Экспансивное решение: привлекательность господства

Во всех случаях невротического развития отчуждение от себя является ключевой проблемой; в них мы неизмен­но обнаруживаем поиск славы, долженствования, претен­зии, ненависть к себе и различные меры облегчения напря­жения. Но у нас еще нет картины того, как эти факторы действуют в конкретной невротической структуре. Такая картина зависит от видов решений, которые люди находят для своих внутрипсихических проблем. Однако прежде, чем мы сможем адекватно описать эти решения, мы дол­жны в каждом случае прояснить внутреннюю структуру, порожденную системой гордости, и входящие в нее кон­фликты. Мы понимаем, что имеется конфликт между си­стемой гордости и реальным Я. Но, как я уже указывала, важный конфликт возникает также внутри самой системы гордости. Прославление себя и презрение к себе не образу­ют конфликта. Фактически до тех пор, пока мы думаем только в понятиях этих двух диаметрально противополож­ных образов, мы признаем противоречивые, хотя и допол­няющие друг друга самооценки, но не осознаем конфлик­тующих влечений. Картина меняется, когда мы смотрим ^а нее с другой точки зрения и сосредоточиваемся на воп-

^{: Ка}к мы переживаем себя?

внутренняя констелляция создает фундаментальную

^опРеделенность собственной идентичности. Кто я? Явля-

^ь я гордым сверхчеловеком или я — подавленная, вино-

^ая и довольно жалкая тварь? Если только человек не

^т и не философ, он обычно не ставит сознательно таких

Р°сов. Но существующая неопределенность проявляет-

ся в снах. Многими способами утрата идентичности мозкет выражаться в них прямо и лаконично. Во сне человек мо­жет потерять свой паспорт или при просьбе назвать себя быть не в состоянии это сделать. Или, быть может, его ста­рый друг появится во сне, выглядя совершенно иначе, чем он его помнит. Или он может смотреть на портрет, но в раме видеть лишь пустой холст.

Гораздо чаще сновидец не задается прямо вопросом об идентичности, а представляет себя в виде различных сим­волов: других людей, животных, растений или неодушев­ленных предметов. Он может появляться в одном и том же сне в качестве самого себя, в качестве сэра Галлахада и устрашающего чудовища. Он может быть жертвой похи­щения и гангстером, заключенным и тюремщиком, судьей и обвиняемым, жертвой и палачом, испуганным ребенком и гремучей змеей. Это инсценирование себя демонстрирует действующие в человеке центробежные силы, и интерпре­тация может оказывать большую помощь в распознавании их. Например, склонность к покорности может выражать­ся во сне через покорного персонажа в сновидении; его презрение к себе — через таракана на кухонном полу. Но это не исчерпывает весь смысл инсценирования себя. Сам факт, что оно имеет место (основание для упоминания его здесь), также указывает на нашу способность переживать себя как разные Я. Эта же способность проявляется и в часто вопиющем несоответствии между тем, как человек переживает себя в повседневной жизни, с одной стороны, и в своих снах — с другой. В своем сознании он может быть выдающимся умом, спасителем человечества, тем, для кого нет ничего невозможного; в то же самое время в своих снах он может быть уродом, невнятно бормочущим идиотом или изгоем, валяющимся в сточной канаве. На­конец, даже в своем сознательном способе переживания себя невротик может колебаться между чувством кичли­вого всемогущества и ощущением себя подонком. Это особенно заметно (но ни в коем случае не ограничива­ется ими) у алкоголиков, которые в один момент ью-

вырастать до облаков, делая великие жесты и давая грандиозные обещания, а в следующий момент — быть жалкими и подобострастными.

Эти множественные способы переживания себя соответ­ствуют существующей внутренней структуре. Если не учи­тывать более сложные варианты, невротик может ощу­щать себя в качестве своего прославленного Я, в качестве своего презренного Я, а временами (хотя в основном это блокируется) в качестве своего истинного Я. Он, таким образом, действительно должен испытывать неопределен­ность своей идентичности. И до тех пор, пока сохраняет­ся невротическая внутренняя структура, на вопрос «Кто я?» действительно не может быть дан ответ. В данный мо­мент нас больше интересует тот факт, что эти различные переживания Я неизбежно конфликтуют. Точнее, кон­фликт обязательно возникает, потому что невротик иден­тифицирует себя в целом и со своим высшим гордым Я, и со своим презренным Я. Если он переживает себя как выс­шее существо, у него есть тенденция быть экспансивным в своих стремлениях и убеждениях относительно того, чего он может достичь; он склонен быть более или менее откровенно высокомерным, честолюбивым, агрессивным и требовательным; он ощущает самодостаточность; он пре­зрительно относится к другим; он требует восхищения или слепого послушания. Наоборот, если в самоощущении он выступает своим покорным Я, он склонен ощущать беспо­мощность, быть уступчивым и умиротворяющим, зависеть ^от Других и страстно желать их любви. Другими словами, идентификация в целом с одним или другим Я влечет за собой не только противоположные способы поведения, но ^и противоположные группы ценностей, противоположные ^ЛеЧения и противоположные виды удовлетворения.

