Аффективные бури как психоаналитические чрезвычайные происшествия

Аффективные бури представляют собой очень спе­ цифический тип чрезвычайных происшествий в ходе психиатрического или психоаналитического лече­ ния. Они должны быть отделены от такого явле­ ния, как страх перед самодеструктивными импуль­ сами и влечениями, которые могут выйти из-под контроля.

Фенихель ошибочно смешивал эти две различные опасности: "То, что иногда описывается в литературе как "страх перед силой инстинктов", в действительности следует называть "страхом воз­ никновения интенсивных аффектов, которые мо­ гут подавить рациональное Более знакомый страх, испытываемый в связи с интен­ сивными эмоциями, связан с тем, что когнитивные

19

элементы аффекта содержат неприемлемое желание, осуществления которого так страшится субъект. Желание смерти по отношению к объекту, выра­ жаемое в гневе, ярости или ненависти, может "про­ рваться" наружу и причинить вред объекту или са­ мому себе. В сексуально мотивированных желани­ ях беспокойство вызывают другие опасности: же­ лаемое осуществление стремлений, отвержение, унижение, или, как в пограничных состояниях, слияние репрезентации Я с репрезен­ тацией объекта.

Другими словами, наиболее часто встречающим­ ся чрезвычайным происшествием, связанным с аф­ фективными состояниями, является паника, вызы­ ваемая страхом, что магические силы индивида при­ ведут к осуществлению данного желания. И наобо­ рот, бессильная ярость, нарастая как снежный ком, может привести к другому типу катастрофы. Одна­ ко все эти проблемы связаны с обращением с ког­ нитивным элементом аффективности.

Боязнь быть переполненным аффектом отмеча­ ется или понимается реже, и те общие чрезвычай­ ные происшествия, которые случаются в ходе пси­ хиатрического или психоаналитического лечения, должны преодолеваться посредством специфичес­ кой интерпретации, связанной с тем, как эго пере­ живает аффект. Правильные интерпретации в со­ стоянии кризиса, который порожден страхом аф­ фектов, могут увеличивать способность индивида как к осознанию аффекта, так и к его переносимос­ ти. Терапевтическая работа при этом заключается помощи пациенту в восстановлении чувства бе­

зопасности и самоконтроля.

Пример случая Госпожа женщина тридцати с небольшим

лет, уже три года проходила анализ в другом городе. Ее профессиональное положение тре­ бовало, чтобы она переехала в небольшой горо­ док в штате Мичиган. Это создало для нее про­ блему, потому что в ходе анализа она была подвержена очень сильным эмоциональным реакциям, которые имели место как во время аналитических сессий, так и в другое время. Из-за этого ее аналитик должен был быть ей доступен для экстренных бесед по телефону в любое время суток. Она приезжала к нему мно­ жество раз со времени своего переезда в Ми­ чиган.

Ее обращению за помощью ко мне предше­ ствовало одно событие, когда, будучи перепол­ нена эмоциями, которые сопровождались не­ контролируемым плачем, она приезжала к сво­ ему аналитику в родной город, преодолевая длинные расстояния, по несколько раз в день. В этот раз ее эмоции достигли такого накала, что она запаниковала, опасаясь, что может сой­ ти с ума или что ее психика окажется подав­ ленной непереносимыми чувствами. Когда она приехала в мой офис (проехав около 100 миль), она была под сильным воздействием седатив- ных средств, приняв с дюжину различных ле­ карств, включая транквилизаторы, наркотичес­ кие анальгетики, и даже неко­ торые "стимуляторы". Она ожидала, что при разговоре со мной ее охватит "истерика", и, прежде чем это случится, она хотела бы обсу­ дить со мной "чрезвычайные обстоятельства" ее случая, а именно: прошлой ночью под влия­

нием паники она приняла несколько капсул снотворного, после чего ей удалось проспать лишь несколько часов. Затем она проснулась в ужасе в 4 часа утра, испытывая желание вновь принять снотворное. Она опасалась, что при такой скорости приема снотворного у нее на­ ступит передозировка.

