Страсбургское Гармоническое общество

После открытия искусственно вызванного сомнамбулизма Пюисегюр осознал, что это явление необыкновенное и поверить в него будет трудно. Допустить, чтобы сообщение о провоцированном сомнамбулизме вызвало недоверие или насмешки, аристократическое самолюбие Армана не могло. Поэтому, во-первых, первое сочинение, в котором он обнародовал свое открытие, было издано небольшим тиражом в Лондоне[92](Puysegur, 1785), во-вторых, книга не была предназначена для продажи, а направлялась только Бергасу, Бриссо, Лафайету, Барбарену и некоторым другим коллегам, бывшим ученикам Месмера. В книге было обращение Пюисегюра, в котором говорилось, что пишет он исключительно для магнетизеров, потому что, по его мнению, не настало еще время для открытых публикаций.

В этой связи он просил, чтобы получивший экземпляр книги никому ее не передавал.

«Я опубликую это тогда, — говорит маркиз, — когда хотя бы 50 магнетизеров подтвердят мои наблюдения. Иначе напрасно убеждать тех, кто не видел эти опыты» (Puysegur, 1784). Пюисегюра можно понять. Действительно, феномены провоцированного сомнамбулизма настолько невероятны, что даже по прошествии 200 лет невозможно отделаться от подозрений в их режиссерской постановке. И сегодня гипнотизеры опасаются ровно того же: выглядеть мистификаторами.

Только после того, как более 50 магнетизеров масонских обществ Страсбурга и Нанси, артиллерийских полков из Меца и других городов подтвердили реальность описываемых опытов, Пюисегюр выпустил в свет другие свои заметки:

1) в 1807 г. «О животном магнетизме, рассматриваемом в его докладах вместе с различными ветвями общей физики»;

2) в 1811 г. «Поиски, опыты и физиологические наблюдения над человеком в состоянии естественного сомнамбулизма и искусственного, вызванного магнетизмом»; 3)в 1813 г. «Призыв к ученым-исследователям XIX века о решении, принятом их предшественниками против животного магнетизма, и конец лечения юного Эбера».

В течение 30 лет с момента первой публикации Пюисегюра не появилось ни одного сочинения о животном магнетизме. В 1813 году ученик Пюисегюра Жозеф Делёз в своей «Критической истории животного магнетизма» подтвердил данные своего учителя и первым обратил внимание на заинтересовавшую его амнезию. Правда, об этом сочинении узнали лишь в 1819 году. В том же году появилась его следующая книга «В защиту животного магнетизма», и в 1825 году — «Руководство по практическому изучению животного магнетизма». В русском переводе она увидела свет в Москве в 1836 году.

В Париже назревала революция. Умы были настолько поглощены грядущим событием, что исследований Пюисегюра просто не заметили. Зато в провинции влияние маркиза было громадным. Это побудило его учредить в Страсбурге Гармоническое общество. Общество было основано в августе 1785 года. В уставе прописали, что оно должно состоять из учредителей, членов и член-корреспондентов. Учредителей, управляющих обществом, должно быть 18 человек. Члены общества обязаны платить взносы, член-корреспонденты — нет. При вступлении взносы составляли 48 ливров, 30 ливров платили учредители и 15 ливров — члены общества. Взносы необходимо было платить в декабре. В 1785 году в обществе состояло 188 членов, из них 17 женщин, 31 учредитель и 32 член-корреспондента.

25 апреля 1789 года была собрана инициативная группа, которая выработала устав: «Рассуждение Гармонического общества соединенных друзей в Страсбурге». В уставе говорилось:

1) Гармоническое общество вменяет себе в обязанность известить о части своих магнетических исцелений, чтобы пользу животного магнетизма предложить миру, а больным внушить доверие к этому целебному средству. Общество ищет способ усовершенствовать употребление метода, не создавая до времени теории. Требует этого же от своих членов: тщательных точных и продолжительных опытов, а до того сообщения о них в журналах считает частным мнением, а не решением Общества. Приглашая всех магнетизеров извещать Общество об их наблюдениях, предлагаем не рассматривать то, что противоречит магнетической теории и практике. Польза, которую магнетизм может оказать человечеству, надежна и достоверна.

2) Магнетизировать необходимо бесплатно и строго по предписанному методу. В противном случае лица, замеченные в нарушении устава, будут исключены. Лечение осуществлять ежедневно в три часа дня.

3) Те случаи, когда лечение животным магнетизмом не дало результатов, надо отнести к промедлению с лечением или к тому, что болезнь была запущена, либо к неправильному применению метода.

