Первый куплет. Студия Cheiron: мистер Поп и металлист
Внутри ящика»
Однажды в 1992 году в стокгольмский офис звукозаписывающей компании SweMix на имя Денниза Попа, двадцативосьмилетнего диджея, пришла кассета с демозаписью.
У обладателя настолько калифорнийской внешности, какая может быть только у шведа, Дага Кристера Волле (так звучало настоящее имя Денниза Попа, или Дагге, как его звали друзья), были длинные пепельные волосы, густо пропитанные средством для придания объема и разделенные неряшливым пробором посередине головы на манер Джона Бон Джови (прическа рокера из Нью‑Джерси служила напоминанием о том, что он начинал свою карьеру в парикмахерской). Когда волосы спадали ему на глаза, а это происходило часто, Денниз сдувал их, сипло выдыхая дым, – у него во рту всегда была зажженная ментоловая сигарета «Мальборо». «Он делал так примерно двести пятьдесят раз на дню», – рассказывал Кристиан Лундин, один из его протеже последних лет, которого Денниз назвал Крилле (он любил придумывать прозвища). Денниз одевался, как подросток: носил свободные футболки, джинсы или широченные штаны защитной раскраски и толстовки. Когда он сидел за своим компьютером Apple – у него всегда были «Маки» последних моделей – в пальцах его правой руки неизменно была зажата сигарета, пока он водил мышью. Между передними зубами у него была вызывающая щербинка, которая виднелась, когда он улыбался. А улыбался он всегда.
Студия SweMix располагалась в звукоизолированном подвале здания на улице Коксгатан в районе Сёдермальм. Там трудилась команда из десяти шведских диджеев под предводительством Рене Хедемира, который под псевдонимом ДжекМастер Факс крутил пластинки в одном из самых больших клубов города, Tramps . Многие из них помимо студии и клубов работали в музыкальном магазине Vinyl Mania на улице Васагатан рядом с Центральным вокзалом Стокгольма. «Они все были слегка заносчивыми, – вспоминает известный шведский музыкальный обозреватель Ян Градвалль. – Мне всегда было не по себе, когда я покупал записи в том магазине. Как в «Фанатике»[5], только в их случае там играла танцевальная музыка». После Рене и Денниза, самым именитым из диджеев студии SweMix был Стэн Халльстрём, который продолжает заниматься музыкой в Стокгольме под именем СтоунБридж.
В главном танцевальном клубе Стокгольма Ritz Денниз пользовался большой популярностью. В отличие от своих коллег по студии, которые крутили хаус и эйсид‑хаус в клубе Bat , – так по четвергам назывался Ritz , Денниз любил фанк и соул, Parliament‑Funkadelic, Cameo ; «Деннизу нравился фанковый бас», – вспоминает Лундин. СтоунБридж рассказывает: «Я вырос на группе Chic и Найле Роджерсе, но Деннизу никогда особо не нравилось диско. Он был чуть младше нас». В 1986 году Хедемир раздобыл стопку записей хаус‑музыки чикагского лейбла Stax – Деннизу она не пришлась по душе. Хаус представлял опасность для фанка и соула, а он их обожал. СтоунБридж добавляет: «Денниз ненавидел джаз, потому что он недостаточно простой. Ему нравились аккорды, которые можно сыграть тремя пальцами. Когда я брал сложные джазовые аккорды, он кривился. Простота – вот что привлекало Денниза в поп‑музыке». Денниз предпочитал синти‑поп‑группы из Лондона начала 80‑х: Depeche Mode, Human League, OMD . Еще он обожал Def Leppard , особенно периода работы с суперпродюсером Маттом Лангом. Ян Градвалль отмечает: «Записи Def Leppard часто использовали в шведских мэшапах в стиле поп и ар‑энд‑би».
Как‑то вечером в 1987 году, в ноябре (в это время Стокгольм погружается в долгий зимний мрак), Денниз работал в кабинке диджея в Ritz , когда на маленькую сцену клуба с первым концертом в Швеции вышли Public Enemy в своей фирменной военной форме, а вслед за ними – LL Cool J . Градвалль, который тоже был там в тот вечер (а в последующие годы каждая заметная фигура в мире шведской музыки будет утверждать, что находилась в ту ночь в этом клубе), вспоминает: «Это было словно озарение, зримое доказательство того, что музыку можно играть не только на гитаре, басу и барабанах, но и просто при помощи Technics 1200 (излюбленный диджеями проигрыватель).
