Во второй половине 1960-х годов продвинутым молодым людям полагалось жить в Калифорнии.

Тем более если вы были рок-музыкантом. Февраль 1966-го. Нил Янг решает двигать в Лос-Анджелес. Именно там, по его сведениям, обретается Стивен Стиллс, сменивший Западное побережье на Восточное. Похоронный “бьюик”, на котором разъезжали “Эсквайры”, закончил к тому времени свое существование. Так же как и сама группа. Янг живет в Торонто и играет в другой рок-команде, “Птицы майны”, куда его привел басист Брюс Палмер (во время концертов музыканты пускали полетать над собой птичку майну из семейства скворцовых). “Майна бёрдз” просуществовали недолго. Продав инструменты, Янг и Палмер покупают новый “гроб с музыкой”, на этот раз старый похоронный “понтиак”, и отправляются искать Стиллса. С ними — еще один приятель и три девицы, влюбленные в Нила.

Энтузиазм половины участников автопробега выветривается по дороге. До Лос-Анджелеса доезжают трое: Янг, Палмер и лишь одна из янговских поклонниц. Далее происходит событие, вошедшее в золотой фонд рок-фольклора. Без денег, визы и крыши над головой канадцы проводят десять дней в Эл-Эй, безуспешно пытаясь отыскать того, ради встречи с которым и была затеяна поездка. Отчаявшись, они покидают город уже вдвоем — в направлении Сан-Франциско. Где-то на Сансет-бульвар, в пробке, в их моторизированные дроги упирается микроавтобус со Стиллсом и Ричи Фьюреем (Фьюрей пел в группе, наведавшейся за год до этого в Форт Уильям, и тоже знал Янга). “Такая машина с канадскими номерами может быть только у одного человека!” — восклицает Стивен.

Занавес. Конец действия. Читатели утирают слезы эвентуальным платочком с автографами обеих звезд.

Основанная четверкой (плюс барабанщик Дэви Мартин) группа получила название “Буффало спрингфилд” — по марке дорожного катка, трамбовавшего асфальт на улице, где располагалась репетиционная база. Короткая история “Буффало спрингфилд” (1966 — 1968) отмечена бурным энтузиазмом критиков, массой предложений со стороны звукозаписывающих фирм и — бесконечными внутренними проблемами. Янг, Стиллс и Фьюрей обладали слишком яркими индивидуальностями для мирного сомузицирования. Выпустив два альбома (третий вышел уже после фактического распада группы), “Буффало спрингфилд” так и осталась “одним из самых прекрасных неисполненных обещаний в американском роке” (М. Ассайас). Разрыв между Стиллсом и Янгом казался окончательным и не подлежащим пересмотру.

О, мятежная ю, о, горячая эм! О, эти умопомрачительные ссоры друзей! “А я!..”, “А он!..”, “А ты!..”. Дадим нашим героям успокоиться и снова на время опустим занавес.

Винография:утро, чай (“Второй рождественский”, купленный в лавке на Гобеленах).

Сколько в мире песенок со словами “When I was young...”¹⁰?

Когда-то я навскидку называл не меньше тридцати; сейчас, конечно, потерял форму и, сколько ни пыжусь, кроме худосочного “Супертрэмпа” и эпического Грега Лэйка, ничего на язык не просится. Но поверьте на слово — их действительно много, десятки, сотни, тысячи. Филолог укажет на продолжение генеральной поэтической лирической линии — не спорю. В конце концов, известно, что, когда мы все были молоды, деревья были большими, чувства — тоньше, девушки — нежнее, июньские дни — длиннее. Что не могло не стать одной из трех главных лирических тем — вместе с ахом по поводу возлюбленной и вздохом по поводу неминуемого конца. Видавший разные виды рок-н-ролл надежно расположился на этих трех китах и невозмутимо вещает о том, что, когда я был молод, мама говорила мне “не балуй”, но потом я вырос и полюбил девчонку, которая такая классная в силу ряда причин (перечень прилагается), но смерть — вокруг нас, и так славно умереть молодым... Распевается вышеперечисленное лицами мужского и женского пола различного возраста — от шестнадцати до семидесяти лет, причем дедушки и бабушки выказывают довольно резвые чувства и скачут при этом, как столь же резвые амуры и нимфы, а мрачные внуки и внучки частенько резонируют по поводу неудавшейся жизни и мимолетности счастья. Впрочем, иногда они объединяются, чтобы облагодетельствовать мир, помочь беженцам в Федеративной Республике Континентальной Африки и в Соединенном Королевстве Хиджаба и Бурки, или купить лекарств всем больным тропической лихорадкой, говорящим на суахили. В сущности, люди славные и безобидные: раньше о них ходили всякие темные слухи — об откусанных крысиных головах, черных мессах в духе Алистера Кроули и кокаиновых дорожках длиной в Транссибирскую магистраль, но в конце концов все оказалось значительно проще и даже веселее: монстры бегают по своей вилле в тренировочных штанцах, прибирают дерьмо за домашними собачками и советуют отпрыскам не курить траву. Еще один, тот, которого съел на обед человек-паук, женат на однокласснице, любит йогурт, обожает своих племянников и даже забирает их из школы. Ей-богу, какой-нибудь третий секретарь обкома ВЛКСМ был последовательнее в своих пороках.

