Иван михайлович харитонов 1870-1918

«Ваш навеки Иван».

Из последнего письма И. М. Харитонова

Родственникам

Иван Михайлович Харитонов родился 30 мая/12 июня 1870 года в семье письмоводителя дворцовой полиции М. X. Харитонова в Петербурге. Отец Ивана Михайлови­ча, Михаил Харитонов, был крутым сиротой, воспиты­вался в сиротском приюте и был зачислен в кантонис­ты. Прадед и прапрадед Ивана Михайловича служили солдатами или унтер-офицерами.

Михаил Харитонов 50 лет и 7 месяцев прослужил на государственной службе, за которую был отмечен чина­ми, наградами и личным дворянством: в военном ведом­стве он прослужил 25 лет, в дворцовой полиции — 24 года и 7 месяцев. По выходе в отставку (по состоя­нию здоровья), 27 мая 1906 года, Харитонов был произ­веден в титулярные советники, с пенсией в 1600 рублей.

Своих детей Михаил Харитонов тоже определил слу­жить при дворе. Иван Михайлович начал свою службу 1 мая 1882 года — ему тогда было всего 12 лет. Его должность называлась «поваренок-ученик II разряда».

Через восемь лет, когда Ивану исполнилось восемнад­цать, он стал поваром II класса. В 1891 году Харитонов был призван на военную службу во флот (служба при дво­ре не освобождала от армии). Через четыре года, в 1895 году, он вернулся к своей работе повара. Вскоре его от­правили на практику в Париж, где он обучался в одной из лучших кулинарных школ и получил специальность суповника. В 1911 году Иван Михайлович Харитонов был произведен в старшие повара. Тоща же, незадолго до Пер­вой мировой войны, он получил звание потомственного почетного гражданина.

В Париже Иван Михайлович познакомился с извест­ным французским кулинаром и ресторатором Жаном- Пьером Кюба. Впоследствии Кюба приехал в Петербург, стал метрдотелем Императорского двора и пробыл в этой должности до 1914 года. Харитонова и Кюба связывали дружеские отношения. Они переписывались, поздравля­ли друг друга с праздниками. Вполне возможно, что зна­комство с французским кулинаром обогащало Харито­нова и профессионально.

Профессия придворного повара, действительно, была не только очень почетной, но и весьма непростой. Се­годня, когда мы читаем разнообразные меню торже­ственных обедов во дворце, блюда поражают нас своей выдумкой и разнообразием, — это интересная тема для исследования не только специалисга-кулинара. За переч­нем и описанием блюд стоит особая, ныне забытая и уте­рянная культура, касающаяся не только гастрономии.

Хотя и в этой области И. М. Харитонов был весьма изобретателен — в его практике можно най­ти удивительные образцы кушаний — например, суп-пюре из свежих огур­цов, подававшийся и в но­ябре, — явно, творческая переработка опыта фран­цузских кулинаров, до­вольно смело использую­щих наш русский свежий огурец в тепловой обра­ботке.

Вообще информация, содержащаяся в меню, может многое рассказать о Царском поваре, о его широком образовании и культуре. Так, он должен был знать особенности национальной кухни разных стран, ибо нередко приходилось готовить для иностранных послов и делегаций. Во дворце часто давались обеды и устраи­вались приемы для представителей определенных слоев общества, к памятным и юбилейным датам, для служа­щих разных ведомств — гражданских и военных чинов. Обеды собирали большое число гостей. И здесь, несом­ненно, надо было соотнести трапезу со вкусами приглашенных. Кроме того, надо было хорошо знать русскую православную кухню, с ее постными и праздничными блюдами, так тесно связанными с народными обрядами, обычаями и церковными традициями. Впрочем, Харито­нову, как православному верующему человеку, все это было хорошо знакомо.

Бесконечно и удивительно разнообразие блюд, все­возможных яств, которыми щедро одаривались во дворце все приближенные Государя, приглашенные Им к столу. Трапеза, приготовленная Царскими поварами, — это подлинный пир, торжественная, радостная бла­годатная встреча, украшенная всеми земными дарами, которые посылает человеку Творец, оформленными ис­кусными руками настоящих мастеров кулинарии: «...дыни-глясе, сорбет а ля рояль, консоме торпо, парфе из земляники...».