^сли эти два способа переживания Я действуют одно-

Р^еМенно, он должен чувствовать себя так, будто два чело-

^еКа тянут его в противоположных направлениях. И в

°^м Действительно суть идентификации в целом с двумя

существующими Я. Это не просто конфликт, а конфлик достаточно сильный, чтобы разрывать его на части. Есл ' ему не удастся уменьшить возникающее напряжение, обя зательно появится тревога. Тогда он может, если предр_ас положен к этому по другим причинам, пристраститься к выпивке, чтобы облегчить свою тревогу.

Но обычно, как и в любом конфликте большой интен­сивности, попытки решения начинают делаться автомати­чески. Существует три основных пути такого решения. Один из них выведен в литературе как история доктора Джекиля и мистера Хайда. Доктор Джекиль узнает, что существуют две стороны его самого (грубо представляемые как грешник и святой, причем ни тот не другой не совпа­дает с ним самим), находящиеся в вечной войне друг с дру­гом. «Если бы, сказал я себе, каждый из них мог быть по­мещен в отдельную личность, жизнь была бы избавлена от всего невыносимого». И он создает лекарство, с помощью которого он может разъединять эти два Я. Если лишить историю ее фантастического одеяния, она представляет попытку разрешить конфликт путем психической фраг­ментации. Многие пациенты поворачивают в этом направ­лении. Они переживают себя последовательно как крайне уступчивых и как грандиозных и экспансивных, не чув­ствуя обеспокоенности этим противоречием, потому что в их представлении эти два Я не связаны.

Но, как свидетельствует повесть Стивенсона, эта попыт­ка не может быть успешной. Мы уже показали в предыду­щей главе, что это слишком частное решение. Более раци­ональное решение связано с паттерном упрощения, кото­рый типичен для многих невротичных пациентов. Это попытка постоянно и жестко подавлять одно Я и быть исключительно другим. Третий путь решения конфлик та — отключение интереса от внутренней битвы и ухоо о активной психической жизни.

Итак, существуют два главных интрапсихических к фликта, причиной которых является система горД^оС центральный внутренний конфликт и конфликт ме

дым и презираемым Я. В анализируемом человеке или

циенте в начале анализа они, однако, не выступают

к два отдельных конфликта. Отчасти это происходит

тому,^что реальное Я является потенциальной, но еще не

йственной силой. Кроме того, пациент имеет тенденцию

презирать в себе скопом все, что не наполнено гордостью,

включая его реальное Я. По этим причинам два конфликта

оказываются слившимися в один — в конфликт между

экспансивностью и уступчивостью. Только после большой

аналитической работы центральный конфликт выступает

как отдельный.

На сегодняшнем уровне знаний главные невротические решения внутрипсихических конфликтов кажутся подхо­дящей основой для типологии неврозов. Мы должны, од­нако, иметь в виду, что наше желание четкой классифика­ции больше отвечает нашей потребности в порядке и руко­водстве, чем разнообразию человеческой жизни. Разговор о человеческих типах — или, как здесь, о невротических типах — в конце концов есть только средство взглянуть на личности с определенных удобных позиций. И в качестве критерия мы используем факторы, которые кажутся ре­шающими в рамках конкретной психологической систе­мы. В этом узком смысле каждая попытка устанавливать типы имеет определенные достоинства и определенные ог­раничения. В рамках моих психологических теорий цен­тральной является структура невротического характера. И потому моим критерием выделения «типов» не может

быть

та или иная картина симптомов или та или иная ин-

дивидуальная тенденция. Им могут быть только особенно-^СТи Целостной невротической структуры. Они в свою оче-Р^еДь в значительной степени детерминированы главными Решениями, которые нашел человек для своих внутренних ^к°нфликтов.

