Глава 11. Бьянка и мой близнец

Среда, 15 сентября 1999 года

Я предупредил консьержа отеля, что в этом году я чувствую себя более утомленным, чем обычно, и посе­му вынужден, к сожалению, прервать курс лечения фан-го и массажем; поэтому он ничуть не был удивлен, когда в семь утра я появился у стойки. Нет, я не чувствую се­бя хуже, чем в день приезда, да и доктор Перуккио, с ко­торым я проконсультировался, меня успокоил: скорее всего, это просто умственное переутомление. Да, тиши­на и покой в гостинице пошли мне на пользу... Я обяза­тельно приеду на будущий год, но сейчас хочу провести

page 196 / 197--------------------------------------------------------------------------------------------------

пару дней в Венеции и вернусь только вечером в четверг. Не будет ли он любезен подготовить мне счет к суббот­нему вечеру? Я уеду в воскресенье, как и планировалось.

Консьерж, должно быть, обрадовался тому, что я их покидаю. Ведь мое вчерашнее прибытие в совершенно новом облике поразило всех, и в гостинице, должно быть, получили факсы от ювелира и магазинов из Абано с запросами касательно моей платежеспособности. Можно не сомневаться в том, что отдыхающие, чье лю­бопытство обострено вынужденной праздностью, одо­левали консьержа своими расспросами... Но что он мог им ответить? Что не нужно обращать внимания на странности старого чудака-ученого? Возможно, у него какая-то тайная связь в Венеции. С мужчиной? О нет! Определенно с женщиной, судя по телефонным перего­ворам. И больше ему нечего сказать...

Я вызвал такси и отправился на вокзал, расположен­ный совсем рядом. Эти шикарные туфли были слишком узкие, а подошвы жесткие, поэтому у меня вновь появи­лись боли в пояснице. К счастью, трость помогала смяг­чить боль от каждого шага. Это все тот проклятый абанский обувщик: «Domani, вы сами увидите, вы не будете ощущать этой обуви, вы будете не ходить, а па­рить в облаках». Мерзкий обманщик...

Сойдя на вокзале Санта-Лючия, я сел на мотоскафо, чтобы добраться до площади Сан-Марко. Я хотел про­вести утро в кафе «Флориан», наблюдая здешнюю фа­уну — туристов и местных жителей. Мне повезло.

Обычно кафе «Флориан» по средам закрыто, но в этот раз, в виде исключения, оно было открыто. Прекрас­ное предзнаменование. Я покинул террасу, постепенно заполнявшуюся туристами, и вошел в зал. Внутреннее убранство того стоило: там были кабинеты XVIII века, запутанные коридоры, лепные потолки, бархатные кресла и круглые мраморные столики на ножке. Офи­циант принес мне капучино на массивном серебряном подносе...

— Месье кого-то ждет? Месье будет обедать здесь? — спросил он, когда я расплатился, оставив ему на чай.

Как он догадался, что я француз? Я ощутил нелов­кость, обнаружив, что моя национальность все равно проглядывает из-под полностью итальянского одеяния. Может, итальянцы как-то по-другому делают заказ или расплачиваются?

Наконец заиграл оркестр, и я сам себе удивился, об­наружив, что постукиваю пальцем по столу в ритме джаза. В другое время, в иной жизни, такая музыка за­ставила бы меня немедленно сбежать. В другое время? Но прошла-то всего лишь неделя!

Я заказал еще капучино. Теперь его цена возросла — из-за музыки! Прошелся среди завсегдатаев «Флориа-на». Я, пожалуй, был среди них самым элегантным, за исключением разве что одного итальянца в костюме-тройке, но даже у него не было такого бриллианта в ухе. Я заприметил одну прелестную, очень сексуаль­ную черноглазую брюнетку, сидевшую в одиночестве

page 198 / 199

за столиком. Она строила глазки и улыбалась. С утра пораньше! Но мне не хотелось стать ее первым клиен­том на сегодня. Под столом возле выхода спал огром­ный серый кот — местная достопримечательность. Ему, видно, так надоели все эти голуби, что он уже и глаз не открывал на шум их крыльев и воркование.