Но вот ушли в прошлое праздничные встречи у хле­босольного и гостеприимного Царского стала, далеко на западе скрылось и само Царское Село — милый, родной для каждого, отправившегося в путь с Императором и его Семьей, уголок. 6-го августа (ст. ст.) 1917 года Го­сударь записывает в своем дневнике:

«В 6 1/2 ч. пришли в Тобольск, хотя увидели за час с 1/4.

На берегу стояло много народу, — значит, знали о нашем прибытии. Вспомнил вид на собор и дома на горе...».

Когда пароход подошел к пристани, раздался благо­вест во всех церквах. Охрана стала опасаться возмуще­ния в народе. Вскоре комиссарам объяснили, что благо­вест в честь сегодняшнего праздника Преображения Господня. «Вспомнил вид на собор. — пишет Импе­ратор. Он вспомнил Свое посещение Тобольска 10 июля 1891 года, когда, будучи Цесаревичем, возвращался из путешествия на Восток. Его в Тобольске встречали три­умфальные ворота, украшенные зеленью и цветами ули­цы, горожане подносили хлеб-соль при звоне колокола кафедрального собора. Тогда в Тобольске были одаре­ны Цесаревичем все: от нижних чинов до офицеров, а также священство, городское начальство — серебряны­ми рублями, золотыми часами, дорогими перстнями, ор­денами, медалями…

Теперь на Царскую ласку и милости отвечали черной неблагодарностью. Это сказывалось во всем, и, даже в такой малости, как пища. Питание узников в изгнании было скудным и однообразным, — средства, отпускаемые на содержание Царской Семьи, сокращались с каждым днем. Однако, даже в таких суровых условиях, верным и любящим слугам удавалось устраивать для своих Хозя­ев маленькие праздники.

В день Светлого Воскресения Христова, который в 1918 году пришелся на 22 апреля (ст. ст.), в Тоболь­ске приближенные и Дети, оставшиеся без Родителей, отправленных в Екатеринбург, собрались за празднич­ной трапезой. Сколько смекалки, умения, любви, тру­да должен был приложить Иван Михайлович Харито­нов, чтобы все ощутили, почувствовали праздник! И Царский повар устроил настоящий, праздничный пир. Для всех!

Великая Княжна Ольга Николаевна благодарила за чудо-праздник, который устроил Харитонов; «Только ро­дителей нет», — с грустью добавила она…

В Екатеринбурге узников еще больше стали ограни­чивать в питании, продуктов почти не оставалось, и их выбор был очень скуден. Однажды Харитонов готовит пирог из макарон.

Император Николай II отмечает в своем дневнике (1918 г.):

«19 мая. [...] Ужин опять принесли за два часа — Ха­ритонов его разогрел к 8 час.».

«29 мая. [...] К завтраку Харитонов подал компот, к большой радости всех».

«5 июня. [...] Со вчерашнего дня Харитонов готовит нам еду, провизию приносят раз в два дня. Дочери учат­ся у него готовить и по вечерам месят муку, а по утрам пекут и хлеб! Недурно!».

Дневник Императрицы Александры Феодоровны:

«20 мая. Харитонов приготовил нам картошку, салат из свеклы и компот».

«4 июня. Обед, приготовленный Харитоновым [...] — теперь он готовит нам еду. Смотрела приготовления Ха­ритонова для выпечки хлеба».

«7 июня. Харитонов приготовил макаронный пирог Для других и меня, потому что совсем не принесли мяса».

«27 июня 2-й день остальные не едет мяса и пита­ются остатками скудной провизии, привезенной Харито­новым из Тобольска».

Однажды Император сказал Своему повару: «Хоро­шо меня кормишь, Иван! Почти как в Царском». Эго, конечно, были слова поддержки, так как готовить по-на­стоящему хорошо не позволяли ни средства, ни возмож­ности.

