англо-саксонский подход к делу состоит в том, чтобы собираться в группы, обсуждать насущные проблемы (Британский парламент), находить компромиссы и, уж если это не удается, бороться (см. Ruesch, с. 14—16).
Каждая из этих духовных традиций со своим видением, своей трактовкой человека и мира налагает явственный отпечаток на весь ареал англоязычной культуры. В иудео-христианской традиции предполагается, что человек превозмогает мир, торжествует над природой благодаря моральным достоинствам. Греко-романская традиция исходит из понимания человека как частицы мира, подверженной его законам, из чего следует, что достоинство и высшая доблесть состоят в следовании неизбежному. В англо-саксонской традиции высшее достоинство и доблесть человека в отношении к миру состоят в том, что он торжествует над ним благодаря личному мужеству, находчивости, умелости.
И если сообразным образу порождения первой из указанных традиций является психоанализ с его требованиями приверженности исходным принципам, отлучениями «неверных» и, соответственно, целью постичь, осознать внутрипсихические конфликты, что, в общем, может сопровождаться, а может и не сопровождаться исцелением[50], если понятия «толкования», «освобождения», «перенесения», «переработки», присущие психоанализу в его сосредоточении на душевной жизни, несут на себе заметные черты иудаизма и католицизма, то греко-романское влияние привело к возникновению совершенно иной психотерапевтической культуры. Крепелин, Блейлер, Шарко, Жане, не говоря уже о Кречмере и Юнге, подходят к человеку вовсе не как к арене, центральное место на которой отдано поединку сознания с бессознательным, а как к целостному природному существу, обладающему неотъемлемыми свойствами и качествами, которые следует признать как данности, подчиняющиеся определенным законам. Именно это направление стало сердцевиной, вобравшей в себя ответвления экзистенциально-феноменологической мысли, сосредоточив их в гуманистической парадигме. В то время как англо-саксонская традиция привела к возникновению собственно групповой психотерапии, развитию теории межличностного общения и когнитивно-поведенческим (причинно-следственным и контекстным) моделям психотерапии.
Собственно говоря, в современной англоязычной культуре довольно отчетливо представлены все эти направления, не считая экзотической смеси идей О. Ранка и языческих (от буддистско-индуистских до шаманистских) воззрений трансперсональной психологии. Все они неоднократно систематизировались, анализировались и интерпретировались как в зарубежной, так и в отечественной науке, отражая попытки психологов выстроить для себя умопостигаемую картину многообразного психотерапевтического мира.
При этом исследования показывают, что клиенты — не только верующие, но и неверующие — весьма сензитивны в отношении религиозных ценностей психотерапевта (см. Gass, p. 234—235). Стабильная, со своей исследовательской и теологической периодикой, колледжами и университетами, готовящими христианских пасторов и психотерапевтов, со своими скрупулезно разработанными методиками освоения Нового Завета и техниками психотерапии, с неизменным оптимизмом и практичностью, лишенной всяких намеков на мистицизм, всегда готовой заинтересованно отнестись к любому из соседствующих психотерапевтических направлений и вобрать в себя последние достижения науки, — англо-саксонская протестантская психотерапевтическая практика существует и развивается. Она твердо отстаивает позицию, что Бог сотворил человека по своему образу и подобию, что призвание христианского психотерапевта не только в оказании ситуативной психологической помощи, но и в том, «чтобы посвятить себя службе человечеству, в которой мы можем проявить нашу любовь к Богу» (Outler, p. 262).
Поэтому интерес к христианской психотерапии Запада как (в основном) к протестантской, не связанной с церковными таинствами практике — вопрос скорее всего дидактической, точнее даже поучительной значимости.
Справедливости ради следует отметить: рождение научной психологии и научной психотерапии, связующееся с появлением в последние десятилетия прошлого века психоанализа, сопровождалось драматическими коллизиями, драматической борьбой молодой науки с ее старшими сестрами — религией и философией. В мягкой и уважительной форме, как, например, в книге У. Джеймса «Многообразие религиозного опыта» (впервые издана в 1902 г.), или в предельно заостренной и отстраненной, как в эссе «Будущее одной иллюзии» З. Фрейда, наука психология торила свой собственный путь понимания человеческой психики, ее символической, культурно-исторической и полидетерминированной природы. К середине ХХ века в англоязычной психологии не осталось буквально ни одного известного ученого, который так или иначе не попытался бы осмыслить связи религии с психологией и саму религию с позиций научной психологии. Произошла своеобразная инверсия. Теперь уже не душевная жизнь трактовалась и описывалась с религиозных позиций, а, наоборот, природа религиозных воззрений и переживаний трактовалась и описывалась с тех или иных научных психологических позиций, так что потребовались специальные усилия, чтобы возвратить душу, этого младенца, выплеснутого в полемике кризиса и борьбы, в лоно самой психологии.