^0Тя этот критерий шире, чем многие другие, исполь­ные в типологиях, его полезность, тем не менее, также ничена ^вслеДствие многих оговорок, которые мы дол-

жны сделать. Начнем с того, что хотя люди, склонные к одному и тому же главному решению, обладают характер ным сходством, они могут широко различаться но уровню человеческих качеств, талантов и достижений. Более того то, что мы рассматриваем как «типы», фактически явля­ется срезами личностей, в которых невротический процесс привел к довольно крайним формам развития с резко вы­раженными чертами. Но всегда существует неопределен­ный диапазон промежуточных структур, издевающихся над любой точной классификацией. Эти сложности увели­чиваются еще и тем, что вследствие процесса психической фрагментации даже в крайних случаях часто существует не одно главное решение. «Большинство случаев — смешан­ные, — говорит Уильям Джемс ¹, — и мы не должны отно­ситься к нашим классификациям со слишком большим уважением». Возможно, было бы несколько более коррект­ным говорить о направлениях развития, чем о типах.

Имея в виду эти оговорки, мы можем выделить три главных решения с точки зрения представленных в дан­ной книге проблем: экспансивное решение, уступчивое решение и смирение. В экспансивных решениях человек преимущественно идентифицируется со своим прославлен­ным Я. Говоря о «себе» он имеет в виду, как Пер Гюнт, свое грандиозное Я. Или, как определил это один пациент: «Я существую только как высшее существо». Сопутству­ющее этому решению чувство превосходства не является обязательно осознанным, но — осознано оно или нет —- ^в значительной мере детерминирует поведение, стремления и установки по отношению к жизни в целом. Привлека­тельность жизни — в господстве. Это главным образо влечет за собой решимость, сознательную или бессозна тельную, преодолеть каждое препятствие — внутри и вне себя — и веру, что он должен быть способен и деист тельно способен на это. Он должен быть в состоянии спр

¹ См.: James W., The Varieties of Religious Experience, P-¹⁴ Longmans, Green and Co., 1902.

ться с превратностями судьбы, трудностями ситуации, танностью интеллектуальных проблем, сопротивлени-других людей, конфликтами в себе. Обратная сторона необходимости в господстве — страх перед всем, означаю­щим беспомощность; это самая острая боязнь невротика. При поверхностном взгляде на представителей экспан­сивного типа мы видим людей, которые прямо направле­ны на самопрославление, на честолюбивые занятия, на мстительный триумф, на господство над жизнью с помо­щью ума и силы воли как средств актуализации своего идеализированного Я. Если не касаться различий в пред­посылках, индивидуальных концепциях и терминоло­гии, именно так рассматривали таких людей Фрейд и Ад­лер — как влекомых потребностью в нарциссическом са­мовозвеличивании или в нахождении на вершине. Одна­ко когда мы заходим достаточно далеко в анализе таких пациентов, мы всегда обнаруживаем в них тенденции к уступчивости — тенденции, которые они не только подав­ляют, но ненавидят, и к которым испытывают отвраще­ние. Первая картина, предстающая перед нами, отражает лишь одну их сторону, но они представляют ее как отра­жающую их целиком, чтобы достичь субъективного ощу­щения единства. Упорством, с которым они держатся за экспансивные тенденции, они обязаны не только ком-пульсивному характеру этих тенденций ¹, но и необходи­мости устранить из сознания все следы самообвинений, Суверенности в себе, презрения к себе. Только этим пу­тем они могут поддерживать субъективные убеждения в превосходстве и господстве.

Момент опасности в этом отношении — осознание невы-

°лненных долженствований, потому что это вызовет чув-

^{ТВа в}ины и собственной недостойности. Поскольку в дей-

ительности никто не может соответствовать всем име-

Щимся долженствованиям, такому человеку необходимо

°льзовать все доступные средства, чтобы отрицать пе-

описано в первой главе.