О Харитонове много говорят его письма своей се­мье — даже не письма, а коротенькие открытки.

В 1896 г. И. М. Харитонов женился на Евгении Анд­реевне Тур, происходившей из обрусевшего немецкого рода. Она рано осиротела, воспитывал ее дед по мате­ринской линии, П. С. Степанов (1817-1901), который отслужил 25 лет солдатом, ни разу не попав в штрафной журнал, и заканчивал свой век в собственном доме в Колпине, воспитывая детей овдовевшей дочери. Брак Ивана Михайловича и Евгении Андреевны был счастли­вым. У них родились дети: Антонина, Капитолина, Петр, Кирилл, Екатерина, Михаил. Екатерина Ивановна Хари­тонова в 1928 г. вышла замуж за командира Красной Ар­мии Михаила Харитоновича Мультатупи. Их сын Вален­тин Михайлович Мультатупи хранит благодарную память о своем деде — Иване Михайловиче Харитонове, пере­дав ее и своим детям. Информация о И. М. Харитонове почерпнута в основном из бесед с Валентином Михай­ловичем.

Император Николай П, сначала будучи Наследником

Цесаревичем, а затем и став Государем, много путеше­ствовал. Харитонов, как один из Его поваров, постоянно сопровождал Его в таких поездках. В 1913 году герман­ский император Вильгельм П с особым почетом прини­мал русского Царя. Всем Его слугам были предоставле­ны личные экипажи и сделаны подарки: Харитонову — золотые запонки в виде германского орла (до Первой мировой войны оставался год). В том же 1913 году Иван Михайлович купил в Берлине настенные часы, которые идут почти без ремонта по сей день.

Подолгу отсутствуя дома, Иван Михайлович в тече­ние почти всей жизни посылал к родным берегам вес­точки из разных мест. Домой шли открытки с видами, шли со всей России, с Востока, со всех городов и стран, где бывал Государь — из Франции, Англии, Германии, Дании, Италии. Никого из своих шести детей и, разуме­ется, жну свою, Харитонов никогда не забывал. Открыт­ки его в общем однотипные, но при внимательном чте­нии можно найти в них любопытные оттенки. Впрочем, в любой открытке, кому бы она ни была адресована, пере­числяются все домочадцы Ивана Михайловича.

Вот открытка жене: «Здравствуй! Дорогая Женеч­ка, крепко тебя целую, я, слава Богу, здравствую. Завт­ра уезжаю на 4 дня в море, по приезде сообщу. Будь здорова, целую крепко дорогих Тонечку, Капочку, Пе­теньку, Катеньку, Кирочку и Мишуху. Затем до скорого и приятного свидания. Ваш Иван». Вот открытка двух­летнему сыну, самому младшему: «Дорогой Миша! По-

здравляю тебя с Днем твоего Ангела, а Маму, Тоню, Капу и Киру с дорогим именинником. Целую всех креп­ко. Любящий тебя твой Папа». Или такое письмо: «Миша! Здравствуй! Поцелуй всех. Твой Папа». Как рассказывает Валентин Михайлович Мультатули, по се­мейным воспоминаниям, получив такое письмо «двух­летний Михаил Иванович с большой ответственностью за порученное дело шел целовать Маму, Тоню, Капу, Катю и, возможно, даже всех по порядку». Кстати, по­рядок обращения к членам семьи согласно возрасту свято соблюдался. Нарушение его требовало немедлен­ного исправления несправедливости: «Дорогая Катенька, ты не сердись, что я послал сперва Кирочке, а те­перь посылаю тебе. Я ошибся в очереди, теперь стара­юсь исправить ошибку». «Дорогой Петя! Здравствуй! Крепко тебя целую и молю Бога, чтобы тебе перейти во второй класс». За свою старшую дочь, за ее хрупкое здоровье он особенно волновался: «Дорогая Тонечка, здравствуй! Пиши, Голубка, как твое здоровье. [...] Как твои успехи в науках?» Или: «Дорогая Тонечка! Здрав­ствуй! Письмо твое получил, за которое крепко тебя целую и радуюсь, что ты попала в Гимназию, Будь здо­рова. Любящий тебя твой Папа». (Тонечка умерла в юности, в 1919 г., в Тобольске.)

