Премьера Бала Маскарада 25.04.1945 г (фото из архива Teatro la Fenice)
В мае, опять-таки в "Ла Фениче", я спел "Баттерфляй" под управлением Сондзоньо, а в июле "Джоконду" в Сант-Анджепо с Джиной Чинья и Карло Тальнбуэ под управлением Вотто, который был другом полковника Джованнини и слушал меня еще в Милане, когда я проходил там армейскую службу. Осенью я исполнил "Тоску" в Бергамо и Тревизо, "Баттерфляй" в Милане, 'Турандот" и "Аиду" в Триесте.
В марте 1946 года мне довелось пережить одно из самых прекрасных артистических впечатлений. Я должен был дебютировать в Вальданио с
"Андре Шенье", когда вдруг местный импресарио Пазотто поинтересовался, не хочу ли я встретиться с автором. Почти восьмидесятилетний Умберто Джордано вызвался лично готовить меня. Он собственноручно внес несколько исправлений в партитуру, которую я ревностно храню всю жизнь, и остался более чем удовлетворен моей интерпретацией "Импровизации". Я часто использовал этот отрывок в концертах, выступлениях; он помог мне в свое время добиться стипендии.
Джордано раз десять занимался со мной, но, честно говоря, в основном ограничивался проверкой, выдержит ли мой голос эту партию. Он мало говорил о драматическом персонаже, созданном им вместе с Илликой. В свои почтенные годы маэстро оставался полнокровным, саркастическим человеком, острым на язык, непринужденным и по-прежнему прочно приверженным всем соблазнам жизни: чрезвычайно любил поесть и питал слабость к женщинам. Он был женат на своей дальней родственнице, моложе его на сорок лет. Без ложной скромности могу сказать, что именно Джордано как бы посвятил меня в великие исполнители Шенье, преподнеся мне в подарок после дебюта свою фотографию с собственноручной надписью: "Моему дорогому Шенье".
Большим событием этого года была и "Аида", уже опробованная мною в Триесте. Теперь, спустя много лет, я вновь ехал в Неаполь. Повсюду было еще много разрушений, и железные дороги находились в плачевном состоянии. Трое суток мы протряслись в стареньком автобусе, но ранним утром перед нами открылся фантастический вид на залив. Тогда еще существовала знаменитая сосна, запечатленная едва ли не на всех неаполитанских открытках. Воздух был прозрачным; промышленный смог еще не успел сделать свое черное дело, и над Везувием клубилось легкое облачко. Именно таким описал Неаполь Малапарте в "Шкуре". Таким его видел и Маротта в своем "Золоте". Удивительное место. Торжество нищеты и счастья жизни. Огромный "черный рынок", где все покупается и продается. Город, где соседствуют, задевая друг друга в толпе, старые выродившиеся аристократы, нувориши в довоенных полосатых костюмах, американцы в "джипах", женщины, увешанные детьми, "скуньицци", торгующие из-под полы контрабандным бензином.
Шел летний сезон, и местом спектаклей театра "Сан-Карло" был дворцовый парк. В театре меня встретили с некоторым любопытством, даже недоверчиво. На следующий день после приезда состоялась репетиция. Чтобы поберечь голос для "Джоконды", объявленной в афише первой, я почти весь первый акт пропел фальцетом, чем привел в замешательство хористов и художественное руководство театра. Маэстро Капуана попросил меня все же показать настоящий голос. И во втором акте, дойдя до арии "Небо и море", я продемонстрировал всю свою мощь, насколько сумел. Хористы не дали мне закончить акт. На возглас "Tu si'no zucchero" они подняли меня на руки и с ликованием пронесли через всю сцену.
После "Джоконды" я выступал в "Тоске", а затем, опять-таки с Капуаной, в "Аиде". Успех был такой, что Лидуино ангажировал меня на следующий месяц для участия в летней постановке "Анды" на веронской Арене. Постановка была действительно сказочная, с множеством животных, взятых напрокат из цирков. Дирижировал чудаковатый маэстро Фаилони. Он пользовался репутацией величайшего волокиты и имел привычку обходить по очереди оркестрантов, спрашивая у них самих, хорошо ли они играют. Он держал себя с ними словно генералиссимус со своими офицерами, и, в сущности, столь банальный вопрос показывал, что его занимал вовсе не ответ, а вся эта устраиваемая им на репетиции театральщина. Как-то раз он послал Тосканини телеграмму с подписью "Заходящей звезде от звезды восходящей".