Когда ситуация сложилась таким образом, что она была вынуждена расстаться со своим аналитиком, он прописал ей различные лекар­ ственные средства. Кроме того, она принима­ ла различные лекарства от астмы, экземы и дру­ гих психосоматических симптомов тревоги. У этой пациентки было очень травматичное дет­ ство. В настоящее время она считала, что дол­ жна любой ценой контролировать свои эмоции, даже путем увеличения дозы приема лекарств до опасных пропорций, чтобы сохранить свое профессиональное положение.

После обсуждения ее душевных проблем я указал ей на то, что ее эмоции позволяли ей сохранять контроль над важными объектами в своей жизни, включая живущего вдали анали­ тика. Я также обратил ее внимание на то, что ее эмоции были сигналами для нее самой, сиг­ налами, которые она могла использовать в сво­ ей жизни. Пациентка возразила, что не мани­ пулировала своим аналитиком "до своего отъез­ однако согласилась с тем, что ее родители заботились о ней только тогда, когда у нее слу­ чались "приступы", которые включали в себя, помимо уже упомянутых симптомов, мигрень и повышенное давление. Затем я объяснил ей природу эмоций и то, как они переживались бы ею, как они могли бы быть с пользой приме-

82

нены, если бы она не становилась испуганной или разгневанной их влиянием.

Пациентка сказала: "Это самое удивительное из всего, что я когда-либо слышала. Никто никогда не говорил со мной подобным обра­ зом!" Она покинула офис после аналитическо­ го часа вполне успокоенной и более никогда не давала волю своей "истерике". В последую­ щие визиты работа почти исключительно была связана с тем, как она обращается со своими эмоциями. Позднее, когда я узнал полную ис­ торию других ее проблем, в фокус работы по­ пали "психосоматические болезни" этой паци­ ентки, явления регрессии и аффективные бури.

Наиболее очевидное заключение, которое мож­

но вывести из этого краткого описания случая, со­ стоит в том, что реакция терапевтов (или родите­ лей) на аффективные проявления пациентов (де­ тей) чрезвычайно важна. Имея дело со взрослы­ ми людьми, мы должны помнить о "экспрессив­ ной" составляющей переживания аффекта. Когда терапевт поражен или напуган эмоциями пациен­ та, блокирует их или без необходимости госпита­ лизирует пациента, тот не только не может обрес­ ти способность переносить свои эмоции, но и усу­ губляет свой страх перед ними. Психиатр может оказать большую помощь, особенно некоторым па­ циентам, помогая им справиться со своими аф­ фектами. Успех групп самопомощи, которые осно­ вывают свою работу на трудах Абрахама Лоу, чи­ кагского психиатра, обусловлен той помощью, ко­ торую ее члены оказывают друг другу в обучении переносить тревогу. Пациенты начинают относиться к своим эмоциям как к сигналам, часто неприят­

ным, однако поддающимся регуляции и ограничен­ ным по времени.

Что касается терапевта, то он выполняет функ­ цию, которую не смогло осуществить родительское семейное окружение пациента. Однако, чтобы быть в состоянии функционировать в таком каче­ стве, необходимо хорошо разбираться в природе субъективных переживаний пациентов, чья толе­ рантность к аффекту нарушена. Пациенты — люди, которые были травмированы в детстве и которые могут быть "затоплены" их собственными аффекта­ ми. Среди остатков таких переживаний — страх аффектов, остающийся на всю жизнь. У таких па­ циентов было нарушено развитие аффектов, что привело к их соматизации, плохой вербализации

и недостаточной дифференциации.