Студия SweMix занималась тем, что миксовала американские и британские хиты для европейской аудитории, и в основном все работали вручную. СтоунБридж рассказывает: «Поначалу в миксах мы просто перекраивали песни и добавляли сэмплы. Году в 1987‑м у нас появились отдельные дорожки оригинального сведения – барабаны, вокал или эффекты, но все еще с оригинальной музыкой. Поэтому для вставки сэмплов у нас по‑прежнему оставалось ограниченное время, но иногда нам попадались винилы с треком а капелла, и мы просто вручную их синхронизировали с фонограммой».
«Мы сидели и резали, бритвами и прочими вещами – так это делалось в 80‑х, – делился Денниз в одном из интервью в середине 90‑х. – Сейчас мы пользуемся цифровой техникой, но когда мы начинали, все приходилось мерить пленкой. Ты брал пленку в руку и слушал. Тук, тук, тук. Вот, здесь первый удар. Потом вручную мотал вперед, пока не находил второй удар, и делал засечку на пленке… Затем сгибал пленку посередине между засечками и проводил линию, таким образом отмеряя половину длительности между ударами. Еще раз сгибал пополам и получал четверть. С особым талантом можно было отмерять и восьмую. Потом ты брал несколько разных ударов, звуков и криков и нарезал из них крошечные кусочки разной длины. В конце концов вместе они образовывали длинные отрезки – дррр‑тук‑тук‑тук‑танг‑ииии – типичные дерганые звуки 80‑х… И вот ты сидел, намотав вокруг шеи бесконечные метры кусков пленки с короткими пометками типа “бочка наоборот”, и затем наудачу склеивал их скотчем. Сейчас бы я это делал на компьютере. Но в то время все было по‑другому».
Многие миксы тогда делали, просто чтобы удлинить песни для дискотек – в них добавляли инструментальные вставки и продолжительные барабанные брейки, как, например, Том Молтон десятилетием раньше в своих первых диско‑ремиксах для клуба Sandpiper на Файер Айленд. Но подход Денниза был куда более творческим, как, например, в его миксе песни Keep On Movin’ группы Soul II Soul , в которую он добавил части из Love to Love You Baby Донны Саммер, – получился эдакий прототип мэшапа. Он замедлил темп в Billie Jean Майкла Джексона (не изменив при этом высоту нот, а это непросто сделать) и переаранжировал голоса Филипа Оки и Сьюзан Энн Салли в хите 1981 года Don’t You Want Me группы Human League , подчеркнув в нем диалог между мужчиной и женщиной. Свои музыкальные выдумки он обычно презентовал в Ritz , а оттуда они уже сами разлетались по клубам Швеции, затем Германии, Нидерландов и Италии. В конце концов эти двенадцатидюймовые синглы «белого лейбла»[6]находили покупателей – так SweMix зарабатывала деньги.
Ремиксы в то время стали прибыльным и растущим делом, и успех пробудил в Деннизе более масштабные амбиции. Вместо того чтобы миксовать американские и британские хиты для европейцев, он мечтал создавать собственные. «По сути, от оригинальной композиции оставалось так мало, – рассказывал он, – что у тебя уже получалась собственная песня, в которую ты просто добавлял вокальную дорожку из оригинала. Так у нас и появилась эта мысль: “Черт, да мы же сами можем делать песни!”» Он внушал своим коллегам по SweMix , что однажды на стенах их студии будут висеть золотые и платиновые записи из США и Великобритании – свидетельства мощи Швеции на мировой арене поп‑музыки. Никто ему не верил.
Вообще, 80‑е были славным временем для звукозаписывающего бизнеса. Поутихла депрессия после времен диско; индустрия современной музыки готовилась к взлету. В 1983 году на конференции звукозаписывающих компаний в Майами Ян Тиммер, президент студии PolyGram , представил новый перспективный (как он надеялся) носитель для продажи записей – компакт‑диск. На CD, специально обработанном пластиковом диске, музыка была представлена в виде цифровых строк, состоящих из нулей и единиц. Высокотехнологичная новинка позволила поднять стоимость альбома примерно с девяти долларов до приблизительно шестнадцати (несмотря на то, что компакт‑диски в скором времени стало производить дешевле, чем виниловые пластинки) – этим звукозаписывающие компании обеспечили себе значительный рост доходов с продаж. Представителям индустрии даже удалось уговорить исполнителей не поднимать процент отчислений, аргументируя это тем, что на адаптацию рынка к новому носителю нужны дополнительные средства.
Разумеется, несмотря на разницу в цене почти в два раза, компакт‑диски пользовались огромной популярностью у покупателей. Фанаты, у которых уже были виниловые пластинки, добросовестно заменяли их CD. В начале 90‑х тиражи хитов на компакт‑дисках значительно превосходили былой объем продаж хитов на виниле, а лейблам подвернулась удачная возможность продать записи, которые больше не выпускались на пластинках. Появление компакт‑дисков породило целое поколение музыкальных менеджеров, чей талант проявлялся скорее в способности составлять сборники уже записанной музыки, нежели открывать новых исполнителей. Пережив биржевой крах 1987 года и рецессию начала 90‑х, рынок компакт‑дисков продолжил стабильно расти.