В городах Меце и Нанси появились ученые Общества гармонии, видевшие свою цель в изучении возможностей животного магнетизма. Начиная с 1814–1820 годов в трактатах о животном магнетизме с большой настойчивостью проводилась мысль о том, что именно магнетизм всегда и всюду был той силой, которая творила великие чудеса. Дворянин Ле Шевалье де Барбарен, член Общества гармонии в Остенде, заявлял, что все евангельские чудеса были совершены совокупной силой молитвы и магнетизма. Члены лионской школы (Сен-Мартен и др.) видели во флюиде мистический принцип, средство общения между человеком и Богом. Так, один анонимный автор пафосно писал: «Этот неизъяснимый Дух (флюид) не магнит, не электричество, не элементарный огонь, не флогистон, не acidum pingue химиков, но, выражаясь языком метафизики, это тот первичный импульс, которым наделило материю Высшее Существо».

Важно отметить, что школа Месмера придерживалась физического способа магнетизации: касание руками и металлическими или стеклянными проводниками, в то время как школа Пюисегюра отступает от этого канона и соединяет физическое воздействие с духовным. Школа Барбарена употребляет чисто психологическое влияние, основывающееся на воле и образе мыслей магнетизера. Она требует от магнетизера сердечности и доброты, душевной чистоты и человеколюбия, искреннего желания помочь больному. Здесь приветствуется сходный образ мыслей магнетизера и больного, действует принцип гармонии и симпатии. Артиллерийский офицер Шарль Франсуа де Виллер (1765–1815), ученик Пюисегюра, в 1787 году именно в Безансоне опубликовал свой роман «Влюбленный магнетизер…» (Villers, 1787), большая часть тиража которого по приказу министра Людовика XVI, барона Бретеиля[93], была арестована и отправлена в макулатуру. Один из случайно уцелевших экземпляров до сих пор находится в библиотеке медицинского факультета Безансона. В этом произведении двадцати двухлетний автор высказывает поразительные для своего времени мысли. Он не следует месмеровско-пюисегюровским представлениям о факторах, приводящих к излечению, и предлагает свою оригинальную концепцию: гипотеза флюидов не нужна; магнетизм заключается в решительном желании вылечить больного; сила воздействия врача покоится на его сердечности и любви. В спиритуалистических высказываниях Виллера можно усмотреть предвосхищение прогрессивных идей некоторых психоаналитиков по поводу лечебных факторов, определяющих терапевтический эффект. Психоаналитики утверждают, что даже правильные интерпретации (симптомов) теряют свою эффективность, если они не подкреплены бессознательным отношением, подобным тому, которое предугадал Вилл ер. Де Виллер рассматривал флюид скорее как чисто метафорическое выражение. Главное, говорил он, в желании терапевта исцелить. Де Виллер в провидческом озарении предугадал, что флюид никакого особого действия не производит и приемы магнетизации не имеют значения, все дело в психике, которая может сама «переносить свои воздействия на другое существо, если оно готово его принять» (Villers, 1787). Де Виллер высказал и другие оригинальные соображения, на которые ныне ссылаются психоаналитики.

Д-р Жюльен Жозеф Вире (1775–1846) в статье «Беспристрастное рассмотрение магнетической медицины» (1818) делится своими представлениями о механизме воздействия магнетизма: «…чувства также могут оказывать одинаково чудодейственное влияние на всех чувствительных людей, и при этом нет нужды предполагать наличие какого-либо особого рода воздействия, существование которого не доказано. Отсюда следует, что магнетизм есть не что иное, как естественный результат эмоций, вызываемых либо воображением, либо привязанностью между людьми, в особенности такой, которая характеризует сексуальные отношения» (Цит. по: Шерток, Соссюр, 1991, р. 63). Нельзя не заметить, что точка зрения Ж. Вире стала отправной в поиске Фрейдом психотерапевтических факторов и привела к углубленной разработке приемов, связанных с межличностными отношениями.

