Умерший одноклассник хотел проводить, праздник и кровь

Автор: Наталья ngricko, 27.11.2009

Я еду в ночном автобусе. Неожиданно ко мне подходит молодой человек поздороваться. Дословно его речь сейчас передать не могу, общий смысл тот, что он рад, что я теперь там же, где и он, нам по дороге и он (вместе с другом) готов проводить меня. Я соглашаюсь, хотя с удивлением – в школе мы не общались, потом тоже никогда – он умер в 19 лет, разбился ночью на машине (заснул), перегонял для продажи – а тут дружелюбно предложил компанию. Выглядел он как раз лет на 20, не подростком. Когда автобус останавливается, я выхожу первая и успеваю быстрым шагом пройти метров 50 вперед, останавливаюсь, чтобы подождать их. Они идут неторопливо, к ним присоединились еще две моих одноклассницы (зимой живые были), их я вижу очень смутно, даже когда одна отделяется и подходит ко мне, я, скорее, опознаю ее по ощущению, чем визуально, а его видела очень отчетливо, ярко, длительно устойчивый образ. Она недружелюбно говорит, чтобы я не ждала их, а шла вперед (т. Е. Не вклинивалась в их общение с мальчиками). Меня это предложение вполне устраивает, я быстро иду по ночным улицам, хотя осознаю, что не знаю, куда мне идти и где меня, собственно, ждут? Если одноклассники, то это, видимо, школа? Останавливаюсь рассмотерть статую на высоком постаменте (хотя по меркам нашей культуры это, скорее, кукла) – это мадонна (характерная цветовая символика и выражение лица, но нет младенца), слитая с цветком (лотосом), женщина и цветок одновременно (как у Новалиса). Потом сворачиваю. Когда я добираюсь до школы, я узнаю, что сильно опоздала (пошла неправильной, слишком длинной дорогой, не там свернула), все, вроде и разошлись. Тут я сожалею, что из‑за этой девчонки не пошла с ним, сейчас бы все было в порядке. (в бодрствующем состоянии это сожаление усугубилось, я осуждаю себя.)

Из дальнейших снов, чрезвычайно насыщенных, помню повторяющуюся в вариантах ситуацию пира‑знакомства, там много пар среднего возраста. Красивые, хотя увядшие завитые дамы в драгоценностях. Не я устраиваю эти празднества, не я их обслуживаю, но я почему‑то хочу понравиться тем, с кем меня знакомят, любезно общаюсь с ними. В одном из эпизодов мне нужно сделать какие‑то записи о происходящем, "дневник". Передо мной чистые альбомы с белой плотной бумагой очень высокого качества, шикарные переплеты, еще и завернуты. Я не решаюсь испртить их своими записями, хочу найти что‑то попроще, маленький блокнот или записную книжку, не новые. На другом празднике (внизу и в полутьме, тот был наверху и при ярком освещении) за длинным столом (там скорее за широким) и сидят в основном мужчины монгольского вида, изрядно подвыпившие. Я стараюсь сделать что‑то приятное, для того, кто во главе, спрашиваю, не закачать ли для него фильм, "Битву при Красных скалах", но другого режиссера, похуже (спрашиваю, видел ли он фильмы Джона Ву), он говорит, чтобы я качала все (видимо, он ассоциируется у меня с мужем – с ним мы любили смотреть фильмы). Мотив школы возникает еще раз: я иду по школьному коридору, вижу женщину, которая кажется мне знакомой и незнакомой одновременно. Наконец я понимаю, что это А. А. (подруга моего мужа), но в совершенно нехарактерной одежде – обка до колен с оборочками, высокие каблуки. Она начинает что‑то высказывать мне на тему моей недостойности мужа (не понимала, не заботилась), я вспоминаю, что сегодня Эдик мне снился, был очень весел, отвечаю ей, что она не права, нам даже слова не нужны были для общения, было достаточно взглядов и жестов.

В последнем эпизоде был молодой человек, которого я осознавала достаточно близким (приятель, друг кого‑то близкого мне), чтобы не быть безучастной к его страданию: он был весь изранен, его раны нуждались в перевязке, потому что сильно кровоточили. Алая кровь, окровавленные бинты были везде. Я пыталась ему в этом помочь. К глубоким ранам присохли тампоны, зажимавшие их под бинтами, он испытывал дикую боль, когда мы пытались их отделить, кричал. Я осознавала, что у нас нет никаких лекарств, ни анестезии, ни антибиотиков, только спирт, который я предложила налить ему в рану, чтобы отделить засохшую вату. Естественно, это вызвало еще более дикую боль. При пробуждении были не эмоции (хотя неприятный осадок, конечно, был), но размышления, продолжавшие сон: как же надо было действовать в такой ситуации? Возник вопрос: кто он, почему я рядом с ним?

Когда закончила эту запись, позвонила А. А. , что ж – это теперь характерная манера тех, кто звонит мне – предварительно они мне снятся. Сказала, что в таком виде последний раз она была лет десять назад, а лет 20 назад он был весьма для нее характерен. Кстати, действительно в моем сне она была значительно моложе и стройнее, почему я еще и затруднялась с узнаванием.

Интерпретация. Сквозной мотив в этом сне "я хуже других" и "я не достойна", поэтому мне "не дается", поэтому у меня не получается помочь другим/себе. И что делать с таким ощущением, раз оно вылезло с глубин? Мое сознание, например, с этим не согласно (полуконфликтные мотивы моей реакции на осуждение меня), а толку? Еще мотив "не те действия". Т. Е. Мой выбор все время неправильный. Вместо короткой дороги с проводником выбираю разглядывание мистической женщины‑цветка и не достигаю цели пути, вызываю еще большие страдания раненого, "чужая на празднике жизни".