Биография 3 - переживания между 30-м и 33-м годами жизни
Я не знаю, с чего мне следует начать. Конечно, я не могу сказать, что все началось в 30 лет. Это неправда. Прежде было 30 лет жизни, которые были подготовкой к тому, что должно было прийти потом.
Семья. Отец, мать, три дочери - я была средней из дочерей. Еврейская семья. Мой отец уехал из России в Бразилию со своими родителями, когда ему было 8 лет. Над ними висел груз преследований, антисемитизма, нищеты, и в то же время воли и необходимости победить. Моя мать была родом из еврейской семьи, уже три поколения которой жили в Южной Америке, то есть была уже очень «приспособленной». Мой отец - художник, интеллигент, бизнесмен. Мать - великолепная хозяйка, хорошая мать, хорошая жена, полная любви, преданности, верности.
Я думаю, что у меня было счастливое детство. Я рано научилась привлекать к себе людей веселым нравом, юмором, творчеством. Этим качествам в нашем доме придавалось большое значение. Тем самым я избегала конфронтации, споров и раздражения. Я рано научилась игре в веселье. Я искала блеска, чтобы быть любимой. И это мне удавалось.
У меня были друзья, много друзей, и семья, которая любила меня и восхищалась мною.Мой отец умер молодым, когда мне было почти 17 лет. Это было тяжело, но жизнь продолжалась.
В 20 лет я вышла замуж. Я была влюблена и открыта для новой жизни. Вскоре появились дети. Я родила троих детей за четыре года. За этим последовало целое десятилетие, которое я посвятила максимальному совершенствованию, чтобы хорошо воспитывать детей, кормить, одевать их, играть с ними, дарить им нежность и в определенной степени давать им то, что я в собственном детстве воспринимала как образец. Все это соединялось с желанием быть «кем-то» для внешнего мира, например, художницей, и прежде всего быть «хорошей» во всем, что я делала.
В это время у меня произошла также встреча с новым видением жизни и мира, человека и Бога. Впервые я очень медленно поняла, а затем - с помощью антропософии - и приняла, что существует духовный мир. Постепенно я превратилась из материалистки в спиритуалистку. Иудаизм моего отца был связан с традициями народа, но он был материалист и агностик до мозга костей и имел на меня большое влияние.
И тогда я раздвоилась. Мне было трудно заявить перед друзьями-материалистами о своей приверженности духовному миру. Еще труднее было признаться в христианском мировоззрении перед своей еврейской семьей. Так я провела десять лет с двумя лицами - или тысячью лиц. Во всех областях у меня был успех, но ни с одной я не срослась.
Когда мне было 29 лет, я почувствовала себя очень неуверенной и раздраженной. Как женщина, которая жила в этом мире в этом веке, одна часть моего существа хотела хорошо выполнять задачи матери, жены, хозяйки дома, и никто не мог сделать это лучше меня. Другая часть существа во мне хотела быть «кем-то», иметь профессию, получить признание, зарабатывать деньги. Кроме того, мне нужно было быть очаровательной и привлекательной и сохранять влюбленность мужа в меня. Короче, я хотела быть «суперженщиной», а это мне не удавалось. Раздражение начало овладевать мною, между тем я пыталась убедить себя, что все в порядке.
В тот год, когда мне исполнилось тридцать, муж и я пережили огромный кризис. Поскольку я никогда даже отдаленно не предполагала, что со мной может случиться подобное, я упала с небес в глубокую пропасть. Испуг, страх, неуверенность охватили меня. Впервые мне пришлось признаться, что я не была ничем из того, что я полагала, более того: я не была ничем из того, чего - в моих глазах - ожидали от меня другие. Депрессия была сильна, и чувство страха не покидало меня. В моих глазах я была нуль - как женщина, как мать, как работник во всем.
Сразу после того, как мой муж и я возобновили отношения, моей матери была сделана операция, так как у нее обнаружили миому матки. Матку удалили, и это произвело на меня очень большое впечатление. Я вспоминаю, что у меня было ощущение, что мое первое жилище, где я родилась и находилась под защитой, что мое «гнездо» выбросили в мусорное ведро. Теперь я должна была полагаться только на себя.
Не прошло и двух месяцев, как я заболела. У меня началось кишечное кровотечение. Диагноз гласил Reto-Colitis-Ulcerativa, психосоматическое заболевание, как мне сказали врачи. Излечить его, за несколькими исключениями, сложно. Болезнь, предположительно, развивается таким образом, что нужно либо удалять толстый кишечник, либо образуются ракоподобные опухоли.
