Сновидения и космос-голограмма
В том, что постулированный Бомом импликативный порядок вполне применим в области психологии, убежден и психиатр Монтегю Ульман, основатель Лаборатории исследования сновидений при Маймонидском медицинском центре (Бруклин, Нью-Йорк) и почетный профессор клинической психиатрии в Медицинском колледже им. Альберта Эйнштейна. Интерес Ульмана к голографическому принципу вызвало предположение о том, что все люди взаимосвязаны в голографическом порядке. Для такого интереса у него имеются основания. На протяжении 1960-х и 1970-х годов Ульман занимался экспериментами по экстрасенсорным снам, о которых упоминалось во введении. Даже сегодня исследования, проведенные в Маймонидском центре, остаются одними из наиболее убедительных доказательств нашей способности, по крайней мере в снах, загадочным образом общаться друг с другом.
Типичный эксперимент заключался в следующем. Доброволец, который не признавал за собой никаких особых психических способностей, помещался в комнату для сна, в то время как другой человек в другой комнате концентрировал внимание на случайным образом подобранных рисунках и мысленно пытался заставить добровольца видеть их во сне. Иногда результаты были неубедительными. Но в некоторых случаях добровольцы видели сны несомненно под влиянием картинок. Например, когда в качестве цели выбиралась картина Тамайо «Животные», на которой две ощерившиеся собаки воют над грудой костей, перципиенту снилось, что она на банкете, где подают много мяса, и каждый буквально пожирает свою порцию, бросая косые взгляды на остальных.
В другом эксперименте использовалась картина Шагала «Париж в окне» — яркое полотно, изображающее человека у окна, в котором небо над городом. На картине также было несколько необычных элементов, например кот с человеческим лицом, несколько маленьких летящих по воздуху человеческих фигурок, стул, увитый цветами. На протяжении нескольких ночей перципиенту постоянно снилось все французское: французская архитектура, фуражка ажана, человек в праздничной национальной одежде, разглядывающий французскую деревню. Некоторые из образов в его снах также имели отношение к ярким краскам и необычным элементам картины, например, образ снующих вокруг цветов пчел или яркое празднество, где полно людей в масках и карнавальных костюмах [3].
Хотя Ульман считает, что такие результаты подтверждают важность взаимосвязи, о которой говорит Бом, по его мнению, имеется еще более выразительный пример голографической полноты, проявляющейся в снах: это тот факт, что наши спящие души часто оказываются намного мудрее нас, бодрствующих. Например, Ульман говорит, что в его психоаналитической практике могут быть совершенно «темные» пациенты в состоянии бодрствования — злые, эгоистичные, заносчивые, грубые люди, дегуманизировавшие и разорвавшие все свои личные связи. Но независимо от того, насколько человек духовно слеп или не желает признавать свои недостатки, сны неизбежно их выявляют и предлагают метафоры для того, чтобы человек изменился, осторожно расширяя его сознание.
Более того, такие сны встречаются регулярно. Во время своей медицинской практики Ульман заметил, что, когда один из его пациентов не захотел признать за собой никаких недостатков, правда все время выходила на поверхность его снов, облаченная в различные аллегорические покрывала, каждый раз предлагая ему новые возможности для ее осознания.
Поскольку человек может игнорировать советы, исходящие из его снов, и все-таки дожить до ста лет, Ульман считает, что такой процесс самоконтроля направлен не только на личное благополучие человека. Он считает, что природа озабочена выживанием своих видов. Он также согласен с Бомом относительно первоочередного значения полноты и полагает, что сны — это способ, которым природа пытается противодействовать нашему бесконечному стремлению расчленять мир на части. «Отдельный человек может отсоединиться от всего общественно значимого и любимого и все же выжить, но у нации нет такой роскоши. До тех пор пока мы не научимся преодолевать фрагментацию человеческой расы — по национальным, религиозным, экономическим и другим признакам, мы останемся в опасном положении, которое может привести однажды к разрушению всей картины», — говорит Ульман. «Единственный способ осознать это — увидеть, как мы разбиваем на части наше существование. Сны отражают наш индивидуальный опыт, но я думаю, это делается для того, чтобы увидеть более глубокую необходимость в сохранении нашего вида через видовую взаимосвязь» [4].
Что является источником бесконечного потока мудрости, всплывающей в наших снах? Ульман признает, что он не знает ответа, но делает предположение. Поскольку импликативный порядок представляет в некотором виде бесконечный источник информации, возможно, он и есть источник большего знания. Возможно, сны — это мост между явным и скрытым порядками и представляют собой «естественную трансформацию импликативного в экспликативное» [5]. Если Ульман прав в своем предположении, он ставит традиционный психоаналитический подход с ног на голову, полагая, что содержание снов не поднимается вверх к сознанию из примитивного человеческого субстрата, а совсем наоборот, более тонкий субстрат трансформируется в «грубое» сознание.