Это большая и во всех смыслах тяжёлая глава (автор, мы тебя любим, но ты - чёртов Стивен Кинг), поэтому сейчас только половина, целая всё равно в пост не лезет

Герман не знал, где другие пилоты. Он отчаянно хотел их найти, но не мог... он с трудом мог двигаться. Голоса в его голове кричали всё громче. Сердитые и напуганные, они вызывали зуд с изнанки затылка. Он едва мог сфокусировать взгляд. Лоб пульсировал болью, кровь из носа текла неостановимым потоком. Свернувшись на больничной койке, Готлиб натянул одеяло на своё тощее тело и отчаянно попробовал ещё раз привлечь внимание Улья.

- Остановитесь... пожалуйста. Я уже в порядке...

Казалось, будто множество голосов разом кричат друг на друга. Он чувствовал, что они приближаются. В первый раз он ощутил это ещё в отеле. Они шли, чтобы найти его, и это было скверно. Сглотнув желчь, он попытался придумать, чем привлечь их внимание. Он представил, как размахивая руками идёт к центру боли в своей голове: - Привет? Эй... мы можем поговорить?

Голос Улья стал тише и вдруг они посмотрели на него. Нет, "посмотрели" было неверным словом. Конечно, он чувствовал, что они глядят на него, бестелесно зависнув во тьме. Шум и бормотание стали совсем другими, когда они заговорили, обращаясь к нему. Чем сильнее Герман сосредотачивался, тем больше голосов он различал в Улье. Это было похоже на шумную толпу детей, пытающихся докричаться до него, галдя наперебой, чтобы привлечь его внимание. Некоторые голоса были огромны, другие - меньше и тише. Он вяло размышлял, вызвана эта разница расстоянием или фактическим размером существ. Возможно. ни...

- Плохо! Больно! Монстры, чувствуем их!

- Маленький голос кричал! Помощь-помощь-помощь!

- Мы идём на помощь. Не нужно умирать.

- Не нужно умирать, как брат...

Свежая волна боли поднялась в черепе, вынеся нечто из темноты на поверхность. Это было скверное воспоминание из детства. Хулиганы макнули его лицом в раковину, открыли кран и смеялись, когда он захлёбывался и кашлял. Он просил пощады... звал на помощь. Картинка памяти плавно меняется - маски на ворвавшихся в зал блестят, в их поднятых руках оружие. Видение залито синим светом, маски сливаются с Мятежным Самсоном, поднимающим лезвие, и беззвучно обрушивающим его на спину Германа... Нет, Котика. Герман понимал, что все картинки транслируют единую мысль. Он позвал их. Как и Котик, он был в опасности и насколько раскричался о помощи в собственных мыслях, что Улей его услышал.

- Нет, не надо! Никому не нужно сюда идти! Я испугался, но сейчас всё хорошо. Я в порядке.

Он напряг свой измученный мозг, отыскивая образ для этих слов. Он вспомнил одну из ночей в своём первом интернате. Все дети разъехались на каникулы, а он остался. В первую ночь в одиночестве он открыл окно и лежа в тёплой постели, смотрел на снегопад, твёрдо зная, что всю следующую прекрасную неделю не будет никаких хулиганов. Он был в опасность, но теперь всё хорошо...

- Безопасно... хорошо... Не нужно придти и посмотреть?

Улей притих, словно обдумывая это. Уменьшилась боль, жужжание успокаивалось, голоса перестали спорить друг с другом. Протекавший через его сознание поток воспоминаний о рифах и воде, небе и айсбергах сократился до ручейков и иссяк вовсе. Они были... взволнованы. Он позвал их так же, как Котика на Онтарио. И хуже всего то, что оба раза он сделал это неосознанно. Он должен был понять, как управлять этим. Казалось, его связь с Ульем стала ещё сильнее. Готлиб вытянулся, дрожа. Котика пришёл защищать Везувий. А кто придёт на помощь к нему?

- Мы будем поодаль. Вы в безопасности.

- Маленький голос... быстро мыслящий... мы хотим безопасности.

Голос стих до слабого синего шёпота, боль сократилась ду приглушённой пульсации.

- Любим маленьких братьев.

Улей послал ему странное воспоминание, которое он не узнавал. Он был в токийской лаборатории, рассматривал сложное уравнение на одной из своих классных досок. Через добрые пять минут он аккуратно стёр и передвинул неуместную точку в десятичной дроби. Потом подошёл к столу и поставил чашку свежего чая возле своего компьютера прежде чем молча сесть... на половине Ньютона? Всё запуталось ещё больше, когда через мгновение он увидел самого себя, хромавшего в лабораторию. Следовавший за ним Эванс кричал что-то о своей убогой математике и о том, что на этот раз докажет, что Готлиб ошибается. Потом он смотрит на доску и не находит ошибки.

- Любовь...

Голоса растаяли, спрятавшись в том глубоком уголке сознания, где жили кайдзю Готлиба. Это была не его память. Герман понял, что кайдзю вытащили то воспоминание Ньютона, что ассоциировалось у них с любовью. Действительно ли воспоминания обучали их? Он коротко задумался о своей теории приручения и отбросил эту мысль. Всё случившееся породило миллион вопросов, над которыми Герман не хотел думать прямо сейчас. Сейчас он хотел найти Мелеро, убедиться, что с близнецами всё в порядке, узнать, что его друзья в безопасности.

.................................................................................................................................

Герман опустил босые ноги на пол и неуверенно сел. Его наволочка была залита кровью, словно в фильме ужасов. Смотреть на неё было тошно, и он отвернулся. Сейчас, когда Улей затих, обозначилась связь с Ньютоном. Она была удивительно слабой, словно онемевшей. Герман подозревал, что так действуют седативные, принятые его партнёром. Конечно, Ньютон должен быть безумно напуган нападением. Он был рад, что это не коснулось Гейзлера. Справится с собственной паникой оказалось довольно сложно - ноющая боль опять прочно обосновалась в груди за рёбрами. Он побеспокоится об этом позже. Герман поискал глазами трость и с радостью увидел её прислонённой к тумбочке. Выпрямившись в своей мешковатой больничной пижаме, он сделал мучительный шаг вперёд, отодвинув занавес вокруг кровати.