В этих кратких и таких простых словах столько люб­ви, доброты, нежности!

Летом семья Харитонова жила на даче в Петергофе или рядом с ним на Знаменке, но вскоре Иван Михайло­вич построил большой двухэтажный дом в Тайцах, где, как говорили, предполагалось и строительство дворца для Наследника Цесаревича. Харитонов очень любил Тайцы, и в летние месяцы семья жила только там.

Во время Первой мировой войны приезды Ивана Ми­хайловича, сопровождавшего Государя в Его многочис­ленных поездках, были большим праздником для семьи. Он всегда привозил какие-нибудь подарки. Однажды при­вез в подарок знаменитую германскую каску с пикой, к великому восторгу мальчиков. Любовь к Родине, лю­бовь к России в семье Харитонова передавалась под­спудно и всем детям. Иван Михайлович любил русские песни: «Ты помнишь ли, товарищ неизменный, // Так офицер солдату говорил..., // Как гром войны, великий гром победный // Святую Русь внезапно огласил...», а также «Снега белые пушистые», «Умер бедняга в боль­нице военной» (песня на стихи Августейшего поэта К. Р., Великого Князя Константина Константиновича, дяди Императора Николая II), «Ямщик, не гони лошадей» и другие — эти песни с детства помнит внук Ивана Ми­хайловича Харитонова Валентин Михайлович. Их ему пела бабушка Евгения Андреевна. И еще он вспомина­ет, как в детстве, когда его мальчишеские проказы огор­чали Евгению Андреевну, она сердито говорила озор­нику: «Вот погоди, приедет Ваня, он тебя накажет!» Она не верила, что мужа нет в живых, что Царскую Семью расстреляли, и Ваню вместе с ними тоже. И все ждала его возвращения.

В 1921 году дом в Тайцах продали за два или три меш­ка картошки, капусты и какое-то небольшое количество муки.

В Петербурге семейным приходом Харитоновых была церковь св. великомученика и целителя Пантелей­мона на Пантелеимоновской улице. Всех своих детей они крестили именно в этой церкви. Жили Харитоновы на ул. Гагаринской, в ведомственном доме №7, в квар­тире №35 (после революции и всего происшедшего семья покинула этот дом, но волею Божьей во время блокады Екатерина Ивановна и ее сын Валентин Михай­лович оказались именно в этом доме и в квартире, хотя и другой, но по соседству, и с таким же номером). До­чери Ивана Михайловича учились на Бассейной улице в Литейной женской гимназии. Поэтому ему приходилось время от времени бывать на этой улице, где было рас­положено знаменитое подворье Леушинского монасты­ря с храмом св. апостола Иоанна Богослова, любимое место служения о. Иоанна Кронштадтского. Дети Ива­на Харитонова бывали на «Леушинских Литургиях» до­рогого батюшки.

«Когда Царская Семья жила в Александровском двор­це, — вспоминает Валентин Михайлович Мультатупи, — то Харитонов работал рядом, в небольшой пристройке, которая сохранилась до сих пор. То же самое было и в Александрии, в Петергофе. Эго помещение, превращен­ное в коммунальные квартиры, в советское время сдава­лось на лето, и я в детстве заходил со старшими в этот дом, где они тоже чуть было не сняли комнату на лето. Затем какое-то время мы все-таки жили рядом с Коттед­жем, в бывшем доме Великой Княгини Ольги Александ­ровны, тоже превращенном в коммунальные квартиры, которые их новые хозяева тоже сдавали на лето дачни­кам.

Парк “Александрия” хранит немало воспоминаний, связанных с Семьей последнего Императора. В этом пар­ке Император появлялся без видимой охраны. Однажды вечером, когда бабушка с Иваном Михайловичем сто­яли на крыльце своего служебного дома, мимо в цивиль­ной одежде прошел какой-то господин, и Иван Михай­лович ему поклонился. “Кто это?”, — спросила его жена. “Это Государь”, — ответил ей он».

