Сьюзен и доктор Штайнмаер переглянулись и вновь обратили всё внимание на Седовласого, ожидая его дальнейших слов.

– Что ж, если, как вы говорите, у вас не так много времени для работы со Штефаном Брайтером, но пока оно есть, было бы крайне глупо не использовать его. В этом вы правы. Давайте придём к некому компромиссу! – Седовласый поправил и без того идеально завязанный галстук, и посмотрел на собравшихся поверх очков. – Вы проводите все необходимые, на ваш взгляд, элементы лечения, но мы желаем видеть отчёты по каждому проведённому сеансу терапии.

Сьюзен облегчённо выдохнула, но тут Седовласый пристально посмотрел на главврача:

– Пациент Брайтер должен находиться под ранее оговорёнными мерами содержания.

Штайнмаер не отвёл своего взгляда, хотя Сьюзен заметила, как напряглись его плечи.

– На этом наше собрание считаю законченным.

– Доктор Вайнер! – окликнул её Седовласый. – Не подведите нас и наше доверие к вам.

Она сдержанно кивнула и проводила взглядом выходящих из кабинета членов комиссии.

Доктор Штайнмаер чуть приоткрыл окно и вернулся за стол, не сразу заметив, что Сьюзен всё ещё здесь и стоит, переминаясь с ноги на ногу у двери.

– Доктор Вайнер? Вы что-то хотели спросить? – голос его был уставшим и бесцветным. Он был расстроен, хотя, казалось бы, причин для этого нет. Ведь они победили.

– Нет-нет, простите! Я просто хотела забрать бумаги, – солгала Сьюзен.

– Что ж, тогда более не задерживаю, – буркнул главврач и сделал вид, что занят поиском каких-то документов на столе.

Сьюзен выходила из кабинета с двойственным чувством: с одной стороны, она была рада решению комиссии, а с другой – ей казалось, будто она покидает поле битвы и вовсе не ощущает себя победителем, хотя для этого были все основания. Да, она отстояла Штефана, но теперь на ней огромная ответственность за лечение этого пациента.

«Кофе. Мне определённо нужно выпить кофе».

С такими мыслями девушка спустилась в кафетерий после совещания.

Заказав столь желанную чашку эспрессо, она примостилась за столиком у окна, выходившего в парк. Она видела подъездную дорожку, на которой стояли несколько машин, за деревьями скрывались высокие ворота клиники.

«А снегопад все не прекращается. Как будто кто-то хочет похоронить нас под всем этим снегом до весны».

Кофе немного взбодрил – теперь Сьюзен могла трезво смотреть на вещи и решать, как быть. Она задумчиво рисовала шариковой ручкой на салфетке.

Задача номер один: «Дело Штефана Брайтера». С чего начать? А ведь у нее всего один месяц. И это против двадцати лет, в течение которых Штефан кочевал из клиники в клинику. В этом тот лысый тип был прав! Это совершеннейшее безумие! И еще эти в высшей мере странные результаты теста. Сейчас для неё это уже не казалось прорывом, похоже, все еще больше запуталось.

Задача два: «Дочь, которую теперь нужно воспитывать одной». Сьюзен не сомневалась, что справиться. Она констатировала факт.

Задача три: «Герман». Вряд ли он будет преследовать ее здесь. Пустые угрозы, громкие слова. Так на него похоже. Сейчас она это понимала, но тогда, в прошлом, дала волю эмоциям. Зря – не нужно было, но сейчас поздно об этом вспоминать. Письмо адвокату она отправила. Оставалось только ждать.

Она заметила, как по подъездной дороге пробивается сквозь сугробы чей-то автомобиль, посочувствовала водителю, а потом написала на салфетке задачу под номером четыре и дважды подчеркнула ее. Ее автомобиль все еще стоял где-то на дороге.

Сьюзен допила кофе, поднялась из-за столика. Нужно было найти телефонные номера такси, чтобы выбраться отсюда вечером и забрать дочь из детского сада, нужно вызвать эвакуатор, договориться с ремонтниками, решить, какую терапию провести с Брайтером завтра. Усталость отступила, пришла пора действовать.

16:20

Сны. Отклик подсознания на действительность или дверь в иной мир, где ваше сознание путешествует каждую ночь?

Для Штефана с появлением шкатулки обычные сны превратились в мосты, соединившие повседневный мир с мрачными, изменчивыми коридорами Лабиринта. И в его, Хранителя, обязанности входило заботиться об этих зыбких мостах сновидений. Лабиринт делился со Штефаном властью ради того, чтобы питаться энергией чужих страхов, поскольку злость и страх оказались самыми сильными эмоциями, которые испытывал или порождал его нынешний Хранитель. Он позволял ему входить в сны других людей и через него простирал щупальца к новой жертве. От Хранителя требовалось только отпереть дверь реальности, и все, кто неосмотрительно выходил за пределы сна, влекомый волей Хранителя и Лабиринта, уже не мог вернуться. Но, как Штефан выяснил в дальнейшем, он не мог забрать никого из окружающих, кого бы не знал лично. Недостаточно было знать только имя или только лицо. Ему было необходимо прикоснуться к душе, почувствовать живую энергию, чтоб подобрать нужный ключ. Это очень затрудняло поиск, так как круг так называемого общения Штефана в основном составляли либо персонал, либо пациенты лечебниц. Чаще всего он отбирал тех, от кого не ждали ничего, кроме смерти. Когда исчезали такие люди, то никто этого словно не замечал. Их тела рассыпались прахом в огне крематория, вещи выносились на свалку, а место занимали следующие в очереди обреченные. Но Хранитель понимал и то, что слабые больные души не могли дать Лабиринту настоящую пищу – яркие и чистые эмоции. Полученных крох хватало только на непродолжительное время. Лабиринту требовались настоящие личности, и Штефан стал искать способы удовлетворить запросы своего хозяина. Благо, что подобная калорийная пища требовалась не так часто, и Штефан мог не опасаться, что число людей вокруг может сузиться до нуля. Но именно тогда Хранитель мог испытать настоящую силу Лабиринта. На его глазах открывались новые миры, столь необычные и пугающие, что он не мог сказать, чего бы ему хотелось больше: остаться здесь навсегда или умереть, чтобы больше никогда не видеть.