Во время атаки отравление получили столько людей, что для карантинной зоны больница Хельсинки должна была выделить целый этаж - иначе они бы не поместились. Герману досталось всего несколько капель кайдзю-блу на щеке и большой ожог на локте, где Блу прожгла рубашку. Он сам понимал, как ему повезло. Если бы миссис Мелеро не толкнула его, он был бы облит. Готлиб понял, что попал в палату для легко отделавшихся. Вокруг него пищали мониторы жизненных показателей и звучали испуганные голоса на десятках языков. В изоляторе царила атмосфера страха и паники, лабиринт из кроватей и штор был наполнен шёпотом и слухами. Здесь оказался персонал двух Шаттердомов, техники, журналисты и даже несколько гражданских лиц. Герман спрашивал себя, понимают ли они, как им повезло находиться здесь, а не в одной из меньших палат дальше по коридору, где были тяжело раненые... умирающие. Какое-то время оттуда доносился страшный гортанный крик, кто-то бежал по коридору, бормотал за белыми занавесками.

.....................................................................................................................................................................................

Он ковылял из одного конца длинной стерильной палаты к другому, тщетно выискивая знакомые лица. Каждые несколько минут приходила медсестра, чтобы увести очередного пострадавшего в обеззараживающий душ. Готлиб поморщился. Он уже получил свой бесчеловечный визит в душевую. Его кожа пропиталась запахом реагентов и воспалилась, прежде чем ему выдали чистую пижаму. Безнадёжно погибший костюм, в котором он был на приёме, забрали для утилизации.

Все шумели и слонялись, скапливаясь группами у телевизоров, чтобы посмотреть новости. Здесь пахло людьми и зелёной дезинфицирующей мазью, которой обрабатывали кожу от кайдзю-Блу. Герман ощутил головокружение. Пошатываясь, он вышел из палаты в коридор, где было ещё больше суеты и каталок, развозящих людей... и тела. Он прижался к стене и обнаружил незапертую дверь с надписью «Атриум» на нескольких языках. Окружающий хаос подавлял его, и он решил, что минута вне всего этого - то, что нужно. Он отыщет всех, как только соберётся с мыслями.

..........................................................................................................................................................................................
Небо было темным. Герман не думал, что уже так поздно. Ужин был рано, около шести... а сейчас было по меньшей мере девять. Атриум оказался балконом со скамейками и мёртвым сейчас садиком. Он был огорожен армированным стеклом и выходил на окна соседнего корпуса больницы. Крыши над ним не было, и снег падал медленно и спокойно. Самое главное - здесь было тихо. И это было хорошо.

Герман сел на скамью и глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться. Он наблюдал, как снежинки опускаются на его пижаму, но не ощущал холода. За спиной раздался скучный щелчок двери - открывшейся и вновь закрытой. Он не обернулся, думая, что какая-то медсестра вышла покурить и надеясь, что она его не побеспокоит. Он ещё не был готов вернуться в душное помещение, наполненное запахом Блу. Кто-то присел рядом, и он удивлённо оглянулся.

- Я видела тебя в коридоре. Пришла сюда за тобой.

Нета Мелеро сложила руки на коленях, и они минуту сидели тихо, прежде чем она снова заговорила: - Мама ушла.

Она сказала это ровным голосом, словно читая готовую речь по бумажке. Сначала он её не понял. Слова следовали одно за другим, не имея смысла.

- Она умерла ... она умерла только что...

Герман протянул руку и молча взял ее ладонь.

- Она... она не страдала. Она... говорила со мной до самого конца.

Сжав его руку, Нета уткнулась ему головой в плечо.

- Блу попал внутрь. Они пытались её спасти. Но всё было слишком плохо. Если бы ты не вылил на неё соус, она наверняка бы умерла ещё в отеле.

У Германа перехватило дыхание, к глазам подступили слёзы. Он знал, что сейчас обязан быть сильным. Это Нета потеряла мать и напарника, только она одна имеет сейчас право плакать... но он не мог остановиться, боль была как открытая рана. Он издал сдавленный стон и помотал головой: - Нет...

Это было единственное слово, которое он смог выговорить. Нета хрипло зарыдала. Ее тело обмякло, плечи яростно тряслись. Молодая женщина обняла его, и он крепко обнял ее в ответ, укачивая. Так они сидели долго, пока Герман не начал икать от проглоченных слёз и соплей. Нета вытерла своё и его лица рукавом куртки, глядя на падающий снег.

- Она велела мне быть сильной. Сказала, что теперь я должна буду заботиться обо всех, раз она больше не сможет. О близнецах, о других рейнджерах. И ещё она сказала - Нета, не упускай учёных из виду.

Герман засмеялся сквозь слёзы, вытирая сопли, замёрзшие на верхней губе. Она ещё раз обняла его, и он в ответ уткнулся ей в волосы, бормоча: - Я думаю, нас она бы попросила позаботиться о вас... ведь так?

Она медленно встала и помогла ему подняться на ноги, отряхивая снег с его плеча.

- Давай Cariño... вернёмся, пока не простудились.
............................................................................................................................................................

Соню Герман нашёл по чистой случайности. Неохотно расставшись с Нетой, он возращался на своё место в карантине, когда услышал грохот металлического лотка и знакомый голос: - Это пиздец, как больно!
Медсестры не говорили по-английски, и ответом было путанное: - Мисс, пожал-ста, мы должно вас шить, ещё старый есть.

Заинтересовавшись, он заглянул за занавес и увидел Ватлей с лицом, залитым кровью. Две медсестры удерживали её, пока третья пыталась зашить большую рану на лбу.

- Мисс Ватлей! Этого довольно!

Увидев его, Соня расслабилась: - Док ... О Боже, док! Я так рад тебя видеть... ничего себе... дерьмово выглядишь.

Герман прошел мимо занавески к её кровати и сердито нахмурился: - Вы должны позволить этим людям вам помочь, Ватлей. Прекратите вести себя, как ослица.

Она сердито посмотрела на него, и медсестра, пользуясь затишьем, принялась торопливо заканчивать шов на рваной ране.

- Они не позволяют мне увидеть Хови! А мне нужно его увидеть!
Медсестры отпустили её, а та, что накладывала шов, подарила Готлибу многозначительный взгляд. Он кивнул и ближе подошёл к кровати, отвлекая Соню, чтобы медики могли закончить.

- Когда вас разлучили?

- Они забрали его недавно... Его плечо было в Блу. И он злился на меня...

Медсестра обработала рану жёлтым дезинфицирующи средством и забинтовала голову Сони. Она осмотрела сумку IV, включила капельницу и кивнула Готлибу, прежде чем вместе с остальными поспешить к другим пациентам.

Герман присел на край сониной кровати. Она смотрела на него неуверенно, ошеломленно...

- Они забрали его, чтобы оказать необходимую помощь. Почему он злится на тебя?

- Он велел мне не лезть к одному из парней в масках, а я это сделала. И теперь он как пьяный.

