Несмотря ни на что, подвешенные были лишь нанятыми, то есть, соучастниками. Сам же насильник вышел к копам навстречу с высоко поднятыми руками и жалобно взмолился. В голосе отчетливо слышался испуг.

- Пожалуйста, защитите меня от него! Умоляю! Пожалуйста, сжальтесь надо мной! - рыданием и воплем призывая “жрецов” не относиться к нему строго, объятый трепетом пообещал рассказать все, что здесь произошло. В том числе это касалось и похищения малолетней, и последовавшего надругательства над её юным телом.

Несмотря на ужасные непростительные действа в отношении азиатской девчонки, Патрик Маккинни (имя насильника) навел шороху одним своим видом, смог вызвать сострадание и жалость даже у самых тертых бесчувственных констеблей. Патрик раз сто, хотя нет, больше, раз двести прокричал о раскаянии, и только потом, слегка придя в чувства, рассказал, как именно Спаун над ним издевался и каким ужасным пыткам подвергал, чтобы навсегда отбить у него преступное желание похищать и лапать несовершеннолетних азиаток. На следующий день Патрик Маккинни отрезал себе член, чтобы впредь не поддаваться плотским влечениям, не гнаться за наслаждением и духовно очиститься.

Полицейские расценивали самосуд крайне предосудительно, от них за километр несло злой предвзятостью. Не по какой-то определенной причине, ясной абсолютно всем, а потому что так было заложено в социальной среде. В жизни, бесспорно, существуют неизменности, и это - как раз одна из таких.

Досконально осматривая каждый сантиметр второго этажа, где, похоже, опять никого не было, полицейские обнаружили крупные деревянные ящики с подозрительной надписью T.E.K.H.N.E.K, в которых могло храниться что угодно. Дабы не заниматься гаданием на кофейной гуще, ребята решили проверить содержимое этих многогранников.

- Парни, я здесь туалетик заприметил. Схожу отлить… - “проинформировал” товарищей самый рассеянный и никудышный коп во всем Нью-Йорке Дэвид Эфрон, - Ждите!

Друзья моменталом ответили ему, едва бездельник растворился во тьме коридора:

- Смотри, не промочи штаны, кретин!

Ящики T.E.K.H.N.E.K были и оставались целью Спауна. С появлением назойливых фараонов ничего не изменилось. Спаун заполучит их, чтобы изучить их начинку, сейчас или потом…

“Вырастет ли мой член до гигантских размеров, если я научусь выпускать струю быстрее, чем обычно…? А что если такие мысли закалят меня к самоподшучиванию? Ах, да, я ведь и так часто над собой смеялся, и даже надирал себе зад в надежде угодить блондинистым сокурсницам” – добравшись до толчка, Дэвид попытался успокоить себя мыслью, что непрекращающиеся жалобы преступников и обсуждение вампиризма всего лишь шутейки его милых друзей, не умеющих вовремя остановиться и оттого несущих всякую чушь. Но эту версию пришлось живо отбросить.

Полицейский не успел нормально помочиться, как услышал сзади себя свистение и звук чего-то падающего. Ощущение недостаточного освобождения мочевого пузыря росло, но не так интенсивно как его страх. Промямлив что-то, что никто не смог бы разобрать, забыв застегнуть брючную ширинку, Дэвид вооружился любимым фонариком и вышел в коридор. Там разиня получил сильнейший удар по затылку от человека, стоявшего в тени и специально выжидавшего несколько продолжительных минут. Затем все пошло по обычному шаблону:

тяжелый ботинок, армированный кевларовыми нитями, плотно впечатался в искаженное ужасом лицо мечтательного полисмена. Кости черепа влажно хрустнули, словно лед на луже, тело дважды дернулось и замерло.

Незадачливые копы, оставшиеся сторожить таинственные ящики, услышали звуки ударов и мгновенно направили свои фонари в сторону коридора. Легавый, который прежде имел дело с проделками темного мстителя, тридцатидвухлетний шатен Руперт Гринт, буквально не мог найти себе места, так как был убежден, что встреча с сыном ночи не сулит им ничего благоприятного. Остальные же, никогда не сталкивавшиеся с последствиями спаунских проказ, пребывали в состоянии полного неведения относительно перспектив возможной перестрелки. Кто-то дожевывал уже сухую жевательную резинку, растерявшую сочность, издавая языком и губами хлюпающие звуки, называемые чавканьем, кто-то чесал ноздри и посапывал, будто втягивал сопли.