Аффекты как вызов интегрированному фун­ кционированию

Каково переживание аффекта у "нормальных" ин­ дивидов, у которых не было серьезных детских травм, но, тем не менее, иногда аффекты пережива­ ются ими как обременительные? Шафер от­ мечал, что вопрос о том, "будет ли определенная эмоция "опасной" или "болезненной" или нет, оп­ ределяется существующими интрапсихическими условиями, характером самой эмоции и структуро­ образующим потенциалом межличностного или со­ циального контекста" (р. 296). Во многом реакция индивида на аффект будет зависеть от характера самого аффективного элемента (то есть будет ли это минимальный, главным образом когнитивный сигнальный аффект или же он является соматичес­ ким, недифференцированным и связанным с пер-

84 Г

вичным процессом мышления) и от способности

эго к успешному обращению с ним. Аффекты, одна­ ко, всегда представляют собой вызов и ношу для исполнительной организации функций самоконт­ роля. Эйсслер (1953) описал, как эмоции склонны завладевать индивидом и доминировать в его со­ знательной психике, тем самым исключая другие эмоции. В то же самое время преобладающие аффекты изменяют текущую саморепрезентацию и, как мы видели, иногда заметно влияют на когни­ тивное функционирование и даже на акты воспри­ ятия индивида.

Хотя существует постоянное взаимодействие раз­ личных компонентов индивидуальных функций, в традиционном способе рассмотрения "аффекта и его воздействия на эго" это, как правило, не учитыва­ ется. Аффекты — способы жизни и переживания, которые не могут быть отделены от других функ­ циональных аспектов без насилия над целостнос­ тью человеческого существования. Если мы рассмат­ риваем аффекты скорее как переживание, чем как выражение, необходимо понять, что именно в аф­ фекте, какая его составляющая может быть потен­ циально угрожающей или опасной для процесса са­ морегуляции, и в особенности — для поддержания функции самоконтроля. Появившиеся концептуа­ лизации, хотя и были полезными на каком-то эта­ пе, с течением времени привели к трудностям в понимании аффектов. Огромным препятствием для

развития клинических и терапевтических взглядов едкбщиеылмеЗлединцченасемысьлтеяеотмаы.мфпеХотсрдоатыртфаая,лозкурсвимывывяеразваемаажмнестнеяныаиюесзебтссэаимвн"тлоаруешцанициирйимеяедийоткн,теодрйкинао"випгихдеэд,вамотомеоицдпчивренйссее-.­

эмоции 85

ственная реальная помощь, которую могут получить пациенты, заключается в увеличении их аффектив­ ной толерантности и способности к обращению со

Шафер (1972) был одним из тех, кто выступал за то, чтобы отказаться от "экономических" теорий. Он обнаружил, что источник затруднений в попыт­ ке концептуализации аффекта лежит в преобладаю­ щей склонности мыслить в пространственных тер­ минах — в попытке разместить аффект "внутри" индивида в качестве некоей количественной вели­ чины, которая может быть разряжена "вовне". Ша­ фер выступал в защиту того, что аффект следует рассматривать как прилагательное, описывающее переживание Я, или как наречие, описывающее спо­ соб действия, чтобы устранить таким образом зат­ руднения, возникшие в результате их "овеществле­ ния" и использования пространственных аналогий.

Развитие аффективной толерантности в детстве

Педагогические усилия, которые прикладывают ро­ дители, чтобы помочь своим детям обрести аффек­ тивную толерантность, наиболее очевидны во вре­ мя латентного периода. До сих пор значение ла­ тентного периода в развитии недооценивалось, по­ этому роль родителя в такой важной задаче созре­ вания, как развитие аффективной толерантности, виделась как нечто само собой разумеющееся. Од­ нако, если хоть немного задуматься, станет очевид­ ным тот факт, что задача "воспитания" — в кото­ рую вовлечены родители, учителя, сиблинги и дру- сосредоточена на развитии умения справ­

ляться с эмоциями, в сущности — на развитии аффективной толерантности. В этот период исполь-

86

зуются многочисленные побудительные мотивы, как поощрения, так и наказания. Возможно, наиболее важный и трудный аспект материнства как раз и состоит в позволении ребенку переносить все бо­ лее интенсивное аффективное напряжение, при го­ товности вмешиваться и успокаивать ребенка в си­ туациях, когда он мог бы быть подавлен своими эмоциями. В этом матери может помочь только эмпатия к своему ребенку. Если осуществляющий материнскую функцию родитель терпит неудачу, аффект ребенка достигает непереносимой интенсив­ ности, что может привести к психической травме. Теории о природе переживания психической трав­ мы в раннем детстве многое теряют, если они не в полной мере учитывают природу инфантильных предшественников аффекта.

