Письмо ван хелзинка к госпоже харкер
(Секретно)
24 сентября.
Милостивая государыня, очень сожалею, что мне приходится сообщить вам
печальную новость о смерти Люси Вестенр. Лорд Годалминг был так любезен, что
уполномочил меня просмотреть все ее письма и бумаги. Среди них я нашел ваши
письма, из которых узнал, что вы были ее большим другом и очень ее любили.
Во имя этой любви умоляю вас помочь мне. Помогите добиться справедливости и
уничтожить зло, которое ужаснее, чем вы можете себе представить. Разрешите с
вами пови-даться. Вы можете мне довериться. Я друг д-- ра Сьюарда и лорда
Годалминга. Мне придется держать наше сви-дание в секрете. Если вы дадите
согласие, я сейчас же приеду в Эксетер, куда и когда прикажете. Очень прошу
извинить меня. Я читал ваши письма к Люси и знаю вашу доброту; знаю также,
как страдает ваш муж, так что прошу ничего ему не говорить, ибо это может
ему повредить. Еще раз прошу извинения.
Ван Хелзинк.
ТЕЛЕГРАММА МИССИС ХАРКЕР
К ВАН ХЕЛЗИНКУ
25 сентября.
Приезжайте сегодня поездом 2.25 если успеете. Буду весь день дома.
Вильгельмина Харкер
ДНЕВНИК МИНЫ ХАРКЕР
25 сентября.
Я очень волнуюсь в ожидании д-- ра Ван Хелзинка, так как смутно
предчувствую, что он разъяснит мне болезнь Джонатана, не говоря уже о том,
что он был при Люси во время ее последней болезни и все мне расскажет и про
нее. Может быть, он только из-- за этого и при-езжает; он хочет разузнать
насчет Люси и ее хождения во сне, а вовсе не о Джонатане. Значит, я так и не
узнаю истину! Как я глупа! Этот ужасный дневник целиком меня поглотил, и я
не могу от него отрешиться. Конечно, этот визит касается Люси. Видимо, к ней
вернулась прежняя привычка, и она, наверное, расхворалась после той ужасной
ночи на утесе. Поглощенная своими дела-ми, я совершенно об этом забыла. Она,
должно быть, рассказала ему о своей прогулке в ту ночь на утесе и сказала,
что я об этом знала; и теперь он, вероятно, хочет, чтобы я сообщила
подробности.
Я ничего не скажу ему о дневнике, пока он сам не спросит. Я так рада,
что мой дневник переписан на пи-шущей машинке, так что если он спросит о
Люси, то я просто передам ему дневник, и это избавит меня от лиш-них
расспросов.
Позже.
Он был и ушел. Какая странная встреча и какая пу-таница у меня в
голове! Мне кажется, что все это сон. Неужели же правда? Не прочти я дневник
Джонатана, никогда бы не поверила в возможность произошедшего. Мой бедный,
милый Джонатан! Как он, должно быть, страдал! Даст Бог, он успокоится
совсем. Я буду его оберегать от всего. Если он наверняка будет знать, что
слух и зрение не обманывали его, это будет для него утешением и поддержкой.
Им наверняка овладели сомне-ния, так что если удастся их рассеять, он будет
удов-летворен, и ему будет легче пережить этот удар. Д-- р Ван Хелзинк,
должно быть, очень милый и умный господин, раз он друг Артура и д-- ра
Сьюарда и раз его пригла-сили из Голландии для лечения Люси. На меня он
произ-вел впечатление человека доброго, сердечного и благо-родного. Завтра
он придет снова, я спрошу его насчет Джонатана и. Бог даст, всем этим
тревогам настанет конец.
А пока воспользуюсь отсутствием Джонатана, чтобы подробно записать наше
сегодняшнее свидание.
В половине второго раздался звонок. Мэри открыла дверь и доложила о
приходе д-- ра Ван Хелзинка.
Это человек среднего роста, здоровый, широкоплечий, с быстрыми
движениями. Видно, он очень умен и обладает большой силой воли; у него
благородная го-лова, довольно большая. Лицо начисто выбрито, с рез-ким,
квадратным подбородком, большим, решительным, подвижным ртом, большим,
довольно прямым носом. Лоб широкий и благородный. Выразительные темно--
синие глаза довольно широко расставлены, выражение их то ласковое, то
суровое.
-- Миссис Харкер, не так ли?
Я утвердительно кивнула головой.
-- Бывшая мисс Мина Мюррэй?
Я снова кивнула.
-- Я пришел к Мине Мюррэй, бывшей подруге Люси Вестенр, поговорить об
умершей.
-- Сэр, -- сказала я, -- я рада видеть друга Люси Вестенр,-- и
протянула ему руку.
Он взял ее и ласково произнес:
-- О, мадам Мина, я знал, что друзья той бедной девушки должны быть
хорошими, но все-- таки то, что увидел...
Он кончил речь глубоким поклоном. Я спросила, по-чему ему хотелось меня
видеть, и он сразу начал:
-- Я читал ваши письма к мисс Люси. Я хотел кое-- что разузнать, но
было не у кого. Я знаю, вы жили с нею в Уайтби. Она иногда вела дневник --
вас это не должно удивлять, мадам Мина, -- она начала его после вашего
отъезда, по вашему же примеру; в нем она упоминает о некоторых событиях в
своей жизни и говорит, что вы ее спасли. Это навело меня на некоторые
предположе-ния, и я пришел вас просить рассказать мне все, что вы помните.
-- Я думаю, доктор, что смогу рассказать вам все.
-- А, вот как! У вас хорошая память на факты и детали? Это не всегда
встречается у молодых дам.
