Тайна усыновления. Последствия «разоблачения»

«Недавно мы усыновили мальчика, поменяли ему фамилию. Теперь очень боимся, вдруг правда выплывет наружу и какая-нибудь «добрая тетя» расскажет ему, что он не родной. Как нам быть?» - это строки из письма. Тайна усыновления – одна из наиболее популярных тем, волнующих будущих приемных родителей.

Тайна усыновления в нашей стране охраняется законом. Почему же из такого простого и благородного дела, как усыновление, надо делать тайну? Иногда люди очень хотят иметь ребенка, но не могут родить своего. Им не хочется посвящать других людей во все обстоятельства. Пусть все считают, что это их собственный ребенок.

«Да его просто затравят, - объясняют будущие усыновители, искренне желающие скрыть правду о рождении ребенка, - а в нас все пальцем тыкать будут». Да и самим будущим родителям так иногда важно считать ребенка полностью «своим», что они стараются вычеркнуть прошлое даже из своей собственной памяти. Не говоря уже о том, чтобы рассказывать что-то ребенку. «Во-первых, он не поймет, - аргументируют сторонники «тайны усыновления» свою позицию, - во-вторых, будет спрашивать про «другую маму». В-третьих, расскажет все кому-нибудь. Нет уж, мы ему ничего не скажем».

Пока ребенок маленький, наверное, проще так. Он же «ничего не понимает». А потом, когда он вырастет? Об этом часто не думают, считая, что если никто не проболтается, то проблемам просто неоткуда взяться. Наверное, бывают случаи, когда тайна остается тайной. К специалистам порой обращаются за консультацией, когда «тайна» себя не оправдывает, и наступают серьезные и очень неприятные последствия. Иногда замалчивание правды заводит людей в жизненный тупик.

Лена росла в любящей, хорошей семье. «У нас всегда были хорошие отношения. У меня было счастливое детство. Не помню, когда появилось это ощущение, что как будто что-то не так», - рассказывала она, уже будучи взрослой тридцатилетней женщиной.

Однажды Лена, еще учась в школе, без спросу и без особой цели перебирала старые документы, спрятанные на антресолях. Найдя старое свидетельство о рождении, она не очень сильно удивилась. «Там были другие имя и фамилия, но я сразу поняла, что это мое свидетельство. Я как будто всегда знала, что меня усыновили - говорила Лена без особых эмоций, - обрывки фраз, какие-то слова, молчание, шепот, взгляды – все сложилось воедино».

Лена рассказывала спокойно, казалось, что ее не очень волнует эта тема. «Я ничего не сказала маме о своей находке, а зачем? Она начала бы плакать, объяснять что-то. Я просто знала, что они мне не родные. Иногда они шептались о чем-то, и мне всегда казалось, что они шепчутся обо мне. Было такое ощущение, что в семье есть позорная тайна, и я в этом виновата», - прибавила Лена, усмехнувшись. Похоже, что она привыкла не показывать своих истинных чувств, выбрав для защиты легкую иронию.

Лена закончила школу, получила диплом в институте. Как только это стало возможным, она стала жить самостоятельно. «Когда мне было двадцать шесть лет, - продолжила Лена, - я решилась поговорить с мамой. Мы сидели на кухне, и я сказала, что знаю о том, что они меня усыновили. Мама помолчала, как будто решая что-то про себя. Потом сказала: «Ну и хорошо», - и чем-то занялась. Я поняла, что мы больше не будем об этом разговаривать», - Лена говорила бесстрастно, глаза смотрели холодно.

«У меня есть друг, - неожиданно сказала Лена, - мы хотим пожениться. Он не понимает, почему я не знакомлю его с родителями. А я как представлю, что мы придем в гости, и они с этими своими милыми улыбками и ему будут врать», - Лена передернулась. «Что мне делать? – как-то по-детски беспомощно вдруг спросила Лена, - я не хочу ему врать в таком важном деле, а сказать правду я тоже не могу. Получится, что я предам их, - она судорожно сглотнула и с трудом выговорила, - родителей».