Еще через два месяца было установлено, что у моей матери рак. Тогда я совершенно потеряла почву под ногами, у меня не было больше опоры.
Но я вела себя так, как будто ничего не случилось. Я хотела, чтобы мой врач прописал мне медикаменты, которые бы затушевали мою болезнь. Болезни не было, и я могла продолжать свою жизнь на полных парах как «суперженщина». Казалось, что болезнь и я -это два разных существа, и как будто я тащила ее рядом с собой, как коляску мотоцикла.
Так мы жили два года, моя болезнь и я. Когда моя мать умерла, я почувствовала, что не выдержу потери и разлуки. Мое состояние очень ухудшилось, и внезапно во мне произошла внутренняя перемена. Я видела свою болезнь как саму себя. Я решила принять свою болезнь и приняться за нее в одиночку. Я больше не ходила ни к обычным, ни к антропософским врачам, и произвела полный переворот в своем лечении и питании. Ежедневно я проделывала акупунктуру и больше никого не слушала. Я не принимала также никаких лекарств, не подвергалась никаким обследованиям и не обращала никакого внимания на кровотечения и понос.
Мое тело быстро слабело. Я начала худеть, и была не в состоянии делать что-нибудь кроме того, чтобы следить за собой. Я не могла более работать и учиться, следить за детьми и квартирой, или принимать участие в жизни мужа. Моя жизнь вращалась только вокруг меня самой, срединного пути не было. Только жизнь или смерть. Я так ослабела, что не могла нести даже свою сумочку. Мои руки, ноги и колени были поражены артритом, суставы опухли, и мне приходилось ходить с палочкой. Из-за зашлакованности организма, причина которой гнездилась в кишечнике, у меня повсюду образовались фурункулы. У меня было больше сотни фурункулов, больших, иногда с тремя или семью головка-ми. Все это сопровождалось подъемом температуры до сорока градусов. У меня были сильные боли в теле, которые еще до ухудшения были сильными в нижней части живота. У меня были сильные анемия и истощение, но даже теперь я не хотела слушать никаких советов. Во мне было еще много от «суперженщины», и я думала, что смогу излечиться только своей энергией и акупунктурой.
В конце концов, мне стало так плохо, что в состоянии, внушающем чрезвычайное опасение, я была направлена в больницу. Оперировать меня было невозможно, и выздоровление из-за сильной слабости было чрезвычайно сложно.
В этот момент я почувствовала, что умру, и именно это предполагали все окружающие. Я могла видеть и чувствовать смерть рядом с собой. Я чувствовала, что я на, пороге, я могла видеть другую сторону, оставалось просто соскользнуть. Сначала я чувствовала возмущение, даже ярость. Я думала: почему именно я? Я же так молода, я хотела бы еще так много сделать в жизни, я не реализовала себя. Потом я испугалась, очень испугалась. Не момента смерти как такового, потому что я верила, что я уже пережила самые страшные боли. Скорее это был страх перед неверием. Я, серьезно верующая в существование духовного мира, в Бога, в жизнь после смерти, в развитие человека - я столкнулась внезапно со страхом, что после этого ничего не будет. А если все это было ложью? А если все прекращается со смертью? Если вся моя жизнь не имела смысла? Я начала мысленно прощаться с людьми, когда я их видела, - это могло быть в последний раз. Со своей кровати я смотрела в окно, видела деревья, небо, изменения погоды, запахи, - глазами, ушами и носом, как будто кто-то в последний раз воспринимает все своими органами чувств. Я жадно впитывала каждое слово, каждую ласку своих детей, мужа.
После этого, когда я уже могла реагировать на свое физическое пограничное состояние - я ведь была еще чрезвычайно слаба, - я испытала еще одну неудачу. Из-за ошибки медиков мне две недели пришлось принимать не то лекарство. Этот медикамент вызвал у меня сильную диаррею и содержал, кроме того, токсикологическое и галлюциногенное средство, которое привело меня почти к безумию и к порогу смерти. Мои зрачки расширились, так что я больше смотрела внутрь, чем наружу, у линя 6ыло ужасное сердцебиение мурашки в руках, так что у меня было ощущение предстоящей скоро смерти.
Как будто этого еще было мало - меня охватила паника, которая выразилась шоковой реакцией на все, что меня окружало, обильным потовыделением (транспирацией) и страхом. Кроме того, у меня были галлюцинации, которые вызывали новое чувство страха. Я свернулась, как эмбрион, и даже сосала большой палец. Как сказал мне врач, я едва избежала смерти. Однако у меня снова было ощущение, что я видела смерть совсем близко. Я полностью ощутила, что значит паниковать, и что значит чувствовать себя абсолютно одинокой в мире, изолированной от других людей, неспособной получить помощь от других, хотя они и хотят оказать эту помощь.