Как сконцентрироваться, если вас отвлекают посторонние шумы, идущие, казалось бы, из ниоткуда? Как их игнорировать и не замечать?

Руперт порекомендовал товарищам глядеть в оба, думать, прежде всего, о выполнении задания и не задирать нос раньше времени. Его советики прошлись по сознанию легавых, словно хорошо заточенным лезвием, но, увы, даже если бы они прогнали страх, на его место прошла бы другая вредная эмоция.

- Стоп! – одернул всех Руперт, - Я чувствую, здесь кто-то есть! – по лбу полицейского щедро прокатились соленые крупиночки пота, - Я… я это чувствую!

Копы с редкой страннотой во взгляде посмотрели на Руперта, и буквально через пару сек их схватила за шкирман недоля Дэвида Эфрона: Спаун, который никогда не выдавал себя сразу, выловил подходящий момент и двумя-тремя взмахами ноги обезоружил тупых полицаев. Только Руперт, прореагировавший во благовремении, успел совершить выстрел из гладкоствольного ремингтона и к невезению демона… не промахнулся.

Мститель, чья бедная плоть уже изнемогала от находящихся в ней поражающих элементов, и чья броня становилась все бесполезнее, заставлял себя не сдаваться. Раненый крепко сжал зубы, унимая дрожь (боль) и отнял дробовик у стрелявшего, пока тот непрофессионально им угрожал. Второе действие Спауна в отношении излишне смелого Руперта – апперкет, чуть было не снесший копу голову. Трудно было не потерять сознание после такого удара, впрочем, Руперт был до того нереально измотан, что винить его в неловкости было бы безжалостно и просто алогично.

“Выход… – еще минуту назад Джон планировал добраться до ящиков, но из-за полученного серьезного ранения, второго по счёту, планы Ночника резко поменялись. Ему вдруг стало по барабану на секреты T.E.K.H.N.E.K. Перед ним стояло непростое задание, кажущееся до невозможности сложным – задание выжить, - Где же ты, выход…”

Как только вертолет приблизился к окнам, стало ясно, что мало рассчитывать на самого себя. Пора понадеяться на поддержку британца, кружащего где-то поблизости. Шум двигателей сильно прибавил в оглушительности, а этаж залился ярким светом вертолетного прожектора.

- Мы только что обнаружили Спауна! Приказ стрелять на поражение только что получен. Повторяю, мы только что обнаружили Спауна!

Накал страстей вокруг черного карателя достиг своего апогея. Рации обезоруженных копов, с которыми, видимо, пытались связаться, беспрестанно трещали. Вертолет беспокойно кружил рядом с домом, и, кажется, никто, включая пилота, не догадывался, какие меры будут предприняты по выкуриванию/уничтожению демона-защитника.

Джон услышал громкий хлопок, в темном помещении поднялся дым, Тогда Джон сразу почувствовал сильную боль в ногах и практически не смог больше двигаться. Арена действий превратилась в западню. Бежать назад к лестнице не имело смысла, её наверняка перекрыли, на что намекали быстрые шаги спецназовцев, отдающих друг другу команды с необоснованным детским восторгом.

Спауну удалось кое-как починить рацию, и услышать обязательный строгий голос бывшего разведчика, который, к его лютому везению, не улетел настолько далеко, чтобы не успеть вернуться к фабрике:

- Джеффери, как меня слышно? Джеффери! – мститель волновался настолько сильно, возможно, впервые. Волновался за себя, за свою жизнь, - Ответь же, скорее!

Через миг из передатчика донесся знакомый голос нового дворецкого:

- Я пока еще не в курсе сложности всей ситуации, мистер Вэйн, но, честно признаться, коробит неприятное предчувствие. Может, стоит посвятить меня в детали?

Обрадовавшись, что верный помощник отозвался столь быстро, Джон не затормозил и буквально за несколько секунд растолковал ситуацию.

