Прикажи горе - Линда Форрестер

Линда и Джон (Вуди) Форрестер живут в Милпитасе. Калифорния, на юго-востоке бухты Сан-Франциско, у основания горы. Монумент-Пик. Вуди работает программистом в соседнем городе Сан-Хосе. У них две дочки - Тереза и Нэнси.

Эта гора была всегда. Она стоит словно монумент одиночеству, возвышаясь на полмили над бухтой Сан-Франциско. Зимой она порой покрывается снегом, а летом коричневой травой. Она отстоит от нашего дома на равнине меньше чем на десять миль, и часто облака или смог скрывают ее. Но она всегда там стоит, нависая над нами.

Местные жители в Южной бухте, похоже, принимают гору как само собой разумеющееся. Дожди разрушают ее. Солнце сияет на ее обнаженных склонах. Немногие смельчаки добираются до ее вершины. Но она всегда просто пребывает там и всегда будет. Ничто не может сдвинуть ее. Она - как болезнь, которая пришла к нам после греха Адама. Человек научился жить с ней. Некоторые пытаются спрятать ее в облаках, делая вид, что ее нет, и утверждая, что болезни не существует. Другие игнорируют ее, надеясь, что она не придет в их дом. Многие пытались победить ее лекарствами и научными изысканиями. Почти все принимают ее, однако, как они принимают гору, возвышающуюся над ландшафтом жизни и глумятся над теми, кто пытается сбросить ее в море.

Я была одной из тех, кто боялся болезни и пытался игнорировать ее. Члены нашей семьи обычно не болели. Если кто-то заболевал, то всегда находился укольчик или пилюлька, и болезнь уходила. Пока не заболела Нэнси. На сей раз все было иначе.

Нэнси, которой было пятнадцать месяцев, всегда была подвижным ребенком с тех пор, как начала ходить. В сущности, она не ходила - она бегала. С недавних пор, однако, она стала вести себя странно. Она часто падала, и каждое падение сопровождалось ужасным синяком. Синяки оставались надолго, и она вся была покрыта ими, словно ее сильно побили.

Затем однажды в понедельник утром в январе 1970 года Нэнси проснулась с сильным жаром. Я дала ей детский аспирин, но на второй день температура подскочила до 40,5 градусов и держалась на этом уровне. Я позвонила Вуди в его офис в Сан-Хосе, и он велел мне отвезти ее в клинику неотложной помощи при Кайзеровском госпитале в Санта-Кларе. Именно в этом госпитале Нэнси родилась, и мы знали некоторых докторов и медсестер.

Молодой врач осмотрел ее в приемной комнате. Он обнаружил инфекцию в ушах и горле, выписал лекарства и послал нас домой. Спустя два дня, когда ее состояние не изменилось, я снова повезла ее в госпиталь. Всегда до этого случая мы могли победить болезнь лекарствами. На сей раз она мрачно и непреодолимо надвигалась на нас.

В течение недели я отметила еще кое-что. У Нэнси образовался крошечный ярко-красный кровавый волдырь в паху. В первый день он был размером с булавочную головку, затем он вырос до размера ногтя на моем мизинце. Доктор посмотрел на него, сказал, что это вероятно фурункул, который в конце концов созреет; дал нам еще лекарств и отослал домой.

В субботу утром я была близка к панике. Несмотря на все лекарства, Нэнси было хуже, чем прежде. "Мы должны отвезти ее обратно в госпиталь", - сказал Вуди.

Тереза была на заднем сиденье, а я держала Нэнси на руках, когда мы ехали к Санта-Кларе. Раньше она всегда ерзала и вертелась. На сей раз она неподвижно лежала на руках у меня, будучи не в силах даже хныкать. Все ее тело горело.

Доктор Фельдман быстро, но внимательно осмотрел ее. "Это лекарство должно было бы сбить жар. Мне также не нравится вид этой язвочки у нее в паху. Поднимитесь по лестнице, возьмите анализ крови, затем возвращайтесь и ждите здесь".

После лабораторных анализов доктор Фельдман снова пришел. По его лицу я поняла, что он был обеспокоен. "У Нэнси серьезная анемия, - сказал он. - Я хочу, чтобы вы положили ее в госпиталь".

Я почувствовала облегчение. Я боялась, что они снова дадут ей таблетки и микстуру и отошлют нас назад. Анемия не звучала так уж плохо, и я была рада, что они оставят ее в госпитале. Ответственность ухаживания за очень больным ребенком пугала меня.