Герман взял её за руку, и она благодарно стиснула его пальцы.

- Расскажи мне, что случилось с самого начала.

- ОК... Так вот, когда они ворвались в зал... Я увидела, как они стреляли по чиновникам и начали обливать людей кровью. Мы с Говардом были за большим столом, когда мистер Зоря его перевернул. Говард велел мне притвориться мёртвой, но... Я не могла это сделать... Я просто помню, что я очень-очень взбесилась, когда услышала крик миссис Мелеро. Так что я перепрыгнула через стол и... начала бить морду парню в маске "Страйкера".

Герман вспомнил, как она ударила Джойса и как Карпатия набросилась на Везувия. Она была импульсивна, как Ньютон, если не хуже. Он кивнул: - Продолжай.

- Ладно... Я душила этого парня и не заметила, что у него пистолет. А Говард заметил. Он мне крикнул, бросился на него и пуля чуть не влетела мне в лоб, но...

Она подняла руку и изумлённо ощупала широкую повязку на лбу.

Он... дотянулся до ведра с остатками крови кайдзю. Я думаю, он целился в лицо Хови, но попал в плечо. Говард выпустил его и он сбежал... они все сбежали. Я чувствовала, как Говарду больно и худо, но ещё я могла чувствовать. насколько он зол... на меня.

- У меня есть личный опыт такого плана, мисс Ватлей, и я могу сказать, что он зол, потому что вы поступили опрометчиво. Вы бессмысленно встали на линию огня, и он за вас испугался. Это... это очень разочаровывает, когда кто-то... за кого-ты волнуешься, творит такое.

Она всхлипнула и пожевала нижнюю губу, сердито глядя на капельницу.

- Я должна его найти. Я думаю, они мне подсунули что-то вырубающее. Я им говорила не слишком...

- Что-то вырубающее?.. А, вы имеете в виду седативноек?

- Ну, оно, я пнула здешнего парня, когда он тронул меня за лицо.

- Мисс Ватлей, почему вы ударили медбрата?

Она пожала плечами и потянулась к капельнице. Герман остановил её руку.

- Я не знаю. Я была зла.

- Вы, кажется, страдаете от этой проблемы.

- Да? А кто врезал парню из телевизора?

- Я... да. Думаю, с этим не поспоришь.

От неё пахло химическим душем и кровью, Герман видел, что она борется со сном.

- Я должна встать и найти Хови и миссис М... Я должна знать, что она в порядке.

Герман отдёрнул руку, чувствуя комок в горле. Он думал, что не может больше плакать, но к горящим от усталости глазам опять подступили слёзы.

- Ми... Соня...

Она посмотрела на него, склонив голову и слегка сморщив нос.

- Миссис Мелеро умерла.

Она растерянно моргнула и он увидел, как на её лице сменяются те же эмоции, что, вероятно, Нета видела на его собственном. Она вздохнула и закусила нижнюю губу: - ...я убью их всех нахуй.

- Соня... Я не думаю, что...

- Посмотрим, будут ли они крутыми, когда я пну им по заднице ногой Сирены.

Она издала болезненный крик, задыхаясь от слёз: - Как они смеют. Как они посмели так поступить с ней!.. Они её не знали!.. Они не знали, какой она была. Они...

Герман протянул руку и притянул ее к себе. За всю свою жизнь он не мог вспомнить времени, когда так охотно касался людей или позволял прикоснуться к себе. Он всегда бежал от телесного контакта как от чумы. Сейчас это казалось такой глупостью. Тело Сони Ватлей начало расслабляться, и она всхлипнула, крепко вцепившись в него. Из последних сил он удерживал себя от нового срыва.

- Я... я не думаю, что миссис Мелеро хотела бы, чтобы ты кого-то убила за неё, разве не так?

- А мне плевать!

Она посмотрела на него стекленеющими глазами. Чем бы не накачали её медики, но она начала засыпать. Когда она заговорила, голос был смущённым и капризным, как у маленькой девочки: - Я люблю миссис Мелеро - Как могло случиться, что её просто не стало?

Герман покачал головой и потёр глаза, пытаясь удержать слёзы: - Я не знаю... но она оставила тебя не потому, что хотела этого. В этом вопросе у неё не было права голоса.

Готлиб задумался, чем бы отвлечь Соню. Через ряд отсеков он углядел стол, стоящий в центре палаты, на нём было полно книг и настольных игр. Вещи, способные развлечь людей, чувствующих себя достаточно хорошо, чтобы скучать... Он поднялся и похромал туда за коробочкой "Китайских шашек", он помнил, что Ватлеям нравилась эта игра. Вернувшись к постели Сони, он разгладил одеяло у неё в ногах и разложил игровое поле.

- Какой цвет тебе нравится?

- Я... жёлтый, пожалуйста.

Он развернул поле жёлтыми шариками к ней и сдвинул к себе оставшиеся с противоположного конца звезды. Они были чёрными. Он надеялся потянуть время, пока седативные не свалят её. Сосредоточившись на игре, Соня дрожащей рукой сдвинула первый шарик.

- Всё так же, как было с Уорреном. Однажды он просто собирался в колледж, притворяясь, что сердится на нашу шумную возню... и потом перестал быть. Просто так. Он тоже умер от Блу. Просто... иначе.

Она вытерла глаза, глядя на Германа. Он понял, что она говорила о своем брате. Ньютон однажды его упомянул.

- Я не хочу, чтобы ещё кто-то погиб.... Док, я не хочу, чтобы Ньют или ты умерли. Я люблю тебя.

Герман почувствовал, что краснеет. В его детстве было проще увидеть летающую свинью, чем услышать произнесённое вслух "я люблю тебя". Его семья была не слишком... эмоциональна. Гейзлеру с этим было проще. Ньютон понимал нелогичные эмоции. Это был язык, в котором он отлично разбирался.

Герман передвинул вперёд чёрный шарик: - Я приложу максимум усилий. чтобы не умереть, мисс Ватлей.

Они продолжали играть, пока большая часть шариков не оказалась в центре звезды. Соня фыркнула, утирая сопливый нос и уронила голову, тщетно пытаясь держать глаза открытыми. Герман осторожно прижал её плечи к подушке. Он видел красные пузырьки ожогов от брызг Блу на её шее и груди. Если бы не жирные мазки зеленоватой мази, их можно было бы спутать с веснушками - у Ватлей их было довольно много. Он забрал игру и положил её на тумбочку.
- Спать, мисс Ватлей...

- Я не могу... Хови, мы ещё не...

- Я уверен, он будет здесь, когда ты проснёшься. Он не будет злиться долго.