Я была так погружена в свою телесную и духовную боль, что мой муж решил поставить в больничной палате телевизор, чтобы отвлечь меня. Но мое восприятие было таким тонким из-за пережитого мной, что я смотрела телевизионные передачи более открытыми глазами. Между фильмами постоянно идет реклама, чтобы предложить самые абсурдные и избыточные вещи обществу потребления. Между ними то и дело передаются новости, - сообщения пестро перемешаны - об ужасных конфликтных ситуациях на другой стороне земного шара, о смерти, убийстве, революциях, извержениях вулкана, автокатастрофах, крушениях судов и самолетов, страшных драмах - обо своем этом говорят, как будто речь идет о прогнозе погоды или бананах. Сразу после этого идет юмористическая программа и на экране танцующие девушки. Все это очень шокировало меня, и впервые в мое сознание глубоко проникло - не только на уровне интеллекта - что значит быть гражданином мира в нынешнее время: все люди - и те, которые живут здесь, рядом со мной, и те, на другой стороне земного шара, и все, кто жил в этот момент, были моими современниками. Мы жили вместе на одной планете, в одном временном пространстве. Каждый со своей судьбой, каждый неся свой крест, но все вместе, и то, что некий человек делал, например, в Китае, в какой-то форме касалось и меня. Я остро чувствовала, что мы, человеческие существа, все были каким-то членом, ногой или головой единого человеческого существа. И я почувствовала, что сейчас я покидала эту мою большую семью, чтобы жить другой жизнью. Моя жизнь здесь, на Земле, была изменена моими проблемами и моими переживаниями, но также и другими. Все это я брала теперь с собой.
Внезапно я осознала: если судьбой мне суждено выжить, то это не могло быть напрасным, если рассматривать хаос, в котором находится человечество. Это должно было иметь смысл. Для какой-то цели я должна была остаться в живых, чтобы быть вместе с людьми - были ли они близко или нет - чтобы жить с ними, действовать с ними, чтобы внести свой вклад, так сказать, штришок в большую картину развития человечества. Я чувствовала внутри себя неизмеримую ответственность и любовь ко всему. Медленно я начала бороться со своей болезнью. Постепенно я стала крепнуть, и у меня появилось больше надежды. В качестве терапии я начала экспериментировать со звуком и заниматься садовыми работами. В конце концов, для того, кто, как я, находится в процессе экскарнации, земля - это лучшее средство, чтобы найти опору, так сказать, якорь. Занимаясь живыми цветами и формами, я давала живой ответ на мою ситуацию. Я занималась тем, что окружала себя красотой.
Я избегала попадать в унизительные и гнетущие ситуации. Я искала прекрасное и милое. Это давало мне пищу. У меня было ощущение, как будто я заново родилась. Казалось, что я достигла дна колодца и теперь снова могла жить. Необходимость снова и снова утверждаться в своем успехе исчезла. Мне стало теперь легче говорить «нет», потому что мне не нужно было нравиться другим, чтобы они любили меня. Я была счастлива, очень счастлива тем, что живу, что могу быть здесь с другими. Я начала больше любить себя, принимать себя, даже не будучи «суперженщиной», и я меньше ожидала от себя. Я была переполнена любовью к человечеству и к тем, кто окружал меня. Я была полна радости.
Я думала о своем возрасте и сделала сравнение. Мне пришел на ум Иисус, Который до 30-го года жизни жил, чтобы подготовиться к вели кой миссии, и в возрасте 30-ти лет начал Свой великий путь страданий и лишений, чтобы быть распятым в 33 и вновь воскреснуть. Я чувствовала - конечно, другим образом, - что прошла через подобный опыт. В 30 лет я начала тяжелый путь в направлении к смерти, пережила сильные телесные боли, страх, панику, одиночество и слабость. Я была в полной зависимости от других и должна была принимать их руку, не в состоянии дать что-либо взамен. Я почувствовала бессилие и умирание, хотя и не до конца. В 33 года падение в направлении моего «распятия» было практически неудержимым. Потом я вышла из этого как новая, как будто бы я родилась вновь. Я чувствую, что моя теперешняя жизнь разделена на «прежде» и «после». Это однозначно.
Дошло до того, что я решилась на шаг, который для человека иудейского происхождения и воспитания, как я, был очень труден. Я решила принять крещение. Тем самым я решилась здесь на Земле, как и в духовном мире, придать конкретные формы тому большому шагу, который я уже сделала. А именно: открыто заявить о принадлежности к тому, что произошло во мне: восприятие духовного мира, который очень силен, к которому я принадлежу и через который я буду действовать здесь, на Земле, пока буду здесь, в обществе тех, кто линя окружает.