ред собой свои «неудачи». Посредством воображения, вы. движения на первый план «хороших» качеств и отрица­ния других, совершенства в поведении, экстернализации он должен стараться поддерживать в уме образ такого се­бя, которым он может гордиться. Он, так сказать, должен творить бессознательный обман и жить, притворяясь, что является всезнающим, всепрощающим, всегда справедли­вым и т.д. Он никогда, ни при каких условиях не должен допускать осознания того, что по сравнению с его прослав­ленным Я у него глиняные ноги. По отношению к другим может преобладать одно из двух чувств. Он может чрезвы­чайно гордиться, сознательно или неосознанно, своей спо­собностью дурачить всех — веря в своей кичливости и презрении к другим, что это ему действительно удается. И наоборот, он постоянно боится быть одураченным и, если это случается, может ощущать это как глубокое унижение. Или испытывает более интенсивно, чем другие невротичес­кие типы, вечно таящийся страх казаться только обман­щиком. Даже если, например, он смог добиться успеха или почета честным трудом, он все равно будет ощущать, что достиг их, перекладывая что-то на других. Это делает его чрезмерно чувствительным к критике и неудаче или к простой возможности неудачи и того, что его «обман» бу­дет разоблачен при критике.

Эта группа в свою очередь включает много разнородных типов, что подтверждается обзором пациентов, друзей или литературных персонажей, который любой может сделать сам. Среди индивидуальных различий решающее касается способности получать удовольствие от жизни и испыты­вать положительные чувства к другим. Например, и Пер Гюнт, и Гедда Габлер являются возвеличенными версия­ми самих себя — но какова разница в эмоциональном кл мате! Другие такие различия зависят от способов, которь ми этот тип убирает из сознания понимание своих «не вершенств ». Существуют также вариации в природе в винутых претензий, их оправданий и средств их утвер

Мы должны рассматривать по меньшей мере три ■зновидности «экспансивного типа»: нарциссическии, пфекционистский и высокомерно-мстительный. О пер-тх двух я упомяну вкратце, потому что они хорошо опи-ны в психиатрической литературе, и более детально уг­лублюсь в последний тип.

Я пользуюсь термином нарциссизм с некоторыми коле­баниями, потому что в классической фрейдистской лите­ратуре он включает совершенно без разбору все виды само­раздувания, эгоцентризма, тревожной заботы о своем бла­гополучии и ухода от других ¹. Я использую его здесь в первоначальном описательном смысле «влюбленности в свой идеализированный образ»². Еще точнее: человек яв­ляется своим идеализированным Я и, по-видимому, обо­жает его. Эта базальная установка дает ему бодрость и жизнерадостность, полностью отсутствующие у других групп. Это дает ему кажущееся обилие уверенности в себе, которому завидуют все, страдающие от сомнений в себе. У него (на уровне сознания) нет сомнений; он является по­мазанником, хозяином судьбы, пророком, очень щедрым, благодетелем человечества. Во всем этом есть зерно прав­ды. Он часто одарен выше среднего, рано и легко добива­ется отличий и, как нередко бывает, рос любимым и изба­лованным ребенком.

См. обсуждение этого понятия в «Новых путях в психоанализе». Различие между данной концепцией и предлагаемой в «Новых путях» следующее: в «Новых путях» я делаю акцент на самовозвеличении и про­слеживаю происхождение этого из отчуждения от других, утраты себя и Давления уверенности в себе. Все это остается верным, но процесс, ве-УЩии к нарциссизму, как я ныне вижу, сложнее. Теперь я склонна про-ДИть различие между самоидеализацией и нарциссизмом, используя ли ^Л6ДН1™ ^теРМин в смысле ощущения идентификации со своим идеа-pj, ^ЗИрованным Я. Самоидеализация имеет место при всех неврозах и пред-^ яет собой попытку разрешить ранние внутренние конфликты. С дру-¹*е»^СТ°^{РОНЫ> на}РЧ^иссизм — одно из нескольких решений конфликта 2 p ^ЭКспансивной и уступчивой тенденциями, "eud S., Zur Einfuhrung des Narzifimus (1914). ^м- также: Glueck В., The God Man or Jehovah Complex. Medi-•^In"rnnl, New York, 1915.

Эта бесспорная вера в свое величие и уникальность -^ ключ к его пониманию. Его бодрость и вечная молодость вырастают из этого источника, как и его часто очаровы вающий шарм. Тем не менее ясно, что несмотря на свои таланты, он стоит на нетвердой почве. Он может непре­рывно говорить о своих подвигах или чудесных качествах и нуждается в бесконечном подтверждении его самооцен­ки в форме восхищения и преданности. Его ощущение господства лежит в его убеждении, что не существует ни­чего, что он не мог бы сделать или достичь. Он действи­тельно часто очарователен, особенно когда в его орбиту входят новые люди. Независимо от их реальной важности для него он должен производить на них впечатление. Он оставляет у себя и у других впечатление, что «любит» людей. И он может быть великодушным, блистательно изображая чувства, льстя, оказывая одолжения и по­мощь — в ожидании восхищения или в ответ на проявля­емую по отношению к нему преданность. Он наделяет свою семью и друзей, свою работу и планы яркими чер­тами. Он может быть вполне терпимым, не ожидать от других совершенства; он даже может терпеть шутки над ним до тех пор, пока они просто ярко подчеркивают его милые особенности, но всерьез сомневаться в нем нельзя никогда.