Лечащим врачом в педиатрическом отделении была женщина, которая знала Нэнси с самого рождения, - доктор Кэтлин О'Брайен. "Нэнси пройдет полное физическое обследование сегодня после обеда, - сказала она. - Я не хочу, чтобы вы оставались здесь. Вы сможете вернуться вечером к шести часам и посмотреть на нее".

Мы оставили Терезу у соседки и вернулись в госпиталь в сумерки. Я была шокирована, когда вошла в палату Нэнси. Она лежала в кроватке на спине с закрытыми глазами и в обе ее руки были вставлены капельницы.

Доктор О'Брайен появилась в дверях. "Линда, я хочу поговорить с вами и Вуди в моем кабинете. У нас есть некоторые результаты анализов".

Я ощущала, как колотится мое сердце, когда мы шли за ней по отделанному кафелем коридору. Доктор О'Брайен указала нам на стулья в маленьком кабинете.

Я едва не закричала от страха, когда увидела слезы в ее глазах. После обеда, когда вы ушли, у Нэнси пошла кровь из носа, а также два раза был кровавый понос. Мы еще не определили, в чем суть проблемы, но это одно из двух: или широко распространившаяся раковая опухоль, которая неизлечима, или лейкемия".

Я услышала, как Вуди вздохнул сквозь сжатые зубы. Я сжала его руку и почувствовала, что его начало трясти. "О нет, - запинаясь, сказал он. - О, пожалуйста, нет". Я захотела плакать, но Вуди уже сломался. Я знала, что один из нас должен остаться сильным. Я взглянула на доктора 0'Брайен.

"Все говорит о лейкемии, - сказала она. - Мы собираемся взять пункцию костного мозга через несколько минут, но вы можете войти и посмотреть на нее до этого, если хотите".

Я повернулась к Вуди. "Пожалуйста, позвони пастору Лангхоффу. Спроси, сможет ли он приехать".

Странно, что люди живут, как жили и мы, - словно Бога нет. Затем, встречаясь со смертью, мы тянемся за духовной помощью.

Я воспитывалась как католичка. Когда я встретила Вуди после развода, мы согласились на компромисс между его евангельской верой и моей католической и стали прихожанами лютеранской церкви в Милпитасе. Мы редко посещали богослужения и почти ничего не знали о Боге. Мы никогда не читали Библию и не молились. Но когда смерть посмотрела нам в глаза, мы позвали единственного человека, которого мы знали и который, как мы полагали, знал Бога, - пастора Лангхоффа из Реформаторской лютеранской церкви.

Пастор Лангхофф, пожилой человек, сам был болен. Однако он встал с постели, чтобы прийти в госпиталь в тот вечер. Он служил нам, как отец может служить своим детям, оставшись с нами, когда пришла медсестра, чтобы увезти Нэнси для пункции костного мозга.

Я знала, что они собирались сделать. Я уже видела длинную иглу, которую они вставляют в углубление в бедре, чтобы всосать немного костного мозга. Я стояла в палате и содрогалась, слушая ужасные крики моей девочки.

Вуди и пастор вышли поговорить в коридор. Я была одна в палате, когда я впервые в жизни ощутила духовное присутствие - чувство того, что Сын Божий был там. Я никогда не встречала Иисуса Христа. Я лишь слышала о Нем, и совсем немного. Но в одно мгновение Иисус Христос оказался со мной в палате.

Спустя полчаса вернулась доктор О'Брайен. "Прошу прощения, - сказала она, - это определенно лейкемия".

Я разразилась рыданиями, но когда я увидела мучения Вуди, я снова взяла себя в руки и сдержалась. Мне было не на кого больше опереться. Доктор О'Брайен сказала, что мы сможем остаться столько, сколько захотим, но у меня было ужасное чувство, что Нэнси умрет этой ночью, и я не хотела быть там, когда это случится. Я захотела убежать. Но куда ты сможешь убежать, когда горы окружают тебя?

Мы вышли из госпиталя и поехали домой. Луна едва поднималась над Монумент-Пиком, который возвышался над нашим домом на востоке. Болезнь Нэнси была как эта крепкая гора. Ты можешь кричать на нее, подкапывать ее, взрывать динамитом. Но она продолжает недвижно стоять.

Наша соседка позвонила нам, едва мы вошли в дом. "Ну как там Нэнси? - жизнерадостно пролепетала она. - Я надеюсь, с ней все в порядке".