Эти тонкие пластиковые диски, озолотившие звукозаписывающие лейблы, стали предвестниками их краха. Поскольку CD‑формат подразумевал совместимость и с проигрывателями, и с компьютерами (вскоре компакт‑диски сместили дискеты с пьедестала основного носителя информации), он не был защищен от копирования. Песни «сдирали» с официальных дисков и на домашнем компьютере записывали на пустые «болванки». Самодельные CD‑сборники сами по себе представляли не бóльшую угрозу для индустрии, чем записанные дома кассеты. Но вот когда появилась возможность конвертировать аудиофайлы в куда более легковесный формат MP3 и распространять их через Интернет, звукозаписывающий бизнес оказался на грани гибели.
Gimme Some Mo’ (Bass on Me) стала первой записью, где Денниз Поп указан как исполнитель. Псевдоним «Поп» имел два значения: аббревиатура от Prince of Pick‑Ups («Принц звукоснимателей») – дань его таланту к обращению с иглой проигрывателя, и в то же время ироничный укол в адрес рафинированных музыкальных вкусов его коллег. «Тогда слово “поп” считалось ругательством, – сказал он в 1998 году в интервью Андерсу Лёустедту на Шведском радио. – Везде слушали хип‑хоп и брейкбит, а “поп” вслух вообще нельзя было произносить. Жуткая скука». Скука – это не про Дагге. «Я взял имя персонажа детского фильма (Денниса‑мучителя, близкого Дагге по духу в своей неуемной тяге к веселью) и просто добавил – Поп. С тех пор мне пришлось жить под этим псевдонимом. За океаном меня называют просто Денниз, но здесь, когда я вселяюсь в отели под этим именем, все время слышу: “Ах! Вы мистер Поп!”»
Денниз любил игры почти так же сильно, как музыку. Не только компьютерные, хотя их, конечно, особенно: он часами играл в приключенческий квест Broken Sword и Marathon , один из первых шутеров от первого лица, и демонстрировал своим товарищам подробное прохождение; игры стали важной частью жизни студии Cheiron . Еще ему нравились настольные игры и розыгрыши. Как‑то раз он выключил свет во всей студии, обмотался туалетной бумагой, как мумия, и три часа прождал своего лучшего друга Андерса Ханнегарда по кличке Снейк. Денниз напугал его до смерти, когда тот спустился по лестнице. Кабинет Дагге походил на место съемок «Индианы Джонса». «Денниз не хотел взрослеть, – рассказывал Андреас Карлссон, шведский композитор и продюсер, один из последователей студии Cheiron . – Он был Стивеном Спилбергом поп‑музыки». Он мог быстро заскучать, и друзьям приходилось прикладывать немало усилий, чтоб поддерживать его в хорошем расположении духа. Жанетт фон дер Бург, шведская бэк‑вокалистка, которая позже работала секретарем Денниза, говорит: «Его ужасно хотелось радовать – каждому, кто его встречал».
Ежегодно Денниз устраивал хитроумный квест для своих друзей и коллег; он прятал подсказки по всему Стокгольму. Певец E‑Type , один из будущих подопечных Денниза‑продюсера, вспоминал в документальной передаче Фредрика Элиассона «Сага студии Cheiron » на Шведском радио: «Мы бегали по городу, как идиоты, считали винные бутылки в магазинах спиртного, гоняли на машинах и получали потом за это штрафы, лазили по лодкам, брали в долг и пытались помешать соперникам. А Дагге после этого часами сидел и определял победителя».
Его родители, норвежцы Анна и Ян Волле, переехали из Норвегии в Туллинге, пригород Стокгольма. То, что Дагге полюбил коллекционировать и проигрывать пластинки, его мать находила «очень занятным», как рассказывала его старшая сестра Анн‑Катрин документалисту Фредерику Элиассону. «Правда, мой папа был другого мнения. Он думал, это занятие не приведет ни к чему хорошему, – добавила она. – Это не было настоящей профессией. Он хотел, чтоб Дагге стал кем‑нибудь серьезным, например инженером‑строителем». Несмотря на свое увлечение музыкой, Дагге никогда не стремился владеть инструментом, хотя шведская система образования предоставляла для этого все условия. Когда его заставили пойти учиться играть на флейте, он выдержал три занятия. «Мне стало скучно, – говорил он. – Мне интересно было только покупать пластинки и крутить их у себя дома».