К сожалению, приемным родителям зачастую даже не приходит в голову, как тяжела для детей ситуация неправды. «Почему мое рождение - это тайна?» - не могла понять Лена-подросток. «Наверное, это что-то позорное, - отвечала она сама себе, - наверное, в этом есть моя вина». Дети часто приписывают себе вину за то, что происходит в семье. «Но мы ведь и хотим уберечь ребенка от этой тяжести! - восклицают люди, горой стоящие за «тайну», - мы хотим, чтобы он ничего не узнал и жил спокойно!». Жизнь берет свое. Все тайное становится явным.

Для Лены тяжелее всего было то, что родители не хотели поговорить с ней откровенно. Ее не столько волновал факт, что она приемная, сколько отсутствие доверия со стороны родителей. Лена, человек по натуре спокойный, загнала свое горе «внутрь». Ошибки и страхи приемных родителей обернулись проблемами в ее личной жизни. Бывает по-другому. Иногда повзрослевший ребенок очень бурно и трагично принимает известие о том, что он не родной.

На прием пришла пожилая женщина. «Мы удочерили Катеньку шестнадцать лет назад, - сказала она, - моя дочь с мужем удочерили, а я – бабушка. Теперь у нас такие проблемы, я просто в отчаянии». Бабушка рассказала, что все было хорошо у них в семье, девочка росла умница. Немножко избалованная, но «это наша вина, - сказала бабушка, - все время ее жалко было, я все старалась за нее сделать». Жили как обычная семья, все любили друг друга, никому и не приходило в голову делиться какими-то «тайнами».

«Мы сами даже забыли, что Катенька родилась не в нашей семье, - говорила бабушка, - наш, родной ребенок. Зачем нужно ворошить прошлое? Да там и «прошлого»-то было – одна неделя, мы же ее практически новорожденную взяли».

Две недели назад Катя пришла от подружки очень задумчивая. «Я подумала – заболела, - рассказывала бабушка, - Мне и в голову ничего такого не приходило». Неделю Катя ходила как в воду опущенная, а потом исчезла. Трое взрослых сходили с ума, пока не раздался звонок от мамы той самой подружки. «Катя у нас, - сказала она, - я должна с вами поговорить. Только не говорите Кате», - попросила она, явно сама запутавшись в происходящем.

История была несложной. Мир тесен. Новорожденная Катя шестнадцать лет назад была оставлена в районном роддоме, откуда ее и забрала семья. У людей хорошая память, и кто-то запомнил и семью, и фамилию. Семья жила в уверенности, что прошлое не возвращается. А рядом жили люди, для которых не было никакого секрета в том, что девочка в семье – удочеренная.

«У меня соседка в гостях была, - торопливо объясняла подружкина мама, - и они все вместе разговаривали. Я была на кухне, а когда пришла в комнату, поняла, что произошло что-то неприятное. Соседка сразу ушла, Катя с дочкой еще долго шушукались. Мне показалось, что Катя не то злится, не то плачет. Потом только дочка рассказала, что эта соседка с Катей разговорилась. Катя в один день с ее сыном родилась, в том же роддоме. Слово за слово, и вдруг как-то так сошлось, что Катя – та самая девочка, которую в роддоме оставили, а потом ее сразу забрали. Соседка даже фамилию помнила».

Катя появилась у них снова через некоторое время. «На нее было страшно смотреть, - сказала мама подружки, - она вся черная была». «Ненавижу их, ненавижу, - шипела Катя сквозь зубы, - они мне не родные!» Катя отказалась идти домой, сказала, что если ей не разрешат здесь остаться, она пойдет и выбросится из окна. Она потребовала, чтобы никто не сообщал ее семье, где она находится. «Я, получается, предаю Катю, - пыталась оправдаться эта женщина, вовлеченная в чужую трагедию, - но мне так за нее страшно!»

Мы долго разговаривали с Катиной бабушкой. Именно то, что девочка так бурно и так открыто переживала трагичное для нее известие, давало надежду на скорое выздоровление. Она не прятала свои чувства. Да и семья, поняв, в чем корень зла, была готова к откровенным разговорам и объяснениям. Скрывали-то правду о рождении девочки даже не из страха, а попросту считая, что так и надо, что делают это во благо ребенка.