Государыня и Царские Дети также отличались уди­вительной благородной простотой, отзывчивостью и за­ботой о людях. Это особенно стало очевидно в тяжелые годы войны и в годы сибирской ссылки. Но и в мирное время отношение ко всем людям, окружавшим Царскую Семью, было самым добрым и благожелательным. Од­нажды в Германии у выхода из магазина Государыня за­метила Харитонова и посоветовала ему купить шерстя­ной плед, так как пледы в этой стране были, действитель­но, очень хорошего качества.

Когда наступило время заточения и ссылки, для Ива­на Михайловича не стояло вопроса: оставаться ему с царской Семьей или нет.

Он немедленно дал свое согласие.

С того момента, как Царская Семья стала жить под арестом в Александров­ском дворце, все находив­шиеся вместе с Ней лица также оказались на положе­нии арестованных. Это рас­пространялось и на Харито­нова. При этом его семья жила отдельно, в Царском Селе. Так как последний метрдотель Императорского двора француз Оливье покинул Россию, Харитонову было поручено исполнять его обязанности. Эти обязанности Харитонов исполнял до последнего дня.

Сохранилось письмо Ивана Михайловича из Алексан­дровского дворца, датированное 19 июня 1917 года. Оно начиналось словами: «Здравствуйте, дорогие мои Женеч­ка, Тонечка, Капочка, Катенька, Кирочка и Мишутка. Крепко вас всех целую и молю Бога о вашем здоровья, — и заканчивалось письмо необычно, — Ваш навеки Иван».

1 августа 1917 г. решением Временного прави­тельства Царскую Семью отправили в Тобольск. Вме­сте с ней в Сибирь поехали вышеназванные лица, в

том числе и повар Харитонов. Его жена, Евгения Ан­дреевна, и их дети последовали за ним. Жизнь в То­больске была вначале лучше, чем в Царском Селе. Население, в целом, весьма сочувственно относилось к Царской Семье. Сопровождающим лицам было раз­решено жить отдельно с семьями. Харитонов по-пре­жнему занимался кухней и приготовлением пищи для Царской Семьи, Выполнять свои обязанности Хари­тонову было все сложнее и сложнее, так как смета на расходы двора постоянно уменьшалась, сначала Вре­менным правительством, а потом и очень резко боль­шевиками. «Как трудно приходилось Харитонову, вид­но из книги ведения хозяйства, которая хранится в Российском Государственном Историческом архиве (РГИА РФ)». Как мы уже упоминали, когда деньги совсем перестали поступать, Царская Семья была вы­нуждена распустить штат прислуги и обслуживающий персонал, так как платить им было нечем. Боткин, Ха­ритонов, Трупп, Демидова, Нагорный, Седнев оста­лись работать бесплатно. ,

Под Новый, 1918-й год, Государыня подарила жене Харитонова Евангелие с надписью: «Харитоновой с се­мьей. Александра». Евангелие осталось в разрушенном во время блокады доме №45 по Таврической улице, и кто знает, быть может, оно и цело, — надеется Валентин Михайлович. Евангелие неустанно, до самой смерти чи­тала Е. А. Харитонова.

В Тобольске Харитонов часто ходил по богатым купцам и другим известным жителям города и просил взаймы — для Царской Семьи. Ему часто отказывали, а когда давали, требовали записывать каждую мелочь. Невозможно без чувства глубокой горечи и стыда чи­тать строки хозяйственной книги: «От купца такого-то получено столько-то ведер молока, от мастерового такого-то столько гвоздей» и так далее. Зато простой народ и монахи близлежащих монастырей сами несли к «Дому свободы» кто что мог: сметану, молоко, яйца, мясо. Пока Царской Семье было разрешено посещать церковь, люди, завидя их, опускались на колени, откры­то жалели. В это же время Государь получил благо­словение от Тобольского архиепископа Гермогена (Долганова), которому вскоре также предстояла му­ченическая кончина. Один раз к губернаторскому дому даже пришел мулла с прихожанами местной мечети. Мусульмане опустились перед домом на колени и мо­лились за Царскую Семью.