"Нет! - прокричала я в трубку. - У нее лейкемия".

Последовала длинная пауза на другом конце линии, а затем она сказала мягким голосом: "Вы хотите, чтобы мы пришли?"

"Нет, - сказала я, взяв себя в руки. - Нам нужно побыть одним. Если вы сможете оставить Терезу у себя, то мы увидимся утром".

Мы провели ночь дома, вместе, но в одиночестве. Мы хотели протянуться друг к другу, но когда все формальности были отброшены, обнаружили, что мы не знаем друг друга. Мы были два одиноких смертных человека, встретившихся с неразрешимой ситуацией и просто плывших по течению.

Я прошла по дому, погруженному в полумрак, переходя из комнаты в комнату, и плакала. Долгие минуты я стояла в дверях комнаты Терезы, глядя на ее белую кровать со столбиками у стены бледно-лилового цвета. Наказывал ли меня Бог, потому что я развелась? Тереза была ребенком от моего первого брака. Неужели Бог хотел забрать Нэнси, чтобы наказать меня? "Почему, Боже? Почему? - плакала я. -Почему Ты сделал это с моей малышкой? Она ведь такая беспомощная. Такая беззащитная. Почему Ты так жесток, что мучаешь нас таким образом? "

Я повернулась и вошла в комнату Нэнси. Свет луны отражался от вершины горы в комнате ярко-желтым цветом, и было так тихо, так одиноко. Постель все еще была неубрана с утра. Я протянула руку и подняла с пола маленькую резиновую утку. Я сжала ее, и она свистнула. Я вспомнила, как сотни раз Нэнси сжимала ее в ванне и смеялась, когда свисток пускал пузыри и струйки под водой. Я с нежностью поставила резиновую утку на туалетный столик и потянулась за розовой свинкой, покрытой мехом. Я дотронулась до маленького ключа для завода на боку игрушки, и музыкальный механизм медленно проиграл несколько плаксивых звуков: "Когда обломится сучок, колыбелька упадет... упадет... малышка..."

Я закричала пустым стенам и, пошатываясь, пошла в кухню. Вуди сидел за столом, уставившись в темноту. Было почти три часа ночи, и заснуть не представлялось возможным.

"Нам нужно составить план действий, - сказал Вуди, и его слова звучали механически, а голос был пустым. - Нам надо быть позитивно настроенными. Мы не должны позволить нашему настроению задеть Нэнси. Даже если внутри нас все разрывается на части, мы должны улыбаться для нее".

Как это пусто, думала я. Как фальшиво. Но у нас нет ничего иного. Мы согласились, что это будет нашим планом действий.

На следующее утро, в воскресенье, мы вернулись в госпиталь.

"Она ужасно больна, - призналась доктор О'Брайен. - Но она маленькая, и это - ее преимущество. Вскоре мы, видимо, сможем добиться, чтобы началась ремиссия. Но и в таком случае вы не должны слишком надеяться".

"Как долго?" - спросила я. Вопрос звучал, как мелодраматический поворот сюжета из фильма.

"Если удастся сразу добиться ремиссии, то она проживет года два, - сказала О'Брайен с надеждой. - Однако дети в подобных случаях обычно проводят год в ремиссии, а затем очень быстро угасают".

Мы вошли, чтобы увидеть Нэнси. Врачи делали ей переливание крови. Из Стэнфорда ехал гематолог, чтобы помочь сделать окончательный диагноз. Они сказали нам, что нас ожидает: повторные анализы костного мозга и многократные переливания крови.

"А как они умирают, когда это происходит?" - запинаясь, спросила я. Но когда я задала вопрос, я осознала, что я уже превратила Нэнси в объект своего размышления, в некую отдаленную третью личность, которая готовится исчезнуть навсегда.

Доктор О'Брайен сказала очень ласково: "Обычно, когда маленький ребенок умирает от лейкемии, то это происходит от удара. Возможны страдания, но, вероятно, она умрет быстро".

Мы с Вуди посещали групповые собрания в нашем городке. Наш брак был неустойчив, и мы обратились к этому виду человеческого общения, пытаясь найти помощь. Одна из супружеских пар на групповой встрече услышала о Нэнси, и эти люди позвонили нам. Их маленькая девочка только что умерла от лейкемии, и они хотели прийти и поделиться опытом.