Давайте попробуем понять, какие чувства испытала Катя, неожиданно узнав от постороннего человека о том, что она удочеренный ребенок. Ее мир, такой простой и понятный, перевернулся. Любящие, родные люди, самые близкие, вдруг оказались не теми, кем она их считала. Чужими? Неродными?

В русском языке слово «родной» имеет два значения. Одно значение – «кровный родственник». Второе значение – «близкий, любимый». Узнав, что она неродная по крови, Катя решила, что теперь не может быть близкой и любимой. Она как будто потеряла в одночасье всех, кого любила. Она запуталась, растерялась, испугалась. Ее слова о «ненависти» были криком отчаяния. Часто повзрослевшие дети в такой ситуации считают, что их предали. Получается, что много лет от них скрывали такую важную информацию. Как теперь доверять людям, которые так долго обманывали? Можно ли вообще доверять кому-нибудь?

Катина семья оказалась в непростой ситуации. Им предстояли долгие и откровенные разговоры с Катей. Им предстояло рассказать Кате все с самого начала. О том, как они хотели ребенка. Как не смогли родить. Как приняли решение о том, что будут усыновлять. Мама с папой рассказывали Кате о том, как обрадовались, узнав, что есть девочка, которую они назовут своей дочкой, о том, что сразу полюбили ее и стали считать своим, родным ребенком. Бабушка вспоминала Катино детство, ее болезни, ее капризы – так, как бабушки вспоминают детство своих внуков.

«Ну и хорошо, - может сказать кто-то, - пришло время, и рассказали. Какая разница, раньше или позже. Даже лучше, что позже». К сожалению, это не так. Ситуация не разрешилась так просто. Пока Катя бурно переживала известие, она успела наговорить своим близким много обидных и, с их точки зрения, несправедливых вещей. Слова о ненависти больно их зацепили. «Как же так, - говорили они, - мы отдали ей всю душу. Мы же не виноваты в том, что все так получилось. Она могла бы нас понять».

Слово «неблагодарная» не прозвучало вслух, но Катя в какой-то момент почувствовала, что ее как будто в чем-то обвиняют. Кроме того, Катиной семье было очень обидно, что она стала искать поддержку и понимание у чужих людей. «Почему она ушла к подружке? – с горечью спрашивал Катин папа, - теперь эти люди знают, что происходит в нашей семье. Мы выглядим глупо и некрасиво, как будто мы враги своей дочери». Ему пришлось приложить немало душевных усилий, чтобы понять Катину боль и растерянность.

Кате легче было разговаривать с чужими людьми именно потому, что она чувствовала боль, стыд и растерянность, и в ответ ей нужно было спокойное понимание и утешение. Она не сразу пошла на контакт со своей семьей, не сразу захотела разговаривать. Умом она поняла, что ее близкие поступали так из лучших побуждений. Но ее мир рухнул, а рухнувший мир не восстановишь в одночасье. Невозможно мгновенно вернуться к былой беззаботности, вновь почувствовать легкость и доверие.

В Катиной семье все наладилось. Они поняли друг друга, и со временем простили. Правда, выводы из ситуации у всех оказались разными. Для бабушки произошедшее осталось «злым роком», трагичным стечением обстоятельств. Она обвиняла во всем ту соседку, которая «распустила язык». Катин папа долго вникал в суть случившегося, разговаривал со специалистами. «Если бы у меня раньше была правильная информация, - сказал он, - я бы обязательно говорил с Катей обо всем с самого детства. Она бы знала, что хотя не мы ее родили, мы ее очень любим, она ведь наша дочка. В этом нет ничего стыдного. Стыдно должно быть тем, кто детей бросает».

Катина мама тоже во всем разобралась, но такой решимости, как у папы, у нее не было. «Даже не знаю, как бы я поступила, - говорила она, - Конечно, правильно говорить ребенку правду. Но ведь когда она обнимает тебя и говорит «мама, мама», попробуй скажи, что была еще какая-то другая мама. Язык ведь не повернется. Хотя то, что мы пережили – не дай бог никому!»