- Банда, помогавшая неизвестному противнику перевозить опасные грузы, подстраховалась на случай моего вмешательства! Теперь за их криками я слышу пронзительный вой сирен. Вижу, как к чертову зданию подъезжают десятки машин! - несмотря на огромный шанс засветиться, Спаун, не выдержал и таки сорвал с себя маску. Ему требовалось немного отдышаться, по мере накала воздух становился все более спертым, - Сможешь меня подхватить?

- С учетом вашего теперешнего местоположения? Легко…

Радостное событие вселило слабую надежду, что обещание скорой подмоги, данное не кем-нибудь, а самим Джеффери Баннером, прозвучало неожиданно оптимистично. Ну, как тут не поверить?

Спаунплан появился в небе совсем внезапно для полицейских. Это значительно уменьшило их шансы. Ни на мгновение не потеряв концентрации, вертолетчик, приоткрыл рот и выплюнул на приборную панель остатки недожёванных чипсов. Ему, как и любому, кто никогда не видел ничего подобного, стало резко не по себе. Спаунплан выглядел как машина будущего из большего числа многобюджетных блокбастеров крупных голливудских студий, и мог поразить даже обладателей размашистой фантазии.

- Вот это да! – кажется, забыв о высоком факторе риска, пилот не предпринял абсолютно ничего, что обычно предпринимают, когда небосвод затмевается преимущественными силами противника, и тут же поплатился за бездействие.

Обременённый тысячами самообещаний, обуреваемый тревогой за жизнь мистера Вэйна, Джеффери поступился всеми принципами. А принципы и убеждения у него, конечно же, имелись.

“Да простит меня бог” - совершив ритуальный жест крестного знамения, да причем сделав это в страшной спешке, новый дворецкий уставился в дисплей, мигающий зеленым, навел прицел на вертушку врага и проговорил с закрытыми глазами:

- Я делаю это только ради вас! – дрожащие руки британца автоматически потянулись к рычажку. Сейчас бы ему пригодился какой-нибудь редкий препарат седативного эффекта, но, естественно, ничего такого рядом не лежало и приходилось успокаивать нервы вручную.

Вертолетчик, до сих пор не получивший никакого четкого приказа, пристально всмотрелся в темноту и тут же увидел вдали яркую вспышку, будто пальнули из футуристичной алебарды. Решись мужик закричать, он не успел бы даже открыть рта! За секунду до сокрушительного падения вертолет взорвался прямиком в воздухе! Осколки разлетелись в радиусе полукилометра.

Отважиться на такой безрассудный поступок, как атака полицейского Robinson R44, Джеффери решился из-за глубокой преданности всему, чем дорожил мистер Вэйн. А без Спауна, считал британец, мир станет еще невыносимее. Как раз по этой причине Джеффери уже дважды пошел наперекор своей запятнанной совести и наперекор закону, которому прежде всегда следовал. Сначала это был Малкольм Классен, теперь еще один человек, чьи имя и фамилия, скорее всего, никогда не будут известны. Эти люди, ни много ни мало, пали жертвой его честного отношения к делу. Как показывает история, англичане ответственно подходят ко всем жизнесобытиям и отыскивают выход из любой критичной ситуйовины, даже если это подразумевает необходимость в сомнительных решениях.

Кое-какие раскаленные осколки впились в стволы деревьев, кое-какие - повредили пару полицейских внедорожников. Джон, которому оставалось секунд пять до позорного ареста, поскольку спецназовцы уже выбили забаррикадированную дверь и подвергли бедное помещеньице шквальной канонаде, смотрел на остатки догорающего вертолета с пучком невнятных чувств, близких к негативным, странно покачивал головой, словно удивляясь смелости Джеффери, ибо сам приличия ради всегда заступался за копов и никогда не смел их убивать. И хотя демон часто испытывал серьезную аванию из-за их неблагодарности, все же, какой бы грязной ни была правда, закон должен оставаться законом и он понимал это как никто другой.