Я не исцелилась. Эту болезнь очень тяжело излечить. Но я сильна, у меня есть энергия для действия и работы, для учебы, и для того, чтобы быть вместе с семьей и с миром. И это я не хочу больше терять. Я чувствую, как будто стала немного меньше, но, возможно, именно потому чувствую себя лучше. Я не ожидаю больше так многого от себя, но я больше нравлюсь себе.
Я еще не пришла туда, куда хотела. Многие из старых ошибок еще привязаны ко мне. Часто я ловлю себя на том, что неосознанно борюсь за то, чтобы в любом случае сделать все правильно, и я часто попадаю под влияние старой схемы. Но таким образом я открываю себя, более чем когда - либо, как человека, находящегося в процессе развития, и счастлива каждым днем, который мне позволено провести здесь.
БИОГРАФИЯ 4
На 36-м году жизни я начинаю видеть новые перспективы в жизни. Хотя я чувствую себя еще хрупкой, и у меня такое впечатление, что я должна охранять себя изнутри, я ощущаю все же существенную перемену.
Мой отец был бразильцем, мать датчанкой. Оба были единственными детьми в семьях. Отец женился на моей матери, потому что я должна была появиться на свет. Мой отец был красивым мужчиной, бонвива-ном, и все очень восхищались им. Моя мать, в противоположность ему, была замкнута и полна комплексов. Она была очень строгой и жила ортодоксально в соответствии с нормами. Я провела детство частично в Бразилии, но каждый год мне разрешали уезжать на несколько месяцев в Данию, где я жила у моих деда и бабушки. Впервые я была в Дании - и это мое первое воспоминание - когда мне было 2 года. Здесь, в Бразилии, я посещала небольшой детский сад. Когда мне было два с половиной года, родилась моя сестра, и я вспоминаю, что во время беременности моей матери чувствовала сильную ревность. Ребенком я болела свинкой, мне удалили гланды, и я часто страдала бессонницей из-за чувства страха.
В шесть лет я пошла в школу. Я чувствовала себя неуверенно и завидовала другим детям. Когда мне было семь лет, мои родители расстались. До тех пор я также страдала ночным недержанием мочи. Я осталась с матерью. Она снова вышла замуж, когда мне было восемь лет. Этот второй брак продолжался всего четыре года. Мой отчим доминировал над матерью, был энергичным, но незрелым. Он ревновал камне и моей сестре. Мой отец по воскресеньям бывал в клубе, но обо мне он не очень заботился. Только когда в девять лет я заболела корью, он немного позаботился обо мне. С пятого по десятый год жизни я каждый раз проводила летние каникулы в Дании, у деда и бабушки, где чувствовала себя уютно и хорошо. В девять лет я упаковала чемодан и хотела убежать из дома. Я чувствовала себя одинокой и была очень расстроена. После того как моя мать рассталась со своим мужем, мы переехали в другую квартиру. Моя мать считала меня очень эгоистичной, я чувствовала, что на мне лежало тяжелое бремя. Незадолго до разрыва со вторым мужем мать начала пить. Однако я заметила это только, когда мне было 13 лет, потому что она делала это тайно. В 13 лет я захотела остаться в одном интернате в Дании. Я провела там целый год. Это было чудесное время; я ощущала там тепло и любовь, там у меня было много подруг. Я училась говорить на датском, английском и немецком, а также вязать и вышивать.
В 14 лет я снова пошла в бразильскую школу. Мой отец душевно был от меня всегда очень далек. В это время я научилась делать вид, что все в порядке. Все казалось хорошо, но внутренне я ощущала страх, печаль, подавленность. Мне очень хотелось привлечь внимание других к себе. В 15 лет у меня был первый друг, в 16 другой, с которым у меня затем впервые был сексуальный контакт. От этого у меня появилось сильное чувство вины. На семнадцатом году моей жизни умерли дед и бабушка в Дании. Когда моя мать обнаружила, что я в 17 лет уже не была невинной, чувство вины у меня еще усилилось. Моя мать сказала мне: «Ты ударила меня ножом в спину». В наказание я должна была месяц оставаться дома. После этих событий сексуальные чувства у меня исчезли.