Сама Катя, помирившись со своими близкими и приняв ситуацию как данность, столкнулась с неожиданной проблемой. «Понимаете, - объясняла она, обратившись по совету бабушки за консультацией и поддержкой, - я теперь не знаю, как общаться со своими друзьями. Каждый раз, когда я произношу слова «мама» или «папа», у меня возникает такое чувство, что я обманываю своих друзей. У нас не было секретов друг от друга. То есть, я так думала, что у нас нет секретов. То есть, их и не было, пока я не узнала…», - Катя замолчала, совсем запутавшись.

«Я должна им все рассказать, но я даже не представляю, как это сделать. Вдруг сказать не с того ни с сего: «А знаете, мои папа и мама – не родные». Я боюсь, что заплачу, или вдруг они начнут их осуждать, или… - у Кати действительно навернулись слезы на глаза, - и не предам ли я папу с мамой, рассказывая об этом? А спросить я их боюсь, я как вспомню, как они тогда психовали. Если бы я раньше знала все это, и все бы знали, что это так, и не надо было бы сейчас никому ничего объяснять. Это ведь не стыдно, что меня усыновили, правда?»

«Это ведь не стыдно?» - вот что становится самой большой проблемой для человека, который обнаруживает, что в его жизни есть «страшная тайна», о которой никто не должен знать. Узнав, что тайну его рождения тщательно скрывали, человек начинает думать, что в его судьбе есть что-то постыдное. Значит, и сам он – носитель какого-то «позора», не совсем полноценный, полноправный член общества. Он – тот, кого в тайне усыновили.

«Тайна – позор – клеймо на всю жизнь» - как вы думаете, как себя чувствует человек, вынужденный жить с таким грузом? «Так ведь тетка виновата, - скажет кто-то, - та, которая язык распустила. Не было бы тетки, и все шито-крыто осталось бы!» Ох, тетка, негодница! Может, действительно, не было бы «тетки», и проблем бы никаких не было? Давайте посмотрим…

«Тайна, покрытая мраком»

«Мы с мужем бесплодны. Родственники не поймут и отвернутся, если усыновим. Решили имитировать беременность и взять новорожденного до 1 месяца и скрыть правду от будущих бабушек и дедушек», - строки из письма молодой пары.

Эти молодые люди ставят перед собой очень сложную, почти невыполнимую задачу – скрыть правду не только от посторонних людей, но и от самых близких. Ведь «бабушки и дедушки» в данном случае – папа и мама каждого из супругов. Мы даже не будем брать в расчет вопрос, хорошо ли будет ребенку в семье, где нет доверия между самыми близкими людьми. Какие же еще трудности могут поджидать молодую пару?

К нам за консультацией обратилась супружеская пара. Их двенадцатилетний сын стал очень плохо себя вести. Он бил одноклассников, грубил учителям, прогуливал и не делал уроки. Домой стал приходить поздно, однажды родителям показалось, что от мальчика пахнет спиртным. «Помогите нам, пожалуйста, - попросили Марина и Коля, - мы не знаем, что нам делать». На удивленный вопрос, при чем же тут детский дом, специалисты которого консультируют только семьи, в которых живут приемные дети, супруги рассказали свою историю.

Марина и Коля знали, что не смогут иметь своих детей. Они познакомились еще в институте и очень любили друг друга. Когда возраст подошел к тридцати годам, супруги решили завести ребенка. Разумеется, усыновить. Они знали, что это непростое, ответственное решение, и были готовы к трудностям. Но главное препятствие ждало их дома.

Они жили вместе с родителями Марины, в большой, хорошей квартире. В ней хватило бы места не одному ребенку. Да вот беда, Маринин отец и слышать не хотел ни о каких приемных детях. Стоило какой-нибудь статье о сиротах попасться ему на глаза, или кому-нибудь случайно упомянуть об усыновлении, как он начинал ругаться, понося на чем свет стоит и «это отродье» и «тех идиотов, которые тащат в дом неизвестно кого». Марина и Коля понимали, что даже заикнуться об усыновлении будет невозможно.