Арман Пюисепор многим пощекотал нервы сладкими надеждами. Заманчивая идея провоцированного сомнамбулизма обнажила страсти. Один из родственников Армана, Пюисепор (Taillerant), был настолько изумлен возможностями искусственных сомнамбул, что обратился к Наполеону, который, как известно, любил ученых и науки, и предложил «раскрыть тайну сомнамбулизма, сделав ее проверенной и испытанной общественной наукой». Однако Наполеону было не до того. Он полнел. Роковые недуги росли. Властелин раздражался от пустяков, задумывался и вел беспорядочную жизнь: днем засыпал, ночью мучил секретарей диктовкой, предавался сладострастию. Тогда-то он воскликнул: «Я — не то что другие: законы нравственности и приличия созданы не для меня!» И хотя «гений битв» еще восхищал мир своею гениальной стратегией, все же уже замечались вялость, даже опасное пренебрежение мелочами дела и излишняя осторожность.

Месмер против Пюисегюра

XVIII век оказался щедрым для гипнологии. Открытие крестным отцом психотерапии Месмером регуляции физиологических и биохимических процессов в организме человека посредством психологического воздействия обещало стать одним из самых волнующих и многообещающих в современной биологии и медицине. Кто бы мог предположить, что находка Месмера будет в кратчайший срок разработана его учеником не медиком, а военным. Надо прежде всего сказать, что Арман Пюисегюр не забыл сообщить Месмеру о своем открытии провоцированного сомнамбулизма и о возможности войти в словесную связь с сомнамбулой. Однако, как мы уже сказали, для Месмера это не было новостью, он знал о существовании этого феномена, но не придавал ему значения. Это связано с тем, что он игнорировал трудную для понимания психологическую феноменологию, которая представлялась ему продуктом воображения. Исходя из противодействия Месмера психологическим взглядам, его можно считать предтечей физиологического течения в объяснении гипноза, которое впоследствии развивали Шарко, Гейденгайн и Павлов.

В афоризмах Месмера, продиктованных ученикам на ассамблее и увидевших свет благодаря Коле де Воморолю в 1785 году, есть описание провоцированного сомнамбулизма, правда весьма схематичное, ибо это состояние не вызвало у него такого интереса, как у Пюисегюра. В афоризме № 261 Месмер говорит:

«Большое затруднение при исследовании пациентов, у которых бывают нервные припадки, заключается в том, что почти всегда, возвращаясь в обычное состояние, они забывают все свои впечатления. Если бы это было не так, если бы эти впечатления хорошо сохранялись у них в памяти, то они сами могли бы поделиться с нами теми наблюдениями, которые я здесь излагаю, причем сделать это им было бы гораздо проще, чем мне; однако не сможем ли мы узнать от этих людей, когда они находятся в состоянии криза, то, что они не способны передать нам в обычном состоянии?»

Д-р Месмер говорит здесь о состоянии искусственно вызванного сомнамбулизма, при этом не употребляя самого термина «сомнамбулизм». Он отмечает, что, выходя из криза, пациент теряет память о том, что с ним за это время произошло. Месмер ограничивается лишь указанием на этот факт, не подвергая его дальнейшему исследованию. Именно поэтому его ученики не обратили на него особого внимания.

В афоризме № 263 он продолжает эту мысль:

«Я считаю, следовательно, что, исследуя нервных больных, у которых бывают припадки, можно получить от них точные данные об испытываемых ими ощущениях. Скажу больше: терпеливо и настойчиво развивая способность самих больных к описанию и объяснению того, что они чувствуют, можно усовершенствовать и способ их оценки этих новых ощущений, как бы научить их этому состоянию. Именно с такими специально обученными пациентами лучше всего работать при изучении явлений, возникающих в результате повышенной возбудимости чувств» (Mesmer, 1785).

Д-р Месмер пользовался искусственным сомнамбулизмом, чтобы продемонстрировать состояние криза, не извлекая из него другой пользы. Впоследствии психоаналитики лечили больных неврозами путем проникновения в их прошлое. Этот прием использовали Буррю и Бюро, Пьер Жане и, наконец, Фрейд.

Одну из первых историй об искусственно вызванном сомнамбулизме сообщил Пюисегюру после смерти Месмера д-р Обри. У 25-летней девушки доктор Обри, ассистент Месмера, часто вызывал сомнамбулизм. Однажды, когда в отсутствие этого д-ра она оказалась в таком состоянии и никто не смог ее «разбудить», девушка самостоятельно дошла до дома д-ра Обри, чтобы он вызволил ее из сомнамбулического заточения (Gauthier, 1842). Швейцарский теолог Шарль Мулинье (1757–1824) также сообщает, что в окружении Месмера одна юная служанка 13 лет, будучи подвергнута магнетизации, вела себя как настоящий лунатик (Moulinie, 1784).