Он держал её за руку, пока она не заснула. Её дыхание было сбивчивым даже во сне. Герман отвёл от повязки медные волосы Сони и проглотил комок в горле. Он чувствовал себя пустым... исчерпаным... онемевшим. Всё, что он хотел - заснуть.Он медленно прохромал через длинную палату к своей кровати, распахнул занавеску и с удивлением обнаружил, что его ждёт разложенный на постели хороший костюм и зелёная парка. Он наклонился и растерянно взял в руки записку, лежавшую поверх свежей, без крови наволочки.

Доктор Готлиб,

Ваше присутствие желательно на позднем ужине этим вечером. Пожалуйста, переоденьтесь и выйдите к боковому входу больницы. За вами заедет чёрный внедорожник и доставит в ресторан, выбранный для встречи.

Майор Рэй Барлоу

Герман перечитал записку несколько раз и прикрыл глаза. Он потер виски, пытаясь решить эту головоломку... но он так устал. Последнее, что он хотел - переодеваться и ехать на некую секретную сходку, проводимую большими шишками из PPDC. Барлоу был на мемориальной церемонии... был ли он на обеде? Готлиб не мог вспомнить. Будет ли там Ньютон? Эта мысль его подстегнула. Ньютон должен быть там... ведь они вместе пилотируют. Этот ужин достаточно важен, чтобы они вытащили его из Блу-карантина всего через несколько часов после пресс-банкета. Надежды на встречу с Ньютом хватило, чтобы заставить его переодеться. Сейчас их связь притихла. Везде, где Ньютон был... он ещё был.

Хельсинки были охвачеы огнём. Или по крайней мере так показалось Герману. С его пассажирского места в чёрном лакированном джипе окружающий мир казался сплошной разгневанной толпой. Возле больницы множество людей со свечами совершали скорбное бдение по жетвам атаки. В нескольких кварталах от этого мирного собрания стояло полицейское оцепление, а за ним... начиналось насилие. Ему показалось, что он движется по кругам Дантова ада, и чёрный автомобиль везёт его на дно ямы, предназначенной предателям.

Полицейские подняли прозрачные пластиковые щиты, и Готлиб почувствовал, как его желудок завязывается узлом, когда кто-то бросил бутылку с зажигательной смесью перед потрёпанной патрульной машиной. Все это быстро скрылось из вида, но он все еще мог слышать пронзительные крики. Мародеры метались взад и вперёд перед разрушенными и горящими магазинами, у большинства из которых в окнах были выставлены плакаты "Добро пожаловать, рейнджеры!" Они пострадали незаслуженно, как и миссис Мелеро. Внедорожник с визгом затормозил настолько внезапно, что Герман едва не слетел на пол. Он недоумевающе огляделся, не в силах рассмотреть водителя через разделяющее автомобиль тонированное стекло. Он понял, почему они резко остановилась, когда затряслась земля. Через покрытое дождевыми прожилками окно джипа Герман наблюдал, как на перекрёсток обрушилась огромная ступня Егеря. Мощный шаг заставил несколько автомобилей поблизости подпрыгнуть в воздух. Они тяжело рухнули вниз, взвыла сигнализация, добавив шума и сутолоки. Егерь сделал еще один гигантский шаг вперед, расшвыривая попавшихся на пути демонстрантов и мародёров. Весь мир сузился до мигающих красным фар автомобилей и падающего снега, превратившегося в серый пепел.

Готлиб не знал этого Егеря. Он вытянул шею, пытаясь получше рассмотреть его голову и грудь. Он был построен, словно танк. Это точно не был "Сорокопут.." - слишком приземистая и громоздкая конструкция. Вероятно это был ещё один робот Форта II... и, как и у "Сорокопута, в его стиле ощущалось что-то чужое и неудобное. Его путь сопровождала волна дыма, и Готлиб понял, что это слезоточивый газ. Оставляя на дороге вмятины следов, Егерь покинул переулок, и внедорожник осторожно тронулся с места. Мир за окном автомобиля скрылся в облаке грязно-желтого газа. Была внезапная вспышка пламени и Герман прищурился, пытаясь разглядеть её причину. Он заметил протестующего, швырнувшего в ноги Егеря бесполезную бутылку с "коктейлем Молотова". Автомобиль набирал скорость, направляясь, вероятно, в более безопасную часть города. Герман сильно прижал руку к рёбрам, пытаясь успокоить торопящееся сердце. Ему казалось, что Ньютон всё ещё спит, или по крайней мере, вёдёт себя тихо, без сомнения одурманенный наркотиками. Если Ньютон был спокоен... хотя бы отчасти...

Джип остановился возле японского ресторана на набережной. Когда Герман вышел на улицу, он ощутил запах горящего дерева, моря и метели. Дул ветер, пронизывающий его насквозь. Посмотрев в сторону горизонта, он увидел клубы чёрного дыма, поднимающиеся к небу. Почти полная луна подцвечивала их жёлтым. Дрожа, он отвернулся, и заковылял через низкую дверь во внутренний дворик в японском стиле. Красный знак с мордой ухмыляющегося кайдзю сообщил ему, что место называется "O-Ямы". Набравшись храбрости, он вошёл в тёмную парадную дверь.

Внутри было довольно темно. Большую часть света обеспечивали свечи на столиках, а остальную - зловещие "электрические" росписи на стенах. Это был гротеск, но Герман решил, что Ньютон его бы оценил. Каждое панно, выполненное при помощи гипса, неоновых лампочек и флуоресцентных красок, было посвящено конкретному кайдзю. Он остановился возле сцены, изображающей как Остроголов крушит Бродягу. Он был огромен. Даже кончиком трости Герман не смог бы дотянуться до его неоново светящегося глаза.

- Доктор Готлиб, да? Ваши друзья вас ждут. Позвольте принять ваше пальто.

……………………………………………………………………………………………

- Доктор Готлиб, да? Ваши друзья вас ожидают. Позвольте принять ваше пальто.

Он кивнул, решительно сжав рот, отдал официанту свою парку и последовал за ним мимо пустых столиков. Здесь никого не было... Да и кто тут мог быть, когда снаружи рушился их город? Они прошли мимо фресок и наконец оказались в дальнем зале с отдельными кабинетами. Герман отодвинул чёрную ширму и остановился, рассматривая низкий столик, вокруг которого сидели трое. Их непросто было разглядеть - красноватый тусклый свет помещению давал только огромный аквариум, занимавший всю левую стену от пола до потолка. Шагнув ближе, он узнал сержанта Джойса и кивнул ему.

