Совесть следит за соблюдением условий, необходимых для сохранения отношений

Совесть следит за соблюдением условий, важных для сохранения отношений, а именно связи, баланса между «давать» и «брать» и порядка. Отношения могут сложиться удачно только в том случае, если одновременно выполняются все эти три условия. Без баланса и порядка нет связи, без связи и порядка нет баланса, а без связи и баланса нет порядка. В душе мы воспринимаем эти условия как элементарные потребности. Совесть стоит на службе всех трех потребностей, и каждая из них осуществляется при помощи собственного чувства вины и невиновности. Поэтому наш опыт вины различается в зависимости от того, относится ли эта вина к связи, балансу или порядку. Так что мы по-разному ощущаем вину и невиновность в зависимости от той цели и потребности, которой они служат.

а) Совесть и связь

Здесь совесть реагирует на все, что способствует или угрожает связи. Поэтому наша совесть спокойна, когда мы ведем себя так, что можем быть уверены: мы по-прежнему принадлежим к своей группе, и неспокойна, когда мы настолько отошли от условий группы, что вынуждены опасаться, что полностью или частично утратили свою принадлежность к ней. В этом случае мы ощущаем вину как страх потери и исключения и как удаленность, а невиновность — как защищенность и принадлежность. Чувствовать право на принадлежность на элементарном эмоциональном уровне — возможно, самое прекрасное и глубокое из всех знакомых нам чувств.

Только тот, кто познал безопасность невиновности как права на принадлежность, знает о страхе или даже ужасе исключения и потери. Чувство защищенности всегда сопряжено с чувством страха. Поэтому совершенно нелепо утверждать, что в том, что человек испытывает страх, виноваты родители. Чем лучше родители, тем больше страх их потерять.

Защищенность и принадлежность — это великая мечта, которая руководит нами во многих наших поступках. Но эта мечта неосуществима, так как право на принадлежность всегда находится под угрозой. Многие говорят, что для детей нужно

создавать защищенность. Но чем больше защищенности создают для детей, тем больше они боятся ее потерять, поскольку ощущение защищенности невозможно без страха потери. То есть право на принадлежность нужно завоевывать снова и снова, им невозможно завладеть навеки, поэтому мы ощущаем невиновность как право пока еще принадлежать к группе, и неизвестно, сколь долго это продлится. Эта неуверенность — часть нашей жизни. Примечателен тот факт, что в отношениях с детьми совесть давит на родителей меньше, чем на детей в отношениях с родителями. Это может быть как-то связано с тем, что родителям дети нужны меньше, чем родители детям. Мы даже можем себе представить, что родители жертвуют своими детьми, но никак не наоборот. Поразительно.

Обе стороны совести, спокойная и неспокойная, служат одной цели. Как кнут и пряник, они гонят и манят нас в одном направлении: они обеспечивают нашу связь с корнями и родом вне зависимости от того, чего требует от нас любовь в этой группе.

Привязанность к родной группе обладает для совести приоритетом перед любыми другими доводами рассудка и любой другой моралью. Совесть ориентируется по тому, какое влияние оказывает наша вера или наши поступки на связь, не принимая во внимание то обстоятельство, что с других точек зрения эта вера и эти поступки могут казаться безумными или предосудительными. Так что мы не можем полагаться на совесть, когда речь идет о познании добра и зла в более широком контексте (см. главу III, 3). Поскольку связь обладает приоритетом перед всем, что, возможно, последует потом, то и вину в отношении связи мы воспринимаем как самую тяжкую, а ее последствия — как самое суровое наказание. А невиновность в отношении связи воспринимается нами как самое глубокое счастье и самая заветная цель наших детских желаний.

Связующая любовь и жертвенность слабых

Совесть привязывает нас к группе крепче всего, если мы занимаем в ней невысокое положение и полностью от нее зависим. В семье это дети. Из любви ребенок готов пожертвовать всем, даже собственной жизнью и счастьем, если его родителям и роду будет от этого лучше. Тогда дети, «заменяя» своих родителей или предков, делают то, чего не собирались, искупают

|то, чего не совершали (например, уходя в монастырь), отвечают за то, в чем не виноваты, или вместо родителей мстят за причиненную им несправедливость.

Пример:

Однажды отец наказал своего сына за упрямство, и той же ночью ребенок повесился.

