Музыкальная студия б; 11:26.

Трипп Броуди не оставил после себя мусора, ни единой бумажки, и в этот момент Лайла осознает, что надеялась увидеть еще одну едкую записку.

Ну и ладно, успокаивает она себя. Не стоит тратить на него время. Она садится на скамью и достает сэндвич с тунцом и яблоко и твердит сама себе, что достанет виолончель, как только доест. Но после пары укусов она откладывает свой обед и открывает чехол для гитары. Между струн сложенная пополам записка.

Уважаемая мисс Чёт,

Вы знамениты тем, что идеальны во всем. Идеальные оценки. Идеальное поведение. Идеальная осанка. Идеальная посещаемость. Идеальная президент класса. Идеальная виолончелистка. С идеальной подругой, идеально играющей на скрипке. Я слышал, как Вы однажды чихнули. И даже это вышло идеально.

Хочу задать вопрос: почему Вы придираетесь к мелочам? Сколько времени Вам потребовалось, чтобы выбросить сию макулатуру? 3 секунды? 3,5? А сколько отрицательной энергии Вы потратили, впустую ругаясь на меня за это? Каков же смысл? Почему бы не почерпнуть вдохновение из фантика на пюпитре и не написать песню? Таким образом, можно решить все в позитивном ключе. Возможно, я и сам напишу песню и назову «Флюиды четных чисел».

– Мистер Нечёт.

Прочитав ее дважды, Лайла комкает бумагу, выходит в коридор и выбрасывает в мусорный бак. Она возвращается и меряет студию шагами: от стены до стены 4 шага. Сердце бешено колотится.

Затем она достает блокнот.

Уважаемый мистер Нечёт,

Благодарю, что разъяснили мне о моей мелочности, всех минусах, ограниченности. У меня здесь огрызок яблока и корки от сэндвича с тунцом. Искренне надеюсь, что они Вас вдохновят.

– Мисс Чёт.

Она бросила на пюпитр хлебные корки и огрызок от яблока так, словно это маленькие бомбы. Она ощущает озорство, так-то лучше.

Она шагает. Один, два, три, четыре. Один, два, три, четыре.

Сквозь стены доносится приглушенный звук валторны Патрисии Кент. Она должна зайти в соседнюю дверь и попросить ее поменяться днями с Энни, но вместо этого достает гитару.

Спереди на ней две большие царапины. Верхние края струн небрежно свернуты. Он даже не протер ее от пыли.

Она садится с ней на скамью. На гитаре изношенный черный ремень, но она не уверена, надо ли его надевать. Огромная разница держать инструмент в руках, словно большого ребенка, и прислонять к телу. Пальцами правой руки она касается струн. Без смычка.

Щипок. Щипок. Щипок. Щипок. Щипок. Щипок.

Забавно. Она ожидала услышать ноты до, соль, ре, ля, те же, что и на четырех струнах ее виолончели, ну и еще две. Какое-то время у нее уходит, чтобы разобрать последовательность нот шести струн: ми, ля, ре, соль, си, ми.

Она перешла к изучению грифа[6]. Здесь хроматический лад? Каждому ладу соответствует один полутон? Сможет ли она сыграть гамму?

Поэкспериментировав со струнами, она обнаруживает гамму ми мажор и играет ее. Затем и ми минор. Целиком. В маленькой студии слышно каждую ноту.

Струны новые. Она уверена. Только у новых струн такой яркий звук.

Пока ее пальцы играют гамму, она убеждает себя, что все хорошо.

Она – Лайла Маркс. И она немножко поиграет на гитаре, ведь это так приятно, а потом возьмется за виолончель, потому что она виолончелистка, а еще она отличница и лучшая подруга Энни Вин, и ее сердцебиение совершенно нормальное, и вообще все отлично.

Когда время на исходе, она неохотно откладывает гитару. Складывает записку для мистера Нечета между струн, закрывает чехол и кладет его обратно, в угол.

– А, Лайла, – пугает ее мистер Якоби. – Тебя-то я и искал.

Ее пронзает вина, словно вспышка адреналина, и она оборачивается к нему. Слышал ли он, что она играла на гитаре? Видел ли яблочный огрызок или корки на пюпитре?

Он придерживает дверь, пока она поднимает виолончель. Он провожает ее к хранилищу, где она оставляет инструмент.

– Утром ты просто отлично сыграла Баха. – Смеется он. – И это еще мягко сказано. Никогда не слышал подобной игры. Празднование Международного Дня Культуры будет 3 октября, и мистер Стейг надеется, что кто-нибудь с музыкального отделения исполнит что-нибудь, и я бы хотел, чтобы этим кем-нибудь оказалась ты. – Когда они выходят из хранилища, он открывает папку, которую держит в руках, и достает ноты. – Мне в голову пришел Сен-Санс и его Аллегро Аппассионато[7]. Бьюсь об заклад, ты его знаешь. Или хочешь сыграть что-то другое?

Она представляет, как говорит ему, что вообще не хочет играть, представляет, как мистер Якоби исчезает в облаке дыма.

Он смотрит на нее с тревогой. Она слышит, как говорит, что да, она знает этот опус Сен-Санса, и да, она с удовольствием сыграет, и что она благодарна за такое предложение. Его лицо освещается улыбкой, когда он протягивает ей ноты.

– И само собой, надеюсь, в этом году, ты примешь участие в соревнованиях, – говорит он. – Первые пройдут в ноябре, и я подумал об этом. – Он вытаскивает из папки и протягивает ей еще ноты. – Взглянешь и скажешь свое решение. Буду рад встретиться с тобой после школы или в обед. Я так рад, что работаю с тобой!

Она смотрит на ноты. Множество черных нот скачет по странице, посылая ей в грудь чувство паники.

– Лучше поспеши, ты можешь опоздать на следующий урок, – кричит ей он.