Позволение ребенку переживать как приятный, так и болезненный аффект такой интенсивности, которую он может выдержать, но вмешиваясь каж­ дый раз, когда ребенок не в состоянии справить­ ся с интенсивным возбуждением, может быть описано как функционирование в качестве вре­ менного или дополнительного "стимульного ба­ рьера". На самом деле более точным будет ска­ зать, что компетентные родители позволяют сво­ им детям упражняться в способности перено­ сить аффекты. Это во многом происходит таким же образом, каким они помогают своим детям в регуляции их возбуждения и моторных функций при обучении хождению или плаванию. Аффек­ тивные всплески допускаются лишь в той степе­ ни, в какой ребенок может их вынести. Тем са­ мым обретается способность сохранять равнове­ сие. Когда ребенок все же утрачивает контроль

над ситуацией, вмешивается родитель; позднее он может также помочь ребенку в отрицании того, что тот когда-либо утрачивал контроль, исполь­ зуя сложившиеся обстоятельства в качестве хо­ рошего оправдания. Штерн (1983) отмечал, что мать достигает этой цели даже с младенцами посредством "расположения на одной линии воз­ можного и вероятного", что означает обращение с ребенком таким образом, как если бы он был приблизительно таким человеком, каким он дол­ жен стать".

Какие методы имеются в распоряжении у ухажи­ вающего за ребенком родителя? Само присутствие осуществляющего уход лица и его отклик уже не­ сет успокоение для испытывающего беспокойство ребенка. Предлагая себя в качестве дополнитель­ ного органа тем самым показываешь ребенку, что сам не испытываешь существенного волнения. В потребности ребенка принимать родительскую оцен­ ку окружающего мира заключена основа его внуша­ емости. У малыша нет иного выбора, кроме приня­ тия матери в качестве всемогущей фигуры. Дети используют воображение для поддержки этой веры, даже если мать не может облегчить их дистресс. Переживая боль, ребенок обращается к матери, что­ бы она утешила его и компенсировала его диском­ форт. Чтобы ребенок приобрел функцию успокое­ ния, он должен чувствовать, что получил разреше­ ние "занять место матери" в качестве источника ока­ зания помощи себе. Такими компенсациями могут быть реальные удовлетворения (такие, как еда) ко­ торые улучшают настроение индивида, или симво­ лические, как, например, некоторый акт прощения или избавления от чего-то неприятного, что помо-

88 Г

справляться с чувствами стыда или вины. По мере взросления доступ к таким приемам и ресур­ сам внутри себя делает для индивида возможным успешное преодоление различных неприятных чувств и состояний, которые случаются в ходе обыч­ ной ежедневной работы или учебы.

Только будучи защищенным от инфантильной травмы, ребенок в ходе латентного и подростково­ го периода постепенно наращивает свою способность переносить аффекты с ощущением комфорта и бе­ зопасности. Раскин и я (1970) подчеркивали, что воспитательные усилия матери, которые помогают ребенку в латентный период лучше переносить используются также для научения переносить бо­ лезненные аффекты. Анна Фрейд (1952) высказа­ ла следующее наблюдение:

"Согласно интерпретации события ребенком, маленькие дети реагируют на боль не только тревогой, но также другими аффектами, соот­ ветствующими содержанию бессознательных фантазий, то есть, с одной стороны, с гневом, яростью и чувствами мести; с другой сторо­ ны — с мазохистическим подчинением, виной или депрессией... Там, где вытекающая из фан­ тазии тревога играет незначительную роль или не играет никакой роли, даже тяжелая боль переносится хорошо и быстро забывается. С другой стороны, боль, отягченная тревогой, даже если она сама по себе незначительна, представляет собой большое событие в жизни ребенка и помнится долгое время впоследствии, а воспоминание о ней часто сопровождается

— 89

фобическими защитами против ее возможного возвращения [р.