Его долженствования не менее неумолимы, чем при других формах неврозов, что и проявляется в ходе анали­тической работы. Но для него характерно обращение с ни­ми словно с помощью волшебной палочки. Его способност не замечать изъяны или превращать их в достоинства ка­жется безграничной. Трезвый наблюдатель часто склоне называть его бессовестным или, по меньшей мере, не ^ дежным. Его, похоже, не заботит нарушение обещан проявление неверности, влезание в долги, обман-I Джона Габриела Боркмана.) Он, однако, не манипулят Он, скорее, ощущает, что его потребности или задач столько важны, что дают ему права на любые привиле Он не ставит под сомнение свои права и ожидает от дру

, словной» любви к себе, независимо от того, насколь-

действительности он нарушает их права. Его сложности выступают в его отношениях с людьми _{в ег}о работе. Его внутренняя несвязанность с другими епременно проявляется в близких взаимоотношениях. Простой факт, что у других есть их собственные желания или мнения, что они критически смотрят на него или воз­ражают против его недостатков, что они чего-то от него ожидают, — все это ощущается им как изощренная враж­дебность и вызывает тлеющую обиду. Он, далее, может разразиться гневом и уйти к другим, которые лучше его «понимают». И, так как это случается в большинстве его взаимоотношений, он часто одинок.

Его сложности в трудовой жизни разнообразны. Его планы часто слишком экспансивны. Он не считается с ог­раничениями. Он переоценивает свои способности. Его стремления могут быть слишком многообразны, и поэто­му его легко постигают неудачи. До какого-то момента его гибкость сообщает ему способность оправиться от них, но, с другой стороны, повторные неудачи в предприятиях или во взаимоотношениях с людьми (отвержения) могут всеце­ло подавить его. Тогда во всю силу могут развернуться не­нависть и презрение к себе, обычно успешно удерживае­мые в повиновении. Он может впасть в депрессию, психо­тические эпизоды и даже убить себя или (чаще) посред­ством саморазрушительных побуждений навлечь на себя несчастный случай или болезнь ¹.

«заключительное слово относительно его ощущения жи-

^и в целом: с виду он достаточно оптимистичен, повернут

Цом к жизни и хочет удовольствия и счастья. Вместе с

У него существуют скрытые тенденции уныния и пес-

изма. Измеряя все мерками безграничности, достиже-

фантастического счастья, он не может не ощущать

^Зненного несоответствия им своей жизни. До тех пор

•и описал такой итог в книге «Томми и Гризель» • также: Миллер А. «Смерть коммивояжера», 1949.

пока он на гребне волны, он не в состоянии допустить, что в чем-то потерпел неудачу, особенно в господстве над жиз­нью. Несоответствие находится не в нем, а в жизни как таковой. Таким образом, он может видеть трагические сто­роны жизни, но не те, что действительно существуют, а те, которые он вносит в нее.

Второй тип, движущийся в направлении перфекциониз-ма, идентифицирует себя со своими стандартами. Этот тип ощущает свое превосходство вследствие своих высоких стандартов, моральных и интеллектуальных, и на этом основании смотрит на других сверху вниз. Его высокомер­ное презрение к другим, однако, скрыто — в том числе и от него самого — за изысканным дружелюбием, потому что сами его стандарты запрещают такие «неправильные» чувства.