«Давай поедем к моим родителям, - предлагал Николай Марине, - там усыновим ребенка. Твои сначала посердятся, а потом привыкнут. Твой папа ведь не злой человек». Но Марина боялась остаться без маминой помощи, пойти против отца, да и не хотелось ей менять столицу и привычный уют большой квартиры на чужие углы в маленьком городке. Супруги решили схитрить, и выдать приемного ребенка за своего. Как искали ребенка, как имитировали беременность, как уезжали якобы «в длительную командировку» - долгая история.

Труднее всего было с письмами и телефонными разговорами. Маринина мама очень волновалась о здоровье «беременной» дочки, и задавала множество вопросов. Марина выкручивалась, как могла, придумывая правдоподобные ответы. Она даже купила медицинский справочник, чтобы ее слова звучали правдоподобнее. Два месяца спустя после «родов» Марина и Николай триумфально вернулись к родителям, бережно неся на руках заветный «кулечек».

Марина боялась встречи с мамой. Все это время мама жаловалась, что Марина «скрывает от нее что-то», правда, приписывала это проблемам со здоровьем. Теперь Марину ждала череда вопросов о том, как проходили роды, и как она впервые посмотрела на сыночка, и как сердце дрогнуло.

С «дроганьем сердца» дела обстояли плохо. Младенец вызывал жалость, сострадание, поначалу небольшую брезгливость. Любви не было. Марина корила себя всякими словами. «Ты не мать, ты ехидна, - говорила она самой себе, - таким как ты, нельзя давать детей». Она скрывала от Коли свои чувства, изо всех сил изображая радость и умиление. Пока однажды Коля не сказал, задумчиво глядя на малыша: «Интересно, это у всех приемных родителей так, или только я бесчувственный?»

Теперь они оба знали о том, что любовь к приемному ребенку не «выдается» вместе с постановлением суда об усыновлении. Немного помогла врач из роддома, к которой супруги зашли перед отъездом. Увидев их потерянные лица, она сказала: «Так часто бывает. Не переживайте, любовь придет постепенно. Это ваш ребенок». Марина и Коля стали ждать любви.

К моменту встречи с бабушкой и дедушкой лжи уже было накручено столько, что Марине казалось – она больше не выдержит. Но все было впереди. «Ути-сюси-пуси, какие мы масюсенькие, - завела ритуальную песню бабушка, освобождая мальчишку из пеленок, - ну-ка, ну-ка, на кого мы похожи?» Марина неожиданно почувствовала припадок злобы. «На мамашу, которая сбежала из роддома», - хотелось крикнуть ей в ответ. Марина взяла себя в руки и покорно начала выискивать в маленьком Мишутке черты сходства с папой, мамой, дедушкой и бабушкой.

К большому облегчению Марины, с дедушкой все обошлось проще. Видимо, он не любил не только детей-сирот, а вообще не испытывал тяги к малышам. Так, взглянул, улыбнулся и ушел к себе. «Как хорошо, что он равнодушен к ребенку, - подумала Марина, которая раньше очень боялась, что ее строгий отец не полюбит малыша,- хоть бы он вообще на него внимания не обращал».

Мишутка рос умненьким, бойким мальчишкой. Бабушка души в нем не чаяла, целиком погрузившись в заботы о внуке. Все шло, как в обычной семье – первые шаги, поломанные игрушки, порванные книжки. Первый лепет, песочница, первые буквы, которые Мишутка с гордостью писал на дедушкиных бумагах. Только вот Марину не оставляла тревога. В каждом замечании о ребенке ей чудился скрытый смысл, намек. «Уши у него не наши, - прикидывала бабушка, в очередной раз рассматривая семейный альбом, - Коля, у твоего папы ведь не такие уши?» Ушки у Мишутки уродились лопоушки. «Причуды генетики, - спокойно отвечал Коля, честно глядя теще в глаза, - у моего двоюродного прадедушки такие были».