¹⁰“Когда я был молод...” (англ.).

Так, а что же Янг? Нет, он совсем не when-1-was-young. Янгу не надо вспоминать, когда он был young, он не юнга и не Юнг. Беспомощность охватывает его не от пошлой мысли, что, мол, когда-то в Омими было так славно и я сам славный был когда-то. Нет. Просто “сознанию”, говоря дурацким философским слогом, всегда нужно “место”, куда оно может обратиться за тем, что называется “памятью”. “Память” — не сюжетная звуковая-цветовая кинолента, хранящаяся в нашем мозгу и в любой момент готовая по заказу продемонстрировать избранные эпизоды. О нет, слава богу, иначе бы мы превратились в безумных киноманов, помешанных на одном только фильме: эдакое персональное “Место встречи изменить нельзя”, со всеми его вечными присказками “Я сказал — Горбатый!” и “Вор должен сидеть в тюрьме”. Уж этой-то тюрьмы мы лишены. Ведь нет никакой памяти, есть только “память”, которая вспыхивает от напряжения сознания, мысли в полной пустоте, в глубокой тьме. Кремень “мысли” высекает искру из кремня “места”. Омими? Вспышка вырывает из тьмы нечто странное, случайное, неподобающее — больших птиц, синие окна, тень на заднем дворе, мы даже ничего не успеваем толком запомнить, как искра гаснет. Что это было? Холодный пот на лбу, дрожат руки. Что же, черт возьми, это было и что все это значит? Мы начинаем неуверенно подбирать слова, пытаясь сохранить хотя бы их. Ну да, большие птицы. Ну да, синие окна. Ну да, городок. Как он назывался? Омими. Где это? В Северном Онтарио. Беспомощный-беспомощный-беспомощный-беспомощный... И никто нам не поможет и не надо помогать!

Винография:четвертый день полного воздержания — печень шалит.

И что же Янг?

Вноябре 1968 года он выпустил первый сольный альбом, а через полгода, в мае 1969-го, еще один, — на этот раз с “Крейзи хорс”, группой, которую впоследствии он будет неоднократно призывать под свои знамена.

А Стиллс? В 1968 году, после распада “Буффало спрингфилд”, Стивен вместе с Дэвидом Кросби и Грэмом Нэшем создали трио, названное по фамилиям его участников. Согласно одной из версий, первая спевка группы состоялась в доме Джони Митчелл, поселившейся к тому времени в любимом калифонийской рок-тусовкой Каньоне Лорел неподалеку от Лос-Анджелеса. Митчелл была своим человеком: ее первый альбом спродюсировал Кросби, а Нэш вскорости стал ее официальным любовником.

Альбом-эпоним “Кросби, Стиллс и Нэш” увидел свет в мае 69-го и был воспринят как откровение “калифорнийского звука”. Состав получился вполне звездным: Стиллса окружал ореол “Буффало”, Дэвида Кросби к тому времени ушли из “Бёрдз”, но общественное мнение было на его стороне, Нэш оставил в Англии весьма преуспевающих “Холлиз”. Тем не менее, как объяснял впоследствии Стиллс, “я не хотел, чтобы мы были еще одним „Саймоном и Гарфанкелем". ...Я имею в виду то, что гармонии и акустические гитары являлись частью шоу, но не всего шоу. Нам также нужно было звучать как рок-группа”.