Его способы затуманивания вопроса о невыполненных долженствованиях двояки. В противоположность нарцис-сическому типу он делает энергичные усилия, чтобы соот­ветствовать своим долженствованиям через выполнение обязанностей и обязательств, через вежливые и аккурат­ные манеры, через избегание очевидной лжи и т.д. Гово­ря о людях-перфекционистах, мы часто имеем в виду про­сто тех, кто поддерживает тщательный порядок, являет­ся слишком формалистичным и пунктуальным, должен находить самое правильное слово или надевать самые под­ходящие галстук и шляпу. Но это только поверхностные проявления их потребности достигать высшей степени со­вершенства. Реально важны не эти мелкие детали, а совер­шенство без изъянов всего их образа жизни. Но так как все, чего он может достичь, — это совершенство в поведе­нии, необходимо другое средство. Им является мысленное уравнивание стандартов и действительности — знать о моральных ценностях значит быть хорошим человеком-Используемый здесь самообман все больше скрыт от него, так как по отношению к другим он может настаивать на том, чтобы они на деле соответствовали его стандартам

совершенства, и презирать их, когда им это не удается. Таким образом, экстернализуется его собственное презре­ние к себе.

В качестве подтверждения своего мнения о себе он нуж­дается скорее в уважении со стороны других, чем в пыл­ком восхищении (которое он склонен презирать). Соответ­ственно, его претензии в меньшей степени основаны на «наивной» вере в свое величие, чем (как было описано во второй главе о невротических претензиях) на «сделке», которую он тайно заключил с жизнью. Так как он чест­ный, справедливый, послушный, он имеет право на спра­ведливое отношение со стороны других и жизни вообще. Это убеждение в непогрешимой справедливости, действу­ющей в жизни, дает ему ощущение господства. Его соб­ственное совершенство, следовательно, не только средство превосходства, но и способ контролировать жизнь. Мысль о незаслуженной удаче, хорошей или плохой, чужда ему. Его собственный успех, процветание или хорошее здоро­вье, следовательно, в меньшей степени являются предме­том наслаждения, чем доказательством его достоинства. И наоборот, любое несчастье, случающееся с ним, такое, как утрата ребенка, несчастный случай, неверность жены, по­теря работы, может привести этого внешне хорошо урав­новешенного человека на грань краха. Он не только него-ДУет на несчастье как на несправедливость, но, помимо этого, потрясен им до оснований своей психической жиз­ни. Оно не только опрокидывает всю его систему отсчета, но и вызывает в воображении ужасающую перспективу беспомощности.

Другие его слабые места мы упоминали, когда обсужда­ли тиранию долженствования: обнаружение им собствен­ной ошибки или неудачи и зажатость между противоречи­ями долженствованиями. Так же, как неудача, осозна­ние своей собственной ошибки выбивает у него почву из °Д Ног. Тенденции уступчивости и ненависть к себе в чис-°м виде, до тех пор успешно сдерживаемые, могут тогда ^вЬ1йт_и на первый план.

Третий тип, движущийся в направлении высокомерно* мстительности, идентифицируется с собственной горл стью. Его главная движущая сила в жизни — потребност в мстительном триумфе. Как сказал Гарольд Келман ^! _п отношению к травматическим неврозам, мстительность здесь становится образом жизни.

Потребность в мстительном триумфе — постоянный компонент любого поиска славы. Наш интерес касается не столько существования этой потребности, сколько ее по­трясающей интенсивности. Как может мысль о триумфе оказывать такое влияние на человека, что он всю жизнь проводит в погоне за ним? Конечно, она должна питаться из многих источников. Но одно знание этих источников недостаточно проясняет ее грозную мощь. Чтобы достичь более полного понимания, мы должны подойти к пробле­ме еще с одной точки зрения. Даже если в других людях влияние потребности в мщении и триумфе может быть сильным, оно обычно удерживается в рамках тремя фак­торами: любовью, страхом и самосохранением. Только ес­ли эти системы контроля временно или постоянно функ­ционируют со сбоями, мстительность может вовлечь всю личность — тем самым становясь своеобразной интегриру­ющей силой, как у Медеи, и склоняя ее в единственном направлении — мести и триумфа. И в обсуждаемом типе сочетание этих двух процессов — могучего импульса и не­достаточного контроля — объясняет размах мстительнос­ти. Великие писатели интуитивно схватывали это сочета­ние и представляли его в более выразительных формах, чем может надеяться ухватить психиатр. Я имею в виду, напри­мер, капитана Ахава из «Моби Дика», Хетклиффа из «Вы­сот Вазеринга» или Жюльена из «Красного и черного».

Мы начнем с описания того, как мстительность прояв­ляется в человеческих взаимоотношениях. ПобуждаюШ^аЯ

¹ Kelman H., The Traumatic Syndrome. American Journal of choanalysis, vol. VI, 1946.