Не удивительно, что примерно к концу пятидесятых — началу шестидесятых годов в результате яростной борьбы, в которой религия, по признанию американских священников и психиатров, «сдавала позицию за позицией» (см. Linn, p. 3), произошло разделение сфер влияния между религией и психологией.
Психология присвоила себе право культурного толкования и опосредования жизни человека в реальном пространстве-времени его бытия. Религия, соответственно, оставила за собой область инобытийного, мифического и вневременного бытия человека в его принципиально иной, не «тварной», но сущностно-духовной перспективе. Психология и психиатрия сосредоточились в своих прикладных усилиях на экзистенциональной и биологической помощи человеку в процессе проживания его жизни наиболее беспрепятственным и полноценным образом. Религия же оставила за собой ведание духовной жизнью человека, воспроизводя принципиально иной, внеситуативный, внемирный и вневременной контекст человеческого бытия как эманации бытия Бога. Но как только на короткий период эти обозначенные крайности артикулировались и определились, произошло то, что К. Юнг называл фундаментальным законом жизни, а Н. Бор принципом дополнительности: крайности объединились. Психология все больше и больше обращалась к проблемам духовности, религия же, наряду с институтом пасторов, создала институт христианских психологов-консультантов. Христианский психолог-консультант, следовательно, есть такое же порождение ХХ века, как и научный психолог-психотерапевт.
Если научная психотерапия пролагала свои пути к человеку по стопам медицины, то западная христианская в ее многообразных разновидностях протестантских течений (лютеранства, пуританства, англиканства, кальвинизма, пятидесятничества и т.п.) следовала вековым традициям религиозного сопровождения человека и вспомоществования ему не только в случае болезни, смерти или невзгод, не только в наиболее радостных и значительных жизненных событиях, но и в повседневности социальной и личной жизни[51].
Анализ многочисленной, практически необозримой англоязычной христианской литературы показывает, что нет буквально ни одной области человеческой жизни, в которой бы человек остался без понимания, поучения, пасторского наставления и, при необходимости, христианской психотерапевтической помощи.
Каковы же основные принципы и подходы в христианском консультировании и психотерапии, отличные от светской научной психологической помощи?
Обобщенное наименование «христианская психология» или «христианская психотерапия» охватывает, в сущности, две категории специалистов. Профессиональных психологов и психотерапевтов, которые идентифицируют себя с христианскими ценностями, исповедуя христианство в той или иной его разновидности, но выступают при исполнении своих обязанностей как специалисты не в религиозных, а именно в психологических областях, работая в которых, они, в зависимости от обстоятельств, могут прибегать к помощи Евангелия, но предмет или содержание их деятельности может этого и не требовать. И — христианских наставников, консультантов (counselors) в точном смысле этого слова, т.е. тех выпускников факультетов религии и философии, которые, получив совмещенное, теологическое и философское образование, предназначаются собственно для наставничества и консультирования в общинах, учебных и культурных центрах по всему кругу вопросов, относящихся к религиозным, этическим, ценностным и житейским коллизиям человеческого бытия, не являясь служителями Церкви.
Тем интереснее сопоставить принципы и подходы в психологическом и религиозном вспомоществовании, как они освещены и отрефлексированы в чрезвычайно разветвленной, основательно и глубоко проработанной с учетом последних достижений современной психотерапии англоязычной и американской литературе.
Эти принципы и подходы строятся на двух основаниях, включающих в себя: а) отмеченные англо-саксонской склонностью к разумному компромиссу моменты объединения психотерапии с религиозным служением; б) моменты, относящиеся к деятельности психолога и психотерапевта как специалистов собственно христианской ориентации в отличие, скажем, от гуманистической, поведенческой, психодинамической или какой-либо иной (см. Baars, Geers, Gass, Lahaye, Linn, Nauss, Outler).