Кросби отлично справлялся с ролью ритм-гитариста, Нэш тоже мог взять в руки гитару, но основная инструментальная нагрузка лежала все-таки на Стиллсе. Вопрос о четвертом участнике группы обсуждался с Ахметом Эртеганом, президентом фирмы “Атлантик”, выпустившей альбом трио, а до этого занимавшейся “Буффало спрингфилд”. Именно Эртеган настоял на кандидатуре Нила — в качестве приглашенного музыканта. Поначалу Стиллс воспринял это предложение как издевательство над собой. К тому же ему казалось, что группа нуждается не в еще одном гитаристе, а в клавишнике, которого он безуспешно искал. Авторитет Эртегана победил, не случайно в сопроводительном тексте к “Кросби, Стиллсу и Нэшу” он был объявлен лицом, обеспечивавшим “духовное руководство” группой. Встретиться с Янгом было поручено тому же Стиллсу: “Вокальные партии [на альбоме „Кросби, Стиллс и Нэш"] просто-напросто сразили его [Янга] наповал. Я поехал к нему домой; мы говорили о том, что следует оставаться братьями, быть немного старше, и о том, что мы способны играть в одной группе”.

Чуть позже к Янгу отправились все трое. Повторное предложение о сотрудничестве было сделано после того, как — трогательная деталь! — хозяин сыграл гостям “Helpless”. Янг согласился войти в состав бэнда: компания и вправду подобралась славная, а перспектива раскрутки собственного имени на ее фоне выглядела вовсе сказочной. “Беспомощный” канадец, однако, знал, чего хотел взамен: включения своего имени в название коллектива и возможности одновременно работать над сольными проектами. Условия были приняты. На дворе стояло лето 1969 года.

Винография:“Petit Jo”. La Roche buissiere”. Без указания даты.

Отчет об экспедиции

поступил в местное отделение Академии наук в четверг, 27 апреля 2006 года, в двух видах: в виде пухлой папки зеленого цвета с розовыми эластичными тесемочками, перехватывающими ее углы, и в виде файла в формате pdf, который сначала не хотел открываться, но потом, после некоторых усилий секретаря отделения и двух звонков компьютерному специалисту, был прочитан и сохранен под более удобным названием. Секретарь — немолодая женщина, всю жизнь отдавшая, как она говорила, “служению науке”, но, опять же по ее словам, “оставленная на обочине”, — проделала все эти операции в самом конце рабочего дня и собралась уже отправиться на ужин с подружкой (сотрудницей фармацевтической фирмы, тоже испытывающей сожаления по поводу несостоявшейся научной карьеры), когда, случайно заглянув в зеленую папку, зачиталась и вынуждена была перенести резервацию ресторанного столика на более позднее время. Всего она просмотрела около четверти материалов экспедиции, остальное решила изучить дома и отправила электронный вариант отчета на свой домашний адрес. Быстро сделав это, секретарь закрыла дверь кабинета, сдала ключи на вахту и поспешила в ресторан, где ее ожидала немного рассерженная подруга. Именно быстрота манипуляций была причиной того, что она не успела получить ответ от провайдера — ее почтовый ящик переполнен, и поэтому письмо с файлом в формате pdf не может быть доставлено по указанному адресу. За ужином секретарь рассказала о сенсационном отчете и выразила желание “на старости лет” вернуться к научным изысканиям и проанализировать загадочный феномен, открытый экспедицией. Собеседница выразила некоторое сомнение, заметив, что в местном отделении академии найдутся, по ее образному выражению, “желающие въехать в Зал Славы на чужих плечах”. Секретарь не могла не согласиться с этим мнением, но предположила, что у нее есть преимущество, — она уже частично знает содержание отчета и намерена сегодня же вечером полностью ознакомиться с ним. Завершив ужин чашечкой кофе, подруги распрощались и поспешили домой. Дом секретаря находился в десяти минутах ходьбы от ресторана. Она жила с матерью в небольшой квартире, которую смогла купить после того, как блестяще перевела для одного коммерческого издательства популярнейший роман француза П. Марселя “Чудо мнемоники”. Премия за лучший перевод года позволила ей совершить путешествие в Канаду и обзавестись недвижимостью. Квартира располагалась на втором этаже четырехэтажного современного дома, возведенного рядом с железнодорожным полотном, так что попасть к себе можно было, либо пройдя по пешеходному мостику над рельсами, либо проникнув через щель в заборе в запретную зону и перебежав пути. Секретарь всегда пользовалась вторым путем, утверждая, что, будучи нестарой еще женщиной, всегда успеет заметить приближающийся поезд и избежать смерти. В тот вечер она, видимо, столкнулась с неким препятствием, так как утром следующего дня, пятницы 28 апреля 2006 года, ее изуродованное тело было найдено на железнодорожной насыпи.