Когда большевики решили перевести в Екатеринбург остальных членов Царской Семьи, с Ними уехали и не­которые слуги. Поскольку Харитонов тоже уезжал, жене и детям разрешено было с ним проститься. Об этом про­щании жена Харитонова рассказывала впоследствии сво­им детям и внукам. Пристань, где стоял пароход, на ко­тором везли Царских Детей, была почти пуста. Наслед­ник Цесаревич все время глядел в окно каюты и беспре­станно махал рукой в направлении пустынного берега. На берегу стояла дочь доктора Боткина Татьяна, а на дру­гом месте — жена Харитонова со своей десятилетней дочкой Екатериной, которая тоже махала рукой Наслед­нику — расставание с ним на пристани она запомнила на всю жизнь.

Как бы предвидя участь уезжающих, камердинер Им­ператрицы А. А. Волков сказал Ивану Михайловичу: «Ос­тавьте золотые часы семье», на что тот возразил, что при любых обстоятельствах надо вести себя так, как если бы все было к лучшему. Кроме того, оставленные часы огор­чат семью. «Вернусь — с часами, а не вернусь, — зачем их пугать раньше времени?» — так, по воспоминаниям Волкова, говорил Харитонов. Там, на пристани, Иван Ми­хайлович в последний раз простился с женой и дочерью. Больше им никогда не было суждено увидеться в этой жизни.

Правнук И, М. Харитонова Петр Валентинович Мультатули, изучая документы и обстоятельства, при которых совершен был дикий самосуд над Царской Семьей, слу­гами — в том числе над его прадедом, обратил внимание на такой факт:

«1 июля 1918 года Харитонов на шкафу в одной из комнат обнаружил какие-то металлические пред­меты и позвал охранника. Когда тот пришел в комна­ту, то установил, что на шкафу лежало восемь заря­женных бомб. Как они попали туда, неизвестно. Ско­рее всего, это была очередная болыпевицкая прово­кация».

Известно, что, когда доктору Боткину предложили ос­тавить Царскую Семью и уговорить всех остальных «простых людей из народа» последовать его примеру, тог поблагодарил за «заботу» и сказал, что его долг врача не позволяет ему этого сделать. Придя в Ипатьевский дом, он передал И. М. Харитонову и А. Е. Труппу свой разго­вор с чекистами. Все они дали (и уже не в первый раз) единственно возможный для них ответ: они навсегда свя­зали свою судьбу с судьбой своего Государя. Кроме того, Боткин, Харитонов и Трупп полагали, что пока они, «про­стые люди», находятся вместе с Царской Семьей — са­мосуд над Ней невозможен.

Между тем, чекисты решили иначе. На вопрос одно­го из них, что же будет с прислугой, Юровский ответил: «Мы с самого начала предлагали им покинуть Романо­вых. Часть ушла, а те, кто остался, заявили, что желают разделить участь монарха. Пусть разделяют».

Эти слова были наглой ложью. Юровский прекрасно знал, что те, кто ушел, были тоже расстреляны или томи­лась в тюрьмах, в ожидании расстрела. Та же участь жда­ла и поваренка Леонида Седнева, которого Юровский «благородно» отпустил накануне бандитской расправы в Ипатьевском подвале: через 11 лет, в 1929 году, он бу­дет расстрелян в Ярославле по обвинению в «контррево­люционном заговоре».

Правнук Ивана Михайловича Харитонова стал исто­риком. Его перу принадлежит несколько исторических ис­следований о времени правления Императора Николая П, а также книга «Свидетельствуя о Христе до смерти», по­ священная расследованию обстоятельств, связанных с гибелью Царской Семьи, установлению роли каждого па­лача — заказчиков и исполнителей этого преступления.

Его отец, внук царского повара, Валентин Михайло­вич, поэт, переводчик с французского языка, препода­ватель Санкт-Петербургского университета, посвятил свою жизнь обучению и воспитанию молодежи.