В 17 лет я вместе с сестрой поехала в Европу. Мать в это время много пила и хотела покончить с собой. Я познакомилась со своим вторым другом, и мое отношение к сексу снова стало нормальным. Мать говорила обо мне, что я делала эти вещи, чтобы привлечь к себе внимание и привязать к себе мужчин, но этот друг не ответил на мою любовь. В 18 лет я заболела гонореей, моя мать сказала: «Твой друг не уважает тебя». В 19 лет я поступила в университет и начала изучать организацию туризма. Кроме того, моя сестра и я ездили в Данию и на северо-восток Бразилии. В 20 лет я познакомилась со своим третьим другом, он был трудный человек, дело кончилось тем, что он избил меня. Я искала защиты и помощи у своего отца, но он не помог мне, хотя хорошо знал моего друга. Так я сильно разочаровалась в отце. А моя мать, которая была очень чувственной, не могла терпеть подобные наклонности у своей дочери.
Я знала, что мне многое дано, но мне не хватало еще уверенности в себе. В 22 года я порвала со своим третьим другом, и вскоре после этого началась дружба с моим нынешним мужем. Но я чувствовала, что семья моего мужа не принимала меня, а как бы отталкивала. В ответ я проявляла агрессию и считала, что это связано с моей матерью. Я также стыдилась своей матери, которая продолжала пить. Наконец она у ехала в Соединенные Штаты и раз в год приезжала в Бразилию. Для меня это означало большое облегчение. Я начала готовиться к свадьбе, но у меня не было денег и мне все приходилось делать самой. Ни матери, ни свекрови не было.
В 26 лет я родила свою первую дочь. Время кормления было хорошее время, я радовалась ребенку. Я старалась, насколько это было возможно, давать полноценное питание. Свекровь потешалась над этим. Но я все-таки чувствовала себя «супермамой». В отношениях с мужем - в том числе в сексуальных - у меня были, однако, большие сложности. Мой интерес охладел, я все время чувствовала себя виноватой и плохой и считала, что мой муж хороший. Наконец, в 27 лет я решилась подвергнуться терапии. Здесь я открыла, как, собственно, в жизни с мужем повторялось то, что я делала в юности. Я все еще пыталась вызвать кризис, чтобы иметь возможность насладиться примирением. Когда день проходил гладко и не случалось ничего нового, я была неудовлетворена. Собственно, мы как молодая пара жили не по средствам. В 28 лету меня был небольшой роман и я хотела расстаться с мужем, но очень скоро поняла, что мое место дома, и что мне нужно бороться за свой брак. В это же время я познакомилась с медитативными техниками и начала интересоваться духовной литературой. Кроме того, я начала делать упражнения йоги. В тот год визит моей матери очень помог мне в примирении с мужем.
В 29 лет наступила вторая беременность. Это было трудное время, потому что в это же время мы перестраивали дом, что стоило мне много сил. Я чувствовала также, что моя свекровь сильно вмешивалась в наши семейные дела. Я в принципе не совсем воспринимала свое место жены и хозяйки дома, я всегда отстранялась.
Так на 30 году жизни на свет появился мой сын. Врач предполагал, что у него, вероятно, диабет. Я была очень слаба и целый месяц провела в постели. Вскоре после этого врач обнаружил у моего сына гипертонию. Была ли в этом моя вина, был ли это шок? Я чувствовала себя очень неуверенно, в опасности, и едва могла выражать свои чувства. Иногда меня охватывал смертельный страх, и я пыталась стать внешне более твердой. Я никак не могла вполне оправиться, и, в конце концов, у меня в 31 год был обнаружен сахарный диабет. Я ничего не хотела слышать о медикаментах, меня охватило ужасное чувство стыда, потому что я не была совершенна. Я прекратила курение, которое начала рано. Я не признавалась в болезни и не лечилась. В отношениях с мужем, я заметила, как я контролировала, манипулировала; повторялась та же самая ситуация, которую я использовала дома в отношении матери и ее алкоголизма. Я должна была что-то изменить. Я похудела на 14 килограммов и чувствовала себя очень плохо физически. Мать пригласила меня приехать в Штаты, и я полетели туда вместе с ребенком. Она очень хорошо приняла меня, и мы, наконец, смогли помириться. Я начала акцептировать свое детство, стала принимать инсулин, и мое самочувствие существенно улучшилось. Казалось, будто бы мать хотела за это время наверстать то, что она у пустила в моей юности. Она с любовью ухаживала за мной. После того как я возвратилась из Штатов в Бразилию, семья моего мужа лучше приняла меня. С тех пору меня было такое чувство, будто я родилась заново и моя мать по-настоящему выносила свою беременность мною.
В 33 года я впервые устроила день рождения, пригласила людей, и мой сын, страдавший гипертонией, начал ходить.
В 34 года я открыла бутик и руководила им несколько лет. Сначала у меня была компаньонка, но затем она ушла, и мне стало слишком тяжело.