Первую совокупность принципов можно обобщить следующим образом.
1. Научная психотерапия не противоречит христианству. Это — сокровищница знаний и опыта, без которых невозможно полноценно осуществлять христианское наставничество, пасторство и священничество.
2. Безусловное участливое принятие обратившегося за помощью и безусловное соблюдение принципа уважения личности.
3. Прояснение мотивов обращения за помощью во избежание непроизвольного переноса человеческих отношений с породивших их объектов на других лиц и, тем более, Бога.
4. Безусловная забота о благе целостного человеческого существа.
Принципы и подходы к общению в пасторском служении включают:
1. Признание главенствующим духовного руководства и наставничества от имени Бога и Нового Завета.
2. Требование четкого различения пасторского наставничества и психотерапии, избегание смешения функциональных ролей религиозного наставника и психотерапевта.
3. Требование в пасторском служении при необходимости сочетать функции служителя Церкви и наставника.
4. Требование быть особо внимательным («стоять на страже») в отношении вопросов, предполагающих совет в делах религиозного выбора, ибо за ними может скрываться глубокая личностная проблематика.
5. Необходимость тесного сотрудничества с психологом, социологом, социальным работником и психиатром. Умение вовремя направить прихожанина к нужному специалисту.
6. Принцип положительного и безличного, в Боге, отношения к прихожанину.
7. Принцип сохранения не прерывающихся во времени отношений, в отличие от психотерапевтического вмешательства, ограничивающегося ситуациями затруднений или курсом лечения.
Что касается специфики деятельности христианского психолога-психотерапевта, можно отметить следующие отличительные черты и принципы.
1. Принцип сопереживания и духовного принятия клиента.
2. Исключение морализаторства как внешней, налагаемой на личность, силы, которая препятствует высвобождению внутренней, основанной на доброй воле, свободной ответственности.
3. Прибегание к молитве и Новому Завету как к способу и источнику религиозной и психологической помощи в тех случаях и с теми клиентами, где этого требуют или позволяют обстоятельства.
4. Вера в разум и возможность познания и самопознания как условия исцеления, духовного и личностного здоровья.
5. Умение слушать и вбирать информацию, реагируя на клиента не от себя и собственного личного опыта, а в русле его переживаний и проблем.
6. Стремление не к снятию напряжения и не к обострению страдания, а к облегчению процессов личностной трансформации, ведущих к обретению веры и достоинства.
Как отмечет К. Льюис (см. Льюис, 1990), различие между психоаналитической и христианской помощью состоит в следующем: когда психоаналитик избавляет пациента от страха, психологическая проблематика завершается и начинается нравственная: выбор линии поведения — свободный выбор, в котором человек уже без страха, осознанно, ставит ту или иную ценность, например, собственную выгоду на первое или на последнее место. И здесь отчетливо видно различие между христианской и нехристианской психотерапией, в частности, экзистенциальной, к которой, на первый взгляд, она приближается. Христианская протестантская психотерапия ведет к знанию и осознанию нравственных проблем, но пребывает при этом в неизменном семантическом пространстве непреходящего этического возвышенного идеала — деяний, личности и жизни Иисуса Христа. Впрочем, одно из требований к психологу-профессионалу в том и состоит, чтобы суметь сохранить свою идентичность не в ущерб ни собственной личности, ни личности клиента, что особенно важно при работе с верующими.
Вопросы для самоконтроля
1. Каковы, на ваш взгляд, исторические и философские предпосылки возникновения гуманистической психологии и психотерапии?
2. Назовите основные направления гуманистической парадигмы («третьей силы») в консультативной психологии и психотерапии.
3. Каковы, на ваш взгляд, главные идеи, лежащие в основе экзистенциальной психотерапии?
4. Охарактеризуйте основные понятия экзистенциальной парадигмы в консультативной психологии и психотерапии.
5. Расскажите об основных принципах работы с клиентом в русле концепции К. Роджерса?
6. Есть ли ограничения в указанной концепции?
7. Назовите имя основателя гештальт-терапии.
8. В каком отношении находятся гештальт-психология и гештальт-терапия?
9. Опишите основные техники в гештальт-терапии.
Список использованной литературы
Братусь Б. С. Опыт обоснования гуманистической психологии // Вопр. психологии. — 1990, №6. — С. 9—16.