Это было ужасно, но мы все же говорили, что нам нужно знать, чтобы мы могли быть приготовлены к тому моменту, когда придет смерть. Они рассказали нам все детали - как их девочка распухла от лекарств, как она потеряла волосы, как она мучилась в ужасной агонии и, наконец, умерла. Они сказали нам, чего нам следует ожидать в отношениях друг с другом и с другими членами семьи. Ничего не было сказано такого, что могло бы дать надежду.

Доктора мало-помалу взяли под контроль свирепствующую лейкемию Нэнси. На вторую неделю наступила временная ремиссия, когда препараты могли сдерживать болезнь, пока она не выплеснет свою ярость в последней, смертельной атаке. А кровавый волдырь, который они теперь описывали как "кровавую язву", покрыл всю паховую область Нэнси. Доктора сказали, что это - "вторичный эффект" лейкемии и содержит микробы, которые могут убить ее. По иронии судьбы, единственный препарат, который мог вылечить волдырь, был смертельным для большинства больных лейкемией.

Однажды вечером, когда Тереза уже легла в постель, мы с Вуди сидели за кухонным столом. Мы выплакались, и, наконец, я сказала: "Вуди, давай обратимся к Богу".

"Ты имеешь в виду, что хочешь отнести ее к "целителю верой"? - спросил он неодобрительно. ("Целители верой" (Faith Healers) - разного рода заклинатели, которые исцеляют через веру, но необязательно в Иисуса Христа. Прим. пер.)

"Разумеется, нет, - сердито ответила я. - Эти люди - сборище шарлатанов".

Вуди был изумлен. "Я подумал, что ты хочешь обратиться к Богу".

"Я говорю о молитве", - сказала я.

"Но я не знаю, как молиться".

"И я не знаю, - сказала я. - Но нам нужно что-то делать".

Он кивнул. Я взяла его за руку и, запинаясь, проговорила несколько слов: "Боже, пожалуйста, дай им найти что-нибудь, чтобы вылечить ее".

Это было такое нерешительное начало - словно я бросала гальку в гору, надеясь, что она поднимется и убежит. Но это было начало, а на следующее утро, когда мы пришли в госпиталь, доктор О'Брайен впервые улыбалась.

"Хорошие новости, - сказала она. - Из Стэнфорда приехали с лекарством, чтобы вылечить язву. Это - маленькое чудо".

Хирург в госпитале вскрыл волдырь, и затем последовали недели болезненного лечения. Однако Нэнси стало легче.

Эта первая встреча с молитвой убедила меня, что мне было доступно больше силы, чем я предполагала. Я стала молиться каждый день перед тем, как ехать к Нэнси.

Затем случилось еще кое-что. Соседка была членом Ассоциации учителей и родителей. Однажды после обеда, когда мы закончили обсуждение дел в Ассоциации, она сказала: "Ты знаешь, Линда, Бог любит тебя, и Он любит Нэнси".

Это поразило меня. Никто еще так не говорил обо мне или Нэнси. Это было чудесной новой концепцией. Бог любил меня как человека. И Бог любил Нэнси.

"Библия полна историй о том, как Иисус исцелял людей, - продолжала она. - Церковь, к которой я принадлежу, не так уж верит, что Иисус все еще исцеляет, но я верю. Я верю, что если Бог любит тебя, то Он в состоянии и исцелить тебя". Ее слова были словно свечка в темной комнате. И я ощупью стала продвигаться к ней.

За несколько лет до этого, когда я разводилась, я заказала Библию в магазине "Сере Роубак". Тогда я думала, что было бы здорово иметь в доме Библию. Теперь же я начала понимать, что Библия гораздо больше, чем "талисман на счастье". Я подошла к шкафчику в моей спальне, нашла ее и дала себе обещание, что буду читать по одной главе в день, начиная с Евангелия от Луки.

Почти сразу же один стих всплыл у меня в памяти откуда-то из прошлого. Я не знала, из какой он книги и даже из Библии ли он вообще. Но снова и снова, день за днем он словно колокольчик звенел у меня в голове: "Приходящего ко мне не изгоню вон".

Я стала больше времени проводить в молитве. Я навещала Нэнси в госпитале каждое утро, а затем, после обеда, читала одну главу и молилась, пока Тереза не возвращалась домой из школы. Это стало существенным делом в течение дня.

Однажды после обеда моя соседка спросила меня, слышала ли я о Кэтрин Кульман. "Она верит в чудеса" , - сказала она.