Я стал искать газеты. Оказалось, они закреплены на деревянных подпорках. Почти все немецкие, американ­ские или итальянские. Площадь Сан-Марко постепен­но розовела от восходящего солнца. Но туристы и голу­би уже начинали заполнять ее. Я купил один еженедель­ник, чтобы прочитать гороскоп на сегодня.

«Если вы в себе уверены, то оставайтесь при своих убеждениях». Я остановился, чтобы прочесть дальше, придерживая страницы журнала концом своей трости. «Меркурий поможет вам разобраться в ваших чувст­вах».

Все это, однако, не касалось чего-то самого важного!

Внезапно я оказался в самой гуще толпы японских ту­ристов, среди которых мелькало несколько хиппи. Doso, doso*. Excuse me. Sorry. Prego. Меня закрутили и под­толкнули ко входу в кафе «Квадри», напротив «Флориа-на». Почему я не поднялся на второй этаж, чтобы там, в тишине и покое насладиться изумительным видом на площадь Сан-Марко? Можно было и пообедать, хоть цены там астрономические. Машинально я ощупал зад-

Пожалуйста (яп.).

ний карман брюк: мой бумажник исчез, а с ним 500 ты­сяч лир* и тысяча долларов! А из кармана пиджака ис­чезли чековая книжка, записная книжка и паспорт, ко­торые также были украдены во время этой толкотни! У меня осталась только одна банкнота в 20 тысяч лир. Как раз хватит на четыре чашки капучино! «Ну и рази­ня же ты!» — подумал я. Ведь всем известно, что пло­щадь Сан-Марко, наряду с мостом Риальто и вокзалом Санта-Лючия — излюбленное место карманников. В толпе праздно шатающихся туристов не разыщешь во­ришку, так что нужно срочно заблокировать счета моих кредитных карточек и чековой книжки и заявить об уте­ре паспорта. Больше всего меня расстроила пропажа за­писной книжки, где были записаны все нужные теле­фонные номера, в том числе номер Бьянки.

Направляясь в полицейский комиссариат, находя­щийся под аркадами, я зашел в отделение «American Express». Я оказался не первым посетителем в этот день.

— No passport? OK. No ID card? OK. It may take se­veral days for a new card. You know, a lot of verifications!

— I know, thank you**.

Примерно 300 долларов. ** Нет паспорта? ОК. Нет идентификационной карточки? ОК. На получение новой карточки может потребоваться несколько дней. Знаете ли, необходимо много проверок! — Я знаю, спасибо

(англ.).

page 200 / 201-----------------------------------------------------------------------------------------------

Консульство Франции только что закрылось, было полдвенадцатого. А после обеда они принимали только по предварительной записи.

К полудню я прибыл в комиссариат. И был уже пятым простофилей в это утро. Передо мной стояли три аме­риканца и два японца. Фамилия, имя, адрес, prego. Ка­кая сумма? Полицейские агенты были равнодушными, ко всему привыкшими. Для них это была рутина. Они могут связаться с моим банком по факсу, grazie. Мне да­же удалось пошутить с агентессой. Я стал бродягой, бродячим щеголем. Осталось только продать серьгу из уха и туфли! Что вы умеете делать? Составлять горо­скопы для кошек...

Я испытал шок от этих краж — но с чувством фата­лизма. Если бы такое случилось неделю назад, я был бы охвачен гневом, тревогой и беспокойством. А теперь: мехтуб!* — только и сказал я сам себе. Нужно было как-то связаться с Бьянкой, но я не мог вспомнить номера ее мобильного телефона.

Я возвратился и присел на террасе «Флориана», дер­жа трость между ног. Мое внимание привлекла группа, или, точнее, стая японских туристов, следовавших за гидом, размахивавшим флажками. Это был удачный момент, чтобы попытаться выудить из них немного денег. Doso, doso, pictures with pigeons!** Я показал же-

Судьба (араб.). ** Пожалуйста, фото с голубями (яи._; англ.).

стом, что могу сфотографироваться с группой или в одиночку. Arrigato, arrigato*. Теперь я знаю, как выгля­дят новейшие цифровые видеокамеры. Doso, arrigato.

