Проблемы в процессе проведения сестринских исследований

- несовершенство нормативно-правовой базы, определяющей профессиональную деятельность сестринского персонала;

- недостаточная обеспеченность сестринскими кадрами в медицинских организациях;

- соответствие ненадлежащего качества многоуровневой последипломной подготовки специалистов потребностям практического здравоохранения;

- отсутствие системы и нормативной базы по развитию научных исследований в области сестринского дела;

- отсутствие правовых норм о возможности внедрения новых организационных форм и технологий;

- отсутствие взаимодействие научных советов вузов (имеющих факультеты ВСО) с практическим здравоохранением по проведению исследований;

- отсутствие общероссийского регистра по проведённым сестринским исследованиям;

- отсутствие мотивации и популяризации проведения исследований среди сестринского персонала (прежде всего его руководителей)/

Понятие биомедицинского исследования (БМИ), вообще

говоря, можно интерпретировать широко, включая в него все те исследования, которые проводятся на любых живых объектах. В последние десятилетия, однако, стало принято относить это понятие не к любому исследованию в области биологии и (или) медицины, а только к такому, в котором в качестве испытуемого выступает человек (либо животное; впрочем, поскольку данная статья посвящена антропологии исследований, все то, что касается животных, выходит за ее рамки). Это обстоятельство, участие в исследовании человека, влечет за собой множество самых разнообразных последствий. Прежде всего следует обратить внимание на то, что тематика, проблематика, стандарты организации и проведения этих исследований исторически формировались под воздействием не только биологической науки, но и в значительной мере потребностей медицинской практики. Более того, согласно М.Фуко, например, именно клиника явилась лоном, в котором возникали биомедицинские исследования в их современных очертаниях. С появлением в конце XVIII – начале XIX в. Клиники как социальной формы организации массовой медицинской помощи для бедных слоев населения богатые, оплачивая такую

помощь, извлекают из нее и собственное благо. Богатый, пишет Фуко, получает «пользу от помощи, оказываемой бедным госпитализированным: платя за то, чтобы их лечили, на самом деле он заплатит за то, чтобы лучше были изучены болезни, которыми он сам может быть поражен»3 .

Между прочим, во многом благодаря этой теснейшей связи с повседневной, рутинной медицинской практикой клинические исследователи в общем и целом счастливо избегали тех проблем практического «внедрения» результатов своих изысканий, с которыми приходилось мучиться представителям других областей медицинского знания. Более того, именно в биомедицине впервые формировались институциональные структуры и механизмы, обеспечивающие устойчивое взаимодействие исследовательской лаборатории и клиники. Сегодня клиническая практика не только непрерывно подпитывается тем, что достигнуто в исследовательских лабораториях, не

только выступает в качестве полигона для проверки, корректировки, отработки исходящих от лаборатории новаций, но и сама в свою очередь столь же непрерывно генерирует проблемы, требующие новых и новых исследований. Именуя такую практику рутинной, следует иметь в виду, что рутинность в данном случае отнюдь не носит застойного характера, что она,

напротив, весьма динамична.В высшей степени примечательна с этой точки зрения нынешняя тенденция все более широкого распространения доказательной медицины (evidence-basedmedicine). Доказательная медицина – это феномен, заслуживающий специального обсуждения, в том числе и философского. Здесь же стоит обратить внимание на то, что сверхзамыселдоказательной медицины можно описать так: вся медицинская практика, без какого бы то ни было исключения, должна быть построена на научной основе, исходя из данных, полученных и обоснованных в ходе биомедицинских исследований. Иными словами, все манипуляции, совершаемые врачом, как и все его предписания, должны опираться не на его опыт и интуицию, а на результаты проведенных ранее исследований. Предполагается, таким образом, что в идеале вся совокупная медицинская практика будет выстроена как приложение и продолжение биомедицинского исследования, разумеется, тоже совокупного. А это значит, что каждый ее элемент, вплоть до мельчайшего, необходимо будет подвергнуть рефлексии, проводимой с помощью научно-исследовательских средств и методов. Мы можем утверждать, следовательно, что в качестве объекта исследования в доказательной медицине выступает вся

медицинская практика.