На потребностях повседневной жизни Дагге тоже не слишком заострял свое внимание. Из‑за пересохшего масла сломался двигатель в его Nissan Micra . («А масло нужно было доливать?» – невинно спросил он.) Снейк, его лучший друг, вспоминал: «Если ты говорил ему, что у него классная тачка, и спрашивал, сколько в ней лошадиных сил, он никогда не знал. Ему приходилось останавливаться и заглядывать под капот, чтобы узнать, шести– или восьмицилиндровый двигатель у его машины».
Пускай музыка принесла ему огромное состояние, Денниза мало заботили деньги. Как‑то раз в середине 90‑х ему позвонили из банка и спросили: «Мистер Волле, вы в курсе, что у вас десять миллионов долларов на обычном чековом счете?» Он слышал об этом в первый раз. Его партнер по бизнесу Том Таломаа управлял финансами, пока Денниз искал новые звуки и свежие источники радости.
Несмотря на свою тягу к веселью – а может, одно вытекало из другого, – Денниз был одержим мыслью, что он не проживет долго. Он не мог представить себя в старости – в буквальном смысле не был способен вообразить себя стариком. Когда отец Снейка умер от рака в 1991 году, Денниз решил, что его тоже погубит эта болезнь.
Денниз часто ходил к гадалке по имени Эмми. Она сказала ему, что он «ангел», которому на земле уготованы великие дела. Она увидела еще кое‑что, но отказалась говорить, что именно, кроме следующего: «У тебя есть третий глаз, но ты предпочитаешь его не открывать».
До Денниза Попа почти все хиты для крупнейших музыкальных рынков мира – США и Великобритании – писали американские, британские и совсем изредка австралийские композиторы. Новые направления часто объединяли в себе элементы американской и британской музыки. Из черной музыки в США вырастал новый бит, который переходил в Великобританию, где его тяжелый ритмический грув смягчали прогрессивные европейские мелодии, после чего такая музыка возвращалась в Америку и оказывалась на вершинах хит‑парадов. В песнях происходил диалог на мировом уровне между африканской и европейской культурой.
Переброска музыкальных стилей через Атлантику продолжалась как минимум с 60‑х, когда британцы открыли для себя блюз. В конце 80‑х, примерно в то время, когда началась эта история, то же самое происходило с танцевальным жанром под названием «хаус», который из Чикаго и Детройта перебрался через океан и стал неотъемлемой частью британских дискотек и рейвов. Тем не менее в США хаус оставался явлением андерграунда. Его можно было услышать только в клубах.
В тех редких случаях, когда хит рождался за пределами англоговорящего мира, он вероятнее всего появлялся в Швеции. Из всех неанглоговорящих стран в Швеции чуть ли не самый высокий процент англоязычного населения при его общей численности всего девять с половиной миллионов, поэтому шведские исполнители издавна привыкли петь на английском – в надежде на более широкую аудиторию. Blue Swede в апреле 1974 года выпустили хит, возглавивший чарты, – песню Би Джей Томаса Hooked on a Feeling 1968 года, в которую они добавили рефрен «уга‑чака, уга‑чака» из версии Джонатана Кинга 1971 года. На протяжении второй половины 70‑х ABBA записали несколько хитов, попавших в топ, а рок‑дуэт Roxette в конце 80‑х только приближался к своему зениту славы; позже они как минимум четыре раза оказывались на вершине чарта Billboard .
Но то были исполнители. Денниз хотел добиться совсем иного: создать фабрику шведских композиторов и продюсеров, которые писали бы хиты для американских и британских звезд. Андреас Карлссон рассказывает: «Идея казалась абсурдной, потому что в то время Швеция существовала в отрыве от международного рынка музыки. Профессию автора песен у нас тогда еще даже не изобрели».
Денниз пока не придумал, как именно будут звучать написанные шведами хиты, но одно он знал точно: каким‑то образом они должны соединить в себе битовую музыку, под которую люди танцевали в клубах, и поп‑музыку, которую они слушали по радио. В них должны сливаться мощные брейкбиты и басовые линии из регги и хип‑хопа с цепляющими мелодиями, которые так хорошо даются шведам, и ударными припевами по примеру хитов 80‑х – Beat It, Livin’ on a Prayer и песни The Final Countdown шведской металл‑группы Europe . Самое сложное было придумать мелодию, которая бы подчеркивала бит, а не работала против него. В США диджеи, играющие хаус, старались обходить мелодию стороной, потому что стоило сильной мелодичной партии прорваться из динамиков, как все прекращали танцевать. Но не так обстояли дела в Швеции. Ян Градвалль вспоминает: «В 80‑х в маленьких шведских городках люди с гораздо бóльшим удовольствием танцевали под хиты, чем под лучшие фанковые ритмы и миксы. С началом припева танцпол взрывался. Такие припевы, как и припевы песен, которые пели на ледовых аренах и футбольных стадионах, всегда пользовались популярностью в Швеции. Поэтому когда Денниз Поп и другие диджеи выступали в таких местах, они видели важность БОЛЬШИХ припевов».