- Сэр... я...
Заговорил человек, сидящий рядом с Джойсом - с речью, быстрой, как бритва и гладкой, как кинжал. Это он говорил на церемонии открытия - майор Рэй Барлоу.
- Добро пожаловать, доктор Готлиб! Я так рад, что вы решили к нам присоединиться. Пожалуйста, чувствуйте себя как дома.
Сидевший спиной к Герману третий человек обернулся, его белые зубы сверкнули: - Guten Abend, братишка!
Герман непроизвольно отшатнулся назад: - Дитрих? Что ты... рад тебя видеть.
Он почувствовал, как расширяются лёгкие и дрожь проходит по телу, но попытался не показать, насколько неприятно ему присутствие брата. Ньютона здесь не было. Он остался один.
- Майор Барлоу, я пришел по вашей просьбе...
Барлоу поманил его, указывая на свободное место напротив себя: - Садитесь, пожалуйста! Что вам заказать? Саке? Пиво? Здесь отличные суши, очень свежие.

Герман взглянул вниз и увидел, что все они сидят, поджав ноги. Он бы не смог... это будет больно и через пять минут нога затечёт. Ему показалось, что они знают об этом. Эта встреча не предполагалась, как приятная для него - и присутствие Дитриха тому доказательство. Он с трудом опустился на пол и выбрал компромиссное решение - подогнул здоровую ногу и неловко вытянул больную вперёд. Это было неуклюже, и он чувствовал, как брат посмеивается над ним.
- Я... у меня нет аппетита, сэр. Воды будет достаточно, спасибо.
Дитрих сильно хлопнул его по спине. Он уже выпил. Герман чувствовал запах его пота.
- Да что ты! Выпей разок, младшенький! Покажи мне, что держишь пиво как настоящий Готлиб!
- Нет, я...
Их резко прервал Барлоу: - Готлиб, если ваш брат желает воздерживаться - это его дело. Если нет - мы с удовольствием разделим с ним трапезу. Хорошо... я думаю, начнём со знакомства. Своего брата вы, конечно, знаете... Но возможно вы не в курсе, что он отвечает за отношения между PPDC и Комиссией за Мир во всём Мире. Кроме того, он наш человек внутри большинства государственных учреждений. Наш финансовый менеджер, если хотите.
Герман не сомневался, что эту работу ему добыл отец. Ларс Готлиб оставил PPDC, но влияния у него было достаточно. Дитрих никогда не был сильной личностью... Он был способен в финансовых делах, но слишком любил всё получать не напрягаясь. Он недолюбливал Германа за ум - всё это сильно портило их отношения. Встретить его здесь было как удар поддых.

- Сержант Джойс, как вы знаете, отвечает за Форт I, а я - начальник Форта II. А вы, доктор...

Барлоу медленно пробежал пальцем по кромке своего стакана. Он был ровестником Готлиба... или на год-два младше. Довольно красивый, с резким лицом и тёмными, почти чёрными глазами. Стрижка у него была такая же строгая, как линия челюсти, а в речи ощущался слабый намёк на акцент, который Готлиб опознал как голландский.

... загадка... И я уверен, что вам интересно, почему вас привезли сюда этим вечером.
- Да. Этот вопрос приходил мне в голову, сэр.
Саркастический ответ вызвал у Барлоу довольную улыбку - словно он его ждал и был рад, что всё идёт, как задумано.

- С чего же начать? Полагаю, с вашей лояльности. Некоторые в организации начали сомневаться в лояльности вас и вашего партнёра. Вы ведь хотите уничтожить кайдзю?
Герман растерянно нахмурился. Это был странный вопрос... он не мог представить, чтобы кто-то спросил его об этом год назад.

- Конечно. Этой работе я посвятил более десяти лет своей жизни...
- Приятно это узнать. Теперь... Доктор Готлиб, мой следующий вопрос очень важен и я прошу ответить мне честно. Пожалуйста, не лгите. Если вы солжёте - я узнаю. Скажите мне... Вы один, или вы оба были напрямую связаны с объектом кайдзю "Котик" до его смерти?
Герман опешил. Он прикидывал, как лучше ответить на этот вопрос, стараясь не выдать лицом свои мысли. В официальных отчетах и ​​брифинге с PPDC он не был полностью... честен в рассказе о контакте с Котиком, и совершенно скрыл общие с ним сны. Ему казалось, что в PPDC кое-что знают о связи его и Ньютона с Коллективным разумом, но не был в этом точно уверен. Герман не был готов рассказать им что-то, сверх абсолютно необходимого. Все детали было лучше хранить между ним и Ньютоном.

- Нет. Я нашёл его в дрифте, время от времени ощущал его боль и видел его мысли незадолго до смерти.

Он дал неправильный ответ. Барлоу вздохнул и печально покачал головой. Он участливо смотрел на Готлиба, словно сожалея о том, что ему придётся сейчас сделать.
- Я предупреждал, чтобы вы не лгали мне, доктор Готлиб.
Напряжение повисло в сгустившемся воздухе. Тени тропических рыб скользили по лицу Барлоу, когда он достал свой мобильный телефон. Он нажал на кнопку, и Герман с удивлением услышал собственный голос, мягкий и неуверенный:

-Я... я не знаю, как это объяснить, Ньютон. Котик помог мне. Мы несколько месяцев общались в снах, возможно что и больше - я не запоминаю половину снов.

- Да... С Крюгером было так же. Похоже.
- Что ты имеешь в виду?

- Крюгер был одинок. Я имею в виду, что кайдзю выходили через раскол по одному, но у всех была связь с остальными. Когда мы взорвали брешь, мы их отрезали. Я думаю, что это изменило запрограммированное поведение, но... это не изменило их желание быть частью улья. Я был на связи, и Крюгер потянулся ко мне... Ты не можешь себе представить, насколько дерьмово я себя чувствовал, когда его начали резать живьём.

- Я могу себе это представить. И не хочу, чтобы это случилось с Котиком.

- Крюгер не стал бы нападать на меня, но он угробил исследовательского робота и трёх солдат PPDC, прежде чем его нокаутировали. Я к тому времени почти свихнулся от его боли. Джойс это понял - так я и попал в программу Егерь. Я имею в виду, что это крутое тайное оружие - Егерь, которого не трогает кайдзю. Знаешь, почему ты увидел его сердце на корабле? Они отправили его в Форт II. Отдали оборонному ведомству сразу, как вырезали из груди. Мне пришлось написать хренову тучу бумаг, чтобы получить его обратно. Наконец они сдались просто чтобы меня заткнуть.
- Ты работал на Форт II?

