Использование плюшевых игрушек и кукол

Существует множество причин для использования в терапии помощников вроде плюшевых зверей; одна из главных - в том, что просто подержать в руках что-то мягкое, реальное и неотвергающее целительно для человека, чье окружение было грубым, смущающим и злоупотребляющим. Объект (в данном случае кукла или плюшевый зверек) должен быть внешней моделью, которую клиент может идентифицировать с собой или своей частью, возможно, потерянной.

Взрослый ребенок в терапии пережил в прошлом много отвержений и пренебрежения. Обычная проблема, порождаемая стрессом и стыдом в семьях химически зависимых, такова: взрослый ребенок мог перестать быть «ребячливым» в очень раннем возрасте, или был ограничен в детстве очень специфической ролью. Вдобавок к такой депривации, непоследовательность и злоупотребление тоже берут свою дань. Как замечает Кауфман, когда тебя игнорируют, высмеивают или просто обращаются с тобой презрительно – это несомненное отвержение. Потребности и желания ребенка становятся неважными в химически зависимой семье; многие взрослые дети имеют травматичные воспоминания о ребенке, которым они были в раннем возрасте. Другие же совершенно ничего не помнят.

Касаясь этой потери детства или недостатка детских воспоминаний, хорошо будет дать взрослому ребенку-клиенту задание купить плюшевого зверька для себя. Инструкции таковы: это должен быть зверек того же «пола», что и его владелец (у многих женщин были только плюшевые игрушки-«самцы»), и он предназначен только для него, его нельзя давать своим детям. Даже мужчины-«мачо» не должны исключаться из этого задания. Некоторые из них находят компромисс, покупая зверьков, надевающихся на руку, таким образом сохраняя ощущение контроля над своей мужественностью.

Один простой способ найти существенную информацию о стыде – это расслабить клиента и отправиться путешествовать назад в критические периоды его детства. Когда появляются воспоминания, и клиент ими делится, старые «грустные» и «плохие» чувства начинают бить ключом. Это точка во взаимодействии терапевта и клиента, где межличностный мост (Kaufman, 1980) легче всего ломается - точка, в которой клиент прерывает контакт глаз, смотрит вниз и отодвигается от терапевта, совсем как пристыженный человек смотрит в пол и отступает назад, неспособный посмотреть на стыдящего родителя. Это как раз тот момент, когда кукла или плюшевый зверек может поддержать межличностный мост, давая клиенту способ самоподдержки. Куклу можно дать клиенту в руки, и попросить его сфокусироваться на ребенке, которого он помнит. Клиента просят подержать ребенка и успокоить его сейчас; так же родителя учат держать своего новорожденного ребенка. Использование плюшевых зверей – способ вновь установить связь между взрослым клиентом и ребенком, которого он носит в себе (Whitfield, 1986), и который стыдится и боится мира. Если отношения установлены, индивид уже не так тотально зависит от терапевта в вопросе получении любви к себе стыдящемуся, и может начать больше сочувствовать и меньше ненавидеть себя.

Дин – семейный «герой», который всю жизнь работал ради одобрения и никогда не был «достаточно хорошим». Не важно, насколько хорошо Дин что-то сделал - он все равно чувствует себя ущербным из-за своей сильной потребности в одобрении и долгих отношений с семейным стыдом. Дин купил себе плюшевого пингвина, который представлял пингвина с комической странички - сына селедки, зависимой от рассола. Этого пингвина в журнале называли «нелетающей водной птицей» (Breathed, 1985), и Дин утверждал, что это именно то, что он чувствует в отношении себя. Сначала Дин подшучивал над собой и своей неадекватностью, указывая на пингвина. Но через некоторое время он смог держать на руках и обнимать эту часть себя в течение терапии, и принять потребности, которые она представляла – потребность в одобрении, заботе и простой любви к нему такому, какой он есть. Он решил спать с пингвином, не стыдясь своей жены. Потом он отвел в магазин и жену, чтобы она тоже купила своего собственного плюшевого зверька. Когда он позволил себе удовлетворить свои потребности в прикосновении и заботе, в том, чтобы его держали на руках (делая это для своего пингвина), он стал в большей степени способен и принять, и открыть себя реального своей семье. Он смог поделиться беспокойством и фрустрацией со своими родителями-алкоголиками, и понять, что нуждается в собственном одобрении вместо того, чтобы зависеть от их одобрения, которого никогда не получал. Он стал игривым со своей женой и детьми, чего никогда не мог в прошлом. Когда Дин принял себя как «нелетающую водную птицу», он стал более успешен в отношениях своей реальной жизни и менее зависим от родительской семьи в вопросе эмоционального выживания. Он смог отстраниться от членов своей семьи-алкоголиков; он стал цельной личностью вместо того, чтобы быть «манекеном» (его собственное обозначение своей созависимой части).