ребность в триумфе делает этот тип особенно конку-ым. фактически он не может выносить никого, кто нает или достигает больше, чем он, обладает большей вла-_ью или любым способом ставит под сомнение его превос­ходство. Компульсивно он должен принижать своего со­перника или побеждать его. Даже если он подчиняется ради своей карьеры, то интригами добивается окончатель­ного триумфа. Не будучи связан чувством лояльности, он легко может стать коварным. То, чего он реально достига­ет своим часто неутомимым трудом, зависит от его талан­тов. Но всеми своими планами и интригами он часто не достигает ничего, стоящего затраченных усилий, не толь­ко потому, что он непродуктивен, но и потому, что слиш­ком саморазрушителен, как мы сейчас увидим.

Наиболее заметные проявления его мстительности — вспышки свирепого гнева. Эти приступы мстительной яро­сти могут быть столь грозными, что он сам может бояться, как бы не наделать чего-нибудь непоправимого, потеряв самоконтроль. Пациенты, например, могут опасаться убить кого-то, находясь под влиянием алкоголя, то есть когда не действует их обычный самоконтроль. Импульс к мститель­ным действиям может быть достаточно сильным, чтобы от­вергнуть осторожное благоразумие, обычно управляющее их поведением. Будучи захваченными мстительной ярос­тью, они могут реально подвергать опасности свою жизнь, безопасность, работу, общественное положение. Литератур­ным примером является «Красное и черное» Стендаля, где •Ж-юльеи стреляет в мадам де Реналь, прочитав клеветничес­кое письмо. Позднее мы поймем его опрометчивость.

Более важна, чем эти в общем-то редкие мстительные

°Рывы, мстительность, пронизывающая отношение пред-

^тавителей этого типа к людям. Он убежден, что каждый

^глубине души недоброжелателен и нечестен, что дружес-

^е Жесты лицемерны, что мудрее всего никому не дове-

^{Ть> е}сли не доказана его честность. Но даже такое дока-

ельство не исключает подозрения при малейшей прово-

АИи. В своем поведении по отношению к другим он от-

кровенно высокомерен, часто оскорбительно груб, хотя иногда это скрыто тонким лоском вежливости. Тонко или грубо, осознанно или бессознательно он унижает других и эксплуатирует их. Он может использовать женщин для удовлетворения своих сексуальных потребностей с абсо­лютным невниманием к их чувствам. С кажущимся «наи­вным » эгоизмом он будет использовать людей как средства для достижения цели. Он часто устанавливает и поддержи­вает контакты исключительно из-за того, что они служат его потребности в триумфе: это люди, которых он может использовать как ступени в своей карьере, влиятельные женщины, которых он может завоевать и покорить, пос­ледователи, дающие ему слепое признание и увеличиваю­щие его могущество.

Он специалист по фрустрированию других — фрустри-рованию их больших и малых надежд, их потребностей во внимании, успокоении, времени, компании, удоволь­ствии ¹. Когда другие протестуют против такого обраще­ния, это их невротическая чувствительность заставляет их так реагировать.

Когда эти наклонности в ходе анализа приобретают яс­ные очертания, он может рассматривать их как законное оружие в борьбе всех против всех. Он был бы дураком, не будучи начеку, не мобилизуя свои силы для оборонитель­ной войны. Он всегда должен быть готов нанести ответный удар. Он всегда и при любых обстоятельствах должен быть непобедимым хозяином ситуации.

¹ Большинство выражений мстительности было описано другими и мной как садистские наклонности. Термин «садистские» фокусирует вни­мание на удовлетворении, получаемом от возможности подвергать ДРУ" гих боли или оскорблению. Удовлетворение — возбуждение, волнение, веселье — несомненно, может присутствовать в сексуальных и несексу­альных ситуациях, и для этого термин «садистский» оказывается доста­точно значимым. Мое предложение заменить понятие «садистский» в его общем употреблении словом «мстительный» основано на тезисе, что для всех так называемых садистских наклонностей мстительные потребнос­ти являются решающей движущей силой.

См.: Хорни К., Наши внутренние конфликты, глава 12, «Са­дистские тенденции».