Я посмотрела на нее. "Не хочешь ли ты мне сказать, что ты веришь в исцеление верой? " - сказала я с сарказмом.

Она мягко улыбнулась. "Прежде чем судить, не послушаешь ли ты ее радиопрограмму? "

Я поверила ей, и на следующий день вернулась домой из госпиталя пораньше, чтобы послушать радиопрограмму в 11 часов. Мне понравилось то, что я услышала. Мисс Кульман говорила о переживании, которое она называла "новым рождением". И хотя я не понимала, о чем она говорит, это звучало правдоподобно. Мне особенно нравился ее позитивный, радостный настрой. Многие из моих друзей были негативно настроены. Один пастор, с которым мы поговорили в госпитале, даже уверял, что "смерть - это лучшее лекарство из всех возможных". Мне нужно было услышать позитивный голос, который бы указывал мне на свет, а не на тьму.

Однажды, прослушав получасовую передачу, я открыла свою Библию, чтобы прочесть главу из Луки. Так получилось, что это был рассказ о распятии Иисуса Христа. Когда я читала, великое осознание истины наполнило меня. Иисус Христос умер за меня. Именно мои грехи прибили Его к кресту. Он умер потому, что Он любил меня. Я начала плакать и всхлипывать. "О Боже, я сожалею, что Тебе пришлось умереть за меня".

И вот когда я сказала это, я почувствовала, как самый радостный свет наполнил мое внутреннее существо. Это было словно опьянение от хорошего вина, но это было в моем духе, а не в желудке. Внезапно я поняла, что это такое. Я была рождена свыше. Я сидела в гостиной на зеленой софе, крича, смеясь и плача одновременно. "Спасибо, Боже, за мое спасение. Я люблю Тебя! В течение многих лет я знала, что Ты умер за мои грехи. Теперь я знаю, что Ты умер за меня".

И в тот момент я ожила. Я стала новым творением. Все во мне изменилось. И тут же исцеление Нэнси стало больше чем маленькая свечка, мерцающая в темной комнате, - это стало гигантским огненным шаром, подобным солнцу, наполняющим мое существо. Это было возможно. Бог мог исцелить ее.

В следующие дни я прочитала Евангелие от Луки и перешла к Евангелию от Иоанна. Однажды в полдень, прослушав программу мисс Кульман и помолившись, я взяла Библию и стала читать шестую главу Иоанна. И там это и было - тот стих: "Приходящего ко мне не изгоню вон".

И вместе с этим пришло другое откровение, настолько поразительное, что я была уверена: никто не понимал этого прежде. Нигде в Новом завете нет описания того, что кто-то пришел к Иисусу за исцелением и был отослан обратно. Он исцелял всех!

Это казалось таким невозможным. Все - медицинские эксперты, мои друзья, потерявшие ребенка, - говорили, что Нэнси умрет. Не было надежды. Все же внутри меня была вера, бьющая ключом в иссушенной пустыне моей жизни. Она была маленькой, как горчичное зерно, но она была. Я знала, что это так же невозможно для меня - поверить в исцеление Нэнси, - как и обратиться к горе и повелеть ей броситься в бухту Сан-Франциско. Но разве не говорила Библия, что с Богом все возможно? Я прилепилась к этому.

Я приняла решение доверять Ему, даже если я не понимаю чего-то и это не выглядит разумным. Богу придется дать ей новую кровь, новый костный мозг. Но я решила довериться Его Слову, независимо от того, что говорят другие.

"Отец, - взмолилась я, - Ты обещал, что не прогонишь приходящего к тебе. И я прихожу к тебе с этой надеждой, я верю, что ты будешь верен Своему Слову". Это было так просто. Все, что я могла теперь сделать, - это ждать.

Через пять недель доктора позволили нам забрать Нэнси домой. "Она не здорова, - предупредили они нас. - И она не поправится. Если вам необычайно повезет, она проживет еще года полтора. Но после этого лейкемия пересилит лекарства".

Первые дни по возвращении Нэнси из госпиталя были мрачными. Через два дня после того, как мы принесли ее домой, у нее появились кровоточащие язвочки на губах. И они быстро перешли на десны и в горло. Доктора поставили диагноз, что это скарлатина с осложнениями от лекарств, которые мы давали ей и котоые могли вызвать похожие симптомы. Язва размером с ладонь в паху у Нэнси сочилась, и ее приходилось очищать три раза в день перекисью водорода. После очищения нам приходилось привязывать ее на спину в детском манеже в распластанном положении и держать электрическую лампу над язвой, чтобы высушить ее.