Ярошевский М. Г. История психологии. — М.: Мысль, 1985. — 576 с.
Кьеркегор С. Страх и трепет. — М.: Республика, 1993 — 383 с.
Ясперс К. Смысл и назначение истории. — М.: Изд. полит. л-ры, 1991. — 527 с.
Франкл В. Человек в поисках смысла. — М.: Прогресс, 1990. — 368 с.
Ярошевский Т. Личность и общество. — М.: Прогресс, 1973. — 543 с.
Лосев А. Ф. Из ранних произведений. — М.: Правда, 1990. — 655 с.
Бубер М. Веление духа. — Иерусалим, Изд-во Р. Портной, 1981. — 360 с.
Бэкон Ф. Новый органон, или истинное указание для истолкования природы. — Соч. в 2-х т., т. 2, М.: Мысль, 1978. — 575 с.
Gendlin E. Experiential psychotherapy / Current psychotherapies… — p. 317—152.
MaslowA. Toward a psychology of being. — N. Y.: Van Nostrand, 1968. — 239 p.
Хайдеггер М. Время и бытие // Время и бытие. Статьи. — М.: Республика, 1993. — С. 391—406.
Husserl E. Idee czystei fenomenologii i fenomenologicznej filosofii. — Warszava: PWM, 1976. — 603 s.
Мамардашвили М. К. Классический и неклассический идеалы рациональности. — Тбилиси: Мецниереба, 1981. — 81 с.
Rogers C. Client-centered therapy. — Boston: Houghton Mifflin, 1965. — 560 p.
MeadorB., Rogers C. Client-centered therapy // Current psychotherapies… p. 119—165.
Life techniques in gestalt therapy / Ed. J. Fagan, J. Shephard. — N. Y.: Harper & Row, 1973. — 207 p.
Kepler W. Gestalt therapy // Current psychotherapies… p. 251—287.
Перлз Ф. Внутри и снаружи мусорного ведра // Моск. психотерапевтич. журнал. 1992, №1, с. 123—136.
Зейгарник Б. В. Теория личности Курта Левина. — М.: МГУ, 1981. — 118 с.
Bujental, J. The art of the psychotherapist. «A Norton of the psychotherapy», New York—London, 1987. — 321 p.
Гроф С. За пределами мозга. — М.: Соцветие, 1992. — 336 с.
Grof C., Grof S. The stormy search for the self. — Los Angeles: J. Tarcher, 1990. — 274 p.
Assagioli R. Psychosynthesis. — London: Turnstone Press, 1975. — 323 p.
Jung C. Modern man in search of a soul. — N. Y., 1933. 283 p.
Ruesch J. Therapeutic Communication. — N. Y.: The Norton Library, 1973. — 480 p.
Gass C. S. Ortodox Christian Values Related to Psychotherapy and Mental Health // Journal of Psychology and Theology, 1984, v. 12, № 3, pp. 230—237.
Outler A. Psychotherapy and the Christian Message. — N. Y.: Harper & Brother, 1984. — 286 p.
Linn L., Scwarz L. Psychiatry and Religious Experience. — N. Y.: Random House, 1958. — 307 p.
Baars C., Terruwe A. Healing the Unaffirmed. — N. Y.: Alba House, 1976. — 214 p.
Geers M. A. Psychology and Christianity: the view both ways. — Illinois: Intenrvarsity Press, 1976. — 182 p.
Lahaye Y. How to Win Over Depression. — N.Y.: Bantam Books, 1974. — 242 p.
Nauss A., The ministerian personality. Myth or reality // Journal of religion and nealth, 1963, №2, pp. 75—92.
Льюис К. Просто христианство. —Чикаго: SYP, 1990. — С. 220 с.
Литература для самостоятельной работы по проблематике Раздела II
Гроф С. Области человеческого бессознательного. — М.: МТМ, 1994. — 240 с.
Гроф С. За пределами мозга. — М.: Соцветие, 1992. — 336 с.
Кьеркегор С. Страх и трепет. — М.: Республика, 1993. — 383 с.
Налимов В. В. Спонтанность сознания. — М.: Прометей, 1989. — 288 с.
Налимов В. В. В поисках иных смыслов. М.: Прогресс, 1993. — 180 с.