В 35 лет я впервые пришла на биографический семинар в Артемизии. Кроме того, я прочитала книгу Луизы Рэй, которая была очень важна для меня.
Моя свекровь была настроена очень критично, как и всегда, но теперь у меня были силы дать ей отпор. Я посещала также группу «Alanon», в которой родственники алкоголиков могли обмениваться опытом. Там я сделала много психологических открытий относительно своего поведения. В 35 лет я обнаружила, что я являюсь хозяйкой своей судьбы, а также что я сама могу себя вылечить. Сексуальные отношения с мужем улучшились. Мой муж развивался в профессиональной области и как личность; он также начал курс терапии. Я была в целом более радостей, и мы смогли семьей провести прекрасный отпуск.
Еще несколько замечаний к моей биографии: Я левша и меня никогда не исправляли. Я всегда ощущала себя аутсайдером и была неспособна приспособиться к группе. Я была боязливой, но одновременно завистливой. Мои основные чувства были: раздражение, горечь, ранимость, и я была полна обиды. В юности я обращала большое внимание на систему ценностей и была очень агрессивна. Другой примечательной особенностью моей жизни является то, что я очень часто переезжала и много раз курсировала между Бразилией и Данией.Эта биография вызывает ощущение, что кризис между 30-м и 33-м годами жизни успешно преодолен. И здесь человек совсем близко подошел к смерти, чтобы затем выправиться и восстать. Существенным было, вероятно, то, что мать пациентки в определенной степени наверстала процесс беременности и ухода. Благодаря этому произошло примирение между матерью и дочерью. Одновременно дочь смогла освободиться от личности своей матери, которая оказывала такое определяющее влияние на ее жизнь. Начиная с 35-го года жизни, все заметнее становится собственный импульс. Куда направлен этот импульс? Этот вопрос мы рассмотрим в следующей главе.
Если я тот, кого из меня
Делает этот мир -
его изменить бессилен я,
у пропасти остановить.
Но если я думать начну о том,
кем был или мог бы быть
каждый из нас -
Богочеловеческим существом,
свой крест на себя взвалить -
вырастут силы тогда мои
и много сделаю я для Земли.
Вацлав Гавел.
Мы преодолели трудное время, которое мы проживаем с 30-ти до 35-ти лет, и приходим в 35-й год жизни. С определенной точки зрения мы стоим посередине жизни. В нашей инкарнации мы спустились наиболее глубоко; мы ближе всего к Земле. Теперь мы начинаем снова медленно отрываться от нашего тела и стремиться вверх. В прежних фазах жизни мы были большим вдохом космоса, природы, знаний и т.д. Постепенно мы уверенно, «как дома» чувствуем себя в своей профессии и семейном окружении, Мы можем все более осуществлять на Земле то, что принесли в своем Я с собой из области до рождения в качестве интенций, как лейтмотив и миссию. Мы все сильнее работаем изнутри, из наших принесенных и освоенных способностей. И теперь мы уверенно находим свой путь развиваться дальше. Силы Христа, которые мы снова восприняли в прошлом семилетии, помогают нам развить истинное братство, терпимость и уважение по отношению к другим личностям.
Фаза жизни, в которой мы теперь находимся, имеет, однако, и негативный аспект: в этом возрасте мы можем стать большими эгоистами и деспотами. В каждой биографии существует опасность стать маленьким Наполеоном. (Наполеон сам себя короновал в 35 лет!) Необходимо бо-роться в это время против эгоизма, и здесь нам помогают терпимость и положительное отношение к другим людям. Рудольф Штейнер указывает во многих докладах на то, что может проявиться лишь после 35-го года жизни: например, человек только тогда способен к оценкам, когда его дела и мысли становятся полезными для мира. Восприятие медленно превращается в Отдавание и Дарение миру. Наш дух более не занят нашим телесным и душевным строительством. Он может все более свободно стремиться в будущее.
Американская журналистка Гэйл Шихай называет эту фазу кризисом аутентичности или фазой демистификации наших мечтаний. Мы должны разобрать иллюзорный образ, который сами составили о себе. Мы должны спросить себя: что осталось бы от нас, откажись мы от всех ролей? Взросление личности приводит к тому, что мы более не хотим жить ради видимости - но для того, чтобы Быть. Например, в отношениях с партнером я выполняю теперь некоторые действия не по обязанности, не потому что этого требует моя роль мужа или жены, а из любви. Мне легко также сказать «нет». Это не должно быть «да» потому, что другие ждут этого; впоследствии я только бы злилась, что пришлось делать то и это только потому, что так принято. Я действую по своему убеждению и из своей аутентичности. Небольшой пример: когда мне было 26 - 28 лет, и я только что начала мою работу как практикующий медик, я очень стыдилась, если встречала пациентов, когда ходила на воскресный рынок за покупками - я охотнее посылала туда свою домработницу. С тех пор как мне исполнилось 35 лет, насколько я помню, мне доставляло большое удовольствие делать на рынке покупки. Это была настоящая радость, выбирать для еды лучшие плоды и овощи. Меня вообще не заботило, что я встречала там пациентов. Я добилась аутентичности, любви к делу, что бы другие ни думали обо мне.