Я снова сел и стал бросать крошки голубям. Мало-по­малу они стали садиться мне на голову, пиджак и трость. После некоторой тренировки мне удалось удерживать одновременно трех голубей на вытянутой трости и одного на голове. Улыбочка. Фото. Arrigato. Фото с мадам? С малышом? Arrigato. Я протянул руку с двусмысленным жестом и собрал несколько мелких купюр. Последний турист из японской группы указал мне на вновь прибывших. Я снимался с голубями на фо­не зданий прокураций, башни с часами, колокольни, ба­зилики и, наконец, Палаццо Дукале. La Piazzetta, no, sorry. Too far**. Еще одна группа. Это, должно быть, sci­entists, у них закончился конгресс. Здесь я не имел успе­ха. Несколько громких смешков. Еще фото с двумя го­лубями, сидящими на трости. Улыбочка. Мелкая купю­ра. Dom arrigato gozaimas! Я вернулся и уселся на один из последних свободных стульев. Оркестр начал играть вальсы Штрауса. Я незаметно просмотрел свой улов. Почти сто тысяч лир! Тут я заметил, что ко мне при­ближается Бьянка.

— Профессор Жуве, что это вы тут вытворяете с го­лубями? Вы не находите это неуместным?

До свидания, до свидания (яп.). ** Пъяццетта, нет, извините. Слишком далеко (итал., англ.).

page 202 / 203------------------------------------------------------------------------------------------------

Похоже, что она разгневана. Она была в другом пла­тье, зеленом, под цвет глаз. В этом она гораздо более со­блазнительна, подумал я. Я не сдвинулся и сделал вид, что вижу ее впервые. Она подошла к моему столику с видом одновременно возмущенным и удивленным. Я поднялся.

— Не думаю, что мы знакомы, — сказал я со всей воз­можной учтивостью.

— Как? Вы не профессор Жуве? Мишель Жуве?

— Нет, мадам. Я его брат-близнец. Морис Жуве. Мой брат в Монтегротто.

Откуда вдруг возникла эта идея насчет брата-близне­ца? Не знаю. Меня внезапно осенило, как при азартной игре, и этот виртуальный двойник захватил полностью все мое существо, которое так изменилось с этим новым костюмом, серьгой в ухе и усиками.

— Как это может быть? Такое сходство! Вы что, из­деваетесь надо мной?

— Очень даже может быть, дорогая мадам. Когда мы были во младенчестве, только наша матушка и могла нас различить. Мы двойняшки. А вы знаете моего брата Мишеля? Он известный ученый.

— Я с ним встречалась четыре дня назад, или, точнее говоря, мы встретились. Мы даже провели вечер в «Ки-приани». Просто невероятно, у вас тот же голос... И тоже что-то с ногой, — сказал она, посмотрев на мою трость.

—- Увы, дорогая мадам, та же нога. Это редкий гене­тический тип артроза, им же страдала и наша бедная

матушка. Потому-то мой брат и лечится в Монтегрот-то. Развитие этой болезни, к несчастью, необратимо. Нам обоим предстоит операция, — грустно сказал я, повесив голову.

— Просто невероятно. Конечно, различия есть: при­
ческа, бородка, усы, серьга, костюм... Но, клянусь бо­
гом, вы — профессор Мишель Жуве!

Я усадил ее рядом с собой. Мне не следовало много болтать.

— Дорогая мадам, вы закажете что-нибудь?

— Чашку капучино, как и вы. Брат-близнец, брат-близнец, — повторяла Бьянка, — так вот почему ваш брат всегда интересовался двойняшками! Но он мне никогда про вас не рассказывал, — сказала она.

— А вы что, его хорошо знаете?

— Я была в Лионе, в вашей лаборатории, в прошлом году.

— В его лаборатории, — заметил я.

— Ну да, ваш брат однажды даже пригласил меня до­мой, но ни его жена, ни дети ничего не говорили про вас.

— Вы знаете, дорогая мадам, это ведь своего рода се­мейный секрет. Я ведь белая ворона. Мой брат стал на­стоящим ученым, а я — неудачник. Тот, кто ничего не может довести до конца. Но ни мои племянники, ни моя племянница меня не стыдятся, чего — увы! — нельзя сказать о моей золовке, — продолжал я.

Бьянка все еще сомневалась.