Обучая ребенка контролировать аффект, роди­

тель служит примером, и в действительности он будет часто сознательно и вербально побуждать ребенка идентифицироваться с ним и самому осуще­ ствлять эту функцию контроля в будущем. Когда ре­ бенок показывает, что он может принять на себя эту функцию, родитель выражает одобрение и вознаграж­ дает ребенка за использование такого способа обра­ щения с эмоциями, который до этого был продемон­ стрирован родителем. Многие подобные паттерны связаны с походами к врачу, к стоматологу, в школу и т.п., и хороший родитель будет предлагать эмоцио­ нальную поддержку до тех пор, пока она необходи­ ма, однако будет готов дать возможность ребенку ис­ пользовать свои собственные ресурсы.

Помимо прямой регуляции гомеостаза ребенка, в процессе которой он многому научается (Лихтенберг, 1983), родители помогают ему постепенно приобре­ сти способность управлять

Вмешательства родителя в эмоциональное со­ стояние младенца многочисленны и разнообраз­ ны. Младенец переживает свои аффекты пассив­ но, как если бы они исходят от матери. Когда он испытывает хорошие чувства, они сопровожда­ ются объектными репрезентациями матери, ко­ торые (как он чувствует) должны означать, что хорошие чувства сейчас уместны. Когда он чув­ ствует дистресс, он должен обращаться к своей матери за определением смысла переживаемого

дискомфорта.

90 Г

Способность ребенка постепенно развивать вер­ бализацию и укреплять десоматизацию, а также различные функции эго, которые способствуют то­ лерантности к аффектам, зависит не только от той помощи, которую он получает от своих родителей (то есть того, как родители реагируют на это), но также от самого факта присутствия родителей. Вполне вероятно, что идентификация с родителя­ ми и имитация их способа обращения со своими эмоциями в наибольшей степени определяет харак­ тер тех паттернов, которые приобретет ребенок. Снисходительные или, на другом полюсе, автори­ тарные паттерны преобладают в определенных се­ мьях при их обращении с тревогой и другими эмо­ циями. Каждый стиль представляется успешно ра­ ботающим (внутри определенных границ) до тех пор, пока родители последовательны в том, чему они учат и как они относятся к собственным чув­ ствам. Вследствие взаимного характера процесса приобретения аффективной толерантности (посред­ ством обучения и через идентификацию) дети, ро­ дители которых испытывают затруднения в обра­ щении с аффектом, также испытывают затрудне­ ния в развитии полезных способов обращения с собственными эмоциями. Катан (1961) привела пример таких затруднений:

"Существуют родители, которые не только

не способны показывать свои собственные эмо­ ции, но также не разрешают их проявлять ре­ бенку. Если такие родители говорят о своих чувствах или о чувствах своего ребенка, но не способны их показать, ясно, что они использу­ ют слова не для содействия выражению эмо­ ций, а для отказа от них. То есть, в данном

случае слова являются не мостиком к выраже­ нию эмоций, каким им следовало бы быть, а защитой от них. Это приводит к тому, что ре­ бенок перенимает этот способ обращения с чувствами, и начинает, по примеру родите­ лей, использовать слова защитным

В развитии саморепрезентации, или, это раньше называлось, "телесного эго", решающее зна­ чение имеет характер аффективного взаимодействия матери и ребенка. Ибо все части тела, связанные с выражением аффекта, воспринимаются младенцем как находящиеся под контролем матери и принад­ лежащие материнской объектной репрезентации, а не как части себя. Так происходит потому, что мла­ денец, по-видимому, переживает любой аффект как исходящий от объекта. Если мать не способна пе­ редать ребенку чувство, что ему нужно стремиться к тому, чтобы обрести контроль над ними, у ребен­ ка могут возникнуть серьезные затруднения. Фин- келстейн (1975) сообщил о случае пациента, кото­ рый воспринимал эрекции собственного пениса как целиком контролируемые его женщиной-партнер­ шей. Его неспособность сознательно признавать контроль над своим сексуальным возбуждением

А.Грин (личное сообщение) высказал озабоченность тем, что схожая самопораженческая ситуация формируется аналитиком, который на словах побуждает пациента переживать свои эмоции сознательно, но в то же самое время сидит, уподобившись дере­ вянному истукану. Пациента, который страдает от нарушения аффективной толерантности, анализ должен обеспечить возмож­ ностью достижения благополучия при перенесении своих эмо­ ций. В противном случае он получает интерпретации на интел­ лектуальном уровне, в состоянии изоляции аффектов, и ет такую интерпретацию в клише.