Франкл В. Человек в поисках смысла. — М.: Прогресс, 1990. — 368 с.
Фромм Э. Иметь или быть? — М.: Прогресс, 1990. — 336 с.
Фромм Э. Душа человека. — М.: Республика, 1992. — 430 с.
Юнг К. Тэвистокские лекции. Аналитическая психология: ее теория и практика. Киев: СИНТО, 1995. — 228 с.
Читайте далее: Раздел III. Отечественные традиции в теории и практике оказания психологической помощи и специфика подготовки психолога-практика
[1]В силу особой сложности данная проблематика является преимущественно сферой деятельности религиозных (в частности, христианских) психотерапевтов и священнослужителей (см.: раздел 2, глава 4. 5).
[2]Весьма отрезвляющей для автора этих строк стала обусловленная открытием работ Н. Кеп- пе и его последователей рефлексия по поводу психологических проблем, порождаемых постсоветским обществом, и осознание в связи с этим как объективных причин названия собственной книги «Социальная психотерапия личности», — так и подлинного местоположения нашего общества в пространстве современной цивилизации.
[3]Вспомним кураторство в советских вузах.
[4]Учебные планы американских высших учебных заведений свидетельствуют, что объем этой подготовки варьирует от минимума (1200 часов) до 2 тыс. часов. Во Франции, например, подготовка психоаналитика занимает 9 лет.
[5]Таких ассоциаций в США, к примеру, — около полутора десятков, крупнейшая из них — Американская ассоциация консультирования и развития — насчитывает более 55 тыс. членов. Ассоциации имеют свою периодику и институт супервизорства.
[6]Подчеркиваем, что конкретное овладение техниками, как и личностная подготовка к оказанию психологической помощи, требует учебной практики, но наша цель — дать описание и основу для этой практики.
[7]Хорошо известно, что своеобразие данной ситуации достигается еще и тем, что адепты определенной концепции склонны весьма сильно идентифицироваться именно с избранным ими направлением, тем самым демонстрируя психологическую защиту в отношении других.
[8]Любопытно, насколько этот феномен иллюстрирует психологический защитный механизм «формирования реакции».
[9]Формулировка М. Мамардашвили.
[10]От лат. sublimatio — поднимаю ввысь, возношу. Согласно З. Фрейду, это процесс трансформации низших влечений в высшие, социально приемлемые формы.
[11]Существуют весьма специфические зарубежные исследования, в которых доказано, что в условиях пыток и в концентрационных лагерях жертвы, пытаясь справиться со страхом, принимали навязываемые им ценности и нормы своих мучителей.
[12]З.Фрейд сознавался: «Я никогда не был собственно врачом». В многочисленных исследованиях-свидетельствах подчеркивается его исследовательская позиция. Известно, что сам З. Фрейд не соблюдал жестких правил психоаналитической процедуры, вовлекаясь в жизнь своих пациентов, пытался устраивать их дела, в том числе и личные. Поэтому он говорил: «Равняйтесь не на меня, а на теорию».
[13]Напомним, что в своих естественнонаучных истоках К. Юнг (как и З. Фрейд) исходил из принципа, воплощенного в биогенетическом законе, из дарвинистско-ламаркистской традиции, а в концептуальной модели занимал промежуточную (вновь как и З. Фрейд) позицию, объединяющую объяснительные модели Локка и Канта (см. выше «Представление о человеке»). Дуализм вообще свойствен всей психодинамической парадигме.
[14]Обращаем внимание на аналогию с более поздним понятием Э. Гуссерля «жизненный мир».
[15]То, что называется еще «расовым бессознательным».
[16]Отметим попутно, что у К. Юнга термин «комплекс» означает сочетание мыслей, объединенных одним чувством.
[17]Как явствует из характеристики и формулировки самости, именно к этой идее К. Юнга восходят современные концепции самореализации, столь популярные в различных направлениях мировой психологии, в особенности в гуманистическом.
[18]Современные экспериментальные исследования подтверждают данное положение К. Юнга. Доказано: по мере старения мужчина приобретает традиционно женские черты поведения (пассивность, сензитивность, аффилиацию и депрессивность) и утрачивает типично мужские качества, что связывается со снижением уровня тестостерона (см.: «Agressive behavior…»).
[19]Любимое изречение А. Адлера — афоризм М. Лютера: «Смотреть не в рот человеку, а на его кулаки».