* * *
Денниз Поп не был музыкантом в принятом смысле этого слова. Он не играл ни на одном инструменте, не умел петь и не писал музыку. Он был первопроходцем в совершенно новом методе создания поп‑музыки – при помощи электронных звуков, треков и битов. Он смешивал сгенерированные машиной звуки с сэмплами из уже существующих композиций. Он проложил путь для нового поколения продюсеров, изменив способ создания и звучание песен. К середине 90‑х он писал треки исключительно на компьютере – в ранней версии Logic Pro , программы для разработки музыки от Apple .
Электронная музыка стала частью мира поп‑музыки с середины 70‑х, начиная с песни Autobahn (1974) группы Kraftwerk – двадцатиминутного трека, написанного при помощи электронных ударных, синтезаторов Minimoog и ARP Odyssey и органного фэйзера. Предшественниками Kraftwerk были вовсе не музыканты, а авангардные немецкие художники, такие как Конрад Шницлер, который исследовал «звуки шума» – паровых экскаваторов, отбойных молотков, поездов, пения птиц, и они не имели ничего общего с поп‑музыкой. (Шницлер говорил в фильме «Kraftwerk и электронная революция»: «Мне никогда не нравились мелодии, потому что мелодия – это как червь в голове. Один раз ее услышишь, потом она весь день трещит у тебя в мозгу».) Их работы вдохновляли немецкого композитора Карлхайнца Штокхаузена на электронные произведения для живого исполнения, например Prozession (1967). Kraftwerk переложили методы Штокхаузена на плоскость поп‑музыки и добавили костюмы и шоу. Они писали электронные треки из простых, повторяющихся мелодий в мажорной гамме, и некоторые из них стали хитами: сначала Autobahn , потом Trans‑Europe Express (1977). На концертах они позиционировали свои песни как манифесты музыки будущего и в самом деле казались революционерами. Коротко стриженые, в сорочках и галстуках, ребята из Kraftwerk без всякого выражения на лице стояли за своими пультами, крутили ручки и нажимали кнопки – вылитые инженеры, а не музыканты. Ими вдохновлялись британские синти‑поп‑группы, а также Devo и Talking Heads в США. Однако когда Kraftwerk сделали еще один шаг в сторону поп‑звучания – с помощью хита Model (1978) из альбома Man Machine, – многие фанаты от них отвернулись и обвинили в продажности.
Диско‑хит I Feel Love Донны Саммер 1977 года, написанный в Мюнхене итальянским продюсером Джорджо Мородером, – еще одна знаковая песня электронной поп‑музыки. Весь трек – это переплетение ритмических паттернов и переливчатых электронных звуков поверх синусоидальной басовой линии, сыгранной на синтезаторе Moog . Звенящий, как лед, вокал Донны Саммер сочетается с прохладной атмосферой немецкой электронной музыки – синтезированный пейзаж урбанистической отчужденности. I Feel Love невзлюбила основная масса фанатов рок‑музыки и рафинированные поклонники поп‑культуры, но если Kraftwerk все еще представляли интерес для относительно скромного круга любителей, то Мородер определил музыку будущего – почти сорок лет спустя Daft Punk получили «Грэмми» за пластинку Random Access Memories , которую они записали вместе с ним. Будущее стояло за танцполом.
К середине 80‑х драм‑машины и контроллеры – так называемые битбоксы – позволяли выстукивать биты на клавишах. Roland TR‑808 , первая программируемая драм‑машина, произвела на свет утопленный в реверберации бас, характерный для раннего хип‑хопа. Продюсеры хип‑хопа и диджеи, игравшие хаус, записывали в драм‑машины сэмплы из уже существующих песен, зацикливали их в ритмичных рисунках и выстраивали из них многослойные треки. В скором времени для тех, кто не хотел рыться в залежах старых записей в поисках нужного звука, появились общедоступные библиотеки сэмплов. Сэмплы баса, фортепиано, струнных – запись звука любого инструмента либо голоса можно было вставить в свой трек или даже записать стук по батарее и сделать сэмпл из него. Тот факт, что звуки и сэмплы часто использовались без разрешения, добавлял шарма беззакония музыкальным продюсерам – по большей части ямайцам и афроамериканцам, жившим в Нью‑Йорке. Один из величайших из них, Африка Бамбата, для своей песни Planet Rock 1982 года без разрешения позаимствовал сэмплы из двух песен Kraftwerk : мелодию из Trans‑Europe Express и ритм из Numbers , наложив их на бит драм‑машины Roland TR‑808 . Из его микса треков Kraftwerk родился хип‑хоп.