Так со слов Пюисегюра стало известно, что Месмер знал о существовании провоцированного сомнамбулизма. Но почему же он своим ученикам об этом ничего не говорил? Он считал сомнамбулизм опасным и боялся, что развитие этого направления приведет к ослаблению животного магнетизма, что будет на руку шарлатанам. Тогда «сомнамбулисты» (сторонники сомнамбулизма, последователи Пюисегюра) решили отделиться и создать свою собственную школу. Месмер стал энергично возражать против деятельности этих магнетизеров-любителей, называя их невеждами. Чтобы не допустить раскол, «сомнамбулисты» изъявили готовность работать под медицинским контролем, но Месмер отверг и это предложение. Неизвестный автор одной энциклопедической статьи оригинально отобразил противостояние Месмера и Пюисегюра: «Месмер против Пюисегюра — это транс городов против транса полей. Это транс республиканцев против транса роялистов, это транс франкмасонов против католического транса. В то время как Месмер погружает своих пациентов в большой чан для коллективной бани, маркиз привязывает своих пациентов веревками к старому вязу…» Революция 1789 года положила конец этому спору.

Открытие сверхорганизма

Не для того дано человеку от природы величие разума, ума и таланта, чтобы он прозябал в покое и изнеженности.

Л. Б. Альбертам

Арман Пюисегюр, вероятно, догадывался, что возникшее у Виктора состояние весьма непростое. Мозг пастуха работал в уникальном режиме. Об этом говорило многое. Всякий раз, выходя из своего необычного состояния, Виктор испытывал возвышенное состояние души, сопровождающееся эмоциональным подъемом, детской беспечностью, психической и физической легкостью. Мало того что после первого сеанса прошли насморк и воспаление в легком, а на следующих снизилось артериальное давление, утихли боли в желудке, так еще и бородавки, покрывающие его тело, исчезли бесследно. Это навело маркиза на предположение, что открытое им состояние целебно.

Ограниченность научных знаний не позволила маркизу предположить, что душевный комфорт и оптимизация физиологических процессов у его больных свидетельствуют, что открытое им состояние «спонтанно корригирует работу вегетативной нервной системы, а через нее — внутренние органы и физиологические системы» (Тукаев, 1997). Не говоря уже о том, что, воздействуя в этом состоянии внушением, можно добиться более благоприятного самочувствия и избавления от многих недугов. Однако мы торопимся.

Арману Пюисегюру не суждено было узнать, в каком состоянии находился Виктор: то ли бодрствовал во сне, то ли спал наяву? Он не подозревал, что между двумя полюсами — «бодрствованием» и «сном» — имеется большое «пространство», поддающееся градации. В Талмуде есть место, где говорится об особом состоянии: «Человек спит и не спит, бодрствует и не бодрствует, отвечает на вопросы, но при этом душевно отсутствует» (Glasner, 1955, р. 34–39). Надо признать, что в настоящее время мы знаем ненамного больше. Судите сами. Вот современная трактовка главы московской школы гипнологии профессора В. Е. Рожнова:

«Как бы бодрствование и сон, соединенные в своих противоположных свойствах и функционирующие одновременно, тем самым не являясь ни тем ни другим, но сочетающие в себе в диалектической взаимосвязи сущность и возбуждения, и торможения и тем самым порождающие совершенно новое качество» (Рожнов, Рожнова, 1987, с. 297).

Д-р В. Е. Рожнов говорит, что присущий искусственному сомнамбулизму режим психической работы позволяет существовать одновременно взаимоисключающим состояниям. Например, загипнотизированный видит данный предмет и одновременно не видит, слышит обращенные к себе слова и не слышит, чувствует прикосновение и не чувствует и т. д. Уильям Джемс (W. James, 11.1.1842—16.8.1910), родоначальник психологии в Америке, приводит эксперимент, который прекрасно иллюстрирует данное положение. «…Проведите штрих на бумаге или на доске и скажите загипнотизированному, что этого штриха там нет, и он не будет видеть ничего, кроме чистого листа бумаги или чистой доски. Затем, когда он не смотрит, окружите первый штрих другими точно такими же штрихами и спросите его, что он видит. Он будет указывать один за другим на все новые штрихи и каждый раз пропускать первый независимо от того, сколько будет добавлено новых штрихов и в каком порядке они будут расположены. Очевидно, что он не слеп ко всем штрихам, он слеп только к одному конкретному штриху, занимающему определенное положение на доске или на бумаге. Как ни парадоксально это может звучать, он должен с большой точностью отличать его от ему подобных, чтобы оставаться к нему слепым. Он „воспринимает“ его в качестве предварительного шага к тому, чтобы не видеть его вообще!» (James, 1904, р. 607–608).