Вольные каменщики выражают это исчезновение ложной созданной личности символом молота.
Мы живем сейчас в фазе, которую Рудольф Штейнер называет фазой души осознающей. Мы рассматриваем вещи более ясно и критично. Теперь существует опасность, что наша жизнь превратится в рутину, и в нас часто появляется ощущение пустоты. Теперь требуется мужество, чтобы превратить «критику вовне» в «критику вовнутрь». Каждый должен спросить себя: где мой предел? В чем заключаются мои способности и возможности действия? В возрасте от 21 до 28 лет люди думают, что все возможно. Я замужем за человека, который, возможно, пьяница, и я убеждена в том, что своей энергией сумею отучить его пить. Или у меня есть идея работать для экологии мира, и я убеждена, что все люди смогут подхватить и воспринять мои представления.
Теперь, в это время, я сталкиваюсь с пределами своих возможностей. Не все возможно, я могу реализовать только некоторые части самого себя. Я не должен переоценивать свою сущность. «Не я, но Христос во мне» - это познание становится духовной реальностью.
С одной стороны, мы склонны к переоценке своей личности. С другой, есть много людей - в основном это женщины, которые, вероятно, в прошедшие годы занимались созданием семьи и воспитанием детей, которые думают о себе, что они ничему не выучились, что у них нет профессии, и которые недооценивают свои творческие задатки. Таким образом, в жизненной фазе, начиная с 35-го года жизни, имеется и противоположная тенденция: недооценка собственных способностей. Для каждого речь идет теперь о том, чтобы еще раз оглянуться и понять: какие импульсы, какие профессиональные задатки я не сумел реализовать? Как я могу это поправить?
Мы подходим к 37-му году жизни - времени второго лунного узла. Здесь еще сильнее проявляется импульс нового начала, чем при первом лунном узле в 18½ лет. Ощущается побуждение сбросить прошлое, появляется стремление создать новую систему ценностей, новые масштабы. Многие женщины начинают теперь работать или снова учатся. Мужчины в этом возрасте иногда меняют профессию, чтобы приступить, наконец-то, к осуществлению своей жизненной миссии.
Тот, кто привык обращать внимание на свои мечты, чувствует стремление изменить что-то в своей жизни. И он чувствует, что теперь у него есть способности для этого. Мы можем выразить это словами Эриха Фромма, который изложил точку зрения на «быть» и «иметь» для характеристики душевных состояний: фаза «иметь» прошла; у меня есть жена, у меня есть семья, у меня есть профессия, иногда у меня уже есть даже фабрика. Но имеет ли все это смысл? Возможно, из-за этого я многое потерял: контакт со своими детьми, контакт с женой, согласие со своей сущностью. Я часто ощущаю эти внутренние конфликты, и у меня есть воля изменить что-то. Подготавливается направление, которое я хочу придать своей жизни после 40-го года жизни.
В этой фазе большинство людей начинают задумываться о смерти. Начинается физический распад. Это выражается в снах о смерти, в чувстве страха. Типичные высказывания, которые мы делаем в этой фазе жизни: «Я думаю иногда, что мне недолго осталось жить. » «Мой отец умер в 42 года, я тоже не переживу этого возраста.» Или случается, что ко мне приходит на прием женщина и говорит: «Я не знаю, что со мной, - я внезапно стала бояться переходить улицу.» На мой вопрос: «Сколько Вам лет?» она отвечает: «Мне как раз исполнилось 38.» Такие и подобные переживания отражают влияние и опыт смерти. Кажется, будто ангел смерти смотрит с другой стороны, с конца жизненного пути, и говорит: посмотри, что ты хочешь сделать в последующие годы, что ты упустил и что ты еще хочешь осуществить.
К. Г. Юнг характеризует это время как фазу «великой смерти», она в душевном, с одной стороны, есть выражение отказа от ориентированной на внешнее личности, с другой стороны - выражение убывающей энергии тела.