«В нашей семье так себя не ведут», - воспитывал Мишу дедушка, обычным образом прививая ребенку семейные ценности. «Догадался», - замирала Марина. Догадался или нет – оставалось вопросом. Дедушка больше не ругал «этих усыновителей», а если тема неожиданно возникала, хмурился и уходил к себе. «Бандит растет», - бормотал он, подбирая очередной искореженный паровозик. В душе Марины вспыхивал страх.

Марина и Коля искренне любили Мишу. Доктор не обманула – любовь действительно постепенно пришла. А вместе с любовью пришли и новые страхи. Иногда Марина не могла заснуть всю ночь, думая о той девчонке, которая оставила в роддоме своего новорожденного сыночка. «А вдруг она спохватится, начнет его искать? А вдруг кто-нибудь проболтается? Закон-то закон, но ведь все же люди. Захотят помочь несчастной матери». Иногда на Марину накатывала волна жалости к ней. Но чаще Марина с ужасом представляла себе, как на пороге ее дома появится незнакомая женщина и предъявит права на ее сыночка. Марина стала бояться незнакомых людей, звонков в дверь. Поддерживало то, что тайну они хранили вдвоем с Колей. Хотя Коля считал Маринины страхи пустыми фантазиями, убеждал ее в том, что даже если кто-то их разыщет, закон все равно на их стороне.

Подрастая, Миша, как всякий ребенок, стал интересоваться тем, как он «был у мамы в животике». Отвечать на Мишины вопросы было не трудно, Марина прижимала его к себе, они вместе рассматривали детскую энциклопедию. Только сердце ее наполнялось болью. «Этого не было на самом деле, - с горечью думала она, - Я не настоящая мать. Где-то живет та, что его родила. Я ведь и его обманываю, он никогда не узнает свою настоящую историю». Оказалось, что планировать «сохранение тайны усыновления» - это одно, а скрывать правду от любимого человечка, от своего ребенка – это совсем другое.

Миша рос, пошел в школу. Внешне в семье все было благополучно. Николай работал, Марина тоже. На выходные уезжали на дачу, Коля много гулял с сыном. Похоже, он чувствовал себя вполне комфортно – у него хорошая семья, сын, он прилично зарабатывает на интересной работе. Марина тоже радовалась жизни, и говорила себе, что ей очень повезло, у нее есть ребенок, муж, ее родители живы и здоровы. Только вот когда накатывала тревога, ей не с кем было поделиться.

Коля со временем стал от нее отмахиваться, говорил, что она слишком мнительная. Отец старел, брюзжал, часто выставлял Мишу из своего кабинета. Возможно, он вел бы себя так с любым ребенком, но Марине все казалось, что он недолюбливает Мишу. Она была почти уверена, что ее мать давно обо всем догадалась, но боится об этом говорить и старательно скрывает свои переживания. Марина понимала, что каждый член семьи живет как бы по отдельности. «Мы как будто позор какой-то скрываем, - думала Марина, - словно боимся друг друга».

В школе возникли неожиданные проблемы. Миша, словно компенсируя подспудный «обет молчания», прославился в школе как рассказчик самых невероятных историй. Сначала учителя принимали его слова на веру, и звонили к ним домой, с тревогой выясняя, как себя чувствуют бабушка с дедушкой. «Нормально чувствуют, - отвечала удивленная Марина, - а в чем дело?» Оказалось, что Миша очень убедительно поведал историю о том, что бабушка с дедушкой попали в автомобильную катастрофу, и лежат в реанимации в тяжелом состоянии. В связи с чем он, Миша, дежурил в больнице два дня и поэтому пропустил школу.

Для Марины было новостью то, что ее такой послушный и хороший ребенок пропускает школу, а от его рассказа она испытала шок. Дома был большой скандал, но потом Мишу простили, порешив, что ребенок чего только не придумает, чтобы в школу не ходить. Однако Миша на этом не остановился. Он рассказывал о том, что его семья очень богата, и имеет на счетах в банке огромные деньги. Рассказывал о том, что в доме хранятся редкие ценности. Однажды придумал очень правдоподобную историю о том, как они с папой перевернулись в лодке на озере, и как он, Миша, тянул до берега бездыханного папу. Все истории были связаны либо со спрятанными ценностями, либо с тем, как Миша спасает своих близких.