- Недолго. Я уже говорил, что после закрытия Гонконга они собирались заняться оружием. Тогда начались исследования, и я сбежал сюда возиться с Гогмагогом. Это было здорово. Все от меня отъеблись, пока не случился Крюгер - и тогда началось самое дерьмо.
- Гейзлер... Почему ты не сказал об этом раньше? В письмах ты так старательно делал вид, что всё хорошо.

- Как я мог прервать жизнь, которую ты хотел, и заставить тебя вернуться в это дерьмо? Ты оставил меня, Герман, и сбежал, даже не напрягшись сказать "иди нахуй!" Ты не заботился и... Я тебя не виню.

- Нет, Гейзлер, я...

- Заткнись Герман ... Я не сержусь... ну почти. Я никогда не просил, чтобы ты вернулся, а когда я больше не мог, ты действительно вернулся. Когда я тебя попросил - ты сделал. Кроме того... тебе в это время тоже плохо пришлось. Это не трудно заметить... После того, как ты уехал... Я думаю, я потянулся к Крюгеру. Я был одинок, как и он. Возможно подсознательно ты проделал то же с Котиком.
- Думаю, это возможно.

Барлоу выключил запись и посмотрел на него без улыбки. Герман запнулся, стремительно краснея. Это был их с Ньютоном разговор в декомпрессионной камере. Он узнал его, и ему потребовалось лишь мгновение, чтобы понять, как они его записали. На фоне всего разговора он слышал повторяющийся звук... своё собственное сердце.
- Вы прослушивали мой холтеровский монитор? Что... что вы ещё записали?
Дитрих грубо подтолкнул его локтем в бок, широко ухмыльнувшись. Он уже основательно надрался, и казалось, происходящее вскружило ему голову.
- Ты имеешь в виду, какие другие милые глупости мы записали? Славно будет послать папе часть этой записи. Я думаю, ему будет интересно, что ты...
Барлоу вздохнул и осторожно положил телефон на стол.
- Довольно, Готлиб!
Впервые заговорил Джойс - его голос звучал почти примирительно: - Даю слово, доктор, запись с холтеровского монитора была первой. Мы подумали, что в изоляторе вы можете назвать координаты белого кайдзю... Кроме этого писались только сеансы с доктором Сендак.
Герман запнулся и Улей в глубине его сознания отозвался слабым беспокойством: - Я не верю!

Он и Ньютон казались такими напуганными и уязвимыми на этой записи. Он чувствовал свою уязвимость - подслушенное было слишком интимным... личным... Вся его бравада сошло на нет. Герман отвел глаза, когда Барлоу посмотрела ему в лицо.
- У вас была прямая связь с кайдзю "Котик". Вы и Гейзлер явно общались с кайдзю под кодовым названием "Везувий". Я ещё раз спрашиваю вас - вы знали, что можете разговаривать с кайдзю "Котик". А сейчас вы можете общаться с другими кайдзю?

Герман хрипло вздохнул и ответил ненавидя себя за этот тон провинившегося ребёнка: - Да. Я много раз общался с Котиком. Гейдзлер и я подключены к Коллективному Разуму - это остаточный эффект нашего дрифта с мозгом кайдзю. Ни для кого не секрет, что мы чувствуем боль кайдзю - наша связь очевидна и мы её никогда не скрывали. Как ... насколько возможно прямое соединение с другими, мы ...

Он сглотнул. Интересно, а узнает Барлоу, что он вновь солгал? Он решил рискнуть.
- Когда мы говорили с Везувием, это вышло случайно, но... теоретически мы могли бы поговорить с ними непосредственно.

- Ага... Видите, доктор, не так уж и сложно говорить правду. Выпейте воды. Вы ведь хотите пить?

Он подтолкнул ближе запотевший стакан с холодной водой. В горле у Германа пересохло, но он не доверял майору. Он не доверял никому из них, чтобы что-то принять..

- Хорошо... Значит, вы можете с ними говорить. У вас есть связь с Коллективным Разумом. Всё это я уже понял из прошлых данных. А теперь скажите мне, насколько сильна эта связь? Насколько вы способны их контролировать?

Герман нахмурился и не удержался - вопросительно вздёрнул бровь: - Контроль? Мы не имеем над ними никакого контроля. И наше общение, когда оно происходит, как правило весьма болезненно. И как правило, полностью исходит от нас. Мы настолько же способны их контролировать, насколько способны управлять ураганом.

Но ведь это было не совсем так... больше не было? Готлиб внутренне вздрогнул. Барлоу наклонился к нему, свет блеснул на галстучной булавке и медалях на мундире. В его голосе появилось что-то опасное, заставлявшее желудок Германа сжиматься.

- Вы должны иметь над ними некоторую власть... Иначе они бы не отстали от Онтарио или Карпатии. Вы помните, что я говорил о лжи, доктор Готлиб?

Герман наклонился и потревоженное бедро послало вспышку боли вверх по спине. Он чувствовал присутствие Ньютона где-то у затылка... он нуждался в этом.

- Мы просто... мы их попросили. Мы не приказывали им, что делать - просто попросили, как равные. Они нас считают частью Улья - как и сказал Ньютон... в записи. Крюгер бы не причинил вред ему, кайдзю не нападут на нас. Это не означает. что они будут принимать заказы. Я уверен, что Джойс вам это говорил, он знает об этом...

Майор перебил его, сообщив издевательским тоном: - Если я захочу, чтобы сержант мне что-то рассказал, я сам его попрошу. Но я не прошу его. Я прошу вас. Доктор Готлиб, ваше нежелание отвечать на простые вопросы вновь заставляет меня подозревать вас в нелояльности к собственному роду.

В комнате воцарилась мертвая тишина, и Герман услышал, как кровь стучит в ушах. Под неотрывными взглядами собравшихся, Барлоу отпил маленький глоток саке и продолжил: - Меня не волнует, не спросил ли я о чём-то, что есть в вашем открытом досье. Меня не волнует, не спросил ли я "сколько будет два плюс два". Вы должны отвечать мне честно и без промедления, - он пригладил рукой свои блекло рыжие волосы.

- Спрашивать и отвечать - это стороны одной медали. Вы можете поговорить с ними на расстоянии? Можете приказать издалека или только находясь непосредственно рядом?

Готлиб нервно облизнул губы. Его разум метался, пытаясь найти выход, грудь сдавило... Он попробовал глубоко вздохнуть, чтобы успокоиться и ощутил за рёбрами острую щекотку боли.

- Повторяю вам, сэр, мы не можем заставить их что-нибудь сделать. Мы не можем просто поговорить с ними в любое время, когда нам захочется, и мы понятия не имеем, как работает эта связь. Дело даже не в самом разговоре. Это чувста и воспоминания и это, вполне вероятно, когда-нибудь нас убьёт.