“Молодец, Джеф, теперь грань между мной и преступниками стала еще более расплывчатой”

Спаун мирился с этим паскудным явлением на протяжении всех лет войны, и лишь сейчас, лишь тогда, когда все сдвинулось с мертвой точки, пусть и не в лучшую сторону, но хоть что-то изменилось, он допустил греховную мысль, пришедшую из глубин его сердца.

“А что если мне полностью забить на их жизни? В конце концов, это правильно расценивать как самозащиту

- Руки вверх! Ни с места!

- За голову руки!

- Иначе будем стрелять!

Типичные гиперэмоциональные выкрики-угрозы типичных служак, которые не знают, как вести себя с супергероями. Все так типично…

- Ублюдок, сволочь, ты слышишь нас!

- Делай, что тебе говорят!

И куда же катится наш мир, достигший критической стадии?

Возможно, я и неправ, буду рад, если так, может, я слишком предвзят, но мне кажется, что мир идёт в никуда”

Понадеявшись на бесценные качества британца, ранее неподатливый

мститель выполнил все инструкции спецназа: выпрямился и прижал обе ладони к затылку, хоть и с трудом. Тяжелое ранение давало о себе знать с каждой секундой все настырнее.

Бойцы были готовы расслабиться, надеть на запястья выместчика браслеты и вывести наружу. Джон, сглотнувший набежавшую слюну,

был готов ко всему.

Но как бы не так! Заметив SS, славно мелькнувший на фоне беззвездного неба, Джон отбежал чуть назад. Спецназовцы крикнули ему ровно встать. Тогда, спустя несколько жалких мгновений, кирпичная стена рухнула, развалившись на мириады осколков!

Мир поплыл серыми приземленными красками, разделился на две половинки, а потом собрался вновь, как какой-то конструктор. Пространство перед глазами заполнилось чем-то очень черным и очень массивным. В головах бойцов крутилась сплошная нецензурщина, в ушах – страшно гудело. Стало ясно, что единственный, кто не испугался, поскольку для Джона данный поворот не являлся сюрпризом, в очередной раз обморочил этих коммандосов. И им, никак не ожидавшим столь постыдного проигрыша, придется до конца карьеры кусать локти, попутно отжимаясь на спине.

Правда, алчное желание максимально выровнять чаши весов не покинуло умы осрамленных, обгаженных спецназовцев, и пока Спаун садился в спаунплан, обсыпая Джеффери всевозможными приветствиями, один из них поднял карабин, взвел курок и, почти не целясь, несколько раз подряд выстрелил демону-защитнику в спину.

Чем все закончилось, погиб мститель или все-таки, опять, снова, как всегда, выжил, у них не получится узнать. Никогда…

Господь милостив, умерь свой гнев и окажи величайшее из милосердий….

Его отношение к нам не зависит ни от наших подвигов, ни от согрешений, и расплата не всегда бывает по заслугам. Все родители переживают за своих детей, а господь жалеет тех, кто страшится его, потому что, знает деяния наши и помнит, что все мы - прах.

Наша жизнь словно трава, а мы словно цветы на лугу. Стоит ветру слабо подуть, и нас уже нет, и нам никогда не увидеть родного дома снова. Остается скорбеть, что счастье ускакало так рано, в черные, безобразные дни, научившие нас опсихевать, сходить с ума по каждому ничтожному поводу и сидеть у окна в ожидании того, что никогда не вернется, сколько бы наши очи не вылили слез и сколько бы секущихся концов не поседело…

Роскошный благоустроенный дом, принадлежавший богатому собственнику, именуемый поместьем Вэйна, полностью расцветал только ночью. Нэнси, которая еще совсем недавно относилась к своему заключению с твердым скептицизмом, начала помаленечку свыкаться и замечать очень тонкие нематериальные вещи, детали, раскрывшиеся ей лишь сейчас, словно бутоны.

Заснуть девушке помог запах цветов на подоконнике. Крепкий сон продлился несколько неприступных получасьев. Наша героиня с удовольствием продремала бы еще часика два, а то и три, но не тут-то было! Её разбудил шум спаунпланского двигателя. Внезапный сигнал тревоги резко ударил по её и без того взвинченным ниточкам-нервишкам.