Невозможно представить, чтобы Аристотель принял определение В. Е. Рожнова, поскольку он считал невозможным, чтобы «одна и та же вещь одновременно и принадлежала и не принадлежала той же самой вещи и в том же самом отношении». Аристотель называет это положение «наиболее определенным из всех принципов». Два противоположных атрибута, таких как бодрствование и сон, не могут приписываться одной и той же человеческой личности в одно и то же время. Следовательно, применительно к сомнамбулизму аристотелевская логика оказывается бесполезной. Необходимо обратиться к парадоксальной логике, которая признает, что А и не А в качестве предикатов X не исключают друг друга. Парадоксальная логика, по-видимому, не усматривает ничего невозможного или чрезвычайного в утверждении, что противоположные друг другу противоречивые состояния должны одновременно принадлежать одному и тому же лицу. К этому положению мы еще вернемся.

Искусственно вызванный сомнамбулизм задал немало загадок. Богатство психологических состояний, характеризующих сомнамбулизм, таково, что он как бы в фокусе собирает все возможное из области психических явлений и на сегодняшний день не может еще найти себе соответственно однозначного объяснения (Рожнов, 1989, с. 299). Об этом же говорил изучавший сомнамбулизм английский врач-психиатр Уильям Тьюк (1732–1822) еще в XVIII веке: «Относительно явлений сомнамбулизма мы в начале пути».

Ключом ко всякой науке является вопросительный знак[94]

Есть бытие, но именем каким его назвать!

Ни сон оно, ни бденье, меж них оно, и в человеке им с безумием граничит разуменье.

Баратынский

Вернемся к нашему артиллерийскому полковнику, который срочно был призван в свой расквартированный в Страсбурге полк, и посмотрим, чем он там занимается. Арман Пюисегюр мучительно раздумывал над тем, как назвать открытое им состояние души Виктора. В конце концов он решил назвать его провоцированным сомнамбулизмом. Видимо, по аналогии с известным ему внешним рисунком поведения человека, находящегося в естественном сомнамбулизме. Мы можем только сожалеть об этом, но историю не переделать. Следовало бы открытое им «четвертое состояние сознания» (Chertok, 1969) назвать «пюисегюровский сон», как и предлагали некоторые его коллеги, чтобы, между прочим, увековечить имя первооткрывателя и главным образом не вызывать ассоциации с естественным сомнамбулизмом. Причина в том, что слово «сомнамбулизм» навевает мрачную картину: в сумеречном состоянии, как зомби, бредет человек. На самом же деле картина иная… Далее, чтобы отличать спонтанный сомнамбулизм от вызванного искусственно, мы будем второй называть гипнотическим сомнамбулизмом, или, коротко, гипносомнамбулизмом.

Удивление у Пюисегюра вызывало не только необычное состояние ума Виктора, он раздумывал и над тем, что же его вызывает. Впрочем, это осталось загадкой не только для него, но и для науки дня сегодняшнего, хотя недостатка в гипотезах нет. Одни авторы считали, что животный магнетизм (Льебо, Охорович), другие — физические факторы (Шарко, Брэйд), третьи — психологические (Бернгейм), четвертые — психофизиологические (Шильдер).

Ну и, наконец, последний в этом контексте вопрос: почему в открытии гипносомнамбулизма именно Виктор оказался столь успешным помощником? Может быть, удача зависела от особенностей его нервной системы? Если бы удалось это доказать, то были бы сняты многие вопросы. Однако современная наука гипнология[95]этого факта не подтверждает, хотя загадочные качества нервной системы находящихся в гипносомнамбулизме (далее для краткости сомнамбул) исследовались всесторонне.

Нам еще долго, по-видимому, придется в отношении способности некоторых индивидов погружаться в гипносомнамбулизм (гипнабельность) оставаться лишь на уровне гипотез. Как-то: нервная система гипнабельных людей наделена уникальной пластичностью, и это позволяет им каждый раз легко погружаться, так как они способны ретенцировать[96], то есть принимать в себя внушение и делать его частью самих себя, отчего внушение становится безраздельным властелином психики. А все из-за того, что гипнология, в отличие, например, от гистологии, которая имеет в своем арсенале электронный микроскоп и другие средства изучения живой ткани, остается доселе описательной наукой. Появившаяся в прошлом веке энцефалография[97]природу гипносомнамбулизма до конца не вскрыла.