Медсестра приходила дважды в неделю, чтобы помочь, и постепенно дела стали идти лучше. Через шесть недель Нэнси могла уже сама немножко двигаться, но она все еще была маленькой больной девочкой.

Вуди было тяжело. Он не мог не заметить большие перемены во мне, и он не понимал этого. "Милая, ты должна следить за собой, - предупреждал он. - Ты не можешь позволять себе быть в таком взвинченном состоянии. Когда Нэнси умрет, это сломает тебя".

"Ты не понимаешь, - сказала я ему. - Я впервые могу принять ее смерть - если она произойдет. Я знаю, что Бог со мной и с ней. И более того, я верю, что Бог собирается исцелить ее".

"Я желал бы тоже верить в это, - сказал Вуди с глазами, полными слез. - Я хотел бы верить".

Однажды днем моя соседка позвонила мне, чтобы сообщить, что мисс Кульман приезжает в Лос-Анджелес, чтобы провести "служение с чудесами". Она дала мне номер телефона, где можно было получить информацию.

Женщина, занимавшаяся бронированием мест, сказала нам, что специальный перелет в Лос-Анджелес и обратно будет стоить 70 долларов. Тогда у нас не было денег, но она сказала, что внесет наши имена в список на июнь, то есть на следующий месяц, если мы сможем достать денег.

Джанет, девушка-подросток, живущая по соседству, была сиделкой у Нэнси с первых дней после рождения. Группа подростков, называвшая себя "Молодая Жизнь", собиралась у Джанет дома по вторникам вечером. Когда они узнали, что мы собираемся взять Нэнси на служение Кэтрин Кульман, они захотели поддержать нас молитвой.

В следующий вторник вечером я принесла Нэнси в квартиру Джанет, где собралось более ста подростков для изучения Библии. Они согласились, что в воскресенье, когда мы должны поехать в Лос-Анджелес, они встретятся в доме Джанет и будут поститься и молиться. Они тоже верили, что Бог исцелит ее.

За неделю до отправления я поехала во Фремонт в библейский магазин. Один приятель упомянул несколько книг, которые он хотел, чтобы я прочла, включая две книги Кэтрин Кульман: "Я верую в чудеса" и "Бог может сделать это снова". В магазине я просматривала поднос с пластиковыми закладками, чтобы купить одну для своей Библии. Я возвращалась к одной и той же и, наконец, купила ее, не обратив внимания, что за стих из Писания был напечатан на ее оборотной стороне.

По дороге домой, ведя машину на юг по автостраде Нимитц, я внезапно была переполнена чувством безнадежности. Какая же я дура! Все говорили, что Нэнси неизлечима, а я покупаю книги, наскребаю денег на билет на самолет, планируя взять ее в Лос-Анджелес на "собрание с чудесами", проводимое женщиной, которую я никогда не видела. Я начала плакать.

Свернув с автострады на дорогу "Диксон Лэндинг", я посмотрела наверх, на гору, нависающую надо мной. Это было уже больше, чем я могла вынести. Я свернула с дороги и плакала.

Когда слезы утихли, я протянула руку на соседнее сиденье, чтобы взять косметическую салфетку. При этом мое кольцо зацепилось за веревочку на маленькой закладке. Я посмотрела на стих из писания, который был помещен на пластике. Я едва могла поверить своим глазам: "Если вы будете иметь веру с горчичное зерно и скажете горе сей: "перейди отсюда туда", и она перейдет; и ничего не будет невозможного для вас" (Мат.17:20).

Я посмотрела вверх на гору и почувствовала, что улыбаюсь сквозь слезы. "Убирайся с дороги, гора, Нэнси будет исцелена".

Я с трудом могла охватить взглядом огромную толпу в зале "Святыня". Нам указали на места в партере. Когда мы приехали, было тепло, и я сняла ботинки с Нэнси, попросив Вуди подержать их. Нэнси капризничала в самолете. Она не получила своего ежедневного сока и беспокоилась, и вертелась, когда мы заняли наши места. Вуди тоже был обеспокоен.

"Для тебя это нормально, - сказал он, - а я не думаю, что смогу высидеть четыре часа в церкви".

Собрание началось, и огромный хор запел. Затем мисс Кульман представила Дино. Я люблю музыку, и я была восхищена этим красивым молодым греком, который нажимал на клавиши большого концертного рояля, словно ангел, играющий на арфе.