“О, господи, наверное, стряслось что-то ужасное” - тогда Нэнси откинула одеяло, спрыгнула с кровати и вне себя от волнения выбежала в коридор второго этажа. За углом коридора оказалась развилка, и, шатаясь спросонья, она направилась туда, встала на самую верхнюю ступень широкой лестницы и с опаской поглядела в сторону входного полутемного холла.

Неожиданно открытые нежные руки Нэнси покрылись гусиной кожей, девушка хотела потереть их, как вдруг услыхала топот мужицких ботинок и голос Джеффери, напрямую апеллирующий к её разгоряченному мозгу. Лишь одним мигом позже в холле включился свет, и мисс Гарднер громко охнула, приложив ладонь ко рту и глядя на вошедших внимательными тревожными глазами:

- Что… что с ним случилось?

Картина, которую застала их новая сожительница, выглядела весьма драматично, но мило: пожилой британец тащил на себе тяжелораненого Джона, вытаскивая его шею из петли в моральном смысле. Джон фактически отбрасывал коньки! Бледнота его лица, не присущая живым, лишь подтверждала растущие похоронные подозрения чувственной Гарднер.

- Нас подбили… - залепетал оправдательно Джеффери, - Ничего не поделаешь! – с ног до головы перепачканный неродной кровью, он посмотрел так умоляюще, так доверчиво и нежно на Нэнси, что та просто не посмела бы отказать ему в помощи, в, возможно, последней просьбе мистера Вэйна, - Из трех постелей хозяин велел приготовить ту, что получше. Определи, о какой постели идет речь, ты умная, ты сообразишь. И пока мы добираемся, постарайся обеспечить комфорт умирающему…

Девушка слушала крайне внимательно, чуть ли не раскрыв рот от плохого изумления, и, дослушав до конца, опять заохала, всплеснула руками, да заметалась по ограниченному пространству.

Джеффери продолжал успокаивать раненого, уже ничегошеньки не слышащего и дальше, в душе жаждая, чтобы треклятые небеса поскорее раскололись на две половины, взяли Джона, да и его заодно прихватили. Уж больно ему все опротивело…

“А жизнь дерьметь не прекращает, как я погляжу. Ну, и черт с ней. Мне самому осталось недолго”

Случившееся этой ночью навлекло на Нэнси самые дурные воспоминания. Взгляд её остановился на кровати, и лицо покрылось мертвенной бледностью, еще хлестче, чем у Джона, которому только предстояло умереть. Столь резкое возвеличение альтруизма, как возврат к своим корням, было маловероятно и неожидаемо. То, что воскресшая снова стала собой, было равнозначно чуду!

Два года назад.

Пограничный выпад с употреблением набора оскорбительной лексики и жестов памятозлобства последовали уже после отравления. Но окончательно проститься с врагом, долго доставлявшим моральное неудобство на уровне сильного дискомфорта лишь одним своим присутствием, Мэлори предпочла, без выученной за полтора столетия хулы:

- Никто! Никакая другая женщина, а уж тем более такая простая и заурядная, как ты, не будет смотреться с моим отцом также хорошо, как смотрелась с ним моя мать! Сейчас, стоя пред тобой, пред умирающей, я оказываю тебе, может, и сомнительную для кого-то, но все же честь. Ты уйдешь молодой, не пройдя и четверти моего земного срока! Скажешь, это не милосердие с моей стороны? – убийца говорила почти трупу, ведь отечная Изольда, легонько трясясь от приближающейся кончины, уже совсем не двигала мерклыми губками, - Тогда ничто нельзя считать милосердием. Ничто!

Злодейка долго перекатывала слюну у себя во рту, но потом выпустила её в издыхающую. Та плюхнулась на лоб бедной девушки и, растекшись, добралась до её погаснувшего правого глаза. Собираясь уже уходить, отравительница позаботилась об уничтожении следов преступления: не пожалев юбку, она усердно потерла пол её краем в том месте, куда упали капельки крови, вылетевшие с поцарапанной руки умирающей.