Важно, далее, различать два типа БМИ: один из них, более традиционный, связан с тем, что называют медицинским вмешательством (в дальнейшем для краткости будем говорить просто о вмешательстве), т.е. речь идет о непосредственном воздействии на биологический организм и (или) психику испытуемого. Интенсивность такого рода вмешательств может варьировать в самых широких пределах: от приема испытуемым таблетки, забора капли крови или вопроса, в котором интервьюер касается интимной темы, до испытания новой терапевтической технологии, длительного подключения к какой-либо установке, такой, например, как аппарат искусственной вентиляции легких, или даже хирургической операции. Вот как толкуется термин «вмешательство» в документе Совета Европы, касающемся биомедицинских исследований, а именно в Пояснительном докладе, сопровождающем Протокол о биомедицинских исследованиях, который является дополнением к Конвенции о биомедицине и правах человека:

«…термин «вмешательство» означает физическое вмешательство. Данный термин включает другие типы вмешательства в той мере, в какой они представляют угрозу психическому здоровью лица. Термин «вмешательство» следует толковать в широком смысле; в контексте настоящего Протокола он включает все действия медиков и все виды взаимодействия, касающиеся здоровья или благополучия лиц, в рамках систем здравоохранения или любой иной структуры в целях научных исследований… Исследования с применением опросов, интервью и наблюдения в контексте Протокола о биомедицинских исследованиях представляют собой вмешательство, если они влекут за собой риск для психического здоровья лица. Опросы или интервью могут представлять угрозу психическому здоровью участника исследований, если они содержат вопросы интимного характера, способные нанести психологический вред»4 .

В общем и целом всякое вмешательство, осуществляемое входе исследования, моделирует определенную процедуру – диагностическую, профилактическую, терапевтическую – из числа тех, что составляют рутинную медицинскую практику. Вместе с тем в исследовании каждое вмешательство бывает сопряжено с некоторым риском для здоровья, благополучия, биологической или психической целостности, а может быть, и самой жизни испытуемого.

Конечно, и в рутинной медицинской практике любое вмешательство несет в себе какую-то долю риска. В этом случае, однако, он обычно считается более приемлемым и морально оправдывается по иным основаниям, чем тот риск, который проистекает из участия в исследовании. Идти на риск, связанный с рутинной терапевтической процедурой, пусть даже и весьма сложной, такой, скажем, как имплантация органа, пациента побуждают его собственные интересы, а не интересы науки или человечества (т.е. будущих пациентов)5 .В свою очередь и участник исследования может соглашаться стать испытуемым, руководствуясь не столько интересами науки или общества, сколько стремлением получить благо для самого себя, скажем, лечение новым, предположительно более эффективным, чем все существующие, препаратом. Но сам препарат в ходе исследования еще только должен пройти проверку, так что его эффективность и даже безопасность отнюдь не гарантированы, а риск для здоровья, благополучия, самой жизни испытуемого никак не исключен. Давая согласие участвовать в исследовании, он тем самым принимает на себя и связанный с этим риск.

Второй тип БМИ не предполагает вмешательств– объектом изучения в этом случае являются персональные данные индивидов либо биологические образцы, т.е. изъятые у них ранее для каких-то иных, например диагностических, целей фрагменты биологических тканей. Прогресс современной биомедицины ведет к тому, что исследования, проводимые на такого рода объектах, позволяют получать все большие объемы ценной научной информации. Риск для испытуемых в этом случае не связан непосредственно с угрозой их здоровью, он носит принципиально иной характер: возникает опасность несанкционированного доступа посторонних лиц к весьма деликатной информации, касающейся, скажем, их генетически обусловленных органических или поведенческих признаков, наследственной предрасположенности к тем или иным заболеваниям и т.п.