Он замолчал, когда Барлоу нахмурился, задумчиво глядя на аквариум.
- Но вы ученый... вы сможете больше узнать о связи?
- С... возможно, со временем мы узнаем больше о её природе. Но я сомневаюсь, что мы сможем командовать кайдзю.
Внутри связи Готлиб ощущал беспокойство Ньютона. Тот тянулся к нему, почти ощутимо касаясь рукой боли в груди. Его лицо и шея вспыхнули. Они знали всё про него и Ньюта. Дитрих их слышал. Поэтому брата сюда и привезли - чтобы манипулировать им при помощи стыда. А что делать, если они слышали их в бассейне или... о, Боже. Он осторожно отстранился от Ньютона, закрываясь от чуть слышного гудения в сознании. Он попытался закрыться и от Улья. Сейчас ему надо было быть в своей голове одному. Ему нужно было думать.

- Это было достаточно информативно. Спасибо, доктор Готлиб.

.................................................................................................................

Официант принёс подносы с едой и Барлоу, благосклонно улыбаясь, похвалил его на безукоризненном японском языке. Майор взял немного суши с лососем и неспешно принялся за еду. Герман следил за тёмными силуэтами рыб, плавающих в красном аквариуме. Мимо скользнула акула мако - словно во сне...

- Ваш партнер доктор Гейзлер, работая в моём Шаттердоме вёл себя весьма неконструктивно и я знал. что говорить с ним - как толочь воду в ступе. я рад, что вы оказались более... любезным.
Готлиб решил посмотреть на Джойса, по прежнему активно избегавшего его взгляда. Сержант явно нервничал и чувствовал себя неловко в своём мундире. Герман покосился на Дитриха, который пил и запихивал в себя суши как ни в чём не бывало.

- Майор, зачем вам надо знать, можем ли мы с Гейзлером контролировать кайдзю? Если бы мы могли использовать эту способность. чтобы помочь их уничтожить, мы бы это сделали. ведь вы. конечно. не собираетесь использовать их как оружие?

Барлоу засмеялся, качая головой, так, словно Герман сказал что-то крайне забавное: - Оружие? Ха-ха! Господи, нет! возможно кое-что от них годится для вооружения, но не целиком же! Никогда! В конце-концов. Егерей строили для уничтожения кайдзю... И я сомневаюсь, что вы бы сделали всё для их уничтожения, Готлиб. Я слышал как вы говорили об этом с Гейзлером собственными ушами.

Майор взял палочками кусочек кроваво-красного тунца и принялся внимательно его изучать.
- Я хочу... Доктор, мне надо... даже необходимо знать всё про вашу связь. Вы не можете их сейчас контролировать? Выясните, как это сделать. Я хочу, чтобы в этом вопросе вы полностью сотрудничали.
- А... А если я решу, что не хочу сотрудничать?
Барлоу обречённо вздохнул и положил свои палочки с резким щелчком, заставившим Дитриха оторваться от набираемого на телефоне сообщения.
- Наиболее очевидным решением будет объявить вас и вашего партнёра сочувствующими кайдзю и обвинить в государственной измене. Но я могу применить и другие, менее грязные методы.

Казалось, он обдумывает варианты.

- Возможно, я дам прессе больше информации о том, как Гейзлер убил мозг Шона Патрика. Будет расследование. Возможно, он скрыл факт своего биполярного растройства, а наши тесты не отследили его вовремя... Официального обвинения в убийстве не будет, но само предположение...

Он сделал паузу, как бы позволяя этой мысли уйти и продолжил: - Может быть, я уговорю ООН начать расследование преступлений против человечности, якобы совершённых в Калифорнии Нетой Мелеро... Или Соня Ватлей, напавшая на старшего офицера. Для неё и её брата очень важно участие в программе, но это серьёзный проступок и она будет уволена... если нажать.

Он покачал головой, словно всё предложенное его глубоко ранит и продолжил своим прохладным острым голосом - ровно, словно всё ещё говорил о еде: - Ванесса Готлиб работает на PPDC, не так ли? А... Но я отвлекся. Я предпочел бы не прибегать к подобным вещам. Особенно если это повредит хорошему рейджеру.

Готлиб нахмурился, страх в нём сменился гневом. Он выпрямился, до боли сжав ручку трости и неосознанно оскалил зубы.

- Могу вас заверить, доктор, ничего подобного не случится, если вы станете со мной работать.

Герман отвернулся от аквариума и вновь попытался поймать взгляд Джойса. Как и он, тот не притронулся к еде. Костяшки его пальцев, сжимавших палочки, побелели.

- Я не жестокий человек, доктор. Чего вы хотите? Тело белого кайдзю? Оно ваше. Финансирование? Ваш брат предоставит вам столько денег, сколько нужно. И я думаю, вы найдёте что начальство лаборатории в Форте II гораздо более сговорчивл...
- Нет!

Герман ощутил, с какой яростью вырвалось это слово.
- Н-нет. Я хочу остаться в Форте I. Ньютону и мне нужно уединение.

Раскрасневшийся Дитрих хихикнул - и взорвался гоготом, просто рыдая от смеха: - О, я уверен, оно вам нужно!
Джойс откашлялся, кинув на Барлоу затравленый взгляд: - Сэр... Если вы позволите, я бы хотел поддержать доктора. Вы получите лучшие результаты, если партнёры счастливы. А его партнёра не порадует возвращение в Форт II. Всё-таки они команда.
Барлоу замолчал, обдумывая - и эта тишина была едва не страшее его голоса.
- Да, в этом есть резон. Вы и Гейзлер можете продолжать работу в Форте I. Но с некоторыми изменениями. Не думайте, что работа над проблемой кайдзю освобождает вас от обязанностей рейнджеров. В настоящее время мы потеряли троих пилотов, и некоторые команды частично выведены из строя. Мне понадобятся все пилоты, даже... зелёные.

Подошел официант со счётом. Он обратился к Барлоу, и тот бегло ответил ему по-японски. Несколько раз Готлиб поймал слово "телефон". Его японский совсем заржавел, но он пробыл в Токио достаточно долго, чтобы распознавать некоторые слова. Барлоу недовольно обернулся к Джойсу, и они о чём-то заговорили - опять по-японски и очень быстро.