“Хотя нет-нет, я ошиблась. Лучше быть старой, да живой” – с облечением подумала Мэлори…

Ненависть ушла вся и сразу в один миг, когда Нэнси вспомнила, какой пробыла большую часть своей относительно недолгой жизни – благодушной, гуманной, альтруистичной. Она мечтала остаться такой, а если и меняться, то исключительно в лучшем направлении, и больше никак.

Джеффери буквально влетел в эту комнату, чуть не выбив дверь.

Дворецкий положил умирающего хозяина на кровать и разорвал какое-то подобие футболки в области груди. У раненого продолжало биться сердце, пока еще происходило кровообращение, но кровь не переставала вытекать. Губы словно инеем покрылись, посиневшие от гематом ноги напряженно подрагивали…

- Что дальше? – в животе Нэнси вертелся ледяной комок паники, ежесекундно обжигающий нутро. Она знала ответ на собственный тупой вопрос и, чувствуя себя навязчивой, конченой глупышкой, хотя в подобных ситуациях о какой-либо навязчивости стоит говорить в самую последнюю очередь, смотрела на Джеффери с постепенно слабеющей, тухлой надеждой, - Что?

Отказавшись отвечать напрямую из принципа вежливости, хмурый англичанин огорченно вздохнул и произнес с не внезапной понятливой грустью:

- Идите спать. Вы старались помочь. Вы сделали все, что было в ваших силах… - сдержать слезы ему помогли непроизвольные жесты, - С твердой уверенностью могу сказать, вы завтра проснетесь. Проснетесь. А вот он… - но у него получилось сохранить свою стойкость.

Нэнси:

- У нас совсем нет шансов, да?

Дворецкий:

- На своём веку я повидал множество ранений, чтобы в них разбираться, Так что, к сожалению, мисс, к сожалению…

И, вроде, оба они свыклись с сей трагипечалью, вроде, приготовились проститься с хозяином! Некая безрассудная идея кольнула девушку в последний момент.

“А что если использовать оставшиеся капли эликсира? Что если их окажется достаточно?” - благими намерениями вымощена дорога в ад - крылатое выражение в ряде языков, в частности английском. Данная нетривиальная фраза употребляется для определения случаев, когда попытки осуществления наидобрых преблагих задач из-за недальновидности приводят к диаметрально противоположным и даже деструктивным последствиям.

Сахир в переводе с персидского диалекта означает – холмы и хребты. Территорию этой бахрейнской пустыни преимущественно составляют невысокие и зачастую пологие холмы, присутствуют оазисы. Кроме того, что Сахир считается одним из важнейших достопримечательностей страны, именно его пески стали новым домом для преступной организации “Повелители Смерти”, недавно пережившей кончину прежнего лидера.

Внутри этого роскошного дворца, а если быть точным на втором этаже, располагался арабский зал с на редкость уютными мягкими диванами, разделёнными на кабинки, которые отделяются шторками. Большие оконные проёмы без рам и стекол сопутствовали ночному кайфу, особенно если небо было щедро усеяно звездами. Мужчина с женщиной держали друг друга за руку, любуясь этим видом: он стоял в темно-зеленом капюшоне и темно-зеленой рясе, а его сопутница, как истинная баронесса, мочила губы в кубке с вином и ловила терпкий аппетитный запах чего-то экзотического. Девушка облизнулась, решив для себя, что не прочь отведать одно из изысканных блюд, приготовленных специально для них – для богов.

Но потрапезничать не вышло, так как через пять минут в зал ворвались фатуммены, заламливая руки за спину какому-то напуганному и в то же время взбешенному мужчине. Тип в капюшоне прервал воцарившийся шум наигранно безразличным тоном:

- Что за свинство? Вы не можете просто убивать неверных, не приводя их каждый раз сюда? Правда, же, начинаю уставать от вашей бесконечной тупости…

Отморозки с саблями приказали грешнику заткнуться, а сами стали объяснять, из каких соображений потревожили своего нового владыку:

- Но этот ублюдок наглее всех, кого мы шлепнули ранее! Мерзавец, видимо возомнивший себя вседозволенным юмористом, не просто не признает вашего могущества. Он долго и упорно подкупал запуганных нами, чтобы те отвергли ваше предложение отказаться от веры в глупого Аллаха и принять веру в вас, о, повелитель!