Page 204 / 205

— He могу поверить своим глазам. Вы совершенно одинаковы.

— Есть несколько признаков, которые позволяют нас различить — в физическом плане, конечно. У меня есть шрам на спине, которого нет у него. А если бы, по слу­чаю, вы узнали моего брата интимно, то обнаружили бы черное родимое пятно у него на мошонке, которого нет у меня.

Она покраснела.

— Я вас умоляю. Во всяком случае, ваш брат подели­катнее вас!

— Прошу прощения. Мой брат ведь только с кошка­ми общается. Он и стал вежлив, как кот: молчит и мур­лыкает.

— А росли вы вместе?

— До войны да. Потом он ушел в армию, занялся ме­дициной. Я остался дома и поступил на научный фа­культет.

— По какой специальности?

— Биологическая океанография. Моя диссерта­ция была посвящена половой жизни гигантского кальмара.

Удивительно, как легко я выдумывал мою новую, виртуальную жизнь! Я в самом деле становился другим человеком и уже с некоторым сожалением и снисходи­тельностью посматривал на того, «другого», которого я покинул, быть может, навсегда...

— Вы много путешествовали?

— При моей работе — даже слишком, особенно в сто­рону Антарктики. Туда, где размножаются гигантские кальмары. У них глаза — как кастрюли, тридцать санти­метров в диаметре!

— Терпеть не могу этих осьминогов... А вы часто ви­дитесь с вашим братом?

— Не очень. Я сюда приехал, потому что испыты­вал денежные затруднения. А сейчас они еще более обострились. Я абсолютно нищ. Меня только что обокрали. Украли мой бумажник с кредитными кар­точками, паспорт и чековую книжку. Вот почему я корчу шута с этими голубями — чтобы раздобыть не­сколько тысяч лир. Воровство — это здесь нацио­нальный вид спорта. На самом деле везде так, и во Франции творится то же самое, — заметил я, спохва­тившись, что она может обидеться. — А вы, дорогая мадам, тоже, как мой брат, изучаете кошек и крыс?

— Нет, я изучаю сон и сновидения у людей. Я психо­лог. Меня зовут Бьянка Ф., я из Турина.

— Можно я буду называть вас Бьянка, моя дорогая?

— Как вам угодно. А как мне вас называть, вы ведь так похожи на брата-профессора?

— Зовите меня Морис, или Маурицио. Вы изучаете сновидения у близнецов?

— Да, но это сложно. Было бы потрясающе сравнить сны у вас и вашего брата!

— Мой брат всегда просит меня описать сны, кото­рые запомнились. Но я всегда смущаюсь, ведь это де-

Page 206 / 207

ло слишком уж интимное... А кстати, как он пожива­ет?

— А разве вы его еще не видели?

— Нет, но я ему звонил, просил денег. Мне снова при­шлось выслушивать его нотации. В психологическом плане мы совершенно разные, что обидно, так как про­тиворечит его теории...

— Да, на прошлой неделе, на конференции в Венеции, ваш брат полностью отказался от своей теории. Он в нее больше не верит. Может, и из-за вас. В самом деле, у вас, похоже, совсем иной психологический профиль. Не могу себе представить, что ваш брат позволил себе фотографироваться с голубями на голове, чтобы вытя­нуть деньги из японских туристов! А вы женаты?

— К счастью, нет. Мне кажется, что я приношу несча­стье женщинам.

— А вы давно в Венеции?

— Всего три-четыре дня.

— А почему вы не поехали в Монтегротто?

— Это кошмарное место, где полно старых паралити­ков. Не хочу я там встречаться с братом. Я от этого сам делаюсь больным. Я лучше подожду его здесь. А теперь у меня вообще нет ни лиры.

Наступило долгое молчание. Кажется, Бьянка начи­нала, наконец, верить моему рассказу.

— Хотите, поужинаем вместе? — спросила она.

— Если это не нарушит ваших планов... то с большим удовольствием!

— Теперь, когда я знакома с братом-близнецом про­
фессора Жуве, мне бы ужасно хотелось пригласить вас
обоих одновременно.

«Бедная моя Бьянка, ты желаешь невозможного», — подумал я.