[20]Прототип «репрезентативной системы» Р. Бэндлера и Дж. Гриндера.
[21]Нельзя не обратить внимание на то, что в самом способе формулировки угадывается будущее содержание «теории диссонанса» Л. Фестингера.
[22]Данное положение А. Адлера, по-видимому, оказало весьма ощутимое влияние на В. Н. Мясищева.
[23]Пример из собственной практики. Один из молодых руководителей, проходивший социально-психологический тренинг, жаловался, что волнуясь он начинает перекладывать вещи из кармана в карман. И в самом деле, наблюдения на работе и в группе показали, что при любом обострении ситуации А. М. начинает рассовывать по карманам предметы, снова выкладывать их на стол и т.п. В один из острых моментов в группе СПТ мы предложили ему, как только он заволновался и стал перекладывать вещи, продолжать это делать и не обращать внимания больше ни на что. Через 10 минут вся группа, как завороженная, следила за А. М. Через 15 минут А. М. сказал, что ему уже надоело. Но мы настояли на продолжении действия. Еще через 5 минут вся группа покатывалась со смеху, но А. М., вняв нашей настоятельной просьбе, сосредоточенно перекладывал вещи. Через полчаса после начала процедуры потный и злой А. М. выбежал из комнаты. После этого привычка больше практически не проявлялась.
[24]Нельзя не заметить разительного сходства между этим приемом и психотехникой в нейро- лингвистическом программировании.
[25]Формулировка «больное общество» восходит к известной книге Э. Фромма «Здоровое общество», 1955 г.
[26]На русском языке было осуществлено издание: Берн. Э. Игры, в которые играют люди. Люди, которые играют в игры. — М.: Прогресс, 1988, — 540 с.; Лениздат, 1992, — 400 с. и др. В связи с доступностью концепции в этих и последующих изданий мы ограничимся кратким ее очерком.
[27]Данная структура личностных черт закреплена в популярном тесте Г. Айзенка.
[28]Детальную критику концепции «модификации поведения» Б. Скиннера см.: Дж. Наэм. Психология и психиатрия в США. — М.: Прогресс, 1984. — С. 55—82.
[29]Нетрудно заметить, что когнитивизм в целом несет на себе достаточно много «родимых пятен» бихевиоризма, что говорит скорее не о недостатках, а о происхождении направления, равно как и о его ориентации (формальная логика, субъект-объектные отношения). Кибернетика есть лишь усложненная механика.
[30]Не стоит забывать о том, что современная гуманистическая психология, основы которой были заложены в Европе, все же была создана в США после Второй мировой войны — в обществе, в котором были решены материальные проблемы выживания. Иначе говоря, гуманистическая психология родилась как социальная психотерапия сытых, а не голодных, свободных, а не порабощенных. Поэтому не может быть и речи о подражательстве и механическом копировании. (Франкл В. Человек в поисках смысла. — М.: Прогресс, 1990, — с. 41).
[31]Имеется в виду М. Хайдеггер. (Ярошевский М. Г. Личность и общество. — М.: Прогресс, 1973. — С. 154).
[32]См. Советский энциклопедический словарь. — М.: Советская энциклопедия, 1985, с. 677.
[33]Поразительна параллель со следующими мыслями А. Ф. Лосева, высказанными гораздо раньше, еще в 1926 г.: «Жизнь не нуждается в науке и диалектике. Жизнь сама порождается в науке и диалектике. Жизнь сама порождает из себя науку и диалектику. Нет жизни, нет верного восприятия жизни — не будет ничего хорошего и от диалектики, и никакая диалектика не спасет вас, если живые глаза ваши — до диалектики — не увидят подлинной и обязывающей вас действительности. Напрасны упования на диалектику, если жизнь ваша скверная, а опыт жизни у вас уродливый и задушенный.» — Лосев А. Ф. Из ранних произведений. — М., 1990, с. 19—20.
[34]Характерно, что с позиций рефлексии над «объективной» наукой А. Ф. Лосев заметил: «Всякому здравомыслящему ясно, что дерево есть дерево… И что камень есть камень… И все- таки атомистическая метафизика была всегда популярна в Новое время вплоть до последних дней. Это можно объяснить только мифологическим вероучением новой западной науки и философии… Когда «наука» разрушает «миф», то это значит только то, что одна мифология борется с другой мифологией» (Лосев А. Ф. Избранные произведения. М., 1990, с. 407—408).