Появлялись всё новые и новые приспособления для создания музыки – полифонические синтезаторы Roland и Prophet , драм‑машина Linn , сэмплеры Fairlight и Synclavier . MIDI‑интерфейс, созданный в 1983 году и соединивший клавиатуру инструмента и компьютер, позволил продюсерам видеть на экране графическое изображение нот, сыгранных на клавиатуре. Продюсер мог сочинить небольшой отрывок, а потом неограниченное количество раз переключаться между тембрами и инструментами, вырезать и вставлять кусочки в любом месте композиции, менять темп, тональность и выравнивать биты так называемой квантизацией, чтобы избавиться от любых огрехов. Синтезаторы и фильтры превращали звуки в космические трели и вибрации; компрессоры ужимали громкие и тихие звуки до частотной середины, делая самый тихий шепот таким же мощным, как гром раскатистого барабана.
Все вместе эти инструменты позволили продюсерам вроде Денниза Попа сменить роль повивальной бабки при музыкантах на роль творцов. Начиная с середины 60‑х и эпохи чудес студийной работы Фила Спектора, Брайана Уилсона и Джорджа Мартина, профессия продюсера стала выходить за рамки простого сопровождения музыкантов – от производства записей, повторявших звучание в студии, до полноценного творческого сотрудничества. К моменту основания студии SweMix продюсеры вроде Денниза Попа могли вовсе обходиться без музыкантов. Все можно было делать «внутри ящика».
В интервью с набирающим известность Деннизом Попом журналисты часто выражали свои сомнения по поводу электронной музыки. Разве это не жульничество – то, что ты в самом деле не играешь ни на каком инструменте? В документальном фильме, который показали на Национальном шведском телевидении (STV ) в 1997 году, Денниз Поп сказал интервьюеру: «Легко говорить, что работа продюсера – это просто нажимать кнопки в студии. С тем же успехом можно сказать, что работа писателя – нажимать кнопки на печатной машинке». Денниз часто подчеркивал, что неважно, насколько хорошо ты владеешь компьютером, иногда просто нужно «позволить искусству победить».
Журналист по‑прежнему был настроен скептически.
– Выходит, – сказал он, – все начинается с «клевого бита» на компьютере?
– Конечно, ты просто берешь «клевый бит», который родился из воздуха, – саркастично ответил Денниз. – Никакой работы не требуется, разумеется. Судя по всему, люди так и думают – все появляется само по себе. Потом нужно только добавить «модный припев», позвать крутого рэпера и красивую девочку.
Как бы ни росло признание Денниза, его продолжали критиковать за одно и то же: для того, чтобы писать музыку на компьютере, необходимо меньше таланта, чем для того, чтобы ее играть.
The Sign
В 1990 году Денниз Поп в качестве продюсера начал выпускать оригинальные хиты – в том числе с крутыми рэперами и красивыми девочками. Первым стал нигерийский студент‑дантист из Стокгольма, который взял псевдоним Доктор Албан. Он работал диджеем в клубе Alphabet Street , где Денниз крутил пластинки. Албан, словоохотливый юноша, носил пучок из дредов на макушке, из‑за чего вкупе с заносчивым поведением заработал прозвище Петух.
«Я ставил пластинки и читал поверх музыки, – вспоминает Албан. – Деннизу понравилось, как звучит мой голос, и он пригласил меня сделать запись в SweMix ». Они создали два трека на английском языке: один из них, крайне насыщенный перкуссией, начинается со звуков ненавистного Деннизу инструмента – флейты – и, что любопытно, не имеет басовой партии. Он называется Hello Afrika . Вторым треком, который в итоге оказался би‑сайдом первого двенадцатидюймового сингла Денниза, стала фанковая танцевальная композиция с элементами рэгги под названием No Coke .
Коллегам Денниза по SweMix эти песни решительно не нравились своими откровенными хуками и малодушным стремлением ублажать слушателя.
– Мы ни за что не станем выпускать это дерьмо, – сказал ему СтоунБридж.
– Да что ты вообще понимаешь со своими джазовыми аккордами! – бросил ему в ответ Денниз.
В итоге запись Доктора Албана выпустила конкурирующая студия BeaTek , и трек стал хитом в Европе. СтоунБридж рассказывает: «Тогда мы поняли свою ошибку и позвали Дагге обратно. Музыка по‑прежнему казалась нам отстойной, но деньги бы не помешали».
