Как понять, что к вашим родителям постучался Альцгеймер?

Альцгеймер легко узнать.

— У меня две дочки, — рассказывает Майя (91) своей собственной старшей дочери, которая пришла ее навестить. Младшая дочь у меня художница. А старшая, к сожалению, давно умерла.

Мною начало болезни Альцгеймера с большой долей ве­роятности определяется тремя способами.

Первый когда на вопрос «белое или чёрное?» я полу­чаю ответ: «Хорошо».

Второй — когда человек пытается понять, почему, несмо­тря на круглую спину, у слона по бокам растут плоские уши. Нет ли здесь подвоха?

И третий — когда, глядя на картинку леопарда, человек многозначительно намекает: а может, это и не леопард во­все, а в небе орёл?

Все три приведенных выше примера, кстати, абсолютно реальные. Про «белое» и «черное» мне отвечал бывший боевой лётчик, про слона задавал вопрос бывший дирек­тор школы, а сомневался в леопарде бывший инженер. Всех трёх я хорошо знаю больше десяти лет, и, поверьте мне, до недавнего времени они были более чем адекватные люди.

Я работаю с такими больными до тех пор, пока они при­ходят ко мне в студию. А потом еще — пока их приводят. А потом — пока привозят. До тех пор, пока у них остаётся хоть какая-нибудь связь с окружающим миром и способ­ность удержать в пальцах любой инструмент. Неважно ка­кой — ножичек, гвоздик или кисточку.

— Эммануил, ты ж через пять минут забудешь, что запла­тил мне. Я буду просить у тебя деньги каждый день и наконец-то стану богатым.

— На мне, Саша, не разбогатеешь! Может, я и забуду, что заплатил, но всегда твёрдо помню что никому ничего не должен!

Голова больного Альцгеймером старика похожа на сыр, в котором прокравшиеся невидимые мыши понагрызли ды­рок. Из-за этих дырок в голове наши привычные мама или папа вдруг становятся очень странными людьми. В чём кон­кретно странными, зависит от местоположения дырок.

Ну вы же хорошо знаете своих стариков? И поймете, если общение с родителем неожиданным образом становится тяжелее обычного? Если вы замечаете изменение и даже пе­рерождение его или ее личности? Если вдруг — ну как буд­то чёрт в родителя вселился? Если характер неожиданно и ни с того ни с сего начинает портиться? Если многолетние привычки начинают меняться? Если начинаете замечать не свойственное ранее родителю равнодушие по отношению к вам и ближайшим родственникам? Вот тогда — не ждите больше милостей от природы и срочно дуйте с ним к врачу!

Альцгеймер не всегда начинается с проблем с памятью. И совсем не всегда начинается после восьмидесяти с лиш­ним лет, бывает куда как раньше. Чем раньше болезнь опре­делить — тем будет легче. Легче станет прежде всего вам.

Это, кстати, главное — снять напряжение с самих себя, чтобы задавать себе меньше вопросов, не пытаться снова наладить вдруг изменившиеся взаимоотношения с роди­телем, не пытаться разобраться с проблемами на обычном бытовом уровне — как раньше.

Это уже не тот человек, которого вы знали. Вы ни в чём не виноваты. Ни в чем. Просто так устроен мир.

Очень важно понять, что Альцгеймер обычно достав­ляет намного больше страданий не самим заболевшим старикам, а тем, кто их окружает. Мы помним и понимаем то, что они забывают и перестают понимать. Мы осознаем то, что с ними происходит. Поэтому нам, снаружи, намного тяжелее, чем им, изнутри.

С течением болезни голова больного Альцгеймером вообще всё больше начинает смахивать на компьютер без жесткого диска. Совсем без диска. То есть глазки-лампочки моргают, а памяти нет — одна улыбка.

Когда я понял эту банальную вещь, мне стало гораздо лег­че. Я не шучу.

Я перестал напрягаться и уставать от общения с ними. Ну, почти.