Пришло время расставаться с Арманом Пюисегюром. Осталось сказать, что во времена Месмера гипносомнамбулизм считался одной из форм врачующей силы природы.

Пюисегюр не был свободен от этих веяний времени и оказался в плену как чужих, так и собственных заблуждений. Этому способствовали действительные способности сомнамбул, о которых разговор впереди. Маркиза бесконечно поражало преображение, которое происходило с его больными в гипносомнамбулизме. Он не мог отделаться от ощущения, что разумом сомнамбулы управляет провидение, поэтому он использовал некоторых своих сомнамбул в качестве медиумов. Например, перевоплощая своего повара в магнетизера, он наблюдал за его действиями и руководствовался его советами. Он искренне верил, что в образе «медика» сомнамбула способна определять свои и чужие болезни и даже лечить их. «Людей в сомнамбулическом состоянии, — пишет Пюисегюр, — зовут лекарями или медиками, потому что у них проявляется как бы сверхъестественная способность распознавания чужих болезней при прикосновении рукой к больным» (Puysegur, 1811). Самоотверженная работа в качестве целителя больницы Святой Магдалины привела организм маркиза к серьезному расстройству. Личный биограф маркиза Крекюит рассказывает, к сожалению без указания дат, о роковом предсказании. Одна простая девушка, приведенная Пюисегюром в сомнамбулизм, предсказала ему смерть через две недели, если он не прекратит «месмеровать», хотя бы на время, и с ранней весны не будет принимать холодные ванны. Несмотря на предостережение, он не прервал свои занятия и точно в указанный день угас, как лампада (цит. по: Долгорукий, 1844).

Несмотря на возражения г-жи Пюисегюр, маркиза лечил животным магнетизмом его 45-летний камердинер Риболь, который обычно помогал ему в магнетических сеансах. Выбор собственного лечения говорит о степени доверия Пюисегюра к животному магнетизму. В записках, изданных в 1811 году, Пюисегюр пишет о Риболе: «Это честнейший человек, которого я использовал при опытах в 1784–1785 годах. Его привязанность ко мне, доказанная более чем 30-летней службой, уважением и дружбой, которые я питаю к нему, образовала между нами тесные узы сочувствия намерений и воли, столь необходимые для совместного магнетизирования…» (Puysegur, 1811, р. 320).

В 1825 году Арман Пюисегюр скончался. По поводу его смерти друзья говорили: «В его душе дрожали струны так сильно, что человеческое сердце оказалось неспособным выдержать этот трепет, и оно должно было разбиться». Слова И. С. Тургенева вполне можно отнести к фигуре Пюисегюра: «Когда переведутся донкихоты, пускай закроется книга Истории. В ней нечего будет читать».

Феномены гипносомнамбулизма

Сон — измена рассудку.

В. Набоков

Американский исследователь А. М. Вейценхоффер, один из авторов стэнфордских шкал гипнабельности, считает, что «к 1900 году, а по сути, и еще раньше все основные данные о гипнозе уже были получены. Ничего нового с тех пор не прибавилось, и большая часть исследований, проведенных после 1900 года (и в особенности после 1920 года), характеризуется скорее переоткрыванием уже известного, нежели собственно открытиями» (Weitzenhoffer, 1953).

Пользуясь случаем, хочется заметить, что Андре Вейценхофферу, если так можно выразиться, повезло: он имел возможность познакомиться с исследованиями в области гипноза. Нашему читателю, к сожалению, эта тематика долгое время была недоступна: ее хранили за семью печатями, как секретное оружие. Нельзя допустить, чтобы данные, известные, как говорит Вейценхоффер, более века назад, так и остались лежать под спудом. Начнем с состояния гипносомнамбулизма. Оно походит на состояние сновидения, фантазирования, мечтательности, медитации. Сомнамбула погружается в мир фантазий, где нет места огорчениям и заботам. Иногда ее озаряет: становятся удивительно понятны мотивы поступков и некоторые, глубоко затаенные черты характера, о которых в бодрствовании существует лишь догадка. Английский поэт Уильям Блейк, вдохновленный искусственным сомнамбулизмом, говорит в своем поэтическом произведении «Пророческие книги» (1789–1820):

В одном мгновенье видеть вечность, огромный мир в зерне песка,

В единой горсти бесконечность и небо — в чашечке цветка.