Песня Another Mother шведской певицы и танцовщицы Кайо сочетала в себе расслабленный рэгги‑бит с агрессивной вокальной партией в духе хип‑хопа. Композиция стала еще одним хитом в Швеции, и однажды в музыкальном магазине ее услышали два молодых человека из Гётеборга, индустриального города к западу от столицы.
Ульф Экберг и Юнас Берггрен дружили еще со школы и вместе с двумя сестрами Берггрена, Йенни и Малин, основали свою техно‑группу. Они записывали музыку в подвале под автомастерской в Гётеборге. Студия была «препоганая», как вспоминает Экберг, но там они чувствовали себя хозяевами, и так появилось их название – Ace of Base . Берггрен неплохо играл на фортепиано, а Экберг – на гитаре, но бóльшую часть своей музыки они писали на синтезаторах и драм‑машинах.
Услышав Another Mother , Экберг и Берггрен сразу заинтересовались. «Это был звук, который мы искали, – рассказывает Экберг. – Потрясающий звук. Нам просто необходимо было встретиться с Деннизом Попом».
За пять часов на попутках они добрались до Стокгольма и направились в студию SweMix в надежде уговорить Денниза стать их продюсером. «Нам сообщили, что Денниза нет, – вспоминает Экберг. – Сказали, что он в студии с дантистом. Мы не поняли, чем дантист может быть интересней нас».
Им пришлось вернуться в Гётеборг, записать демокассету и послать ее в SweMix Деннизу Попу. К посылке они приложили записку: «Пожалуйста, послушайте нашу запись и позвоните нам! Ace of Base ».
Однажды вечером Денниз вышел из студии, захватив с собой ту самую кассету, и вставил ее в магнитофон своей Nissan Micra пока ехал через мост домой, в квартиру в центре Стокгольма. (У них с подругой недавно родился сын Даниэль, и Денниз, хоть и был по натуре совой, старался соблюдать режим.) В плане оценки звука Дагге полагался на свою простенькую и вечно грязную машину; он знал, что один из ключей к успеху в США – создание песен, которые хорошо звучат в автомобиле. Позже его ученики назовут эту практику «лос‑анджелесским машинным тестом»: треки, записанные в Стокгольме, нужно было отвезти в Калифорнию, сесть в авто, включить их на проигрывателе и кататься туда‑обратно по Тихоокеанскому шоссе, чтобы убедиться, что они звучат как надо.
Первая песня называлась Mr. Ace . Во вступлении синтезатор, по звуку похожий на фортепиано, играет типичный регги‑рисунок. После четырех тактов в микс врывается грубый танцевальный бит – как будто кто‑то роняет на пол ящик яблок под ритм в четыре четверти. Где‑то звучат отличные хуки, но авторы явно расположили их неграмотно. Заканчивается песня каким‑то свистом, который во всей этой каше, наверное, является самым цепляющим.
Еще не доехав до дома, Денниз решил, что не станет продюсировать эту группу. Он попытался вытащить кассету из проигрывателя «микры», но та почему‑то застряла. Он жал и жал на кнопку, но кассета ни в какую не вылезала.
Следующим утром Денниз заехал за своим коллегой‑продюсером Дугласом Карром, и пока они ехали до SweMix , играла Mr. Ace .
Карр вспоминает: «Мы ехали и смеялись над тем, как песня убого записана. Радио не работало, что неудивительно для Денниза, и нам приходилось по кругу слушать эту демозапись». Каждое утро Денниз заезжал за Карром, и всю дорогу до работы у них играла Mr. Ace . Так продолжалось две недели, пока, наконец, Денниз не услышал что‑то в этой песне. Ему пришло в голову, как можно разложить ее на элементы и заново собрать по кускам, чтобы мелодия сочеталась с битом.
Однаждый утром, когда Карр сел в машину и снова услышал приевшийся мотив, Денниз радостно заявил ему: «Думаю, я возьмусь за них!»
Поп‑музыке суждено было измениться раз и навсегда.
Любой, кто пытается заниматься поп‑музыкой в Швеции, неизбежно оказывается в тени группы ABBA – поп‑квартета из 70‑х, который в 1974 году победил на конкурсе «Евровидение» и обрел известность благодаря хиту Waterloo. ABBA взяли текучую мелодичность шведского фолка и гимнов (даже шведский национальный гимн «Ты древняя, ты свободная» чем‑то похож на поп‑песню) и добавили к ней элементы шлягера – популярной европейской музыки 50‑х и 60‑х (обычно на немецком языке), выросшей из польки. Шлягер может дать вам представление о том, какой бы была американская поп‑музыка без африканского влияния – одним словом, слащавой. Бенни Андерcсон и Бьорн Ульвеус, авторы песен ABBA , старались держаться на расстоянии от влияния шлягера, но оно явственно чувствуется, например, в хриплой партии органа в Take a Chance on Me . В их, на первый взгляд, позитивных песнях чувствуется меланхолия – это еще одна характерная черта шведской музыки, которая скажется на будущих поколениях поп‑песен. Радостные песни ABBA звучат грустно, а грустные песни звучат радостно. В каком бы ни был настроении слушатель, они найдут, чем его зацепить.