[35]В противовес идеологическому такой подход назван экологическим.
[36]Странная, на первый взгляд, этимология данного психологического термина становится вполне понятной, как только мы вспомним влияние современной физики на судьбы постклассической науки в целом. К. Роджерс и является представителем этой постклассической науки.
[37]На наш взгляд, здесь абсолютно недвусмысленно выражена идея встраиваемости, инкорпорируемости внешнего мира во внутренний, которой экзистенциальная психотерапия обязана Э. Гуссерлю.
[38]По признанию К. Роджерса, основная причина неудач в психотерапии — неспособность психолога к установлению психотерапевтических отношений и, главное, неспособность просто быть самим собой.
[39]Несмотря на неоднозначное отношение в самих США к гештальт-терапии, связанное, в частности, с явной коммерческой направленностью отдельных психотерапевтов и психотерапевтических центров.
[40]Наэм, Дж. Психология и психиатрия в США. — М., 1981. — С. 104—130.
[41]Отметим попутно, что в отличие от театрализованной психодрамы 1920-х годов Дж. Морено, где требуется «сцена», «публика», «протагонист», «суфлеры» и другие театральные аналогии, психодрама в гештальт-терапии просто спонтанна и происходит в условиях группы по принципу «здесь и сейчас».
[42]Следует отметить, что до настоящего времени Ассоциация трансперсональной психологии не включена в число организаций, признаваемых официальной наукой в США.
[43]А. Маслоу специально оговаривал и объяснял термин «трансцендирование» в данном контексте. В качестве примера личностного трансцендирования он приводил фигуры У. Уитмена и У. Джеймса, М. Бубера и детей из экспериментальных исследований Ж. Пиаже. Из этих примеров становится очевидной идея А. Маслоу: трансцендирование — это выход человека за некие рамки, в которых он дан первоначально. Например, У. Уитмен — глубоко американский поэт, но одновременно он неизмеримо более велик, чем чисто американское явление, и принадлежит всему человечеству. М. Бубер — еврейский философ, но вместе с тем — он гораздо больше, чем просто национальный философ. А дети из исследований Ж. Пиаже, по замечанию Г. Олпорта, не могли до определенного возраста осознать, что они одновременно и женевцы и швейцарцы, т.е. не были способны к трансцендированию, как выходу «за» (toslow A., p. 181—182).
[44]В настоящем пособии описывается метод «холотропного дыхания» («Holotropic Breathwork»), как пример наиболее концептуально обоснованной модели трансперсональной психотерапии.
[45]От греч. «hyle» — материя; «holos» — целый и «trepein» — «двигаться в направлении чего- либо»; т.е. ориентированные либо на материальное, либо на целостное.
[46]По описанию С. Грофа, именно такие состояния его жены Кристины подсказали ему идею создания центров антикризисной духовной помощи (Spiritual Emergence Network) (См. детальнее Grof C., Grof S., p. 36—44).
[47]Мандала — «круг» (санскр.), графическое изображение, используемое в индуизме и буддизме для медитации.
[48]Детальнее об этих подходах см.: Рудестам К. Групповая психотерапия. — М.: Прогресс, 1990.
[49]Мистическое самозабвение в экстатических состояниях, самогипноз, различные техники медитации как разновидности самогипноза — все эти особенности трансперсональной психологии напрямую относятся к нехристианским религиозным системам Востока (буддизм, индуизм, дзэн, джайнизм, даосизм, суфизм и др.), где проживание различных необычных состояний почиталось как священное условие мистических трансформаций.
[50]Как известно, Фрейд неоднократно подчеркивал, за исключением периода начала своей деятельности, что он не столько врач, сколько исследователь, в то время как Юнг, напротив, неоднократно напоминал о себе как о враче.
[51] Автор пользуется случаем, чтобы выразить свою глубокую признательность американскому коллеге, профессору Роберту Янгу, христианскому психологу и пастору, сотруднику Интернационального института для совместного обучения, штат Канзас, США, за помощь литературой и возможность приобщиться к повседневной практике христианской психотерапии в лаборатории консультативной психологии Киевского института иностранных языков в 1990—1991 гг.