В то самое время, когда секретарь, еще живая, доедала ньокки в грибном соусе и запивала их бокалом соаве, сторож местного отделения Академии наук заваривал кипятком китайскую лапшу и готовился к просмотру сериала “X-Files”. Этот пожилой человек, завершивший службу в армии в чине майора, по собственному признанию, “боготворил науку”. Чтение фантастики было его любимым занятием. Фантастические фильмы сторож порицал за неуместную помпезность и мелодраматизм, “X-Files” составляли почти единственное исключение. Каждое утро он живо обсуждал научные аспекты прочитанных книг и просмотренных серий с теми сотрудниками академии, которые разделяли его интересы. Разговоры обычно заканчивались утверждением, что науке предстоит еще многое выяснить. В тот самый момент, когда агенты Скалли и Молдер выясняли природу удивительных мнемонических способностей канадского мальчика из городка Омими, который во всех деталях помнил подробности путешествия, совершенного трехлетним Элвисом Пресли (в сопровождении родителей) в Новый Орлеан, на втором этаже академического здания произошло короткое замыкание. Огонь быстро перекинулся на хранившиеся в коридоре нераспечатанные пачки с только что изданным мемуаром покойного главы академии о бурных шестидесятых годах прошлого века. Сторож почувствовал запах дыма, когда огонь уже уничтожил весь второй этаж. Он вызвал пожарных и побежал наверх, чтобы закрыть тяжелую железную дверь, отделяющую первый этаж от остального здания. Следствие так и не смогло установить, почему он закрыл дверь с той стороны и остался на лестничной клетке, к которой уже подступало пламя. Пожарные прибыли с большим опозданием, так как на железнодорожном переезде им пришлось долго ждать маневрирующего поезда. В результате здание отделения академии сгорело дотла. На следующий же день на экстренном заседании городской управы было принято решение построить новое, современное здание на окраине города в районе Парка Памяти. Семья сторожа получила большую компенсацию и страховые выплаты, на которые вдова смогла наконец-то разъехаться с семьей дочери и купить собственную небольшую квартирку на втором этаже четырехэтажного современного дома, который стоял совсем рядом с железнодорожными путями. Ее несколько смущало, что раз в два часа дом сотрясается от грохота проходящего поезда, но во всем остальном место было совершенно идеальное. Предыдущая хозяйка квартиры, одинокая женщина, потерявшая единственную дочь в результате несчастного случая, перебралась в платный комфортабельный дом престарелых, где заботливые медсестры, сиделки и врачи тщетно пытаются справиться с последствиями прогрессирующей болезни Альцгеймера.

Сотрудница фармацевтической фирмы на похоронах секретаря местного отделения академии рассказывала знакомым о том, что ее подруга за несколько часов до смерти была очень возбуждена отчетом некоей экспедиции, обнаружившей где-то на севере страны “место памяти”. По ее словам, там, у подножия так называемых Скал-Близнецов, с наступлением сумерек каждый член экспедиции явственно видел места своих детства и юности. Отчет представлял собой не что иное, как подробное описание этих видений. Особенность загадочного феномена заключалась в том, что каждый видел там места только своего прошлого. Участники экспедиции неохотно делились рассказами, и лишь напоминания о долге перед наукой и грантодателем заставили их составить отчет об увиденном. Получив деньги, исследователи разъехались по своим странам и никакого интереса к результатам экспедиции не проявляли. Так как отчет был безвозвратно утерян в результате пожара, руководство местного отделения решило навести справки у руководства академии. После длительной переписки выяснилось, что академия не заказывала подобных исследований и не имеет никаких сведений о внешнем финансировании таковых.

Винография:“Funes-Miracle”. 1986.