ABBA задали высокую планку качества студийной работы. Буквально каждая секунда песен ABBA отточена до совершенства по рецепту идеальной конфеты для ушей. Гармонии, контрапункты, разнообразные звучания синтезатора – все вместе это задало стандарты поп‑музыки на следующие тридцать лет. Сложно поверить, что при таком стремлении ублажить слушателя их песни могли привести к перевороту, тем не менее даже признанные революционеры Sex Pistols не обошлись без влияния ABBA . В документальном фильме BBC об ABBA Глен Мэтлок признался, что они позаимствовали хук для Pretty Vacant из песни S.O.S.
ABBA доказали, что подростковая поп‑музыка может рассказывать о взрослых вещах. Хиты When All Is Said and Done и The Winner Takes It All посвящены разводам Агнеты с Бьорном и Бенни с Анни‑Фрид – и вот они, в клипах на эти песни, вместе на сцене поют про свою общую боль. Такое в мире поп‑музыки увидишь не каждый день.
Помимо влияния группы ABBA современные шведские композиторы часто упоминают музыку из популярного сериала «Пеппи Длинныйчулок», который шел на шведском телевидении в конце 60‑х – начале 70‑х и позже был озвучен (весьма, кстати, дурно) на английском. Заглавная песня «Вот идет Пеппи Длинныйчулок», написанная Яном Йоханссоном, и другие темы из сериала авторства джазового музыканта Георга Риделя проникнуты светлой грустью и невинностью, столь свойственной многим хитам чарта Billboard , написанным шведами.
Клас Ахлунд, шведский композитор сорока с небольшим лет, а также музыкант (участник рок‑группы Teddybears ), рассказывает: «Шведы очень музыкальны, им нравится писать песни. Наша страна большая, а людей в ней немного. Так и вышло, что где‑то там жили фермеры и создавали песни, но исполнять их было некому. Ты пасешь коров в одиночестве и сочиняешь песни – это такая разновидность медитации. Ты не столько внимания уделяешь своим исполнительским способностям, сколько структуре и аранжировке песни. В США случай противоположный – твоя харизма, голос и талант исполнителя имеют первостепенное значение».
Народ композиторов, одаренных чутьем на мелодию и дотошностью в своем ремесле, при этом совершенно лишенных желания исполнять собственные песни, потенциально представлял собой большую ценность для народа с амбициями поп‑звезд, но неспособного писать музыку. Вместе их свел Денниз Поп.
Только в июле 1992 года, уже после того как Ace of Base выпустили свой локальный хит Wheel of Fortune , Экберг и Берггрен набрались смелости позвонить Деннизу Попу и спросить, что он думает об их демозаписи.
Продюсер обрадовался звонку. «Я ждал, что вы откликнетесь! – сказал он. – Я хочу с вами работать, ребята, и у меня есть время в августе». Через месяц они приехали в Стокгольм, чтобы записать новую версию Mr. Ace , которая теперь носила название All That She Wants .
К тому времени Денниз наконец починил свой магнитофон и повез авторов песни кататься по Стокгольму – слушать по кругу ее новую инструментальную версию. Он передвинул свист из конца в начало и подчеркнул композицию звучной бочкой и мягко бормочущим басом. Все куплеты написаны на мажорных аккордах, но в припеве тональность сменяется на минорную – типично шведский ход.
«У нас с Йонасом хорошо получается писать мелодии, но в треке было намешано слишком много всего, – вспоминает Экберг. – Денниз отлично умел убрать все лишнее и сделать картинку чище и проще. Он выбросил примерно половину всех инструментальных партий». Однажды на вопрос, сложно ли писать простые песни, Денниз ответил: «Простые песни писать совсем не легко – особенно, если не хочешь, чтоб они звучали до ужаса банально».
Лундин рассказывает: «Денниз был гением аранжировки. Как Стив Джобс, он точно знал, от чего нужно избавиться. “Убери вот это и это. Не усложняй”, – говорил он. Хорошая поп‑песня должна цеплять. Это значит, что кто‑то ее сразу возненавидит, а кто‑то полюбит, но для этого она не должна быть скучной и бессмысленной. Иначе это не поп‑песня, это просто музыка».
Экберг вспоминает: «Он все время повторял: “Мне неважно, как мы это сделаем, главное, чтоб звучало хорошо”. Он не знал, как писать песни