Что мне сейчас надо делать? — спрашивает меня ве­сёлый Рафи (84), в недавнем прошлом успешный финан­сист. Он держит в руках долото и киянку.

· Срежь эти полоски, — черчу на деревянной доске не­сколько полосок красным маркером.

· Ага. Понял. — Рафи с готовностью приступает к работе.

· А сейчас что делать? — спрашивает он через десять ми­нут, закончив с полосками.

· А теперь срежь эти полоски! — черчу опять почти в том же месте.

· А сейчас?

Отлично, Рафи! А сейчас надо срезать вот эти полоски! — и так часа полтора.

Снова и снова. Рафи не надоедает. К тому моменту, когда он заканчивает срезать полоски, он успевает забыть об этом и радостно приступает к заданию заново.

Вооt, перезагрузка. Вооt, перезагрузка.

Рафи не обижается на меня за повторение. Я — не устаю.

Рафи — компьютер без диска.

Как вести себя, если у мамы или папы диагностировали Альцгеймер? Самое главное, по возможности буднично. «Запоминалка» не работает? Да кто вообще сегодня что-ни­будь помнит, кроме вчерашнего курса доллара? Ноги-руки на месте, анализы ничего себе — так что же еще?

Самая большая ошибка, которую можно совершить, — пытаться напоминать старикам о забытом, указывать им на забывчивость или странность поведения, пытаясь таким об­разом помочь им осознать проблему. Результата мы не полу­чим. Поэтому драматизировать ситуацию и бессмысленно, и вредно — ведь лучше от этого она все равно не станет. Ну кто-то должен же все-таки соображать.

Дайте им возможность спокойно жить дальше — такими, какими они стали.

Компьютер без диска, конечно. Но свой же. Родной и близкий.

«Пришла ко мне в гости подруга, сидим с ней, разговариваем. Вдруг открывается дверь, заходит в комнату моя мама и спра­шивает: “Тань, а что ж ты мне не сказала, что я умерла?”»

Отнестись к такому буднично, конечно, сложно. Но вот что важно понять. Они теперь видят мир иначе, гораздо проще, чем вы. Не мешайте им и не сокрушайтесь так. Они могут забыть, как вас зовут, или вообще вас не узнать. Вас это огорчит и испугает. Их — едва ли.

Вам сейчас гораздо тяжелее, чем им. Надо только следить за ними в оба глаза. Даже больше, чем в оба.

— А кто ты по специальности? — спрашиваю Элен (80), чей муж Меир (84) заболел Альцгеймером.

— Специалист по психологии детей дошкольного возраста — отвечает она, — и сейчас один такой дошкольник появился у меня дома.

Короче, у меня для вас есть две новости. Одна плохая, а другая — хорошая.

Плохая: в общении с родителем нам потребуется гораздо больше участия, внимания и терпения, чем до болезни. Го­раздо больше.

А хорошая? Честно? Альцгеймер оставляет много време­ни, чтобы попрощаться с близким человеком, — понемногу, шаг за шагом, по мере того как день ото дня медленно угаса­ет его память и интеллект.

Я знаю, что это тяжело слышать, но это правда. Простите.

Иегуде — 92. Раньше он был у меня старостой и готовил мастерскую к занятиям. Сейчас, конечно, старостой Иегуда быть не может. Все что он может, это ударять молоточком по пробойнику, отчего на деревянной дощечке получается небольшая ямка. Больше уже ничего не может. Неделю на­зад мы вместе забили в доску четыре небольших гвоздика. Я держал гвоздь, а Иегуда стучал. Было весело.

Иногда Иегуда вообще не может работать, а просто сидит и смотрит перед собой. Я не знаю, что в этот момент проис­ходит у него в голове.

Он смотрит, и молчит, и иногда тихо гладит мне руку, продолжая не отрываясь смотреть в глаза.

Иегуду теперь доставляют на занятия в инвалидной ко­ляске. Вообще-то мы знакомы с ним лет пятнадцать. Но меня он почти не помнит.

· Иегуда, как дела?

· Отлично!.