И. М. Сеченов писал: «Мечтать образами, как известно, всего лучше в темноте и совершенной тишине. В шумной, ярко освещенной комнате мечтать образами может разве только помешанный да человек, страдающий зрительными галлюцинациями, болезнью нервных аппаратов» (Сеченов, 1961, с. 94). Надо не упускать из виду, что для обычного человека патология — то для сомнамбулы норма.

У находящегося в гипносомнамбулизме даже при открытых глазах может появиться чувство отрешенности от окружающего мира. Перед внутренним взором сомнамбулы пробегают различные образы и так же быстро исчезают, а некоторые повторяются, становясь основной темой видений. При этом сомнамбула всегда сохраняет в себе скрытого наблюдателя. Внешний мир исчезает, остается только жизнь внутренняя. Гипносомнамбулизм во многом напоминает состояние «просветленного сновидчества» (Beahrs, 1982, р. 238).

Если опиум как бы отделяет душу и тело от земных ощущений и человек незаметно для себя оказывается будто бы в потустороннем мире, то в случае гипносомнамбулизма возбуждается именно чувство земных радостей, сознанию открывается новый мир. Алкоголь и другие подобные вещества возбуждают в большей степени животное начало, гипносомнамбулизм действует непосредственно на духовную сущность. Духовное самосознание повышается в степени: сомнамбула видит с большей ясностью свое земное назначение и стремление; кажется, что лучше и проникновеннее понимаются все взаимоотношения времен. Сомнамбула испытывает оживляющее действие, чувство какой-то легкости: скучный становится веселым, жизнерадостным; молчаливый — оживленным, словоохотливым; робкий — смелым, уверенным; слабый чувствует прилив энергии. Причем осознание собственных сил и способностей возрастает в высокой степени.

Давайте проследим за тем, как участник Театра гипноза описывает свое состояние:

«Заглушая звуки разбушевавшейся стихии, в сознание врывается сильный и властный голос оператора, приказывающий закрыть глаза и забыть обо всем. Тело безрассудно и жадно ждет его колдовского прикосновения. Вот оно. Сердце, остановив свой бешеный бег, мерно постукивает в груди. Звуки бушующей природы постепенно стихают, слышатся тихое, ласковое дуновение ветерка, нежный шепот листвы и звонкие трели птиц. Мягко и спокойно звучит знакомый голос. Окутывая сознание дремой и проникая в самые потаенные уголки души, он то удаляется, то приближается. Все земное для меня исчезло: суета, люди, даже собственное тело. Ощущаю в себе только радостно струящуюся душу и божественную музыку. Время остановилось. Жизнь превратилась в вечность. Душа взлетела. Расслабленное тело осталось покоиться на земле, распластавшись на шатком скрипучем стуле.

Все вокруг осветилось приятным светом, который, казалось, просвечивал мое тело и делал его прозрачным. Сознание прояснилось, чувства обострились, и перед глазами быстро промелькнули сказочные видения и картины. В моем сознании открылся проем, удивительные художественные апартаменты, в которых идет работа. Особо выделяются два экрана: один маленький, где-то в лобных долях, на котором я думаю в натуральных цветах, и второй огромный, где-то в середине головы, на котором в поразительных цветах протекает художественное действие. Совершенно отчетливо замелькали яркие картинки несбыточных событий. Было уже непонятно, где кончается реальность и начинается фантазия. Бытие перепуталось с небытием.

Память и воображение уносят меня куда-то в неведомое. Идеи являлись внезапно, столбами в чистом поле, и я с изумлением на них взирал. Я наклоняю голову и спокойно проникаю под рамку, в трехмерное пространство сцены. Прямо передо мной горит багровый, вполнеба закат, лениво-угрожающе катит свои волны зимнее море, впереди стоит черный герой, вдыхает ветер, думает свои тяжелые мысли. Я стою за ним или сижу, как писатель, с пером и бумагой и записываю. Изображение заходит за глаза и сзади, я ощущаю пространство между своей спиной и той дверью, в которую я вышел. Одним движением погружаюсь в него, увидев на мгновение его мысли, испытываю его эмоции, плачу его слезами. Размазывая чужие слезы по лицу, я ухмыляюсь в глубине души, как актер, который только что удачно умер. Сохраняя потрясение, вылезаю где-то около его черного плеча, как душа из тела». После многократных погружений в гипносомнамбулизм появляется способность вычленять себя из текущей ситуации. Можно как бы «выйти из себя», «оставить свою оболочку» и наблюдать за собой, за своими действиями со стороны. При этом сохраняется ощущение, что находишься в другом месте, в другой ситуации. Например, косишь траву, ощущая в это же время, что купаешься в реке, целуешься с девушкой и в филармонии слушаешь музыку. Может изменяться представление о времени и пространстве, а также нарушаться логика привычного мышления. Ход времени замедляется или ускоряется. Когда внушаются положительные эмоции, временные интервалы недооцениваются, кажутся меньше, при внушении отрицательных — переоцениваются, кажутся особенно продолжительными. (Но в этом как будто нет ничего необычного.) Прошедший час представляется в виде долгой жизни с бесчисленной чередой событий. Философ Кант нечто подобное испытал в глубокой старости, когда продолжавшиеся несколько часов прогулки часто представлялись большими путешествиями.