92 Г

приводила к преждевременной эякуляции.

и я (1970) детально описали те состояния, в кото­ рых недоступность функций регуляции аффектов может быть главным фактором в склонности к при­ страстию к наркотикам. Кохут (1971) утверждал, что некоторые личности страдают от серьезного ухудшения своей способности регу­ лировать температуру кожи и поддерживать ощу­ щение тепла: "Они полагаются на других людей в обеспечении их не только эмоциональным, но и физическим теплом" (р. 64).

Мы только начинаем обращать внимание на те ситуации и сигналы, с помощью которых мать по­ зволяет ребенку успокоить себя самому, напри­ мер, с помощью переходного объекта. Некоторые матери, явно ощущая ревность, могут отнимать переходный объект у ребенка (Bush, 1974). Зада­ ешься вопросом, не представляет ли такое действие разновидность запрета на самоутешение, которое кумулятивно приводит к психопатологии, которую мы наблюдаем у наркозависимых пациентов?

Мать, которая последовательно поддерживает чувство доверия и активного овладения эмоциями, способствует толерантности к приятным чувствам, которые, по сути, являются предваряющими (тер­ мин Шпица, 1963, относящийся к предвкушению удовольствия). По сравнению с ними те люди, ко­ торые страдали от тяжелых фрустраций в период младенчества, не могут вынести обнадеживающего ожидания — получить пищу или любовь.

(1964) рассмотрел такое развитие с точки зрения младенца, который в возрасте от 12 до 16 месяцев начинает осознавать свою симбиотическую связь с матерью, свою потребность в помощи, а при чрез­ мерной депривации становится подверженным чув­

ству беспомощности: которая от­ ражает психическую скованность, является выра­ жением неспособности младенца активно искать удовлетворения и осознавать потребность в полу­ чении заботы со стороны внешнего объекта". Меня здесь интересует не столько травматический потен­ циал переживания беспомощности, который, несом­ ненно, может быть значительным, сколько влия­ ние такого опыта на переживание человеком по­ зитивных "предваряющих" чувств в своей жизни. По моему убеждению, такие люди подобны тем, о которых сообщал Эткинс (1973). Те, кто не осме­ ливается иметь никаких иных чувств, кроме гнева, являются такими людьми, контакты которых со сво­ ими матерями постоянно расстраивали их; поэтому ожидание удовлетворения вызывает у них предчув­ ствие страдания и беспомощности. Таким образом, качество материнской заботы о ребенке имеет реша­ ющее значение для развития толерантности к пред­ варяющим аффектам.

Сходные заключения можно вывести относитель­ но материнской реакции на другие аспекты психо­ сексуального и психосоциального развития ребен­ ка. Здесь я буду следовать линии рассуждения Шмайля (1964), который придает большое значе­ ние определенным аффектам в связи с ключевыми достижениями в ходе развития. На втором году жиз­ ни, когда ребенок начинает осознавать запреты, он не только достигает продвижения в оценке себя, но также учится тому, какие ожидания допустимы и безопасны — оказаться хорошим и эффективным, или же, напротив, неудачником и виноватым. Хотя в этом возрасте могут приобретаться и другие уме­ ния, например, способность "обращаться" с объек­ тами, может наблюдаться неспособность переносить

94

предъявляемые ожидания. С установлением теле­ сного самоконтроля ребенок может испытывать гордость или стыд, и здесь мать может помочь, позволяя ему испытать оба этих чувства, сохраняя при этом общее чувство благополучия.