— Ну, может, когда-нибудь, — промямлил я.

— Мы пойдем в маленький ресторанчик возле Дзатте-ре с двумя моими друзьями.

— Друзьями, которые знают моего брата? — спросил я с деланым испугом.

— Нет, они его никогда не видели.

Я заметил, что на площади появились группы каких-то туристов — не то японцев, не то американцев, — на которых можно было подзаработать. Какие-то хиппи неопределенного пола (их на самом деле трудно разли­чить) заняли мое место среди голубей. Бьянка молча наблюдала за мной. Она заметила мой золотой «ролекс» и посматривала на трость.

— Вас заинтересовала моя трость? Смотрите, Бьян­
ка!

Я развинтил трость и показал ей два цилиндриче­ских флакона с зеленым шартрезом и виски. — Не жела­ете? Это из настоящего шотландского ячменя.

— Я в самом деле начинаю верить, что вы — не Ми­шель Жуве. Он терпеть не может виски.

— Да, мой брат пьет только белое вино! Оно для не­го — болеутоляющее! Когда вы были в Лионе, он за ва­ми ухаживал? Вы целовались?

Page 208 / 209

— Это бестактный вопрос! Он был очень замкнут и сдержан.

— Бирюк бирюком. И выглядит как дикарь — вечно без галстука, в вельветовых штанах. Не умеет одевать­ся. Это просто интеллигентский снобизм. Надо мне бы­ло дать ему пару уроков.

— В самом деле, у вас шикарный вид и очень красивые часы.

— Бьянка, могу я вас попросить об одной услуге? По­ка я валял дурака с этими голубями, они могли обгадить мой новый пиджак.

Она внимательно осмотрела пиджак со спины.

— Нет, все в порядке, вам повезло. Вообще-то голу­
биный помет очень трудно удалить, особенно с такой
красивой ткани...

Площадь Сан-Марко становилась голубой. Перед ба­зиликой ложились тени. Мы сидели в глубоком молча­нии. Я попытался положить правую руку ей на колено. Вначале как бы нечаянно, перемещая трость, потом на­долго. Она никак не реагировала. «Ну, старина, поду­мал я, не упускай этой возможности. Если твой брат-близнец никогда не умел заходить слишком далеко, то теперь твой черед идти в атаку». Это мысль заставила меня улыбнуться.

— Чему вы улыбаетесь? — спросила Бьянка.

— Я думаю о моем бедном брате, в этих грязевых ваннах среди старых немок, сморщенных и горбатых... Вы сказали, что мой брат выступал на прошлой неделе

в Венеции на какой-то конференции. Он хорошо гово­рил?

—На конгрессе по сну? Нет. Всех удивил тон и тема его выступления. Он почти дошел до признания того, что ошибался всю свою научную жизнь. Тяжело было это слышать. Даже противники его идей были сильно разочарованы.

—Откуда вы такая? Вы мне уже говорили, но я за­был. Я вами совершенно очарован. Вы так прелест­ны!

—Я из Турина, — ответила она, покраснев.

—Вы долго пробудете в Венеции?

—Только сегодняшнюю ночь. В чудной маленькой гостинице «Ла Калчина» к югу от Дорсодуро; это ста­ринный дом Джона Раскина. Я надеюсь, что смогу найти вам там номер. Я уезжаю в Турин завтра вече­ром.

—А вам не кажется, что этой ночью мы могли бы раз­делить наши сновидения?

—Chi lo sa? — она посмотрела на меня с любопытст­вом.

—II gatto lo sa*, — ответил я, указывая на огромного дрыхнущего кота из кафе «Флориан».

Нужно соблюдать осторожность. С чего это я вдруг заговорил о сновидениях? И не надо ее уговаривать. Ре­сторанное вино само все сделает.

Кот знает (итал.).

page 210 / 211 —-----------------------------------------------------------------------------------------------

— А завтра вы останетесь в Венеции? — спросила
Бьянка. — Мне бы так хотелось встретить вас двоих
и вместе сфотографироваться!

Часы на башне пробили семь часов. Жар от камней площади стал понемногу уступать место свежему бризу с канала. В течение всего дня площадь Сан-Марко ме­няла цвета: сначала она была розовой, потом голубой и, наконец, зеленой, как цветник из гортензий. Туристы расходились. Зажглись фонари. Пора было перемещать­ся в ресторан.