Наиболее существенное выражение его мстительности по отношению к другим содержится в претензиях, кото­рые он предъявляет, и в способе, которым он их отстаива­ет. Он может не требовать ничего открыто и совсем не осоз­навать каких-либо своих претензий, но в действительно­сти он ощущает за собой право на то, чтобы его невротичес­кие потребности безоговорочно уважались, и на то, чтобы ему было дозволено абсолютное пренебрежение потребно­стями и желаниями других. Он, например, чувствует себя вправе выражать без стеснения свои нелицеприятные на­блюдения и критику, но ощущает себя столь же вправе никогда не подвергаться критике самому. Он считает себя вправе решать, как часто или редко он будет видеть дру­га и как будет проводить совместно с ним время. И наобо­рот, он убежден, что имеет право не встречать никаких ожиданий или возражений на этот счет.

Чем бы ни объяснялась внутренняя необходимость та­ких претензий, они явно выражают его высокомерное не­внимание к другим. Когда они не осуществляются, следует мстительная кара, которая может проходить через весь спектр от раздражения до мрачности, от принуждения других испытывать вину до открытого гнева. Отчасти это реакции негодования на ощущение фрустрации. Но нераз­бавленное выражение этих чувств также служит для от­стаивания своих претензий путем запугивания других и Доведения их до состояния робкого соглашательства. И наоборот, когда он не настаивает на своих «правах» и не карает, он в ярости на себя самого и бранит себя за «мяг­кость». Когда в анализе он жалуется на заторможенность или «уступчивость», он, отчасти не сознавая того, имеет в ^ВиДУ свое недовольство несовершенством используемых Методов. И улучшение их — одна из вещей, которых он ^втаине ожидает от анализа. Другими словами, он хочет не преодолеть свою враждебность, а, скорее, стать менее сдер­жанным или более искусным в выражении ее. Далее, он Испытывает благоговейное вдохновение от того, что каж-Дьщ торопится выполнять его претензии. Оба этих факто-

pa — своего рода премии за его недовольство. И он дей. ствительно является хронически недовольным человеком, В его представлении у него есть причины быть таким, и он определенно заинтересован в том, чтобы это стало извест­ным. Все это, включая факт недовольства, может быть не­осознанным.

Частично он оправдывает свои претензии высшими ка­чествами, которыми в его представлении выступают при­сущие ему обширные знания, «мудрость» и способность к предвидению. Более специфические его претензии — тре­бования возмездия за нанесенные ему раны. Чтобы утвер­дить это основание для претензий он должен, так сказать, высоко ценить и хранить незаживающими полученные раны, старые или недавние. Он может сравнивать себя со слоном, который никогда не забывает. Он не осознает сво­ей жизненной заинтересованности в том, чтобы не забы­вать проявленного к нему неуважения, так как в его вооб­ражении оно является счетом, который должен быть предъявлен миру. И его потребность оправдывать свои претензии и его реакции на фрустрацию этих претензий действуют подобно порочному кругу, постоянно снабжая горючим его мстительность.

Столь распространенная мстительность, естественно, также проникает в аналитические взаимоотношения и проявляется многими способами. Она является частью так называемой негативной терапевтической реакции ¹, под которой мы имеем в виду острое ухудшение состояния по­сле конструктивного сдвига вперед. Любой шаг по направ­лению к людям или жизни в целом действительно пошат­нул бы его претензии и все, что закреплено в его мститель­ности. До тех пор пока она субъективно необходима, он

¹ Freud S., Das Ich und das Es (1923). Horney K., The Problem of Negative Therapeutic Rti Phl Ql 1"

S., Das Ich und das Es (1923). Horney K., The Prob the Negative Therapeutic Reaction. Psychoanalitic Quarterly, 1"" ' Ivimey M., The Negative Therapeutic Reaction. American Journal о Psychoanalysis, vol.VIII, 1948.

д_0Лжен защищать ее при анализе. Только самая малая часть этой защиты является явной и прямой. В этом слу­чае пациент может откровенно заявлять, что он полон ре­шимости не отказываться от своей мстительности. «Вы не уберете это из меня; вы хотите сделать из меня ханжу; она возбуждает меня; она заставляет меня чувствовать себя зкивым; она является силой» и т.д. Большая часть его за­щиты замаскирована тонкостями и околичностями. И для аналитика имеет величайшее клиническое значение зна­ние форм, которые она может принимать, потому что она может не просто задержать аналитический процесс, а со­вершенно разрушить его.

Сделать это она может двумя способами. Либо весьма значительно влиять на аналитические взаимоотношения, а то и управлять ими — и тогда победить аналитика может казаться важнее, чем достичь прогресса. Либо (что менее известно) определяя, какими проблемами человек заинте­ресован заниматься. Опять приведем крайние случаи: п