У Танги, например, (биография 2, с. 36) в 37 лет пробуждается новый духовный интерес - зародыш, который заложила в нее бабушка в раннем детстве.
Послушаем еще одно высказывание 37-летней женщины: Я открыла сейчас, что я сама - герой моей биографии. Я всю жизнь искала героя где-то вовне, а теперь, благодаря курсу биографики, я замечаю, что в действительности он внутри.
Это высказывание женщина сделала при оценке биографического семинара.
Процессы отмирания в организме, которые теперь из физического тела поднимаются в сознание, вызывают описанное переживание смерти. Мы начинаем видеть вещи в их первооснове. Теперь мы можем отличать существенное от несущественного. У нас часты духовные переживания. Может быть, мы слышим при восходе солнца «звуки солнца», или вдруг, видя расцветающий цветок, мы понимаем цветение всей жизни. Отношения с другими людьми также могут стать более глубокими. Нам удается отойти от своего эгоизма и воспринимать других людей в их сущности. «Маленький принц» в другом человеке открывается нам во всем своем величии. Если мы воспринимаем другого человека и идею в их сущности, то мы можем оставаться верными им. Начинается фаза большого подъема в духовном. В наших словах постепенно начинает ощущаться жизненный опыт и жизненное содержание.
Однако в этой фазе своей жизни можно открыть и пустоту. Человек бежит от самого себя, избегает полемизировать с собственной личностью, прибегая к алкоголю или к кокаину. Для многих людей, кроме того, имеется опасность, что они поддадутся материализму, что они будут хотеть иметь все больше - например, основывая все новые фирмы, - и дальше видят смысл жизни в накоплении материальных благ.
Далее следует биография 42-летнего мужчины; она продолжит наши наблюдения над закономерностями жизненного пути до 42-го года жизни.
БИОГРАФИЯ 5
Я - третий сын в голландской крестьянской семье. У меня два старших брата, после меня родились еще несколько братьев и сестер. До 14-го года жизни я рос в Голландии. Когда мы ходили в школу, я семенил за моими братьями. Они очень веселились, когда я на обратном пути отставал и потом стоял один. Наша семья была католической, и мы каждый вечер молились долга (читали Rosenkranz). В основном наше детство было вполне гармоничным. Однако у моей матери было лгало времени для нас, и нам нужно было много помогать отцу в поле.
Когда мне было 14 лет, вся семья переехала в Бразилию. Перед отъездом мы оделись в новое. Выяснилось, что одежда в Бразилии из-за жары и дождей совершенно не пригодна. В 15 лет я сразу же заболел гепатитом.
Я должен был пахать на лошадях и сажать кукурузу и хлопок, овощи и томаты. В Голландии мы сажали только цветы. Скоро наша семья купила трактор, которым, однако, разрешалось пользоваться только двум моим старшим братьям. Годами мы работали без отдыха. В 17 лет я тяжело отравился агрохимикатами и провел месяц в больнице с поражением почек.
Когда однажды в 19 лет я поехал на нашем не-6олъшол1 грузовике и немного опоздал, мой брат очень разозлился, а мой отец еще подзадорил его: «Задай-ка ему!» Это причинило мне сильную боль! Мы, трое братьев, всегда находились в состоянии соперничества. У линя с обоими старшими братьями всегда было плохое взаимопонимание. С младшим братом, наоборот, у меня были хорошие отношения. Однако он скоро покинул дом, чтобы учиться в университете, так я потерял друга.
Мои отец всегда защищал старших братьев. Старший брат был единственным, кого он слушал. Мне же все время приходилось бороться за свое место. Когда мой старший брат женился, накануне вечером отец пришел в нашу спальню - мы, братья, спали все в одной комнате, чтобы попрощаться с ним. Он сказал ему, что он его любимый ребенок. Это было для меня очень болезненно.
Когда я в 24 года женился, второй брат тоже уже был женат. Однако мы все трое продолжали работать на ферме отца. Это было семейное предприятие, которое входило в голландскую колонию из нескольких ферм. Мой отец стремился создать самую большую и лучшую ферму.
Мой брак был хорошим, но у нас не было собственных детей. Так мы усыновили, когда мне было 28 лет, мальчика, а затем, когда мне было 30, девочку. На 31-м году жизни я влюбился в секретаршу фирмы. Возникла сложная ситуация, потому что моя жена приревновала, хотя с этой секретаршей никаких интимных отношений не было. Она еще несколько месяцев оставалась в нашей фирме. Когда мне было 33 года, мы решили усыновить еще третьего ребенка, чтобы преодолеть трудности в браке. Эти три усыновления как будто были избраны судьбой.
Из-за всех эмоциональны