Чем взрослее Миша становился, тем острее становились Маринины страхи, связанные с наследственностью. «Пока он был маленький, я ничего такого не боялась, - рассказывала Марина, - когда ему исполнилось пять лет, я совсем успокоилась. Здоровый ребенок, развитие в норме. А вот как исполнилось ему одиннадцать, он начал грубить. У меня стали мысли появляться – может, это гены в нем заиграли? От кого он родился, может, его кровный родитель был плохим человеком? И Миша в него пошел? Так ведь бывает?»

Марина не могла ни с кем обсудить свои страхи. Ведь это означало рассказать кому-то, что Миша – приемный ребенок. «Я иногда представляла себе, что пойду, ну, к психологу какому-нибудь, - делилась Марина, - и вот какие я слова скажу? Что он не родной? Да я это выговорить не смогу – у меня роднее никого на свете нет, - Марина покосилась на Николая, не обиделся ли тот, - Скажу, что он приемный? Тогда нужно было бы всю историю рассказывать, а я сама не могу объяснить, почему все так получилось. Больше боялась, как мы все будем выглядеть в глазах постороннего человека. Сейчас-то мне это не важно. Главное, чтобы Мишеньке помогли, и нам всем». Марина заплакала.

Когда Миша начал по-настоящему грубить, обстановка в семье накалилась. «Не от нас же он этому научился», - думала Марина. Мы все вежливые, хорошо воспитанные люди. Значит, точно, гены». Марина затосковала. То, что многие мальчишки становятся в подростковом возрасте грубыми, ей как-то не приходило в голову. Семья жила довольно замкнуто, а детей из знакомых семей Марина встречала только в гостях, приодетых и улыбающихся. В Марине боролись два чувства – любовь к Мише и все больше нараставшее ощущение, что это не ее ребенок, чужой, неласковый. «Я ему не нужна, - тоскливо думала Марина, - ему никто не нужен. Он нас бросит так же, как его мать бросила в роддоме».

Однажды, когда Миши долго не было дома, у бабушки случился сердечный приступ, ей вызывали скорую. Когда Миша вернулся, родители набросились на него с упреками. Дед стоял тут же, хмуря брови. В ответ на упреки Миша огрызался, скандал разгорелся не на шутку. «Нормальные дети так себя не ведут», - крикнула в сердцах Марина. «У нормальных детей родители нормальные», - выкрикнул в ответ Миша, выбегая из коридора. «Родители...», - недобро усмехнулся дед, поворачиваясь и хлопая дверью. У Марины началась истерика.

Марина с Колей долго разговаривали. Коля любил жену, и понял, что запустил ситуацию. Они все обсудили.

- Я был такой же в двенадцать лет, - рассказал Коля к огромному удивлению Марины, ведь она всю жизнь знала мужа как спокойного, рассудительного человека, - Однажды я хлопнул дверью и ушел из дома, к приятелю, - продолжил Коля, - а еще один раз подрался с отцом, и тут уж он меня выставил. Мать нас долго потом мирила.

- Но почему? – не понимала Марина, - что ему не хватает?

- Все ему хватает, даже с избытком, - терпеливо объяснял Николай, - ты посмотри, как бабка над ним хлопочет. А он ведь взрослый уже, он себя мужчиной чувствует. А мы ему все «Мишутка, Мишутка»!

- А истории эти безумные, а то, что школу прогуливает, а все остальное? - Марина пыталась найти какой-то выход.

- Это хуже, - подтвердил Коля, - ты знаешь, мне кажется, что это как-то связано с нашей «тайной», - он усмехнулся, - посоветоваться бы с кем.

Марина и Николай были готовы разобраться с ситуацией так, как надо. Конечно, они поздновато спохватились, но не слишком поздно. Миша, все-таки, был еще ребенком. Это через несколько лет он мог бы по-настоящему хлопнуть дверью, устав от тяжести не своей «тайны», от постоянной тревоги матери, от замкнутости отца. А непонятные нотки сострадания в голосе бабушки? А недоброжелательность деда? «Семья – это такое место, где люди не доверяют друг другу», - с таким внутренним ощущением рос Миша.