На эдиповой стадии, наряду с осознанием своей сексуальной идентификации, наблюдается повтор­ ная интенсификация чувств гордости, стыда и за­ висти. Ключевой вопрос на этом этапе развития состоит в том, может ли ребенок питать надежды на осуществление сексуальных желаний и желаний продолжения рода. Это вопрос не только опреде­ ляет судьбу самого эдипова комплекса, но также чувства ребенка по поводу позволительности его стремлений и связанных с ними чувств надежды. Если ребенку не помогли почувствовать, что его надежды позволительны, это подталкивают его к развитию чувства безнадежности (Schmale, 1964).

Иллюстрацией этого может послужить пациент, мать которого могла принимать лишь доэдиповы отношения с ним, как со своим расширением — обожаемым фаллосом. Ее неспособность быть в от­ ношениях с сильными мужчинами заставила ее сына воспринимать свои фаллические стремления как запретные, в результате чего у него развилась им­ потенция и нарциссические проблемы характера. В анализе он продолжал просить меня "прикрепить его" к одной из моих пациенток.

Так как аффективное выражение — это един­ ственная форма коммуникации для младенца, мать содействует укреплению определенного типа реак­ ции младенца, посредством того, как она реагирует на нее. Большинство матерей способны восприни­ мать эмоции очень маленького ребенка как просьбу об оказании тех или иных услуг и с готовностью

удовлетворяют потребности ребенка. Однако состо­ яние дистресса младенца подрывает их идеальное представление о себе как о любящей матери удов- "хорошего" ребенка. По мере разви­

тия ребенка они все в большей степени реагируют на его эмоциональные вспышки раздражением. В позднем детстве "открытое эмоциональное выраже­ ние может вызывать скорее неодобрение и наказа­ ние, чем стремление помочь" (Jones, 1967).

Такой ход развития имеет три важных результа­ та: 1) Он поощряет вербализацию и самонаблюде­ ние у ребенка, так как для него становится необхо­ димой словесная формулировка своих требований.

2) Внутренние отклики на аффекты приобретают более значимую роль (Jones, 1967). Этот процесс способствует установлению психосоматических пат­ тернов в качестве заменителей хронических аффек­ тивных состояний. Здесь можно проследить "раз­ ветвление" аффективного развития на вербализа­ цию, с одной стороны, и формирование "психосо­ матических" паттернов, с другой. 3) При иденти­ фикации с родителями ребенок реагирует чувства­ ми вины и стыда на неконтролируемые проявления своих чувств. Например, маленький мальчик, ко­ торый плачет от страха, испытывает дополнитель­ ную горечь обиды, замечая свою "детскую" реак­ цию и себя за это. Покраснение выдает эмоцию, а ее рефлексивное самоосознание порож­ дает еще больший стыд. Эта вторичная реакция уси­ ливает страх аффекта. Сначала ребенок научается реагировать на свой аффект, исходя из реакций на него матери и членов своей семьи, а позднее — его сверстников. Таким образом его подводят к при­ нятию социальных норм в выражении своего аф­ фективного поведения.

96 Г

Социальные воздействия на переживание эмо­ ции — это мощные силы в развитии аффективной толерантности, а также способности переносить боль (Tursky and bach, 1967). На интерпретацию те­ лесных состояний сильное влияние оказывают при­ обретенные в детстве социальные установки по отношению к определенной эмоции (Schachter, 1967). В ранних психоаналитических трудах под­ черкивалось репрессивное отношение к сексуаль­ ности, под влиянием чего Д. выразил мнение, что наше общество столь же репрессивно по отношению к В дальнейшем ста­ ло ясно, что в нашей культуре уста­ новки против эмоциональности породили пробле­ му, которая не может быть проигнорирована совре­ менными аналитиками (Sterba, 1969).

— это процесс роста и развития, регулируемый интенсивностью чувств, которые могут быть выдержаны во время "пробно­ го" отделения. Этот процесс дает возможность раз­ вития аффекта и возрастания толерантности к нему. Сходным образом, в детстве наблюдаются такие поведенческие акты, как пробные отделения от ро­ дителей. Оставление ребенка в яслях или в детс­ ком саду обеспечивает главную проверку его спо­ собности выносить тревогу. Для детей, которые могут переносить тревогу, это возможность разнообразить объектные отношения, обогатить способность самоудовлетворения и еще более увеличить аффективную толерантность. Та­ ким образом, мы можем добавить еще одно диагно­ стическое соображение при расстройстве обраще­ ния с тревогой в латентном периоде и позднее: мы должны задаваться вопросом: дело в подавляющей и интенсивной тревоге, скажем, в случае фобии

школы, или же у ребенка недостаточна аффектив­ ная толерантность?