Но Нэнси не проявляла интереса. Она вертелась и ерзала. Во время тех благоговейных моментов, когда Дино нежно касался клавиш пальцами, словно пером, Нэнси начала плакать. Сразу же я увидела служителя, стоявшего в проходе, наклонившегося к нам через людей, сидевших между нами. "Мэм, вы должны унести ребенка. Он мешает другим людям".

"Унести ее? - подумала я с негодованием. - Мы копили деньги два месяца, чтобы совершить эту поездку, и вот теперь они велят мне выйти вон".

Я взглянула на Вуди. Он кивнул. "Почему бы не погулять с ней? - прошептал он. - Затем вернешься".

Я почувствовала, как мое негодование возрастает, но я прикусила губы и перелезла через людей, сидящих между нами и проходом. Разрываемая между смущением и гневом, я вышла в холл.

Нэнси было почти два года и мне было тяжело ее носить, но я ходила взад и вперед с ней на руках, пока она, наконец, не успокоилась. Затем я вернулась на свое место. Но через несколько минут она опять начала суетиться. Снова возник служитель. На сей раз он не был слишком дружелюбным. "Мадам, - сказал он строго, - многие из этих людей проделали длинный путь и многим пожертвовали, чтобы посетить это собрание. Вы должны унести отсюда ребенка".

Что ж, я тоже проделала долгий путь. Я начала спорить, но служитель сделал резкий знак большим пальцем руки, словно говоря: "Вон, леди!" Я не хотела устраивать сцену, так что я подняла Нэнси, перешагнула через ноги сидящих и направилась в холл опять. Я была в ярости.

"И это называется христианским собранием, - пробормотала я человеку, стоявшему у двери. - Ты не можешь посетить служение с исцелением с больным ребенком, чтобы тебя не вышвырнули вон. Вот так собраньице! "

Я ходила по холлу с Нэнси на руках. Ее башмаки были у Вуди, и я не хотела ставить ее на грязный пол. Я посидела на ступеньках. Я пошла в женскую уборную. Затем расхаживала взад и вперед. Чем больше я ходила, тем больше злилась, и тем больше Нэнси ворочалась и плакала. Это не выглядело справедливым. Мы скопили деньги. Я была одной из тех, кто хотел видеть Кэтрин Кульман. И был еще Вуди, который даже не хотел ехать, и он удобно сидел на собрании, пока я бродила снаружи.

Наконец, я села снова на ступеньки. "Хорошо, Боже, - сказала я в раздражении, - если Ты собираешься сделать это, то Тебе придется сделать это в другой день, поскольку Ты даже не можешь видеть нас здесь, в холле". Я сдалась.

По активности зала я могла сказать, что исцеления уже, вероятно, начались на служении. И тут одна леди средних лет прошла по холлу. Она светилась от радости. "В чем ваша нужда?" - спросила она.

Я кивнула на Нэнси, которая ерзала и вертелась у меня на руках. "У нее лейкемия, - сказала я. - И мы не можем попасть на собрание, потому что она не сидит спокойно и мешает людям".

Женщина просто просияла. "Дорогой Иисус, мы востребуем исцеление этого ребенка. - Затем она начала благодарить Бога: - Спасибо, Господь, за исцеление этого ребенка. Я восхваляю Тебя за то, что Ты сделал ее здоровой. Я воздаю Тебе всю славу".

"Вот так дела, - подумала я, - это место полно чокнутых сегодня ". Но я не могла уйти от любви и радости той женщины. Она на самом деле имела силу верить в то, что Нэнси исцелена. Постепенно мое огорчение и возбуждение начали проходить. И пока она стояла там с поднятыми руками, восхваляя Бога, мое собственное горчичное зерно веры начало возвращаться.

"Вы знаете, там, в зале, происходит множество событий, - сказала она. - Почему бы вам не пройти туда и не постоять в дверях? Таким образом вы сможете все видеть, и если малышка начнет плакать, то вы вернетесь назад в холл".

Я едва могла поверить тому, что я увидела. Там была длинная очередь людей, идущих с обеих сторон к сцене. И все они свидетельствовали, что они были исцелены.

Нэнси, которая билась и напрягалась в моих руках, теперь затихла. Она снова и снова повторяла: "Аллилуйя!"