— Бьянка, — сказал я, — мне нужно позвонить
брату в Монтегротто и договориться о завтрашней
встрече. Кажется, он мне говорил, будто собирает­
ся в Рим на уикенд. Но, если позволите, я ему по­
звоню.

Бьянка протянула мне свой телефон, и я набрал но­мер отеля. Нужно было немедленно пресечь эту идею Бьянки насчет встречи с нами обоими.

— Pronto, профессор Мишель Жуве здесь? Is he in the
hotel?*

Телефонистка надрывалась, повторяя: он не здесь, он уехал в Венецию. Я отвечал: он не оставлял записки для своего брата? Я его брат Морис. Он в Риме? В каком отеле? До какого числа? Grazie.

— Все, как я и думал, — сказал я Бьянке. Он уехал
в Рим на пару дней. Хотел бы я знать, что он там делает.

* Он в отеле? (англ.)

— Я тоже, — заметила Бьянка. — Ведь мы собирались с ним встретиться сегодня или завтра. Очень интересно!

— В следующий раз мы встретимся в Турине — это такой красивый город! Вы покажете памятные места, связанные с Санте де Санктисом.

Бьянка встала. На ее губах блуждала странная улыбка.

— Боюсь, вам будет больно идти. Мы сядем на 52-й до Дзаттере. Мои друзья ждут меня в траттории.

— Бьянка, умоляю вас, не говорите вашим друзьям, кто я. Давайте сохраним семейную тайну!

Бедная Бьянка! Она могла встретить только одно­го из близнецов, даже после того, как второй — вер­нется. Мне было так хорошо в моей новой шкуре, что не было никакого желания влезать в старую. Эта ста­тья в «Philosophical Transactions», эти конференции, все это, еще недавно такое близкое, теперь казалось бесконечно далеким, почти стершимся из памяти... Только Муранелла связывала теперь меня с моим бра­том-близнецом. Это была тайна, принадлежащая только нам двоим. Как объяснить Бьянке, что я еще не теряю надежды встретить завтра Муранеллу?

Ладно, завтра будет новый день. Особенно, если я проведу ночь с Бьянкой...

Из маленькой траттории «Сан-Базилико» открывал­ся изумительный вид на Джудекку, освещенную огня­ми, отражавшимися в темных водах канала. Двое дру­зей Бьянки дожидались нас, жуя antipasti. Кто они —

page 212 / 213

психологи, может, микропсихоаналитики? Бьянка представила меня как французского океанографа. Ме­ня жутко раздражало присутствие этих несносных субъектов, мешавших мне продолжить начатое. Они достаточно хорошо понимали английский. Я перевел разговор на гигантских кальмаров, самцы которых сра­зу после диких сношений со своими самками погибают на просторах Антарктики.

Мы ели спагетти с чернилами каракатиц, а Бьянка, по-прежнему ненавидевшая семейство кальмаров, довольст­вовалась жареной рыбой. Она часто выходила, чтобы по­звонить. Я не осмеливался ее спросить, нашла ли она мне комнату в своем отеле. Эта парочка психологов, по сча­стью, покинула нас, когда мы вышли из ресторана.

— Это всего в десяти минутах ходьбы отсюда, ну, мо­
жет, для вас, из-за вашей ноги — в двадцати, — сказала
Бьянка.

Я пытался ее обнять, но она всякий раз со смехом от­странялась. Она позволила мне только положить руку ей на плечо, когда мы шли вдоль канала от Джудекки к Дзаттере.

Когда мы вошли в холл дома Раскина, портье попри­ветствовал Бьянку.

— Buona sera Dottore. II Professore Michel Jouvet vi
aspetta nella vostra camera*, — и он ей вручил вначале
один ключ, затем другой.

* Чертова пилюльница (итал.).

— Это ваш, Маурицио, — передала мне ключ Бьян-
ка. — Ваш номер напротив нашего. Ведь ваш брат во­
все не в Риме. Он ждет меня в моей комнате. A domani.
Buona notte*.

И, посмеиваясь, она стала подниматься по лестнице.