Марина и Коля приняли непростое решение – начать говорить правду.

- Он будет нас ненавидеть, - обреченно говорила Марина.

- Это его право, - мрачно отвечал Николай, пряча свой страх за броней мужской сдержанности, - он разберется, он мой сын. Я ему доверяю, - впечатал он свой ответ, делая первый, но решительный шаг по пути доверия и правды.

- Он захочет найти свою мать, - слезы катились по щекам Марины.

- Ты – его мать, - Николай был непреклонен, - он тебя любит, я знаю. А если он захочет узнать о женщине, которая его родила, мы ему поможем. На это он тоже имеет право.

- А наши родители? – Марина уже сама знала ответ на этот вопрос, ей нужна была только поддержка мужа.

- Они давно все знают. И тебе это прекрасно известно. Им самим легче станет. И потом, - Николай прямо посмотрел в глаза Марине, - пора нам становиться взрослыми. Когда мы с тобой двенадцать лет назад принимали решение, нам проще было оставаться «детьми». Наверное, пора взрослеть, нам сыну помогать надо.

Марина долго не решалась поговорить со своим отцом. «Не выгонит же он нас всех на улицу», - пыталась она себя подбодрить. Она боялась даже представить себе, что ее отец может сказать Мише, ей хотелось уберечь мальчика от злых слов. Марина сидела на кухне вместе с матерью, когда та неожиданно сказала: «Иди, сходи сейчас, поговори с папой». Марина изумленно вскинула на мать глаза, может быть, она ослышалась. Мать сочувственно кивала, ласково подталкивая Марину к дверям. На ватных ногах та зашла к отцу в кабинет:

- Папа, я хотела с тобой поговорить..

- Да ладно, чего уж там, - постаревший, усталый отец махнул рукой, - наделали дел..

- Пап, ты только Мише не говори ничего плохого, он ведь... - Марина не успела закончить фразу, как отец взвился с былым запалом:

- Ты что, меня идиотом считаешь? Парень извелся весь, я же вижу. Его защитить надо! – дедушкино привычное недовольство обратилось теперь на тех, кто мог «обидеть» внука.

Марина и Николай начали непростые разговоры с сыном. К их удивлению, поздние приходы домой прекратились почти что сразу. Миша старался этого не показывать, но явно ждал, когда родители позовут его поговорить. Иногда после очередного разговора все разбегались по комнатам в слезах, но обстановка в доме стала определенно легче. «Дышать стало свободнее, - сказала Марина, придя на очередную консультацию, - знаете, теперь, когда я слышу от Мишки слово «мама», я чувствую себя так радостно, легко. Ведь он все знает, и все равно так меня называет. Значит, я для него и правда – мама!»

Истории бывают разные. Но всегда, в каждой истории, связанной с тайной усыновления, присутствуют моменты, которые и делают тайну «больной». Тайна – это всегда подозрения, опасения, страхи. Тайна – это недоверие. Недоверие к самым близким. Внутренняя тревога. Угроза разоблачения. Это для тех, кто хранит тайну. Для взрослых.

А для ребенка это оборачивается невозможностью принять себя таким, какой есть. Со своей историей, своими корнями. Ребенок не получает от родителей установку «с тобой все в порядке». У некоторых детей это влияет на самооценку, они вырастают не очень уверенными в себе людьми.

Отношения родителей и усыновленных детей часто дают трещину в подростковом возрасте ребенка. «Ну не может наш ребенок так себя вести», - думают родители, искренне считая, что уж они-то сделали для своего чада все самое лучшее, что могли. Тут и начинаются либо страхи перед «генами», либо обвинения в «неблагодарности», тоже «генетической».

При чем же тут тайна усыновления? Ведь в тех семьях, где тайну не хранят, случаются те же самые проблемы? Действительно, проблемы – не от «тайны», хотя ее хранение – дополнительная нагрузка на психику. Плохо то, что Вы не сможете обсудить Ваши проблемы ни со специалистом, ни с другом. О самом-то «страшном» - сказать нельзя будет…