Обстоятельства, сопутствующие физическому созреванию
Развитие языка не может начаться до достижения ребенком определенного уровня физического развития и зрелости. Язык появляется между двумя -и тремя годами как результат взаимодействия созревания и самозапрограммированного изучения (self-prog rammed learning). В период с трех лет до начала
подросткового возраста способность к приобретению языка остается хорошей; дети в это время наиболее чувствительны к стимулам и сохраняют некую врожденную гибкость для «организации мозговых функций», чтобы выполнить сложную интеграцию отдельных процессов, необходимых для «гладкой» разработки речи и языка. После половой зрелости способность к самоорганизации и регулированию физиологических потребностей в вербальном поведении стремительно снижается. Мозг заканчивает свое формирование, и если первичные, базовые языковые навыки, кроме артикуляции, не успели сформироваться к этому времени, то они остаются несовершенными до конца жизни "(человек может усваивать новые слова в течение жизни, так как основной навык —обозначения/называния — формируется в самом начале языкового развития).
Теперь я хочу сделать несколько комментариев о состоянии мозга в инициальный период приобретения языка. Я должен подчеркнуть, что это не попытка раскрытия определенного анатомического или биохимического основания развития языка per se. Специфика нейрофизиологии языка неизвестна, поэтому било бы бесполезно искать какой-то определенный процесс роста, который мог бы объяснить приобретение/усвоение языка. Тем не менее было бы интересно узнать, чем мозг (в основном кора мозга) перед началом становления языка отличается от мозга в ситуации, когда первичное приобретение языка задерживается. Ответ на подобный вопрос не указывает причину языкового развития, но говорит нам кое-что о его субстрате и его ограничениях или необходимых предпосылках.
В другом издании я собрал анатомические, гистологические, биохимические и электрофизиологические данные о созрева'жии мозга человека. Здесь я представил этот материал в форме кривых развития/созревания (рис.4). Несмотря на то что кривые отличаются друг от друга, они взаимно коррелируют. Их значение в изучении становления языка сводится к следующему— кривые определяют, что стоит за созреванием мозга. Изучевие всех параметров созревания мозга показывает, что первый год жизни характеризуется очень быстрым темпом развития. Ко времени появления языка мозг созревает на 60% от взрослой нормы. Затем темп созревания медленно падает и достигает асимптоты примерно в то же время, когда травма левого полушария уже приводит к необратимым последствиям. Таким образом, к периоду завершения первоначального становления языка мозг достигает своего зрелого состояния и необратимо происходит корковая латерализация.
Рис. 4. Химический состав коры головного мозга человека в зависимости от-возраста (как логарифмическая функция). По данным Brante, 1949, и Folch-Pi, 1955.
Остается вопрос: каково значение совпадения между фазами мозгового созревания и началом, а также постепенным сходом на нет способности к изучению языка? Неспособность ребенка в первые пятнадцать месяцев жизни научиться чему-либо, кроме самых азов языка, интуитивно относится к общему состоянию мозговой незрелости. Интерпретировать данные о зрелости мозга к концу критического периода еще сложнее. Если бы не свидетельства о том, что способность к принятию языка исчерпывает себя к этому времени, то вопрос зрелости мозга был бы не так интересен. Но так как это имеет место, то мы можем предположить, что эти данные помогают нам и свидетельствуют о том, что половая зрелость отмечает веху и для формирования языка, и для множества непосредственно и косвенно с этим связанных процессов, происходящих в головном мозгу. Поэтому я предлагаю следующую рабочую гипотезу: общие неспецифические состояния зрелости мозга составляют предпосылки и факторы ограничения для развития языка. Однако они — не его определенная причина.
Рис. 5. Связь между общим уровнем созренания мозга и хронологическим возрастом.
Параметры, характерные для нормальных детей, и типичный случай умственно отсталого ребенка.
Эта гипотеза ведет к следующему выводу: пескодьку различные аспекты мозгового созревания так высоко коррелируют, мы можем полагать созревание мозга единственной переменной (наподобие стенографического значка для его последующей интерпретации). С развитием мозга растущий младенец благополучно достигает последовательных вех/этапов, связанных с развитием способностей сидеть, ходить и составлять фраз-ы из слов. На рис. 5 эти этапы представлены как «горизонты развития», таким образом, показана широта достижений созревания,г. е. способности сидеть или ходить — не единственные достижения развития в эти периоды; в то же самое время наблюдается целый спектр изменений в сенсорном и моторном развитии, а способность сидеть и ходить — это просто наиболее вы/аю щиеся характеристики периода; рис. 5 показывает, что если нсрмалыое созревание замедлено, то «горизонты развития» достигаются позже; наиболее важным является то, что интервалы между вехами/этапами становятся более длительными (без изменения порядка последовательности). В норме с приобретения способности сидеть до приобретения способности оформлять слова во фразы проходит 12—14 месяцев; полное усвоение языка происходите течение следующих 20 месяцев. В случае задержки период между
сидением и составлением фраз может растягиваться до 24 месяцев, а язык может быть не усвоен полностью и к 60-месячному возрасту. Это краткое описание того, что было обнаружено в случае общей задержки. У таких детей самые ранние этапы кажутся отсроченными всего на несколько месяцев, но с возрастом задержка увеличивается и разрыв с нормой становится все более и более заметным, даже несмотря на то, что болезнь, которая приводит к задержке, может оставаться на одном уровне и созревание прогрессирует устойчиво, но медленно. Исследования веса мозга при вскрытии трупов лиц с задержкой довольно хорошо соответствуют этой картине. Задержка может быть вызвана разными факторами, поэтому неудивительно, что эта корреляция несовершенна.
Рабочая гипотеза, представленная здесь., не постулирует мозговые «рубиконы» или другие абсолютные значения веса или строения мозга как непременное условие для языка. Это неверно, что один или другой из участков мозга должен быть ответственным за способность к принятию языка — это происходит путем взаимодействия многих частей мозга.