Те бессознательные способы, которыми родите­ содействуют развитию аффективной толерант­ ности, не ограничиваются тем, что они сами слу­ жат в качестве объектов идентификации и позво­ ляют такую идентификацию. Они имеют также бес­ сознательные ожидания относительно способности ребенка переносить определенные болезненные аффекты и передают эти ожидания ребенку посред­ ством того, что они позволяют делать. И наоборот, тот родитель, который постоянно вмешивается, как только эмоции ребенка достигают минимального дистресса, может способствовать формированию у ребенка страха аффекта, неуверенности в своих си­ лах. Такие реакции, как правило, выдают природу мотивации родителя — содействовать чрезмерной

зависимости.

При определенных обстоятельствах родители, со­ знательно или бессознательно, могут снижать аффективную толерантность ребенка. Это может быть частью представления родителя о соответству­ ющем полу поведении, как это происходит, напри­ мер, с родителями, которые стыдят мальчика и учат его тому, что страх и плач несовместимы с муже­ ственностью. Переживание печали или страха с ак­ центированием сознательной и вербальной состав­ ляющей аффекта увеличивает трудности в овладе­ нии этими болезненными эмоциями. Традицион­ ное для старой Японии отношение к стыду было явно направлено на то, чтобы сделать стыд и уни­ жение непереносимыми и неприемлемыми. Ребе­ нок зависит от родителя в обеспечении его ранни­ ми интерпретациями боли и эмоций. Когда ребе­ нок испытывает боль, он обращается к матери для

98 Г

выяснения того, был ли ему нанесен вред и для получения помощи. Мать может реагировать спо­ койно, успокоить и утешить малыша; или же она может чрезмерно расстроиться и впасть в панику и породит таким образом вторичную тревогу у ребен­ ка. Она может даже ругать его за то, что он ушиб­ ся, добавляя к боли от ушиба оскорбление (Benedek, 1956).

У родителей существуют определенные паттерны отклика на аффективный дистресс. То, как реаги­ рует родитель, может формировать у ребенка оп­ ределенную оценку боли и болезненных эмоций, которая может приводить в результате к интенсив­ ным реакциям на возможность переживания болез­ ненных эмоций. Таким образом, некоторые люди не идут к врачу, потому что боятся своей реакции на этот визит и того, что врач им скажет. Боль­ шинство родителей предпринимают особые усилия, чтобы помочь ребенку развить аффективную толе­ рантность, в особенности во время латентного пе­ риода, когда эмоциональная устойчивость включа­ ет в себя способность переносить фрустрацию и от­ кладывать удовлетворение без "снежного кома" аф­ фективных реакций на это.

Развитие устойчивости к болезненным эмоциям необходимо для перехода от игры к работе и учебе. Естественное стремление ребенка к эффективности (Broucek, 1979) и к инициативе, овладению навы­ ками и трудолюбию идет параллельно с его стрем­ лением увеличивать интенсивность аффектов, ко­ торые он может выдержать. Клайн (1976) подчер­ кивала, что удовольствие от функционирования и аффектации (переживая себя в качестве эффектив­ ного агента изменения) являются могущественными побудительными силами. Я полагаю, что они пред­

ставляют особенно сильный мотив для ребенка в латентном возрасте увеличить диапазон толерант­ ности эмоций, чтобы справляться

ными и социальными задачами. Еще одной важной задачей развития аффективной толерантности во время латентного периода, о которой следует упомя­ является подготовка почвы для проверки эмо­ циональной удали в подростковом периоде. Разви­ тие эмоциональной устойчивости в подростковом периоде обсуждается в следующей главе. Однако полезно еще раз вспомнить о том, что главная при­ чина поддержания гедонистических и порождаю­ возбуждение аффектов на низком ур<