Герман посмотрел на чёрный поднос со счётом, протянул руку и взял один из лежащих там мятных леденцов. Крепко сжав его в кулаке, он повернулся к Дитриху. Всё ещё хихикая, тот набирал SMS.
- Ты ведь даже не понимаешь, зачем явился сюда, Дитрих?
Его брат поднял голову и улыбнулся: - Не считая того, что я могу оценить, как ты капитально облажался и разрушил свою жизнь, снова и снова не подчиняясь отцу? Ну... меня пригласили на твою выпускную вечеринку. Должен сказать, ты выбрал настоящего победителя. Мелковат, да? Он сверху, надеюсь?

Герман почувствовал, что краснеет. Он смотрел на леденец, катая его в своих длинных пальцах, пытаясь черпать из него силу.
- Я уверен, что они сказали тебе, что до тех пор пока я сотрудничаю, ты не можешь... донести отцу. Можешь ему сказать. Мне уже всё равно.

Дитрих опустил телефон и прищурился, слегка трезвея.

<Ты лжёшь и сам это знаешь> - прошипел он по-немецки.

<Это... это не то, что... Гейзлер и я...>
От этих слов он задохнулся и, с трудом сглотнув, попытался вновь найти Ньютона. Дитрих нетерпеливо подался к нему, подпирая голову рукой. Его злая усмешка наконец-то затронула и глаза.
<То, что мы делаем, не касается ни тебя, ни отца. >
<А что вы делаете? Какую именно пакость ты имеешь в виду? Трах или поклонение кайдзю? Ты всегда думал что такой умненький, братишка... ну... из того, что мне сказали... Я надеюсь, тебе нравится выбранная тобой компания, потому что ты застрянешь в ней надолго. Я думаю, что подожду рассказывать отцу до удачного времени Пусть это пока над тобой повисит.>
Герман чувствовал, как его лицо вспыхнуло от унижения и вины. У этих чувств были глубокие корни, похороненные в той части, которую контролировал его отец... до сих пор.
<Мы ... мы этого не делали! Мы ...>
<Не делал "этого" чего? Не трахал? Скажи это, Герман. Скажи - я не ебусь с моим партнёром по лаборатории.>

Ньют тянулся к нему, пытаясь говорить. Сейчас Герман почти слышал слова: "Я беспокоюсь о тебе... Я скучаю по тебе... я люблю тебя". Он посмотрел на свои руки, ссутулился...
<Даже если бы у нас были... Если бы мы это сделали. Это... не имеет значения... >
Дитрих зашёлся в новом приступе хохота. Он хотел сказать что-то еще, но Барлоу резко указал ему: - Давайте, Дитрих... Нам нужно идти. Через полчаса сеанс связи.

Майор любезно улыбнулся Герману и коротко кивнул: - Спасибо, что пришли, доктор. Это была очень продуктивная встреча. Я прослежу, чтобы материалы, запрошенные Гейзлером, были отправлены как можно скорее. В ближайшее время я с вами свяжусь для доклада.
Выходя из кабинета вслед за Барлоу, брат послал Герману ещё одну безумную улыбку.

Джойс задержался и наклонился, чтобы помочь Готлибу встать. Герман взял его руку только потому, что не был уверен, что сможет справиться с мучительно онемевшей ногой. Растирая её, он негромко сказал: - Если вы записали нас в декомпрессионной камере, то у вас были доказательства, что Син угрожал мне и Гейзлеру. Даже если вы услышали это после схватки Самсона с Карпатией, вы могли бы...
- Я послал их в Форт II. Это все, что я мог сделать.
Джойс повернулась и вышел, оставив Германа стоять в каком-то оцепенинии.
- Увидимся дома, доктор Готлиб...
..........................................................................................................................
Его высадили из джипа в двух кварталах от больницы. Герман стоял возле толпы скорбящих с их белыми свечами и ласковыми песнями. Беспорядки были усмирены и наконец-то наступила тихая ночь. Герман шел через толпу, песня на финском языке звучала, как колыбельная. Он остановился, когда что-то привлекло его внимание. На каменной стене соседнего здания была чёрно-красная надпись. Крупные буквы граффити складывались в "Кайдзю убей с кайдзю умри!"
Под лозунгом была небрежно натрафаречена голова Егеря с глазами, перечёркнутыми крестиками - мультяшечный символ смерти. Герман смотрел на неё, чувствуя странную отстранённость от того, что видит и слышит. Внезапно в голове вспыхнул теплый свет и пронзительный голос из толпы заставил его резко обернуться. Свечи плясали там, где кто-то бешено прокладывал сквозь них путь от больничных ворот.
- Герман!
Отчаянно расталкивая толпу, Ньютон выкрикивал его имя. Он протиснулся к своему напарнику и врезался в него, яростно обхватив. Герман уронил трость и обнял его в ответ так сильно, как только мог. Они вцепились друг в друга и Ньют смог удержать вес Германа, когда того шатнуло вперёд. Они смотрели друг другу в глаза. Герман наклонился и прижался лбом ко лбу безумно хохочущего Ньютона.
- Черт... Я так.... Я так испугался... Это нападение...

Ньют не мог найти нужных слов. Он открыл рот, чтобы что-то сказать - и не смог. Их связь пылала. Ощущения облегчения и любви были настолько глубокими, что Герману показалось, что он тонет. Не обращая внимания на людей вокруг, на своего брата и даже на собственные правила о проявлениях привязанности, он прижался губами ко рту Гейзлера, неловко столкнувшись с ним носом. Поцелуй получился такой же отчаянный, как обятие. Герман просто хотел убедиться. что Ньют в самом деле здесь, и он не мог прикоснуться к нему достаточно сильно, чтобы заставить себя в это поверить. Задыхаясь, он разорвал поцелуй. Руки Ньютона вцепились ему в волосы..

<Целоваться получается уже лучше. Спорим, в следующий раз будет ещё круче?>

Герман издал что-то среднее между смехом и стоном: <Ньютон... Ты собираешься вырвать мне волосы?.>
Ньют медленно разжал руки и уткнулся лицом в грудь Германа: <Мне не позволили приехать в больницу. Мне не позволили быть с тобой. Я искал способ пробиться, когда увидел тебя. Я знал, что ты жив и не сильно ранен, но... Улей волновался. Раньше такого не было. Подожди... А что ты тут делаешь?>
Герман смотрел на него, не чувствуя под собой ног... он слишком устал, чтобы стоять, его колени дрожали, и Ньют изо всех сил пытался держать его.

<Я... мне нужно лечь... нам надо обо многом поговорить, но у меня нет сил...>
Продолжая его держать, Ньютон сжал ему руку: - <Давай-ка поищем, где тебе рухнуть, дружище. Я тебя больше из вида не выпущу... >

Глава 13 "Fight Until the Last is Dea"