Аллилуйя? Где она подхватила это слово? Конечно, мы не использовали его дома. Я не слышала, чтобы кто-нибудь на собрании употреблял его. Словарный запас Нэнси был ограничен такими словами, как "мама", "папа", "горячо" и "нет".

"Я пойду на свое место", - сказала я женщине, стоящей рядом со мной. Моя спина болела от тяжести Нэнси, я устала от того, что меня толкали все эти "горы", вырастающие на моем пути. И я снова перелезла через колени и ноги и, наконец, упала на сиденье рядом с Вуди.

Спустя несколько минут Нэнси заснула у меня на коленях. Я слушала, как мисс Кульман продолжала называть исцеления, происходившие по всему залу.

Бедро. Кто-то исцеляется от серьезной болезни бедра.

Кто-то на балконе исцеляется от серьезной проблемы со спиной...

Болезнь сердца...

Лейкемия...

Лейкемия! Я отвлеклась и почти забыла о главной причине нашего пребывания на богослужении.

"Лейкемия. Кто-то исцеляется тут же от лейкемии" , - повторила мисс Кульман.

Тогда я поняла. Это была Нэнси. Я заплакала.

Я не хотела плакать. Я пообещала себе, что буду оставаться очень спокойной, даже если Нэнси исцелится. Но я не могла удержаться от слез. Я взглянула на Вуди. Он смотрел прямо перед собой, но слезы просто текли из-под его очков.

Внезапно Нэнси ударила меня в живот. Сильно. Ее голова лежала у меня на левом локте, а тело упиралось в меня. Я протянула руку и схватила ее ножки, чтобы она не ударила меня снова, но затем я почувствовала то же самое во второй раз. На сей раз я заметила, что ее ножки были неподвижны. Это был сильный удар, вышедший из глубины ее тела, который я почувствовала в своем животе.

Я посмотрела на ее лицо, обычно такое бледное. Оно было красным, румяным и покрыто бисеринками пота. Что-то происходило внутри ее тела. И в то же время я почувствовала нежное тепло и покалывание, прошедшее через меня. Я больше не могла сдерживаться: "О, спасибо, Иисус. Спасибо".

По пути в аэропорт все, что мы могли делать, - это плакать. Вуди предупредил меня, чтобы я не возбуждалась. "Если она исцелена, то время докажет это", - мудро заметил он. Я знала, что он прав, но было невозможно остановить мои слезы радости.

На следующий вторник мы снова пошли к доктору О'Брайен на плановый осмотр. Я все ей рассказала. Она внимательно слушала, а затем я заметила, как на ее глазах появились слезы. " Что с вами? " - спросила я.

"Хорошо, - сказала она, - то место, откуда, как вы описываете, пришел удар, - там находится селезенка девочки. Это один из жизненно важных органов, пораженных ее болезнью".

"Вы думаете, она была исцелена?" - спросила я.

"О, - сказала она, протягивая руку и касаясь моей руки, - я хочу верить в это всем своим сердцем".

"А почему же тогда вы не верите?" - спросила я.

"Потому, что я никогда не видела, чтобы подобное случалось, - сказала она. - Это так трудно - верить во что-то, чего вы никогда не видели. Вы можете понять это, не так ли?"

Конечно, я могла понять. Но теперь у меня были глаза, чтобы видеть то, чего у меня не было прежде. Встав и собираясь уходить, я сказала: "И, тем не менее, это случилось. Просто потому, что вы никогда не видели, как двигается гора, это не значит, что она не сдвинется".

Доктор О'Брайен похлопала Нэнси по плечу. "Нет никаких анализов, которые могут доказать это. Только время покажет, настоящее ли это исцеление или нет".

Время доказало это. День за днем цвет кожи у Нэнси все улучшался. Вернулись аппетит и подвижность. Мы сократили прием лекарств. Все анализы в течение последних четырех лет давали отрицательные результаты. В ее теле не осталось и следа от болезни.

Как бы прекрасно ни было исцеление Нэнси, исцеление в нашем доме и в нашей жизни было еще более чудесным. Давайте поговорим о горах, которые нужно передвинуть! Ситуация в нашем доме была подобна целой гряде гор - зубчатых, скалистых гор. Но после исцеления Нэнси Вуди принял Иисуса Христа как своего личного спасителя, и мы оба получили крещение Святым Духом. Наш дом, который катился к разводу, пришел в состояние божественного порядка.

Целая гора из чудес! И все это началось с веры величиной с горчичное зерно.

Глава 7