-- Нет, доктор, дело не в памяти, просто я записы-вала все и могу вам
показать, если хотите.
-- Я буду очень благодарен; вы окажете мне боль-шую услугу.
Я не могла удержаться от соблазна поразить доктора -- мне кажется, что
это врожденное женское чув-ство, -- и я подала ему свой дневник, записанный
стено-графически. Он взял его с благодарностью, поклонился и сказал:
-- Разрешите прочесть?
-- Если хотите, -- ответила я, смутившись. Он от-крыл тетрадь, и
выражение лица сразу изменилось.
-- Я знал, что Джонатан очень образованный человек, но и жена его тоже
оказалась умницей на редкость. Но не будете ли вы столь любезны прочесть
дневник мне? Увы я не знаю стенографии.
Тут я поняла, что шутки кончились, и почувствовала неловкость. Я вынула
свою копию, перепечатанную на пишущей машинке, из моего рабочего ящика и
пере-дала ему.
-- Простите, -- сказала я, -- я сделала это нечаянно, я думала, что вы
хотели спросить меня относительно Люси, но чтобы вам не ждать, -- для меня
это не важно, но ваше время, я знаю, дорого, -- я могу дать вам мой дневник,
переписанный для вас на пишущей машинке.
-- Разрешите мне прочесть его сейчас? Может быть, мне придется спросить
вас кое о чем?
-- Да, пожалуйста, прочтите его сейчас, а я пока распоряжусь о
завтраке; за завтраком можете расспра-шивать меня, сколько хотите.
Он поклонился, затем, усевшись в кресло спиною к свету, углубился в
чтение, я же пошла позаботиться о завтраке, главным образом для того, чтобы
его не беспокоить. Вернувшись, я застала доктора ходящим взад и вперед по
комнате; на лице его отражалась тре-вога.
Тут уж я больше не могла выдержать. Мне стало жаль Джонатана: ужас,
который ему пришлось пере-жить, странная таинственность его дневника и тот
страх, который не покидал меня с тех пор, все это живо пред-стало передо
мной. Я, должно быть, была болезненно расстроена, так как бросилась на
колени и, протягивая к нему руки, умоляла его вылечить моего мужа. Он взял
меня за руки, поднял, усадил на диван и сам сел рядом. Затем держа мои руки
в своих ласково сказал:
-- Моя жизнь одинока, и я всегда так был занят своими делами, что у
меня оставалось очень мало вре-мени для дружбы; но с тех пор как мой друг
Джон Сьюард вызвал меня сюда, я узнал столько хороших людей, что теперь я
больше чем когда-- либо чувствую свое оди-ночество, все усиливающееся с
годами. Уверяю вас в своей бесконечной преданности, благодарю вас за то, что
вы доказали мне существование милых женщин, кото-рые услаждают жизнь, -- и
жизнь и вера которых слу-жит хорошим примером для детей. Я рад, очень рад,
что могу быть вам полезным, так как если ваш муж стра-дает, то болезнь его
наверное из области моих знаний. Обещаю вам сделать все, что в моих силах,
чтобы он был здоров и мужествен и чтобы ваша жизнь была счаст-лива. А теперь
съешьте что-- нибудь. Вы слишком изму-чены и слишком взволнованы. Джонатану
тяжело будет видеть вас такой бледной, вы должны пожалеть его, поэтому вы
должны есть и смеяться. Вы все уже сказали мне о Люси, не будем больше
говорить об этом, -- это слишком грустно. Я переночую в Эксетере, так как
хочу обдумать все, что вы говорили, а затем, если позволите, задам вам еще
несколько вопросов. Тогда вы и расска-жете мне о болезни Джонатана, но не
сейчас -- сейчас вы должны есть.
После завтрака мы вернулись в гостиную, и он сказал:
-- А теперь расскажите все о нем.
Вначале я опасалась, что этот ученый примет меня за дурочку, а
Джонатана за сумасшедшего -- ведь его дневник такой странный -- и я не
решалась начинать. Но он был очень любезен, обещал мне помочь, я пове-рила
ему и начала свое повествование.
-- Мой рассказ будет очень странным, но вы не должны смеяться ни надо
мной, ни над моим мужем. Со вчерашнего дня меня охватило какое-- то
сомнение, но вы должны быть серьезны и не считать меня дуроч-кой из-- за
того, что я могла поверить некоторым стран-ным вещам.
-- О, моя дорогая, -- ответил он, -- если бы вы только знали, из-- за
каких странных явлений я здесь, то сами рассмеялись бы. Я научился уважать
чужие убеждения, безразлично, какими бы они ни были. У меня широкие взгляды
на все, и изменить их может лишь нечто стран-ное, из ряда вон выходящее,
вызывающее сомнение в том, безумно оно или здраво.
-- Благодарю вас, бесконечно благодарю вас! Вы облегчили мне задачу.
Если позволите, я дам вам про-честь одну тетрадь. Она очень длинная, но я
переписала ее на пишущей машинке. Это копия дневника Джона-тана за границей;
там описано все, что с ним произошло. Я не скажу о ней ничего, пока вы сами
не прочтете и не сделаете выводы. Затем мы снова встретимся, и вы
расскажете, что вы думаете по этому поводу.
-- Обещаю, -- сказал он, когда я подавала ему тет-радь. -- Я зайду,
если позволите, завтра утром, порань-ше, навестить вас и вашего мужа.
-- Джонатан будет дома в половине одиннадцатого, приходите к завтраку и
тогда его увидите; вы можете успеть на скорый в 3.44 и будете в Паддингтоне
около восьми.
Он взял с собою бумаги и ушел, а я сижу здесь и ду-маю -- думаю сама не
знаю о чем.