С тех пор прошло много лет, отец состарился, но по-прежнему тяжело переживал свою вину. Как-то раз в разговоре с другом он вспомнил, что всего за несколько дней до самоубийства его жена за обедом сказала, что снова беременна, и мальчик, словно вне себя, выкрикнул: «Боже мой, у нас же совсем нет места!» Отец понял: ребенок повесился, чтобы снять с родителей эту заботу, он освободил место для другого.

Но стоит нам приобрести в группе власть или стать независимыми, как связь ослабевает, и вместе с ней становится тише и голос совести. Но слабые добросовестны, они остаются верными. Они демонстрируют самую самоотверженную отдачу, поскольку они привязаны. На предприятии это работники нижнего звена, в армии — обычные солдаты, а в церкви — паства. На благо сильных членов группы они добросовестно рискуют здоровьем, невиновностью, счастьем и жизнью, даже если сильные, прикрываясь высокими целями, бессовестно ими злоупотребляют. Поскольку они остаются во власти своей системы, они могут бесцеремонно использоваться против других систем. Тогда маленькие люди подставляют свою голову за больших и выполняют грязную работу. Это герои на затерянном посту, овцы, идущие за пастухом на бойню, жертвы, платящие по чужим счетам.

б) Совесть и баланс

Так же как совесть следит за привязанностью к родителям и роду и управляет ею при помощи собственного чувства вины и невиновности, так она следит и за обменом, регулируя его с помощью другого чувства вины и невиновности.

Если говорить о позитивном обмене «давать» и «брать», то чувство вины мы ощущаем как обязательство, а невиновность — как свободу от обязательств. То есть невозможно взять в отры-

ве от цены. Но если я возвращаю другому ровно столько, сколько получил, то я становлюсь свободен от обязательств. Кто свободен от обязательств, тот чувствует себя легко и свободно, но и связи у него больше нет. Этой свободы может стать еще больше, если давать больше, чем обязан. В .этом случае невиновность ощущается нами как претензия. Таким образом, совесть не только способствует нашей связи друг с другом, но как потребность в восстановлении равновесия она еще и регулирует обмен внутри отношений и внутри семьи. Невозможно переоценить роль этой динамики в семьях.

в) Совесть и порядок

Когда совесть стоит на службе порядка, то есть правил игры, действующих внутри системы, то вина для нас — это их нарушение и страх наказания, а невиновность — добросовестность и верность. Правила игры в каждой системе свои, и каждый член системы эти правила знает. Если человек их осознает, признаёт и соблюдает, система может функционировать, а такой член системы считается безупречным. Кто их нарушает, становится виновным, даже если это отступление от правил не приносит никакого вреда и никто от этого не страдает. Во имя системы он подвергается наказанию, в тяжелых случаях (например, «политического преступления» или «ереси») даже изгоняется и уничтожается.

Вина в отношении порядка не затрагивает нас слишком глубоко. Мы часто позволяем себе этот вид вины, не чувствуя снижения самооценки, даже если знаем, что на нас лежат определенные обязательства или что придется заплатить штраф. Если же мы совершаем проступок в отношении привязанности или баланса, наша самооценка понижается. Так что вина переживается здесь по-разному. Возможно, это связано с тем, что, несмотря на потребность в порядке, в частностях мы в значительной степени вольны решать сами.

Кроме того, совесть определяет, что мы имеем право воспринимать, а что — нет.

Пример:

В одной из групп рассказывает врач. Однажды утром ему позвонила сестра и попросила зайти, чтобы обсудить с ним

какую-то медицинскую проблему. Он пришел, и они целый час проговорили. Затем он сказал: «Может быть, тебе все-таки лучше сходить к гинекологу». Она отправилась к гинекологу и родила здорового мальчика. Брат не заметил, что его сестра беременна. Сестра тоже не замечала своей беременности, хотя тоже была врачом.

В этой системе было запрещено воспринимать беременность, и даже медицинское образование не помогло им преодолеть этот блок восприятия.

Белый медведь

Жил-был белый медведь, который ездил везде вместе с цирком. Но хозяева не занимали его в представлениях, он был нужен им только для привлечения посетителей. Поэтому он все время сидел в своем вагончике. Этот вагончик был так тесен, что пройти он мог только два шага вперед и два назад. Потом хозяевам стало жаль белого медведя, и они продали его в зоопарк. Там его поселили в просторном вольере. Но он по-прежнему не уходил дальше, чем на два шага вперед и два назад. Когда другой белый медведь спросил его: «Почему ты так поступаешь?», тот ответил: «Потому что я так долго жил в вагончике».