Причина неправильной оценки времени в том, что порожденные фантазией представления принимаются за реальные и поэтому измеряются их действительной мерой времени, которая, однако, не подходит для быстролетных, лишенных реальности образов фантазии. С подобным явлением мы сталкиваемся после богатого сновидениями сна и сравниваем его с реальным временем. Часто бывает достаточно нескольких минут, чтобы увидеть сны, охватывающие события нескольких дней, и совершить далекие путешествия. Промежуток времени, не заполненный впечатлениями, кажется более коротким, и наоборот.

Сомнамбула порой теряет представление о схеме своего тела: оно может уменьшаться или увеличиваться. У одного испытуемого оставалась только нижняя челюсть, но в конце концов и челюсть исчезла, и он ощущал себя величиной с горошину. На вопрос: «Где ты?» — он давал нелепый ответ: «В вашем глазу». Внутренний мир может разрастаться до бесконечности или сужаться до цветного пятна.

Выведенному из гипносомнамбулизма человеку требуется некоторое время, чтобы сориентироваться относительно своей личности, а также во времени и пространстве. Прошедшее время представляется провалом, события темны и неопределенны. Душа старается восстановить свою идентичность. Вскоре сомнамбула чувствует объединяющую силу сознания, которое быстро сосредоточивается.

Основная мысль, которую прежде всего следует извлечь из этой главы, заключена в том, что гипносомнамбулическое состояние характеризуется максимальной мобилизацией резервных возможностей человеческой психики, при которой сомнамбула получает расширенные возможности управления своей центральной и периферической нервной системой.

В предисловии мы говорили, что открытие искусственно вызванного сомнамбулизма — событие грандиозное, равное величайшим открытиям лауреатов Нобелевской премии. Возможно, кому-то показалось, что говорилось это с излишней патетикой. Но, честное слово, никакая патетика не покажется чрезмерной, когда мы ближе познакомимся с гипносомнамбулизмом, который может породить анестезию, амнезию, приподнятое настроение и хорошее самочувствие, а также снижение артериального давления, замедление частоты сердечных сокращений и т. д. Впрочем, только по воле его превосходительства Внушения в гипносомнамбулизме происходят совершенно необычайные феномены.

Гипносуггестия[98]

Следует хорошо помнить, что психика обладает тысячами путей для воздействия на соматическое состояние человека.

Э. Кречмер

Будучи пылким приверженцем месмеровской теории, Пюисегюр не отвергал идею учителя о магнетической жидкости, уподоблявшейся жидкости электрической. Тем не менее он не считал ее истечение результатом воздействия приемов Месмера, полагая, что процесс зависит от «взгляда, жеста или воли» производящего магнетизацию. Хотя слово «внушение» не встречается в сочинениях Пюисегюра, но внушение как прием проглядывается в его действиях. Так, замечая дурное настроение Виктора, он заставлял его вообразить себя пляшущим на празднике, получившим приз и т. д. А это не что иное, как косвенное внушение.

Полковник Пюисегюр определил психофизическую сущность состояния Виктора как «усиленную способность воспринимать его приказы» (Puysegur, 1784), то есть, как мы сказали бы сегодня, гипносомнамбулизм усиливает внушаемость. Это означает, что, погружая испытуемого в особое состояние, каким является гипнотический сомнамбулизм, мы получаем возможность отключить его чувства от контакта с внешним миром и переключить на восприятие словесных сигналов, исходящих от гипнотизера. Это дает возможность посредством одних только слов воздействовать на большую часть параметров его организма. В связи с этим направление дальнейших экспериментов полностью изменилось: модель месмеровского криза была заменена действием, основанным по преимуществу на словесных командах.

Открытие гипносомнамбулизма помогло установить, что помимо нервной, эндокринной и иммунной регуляции процессов в организме человека существует и психологическа<