Упорная приверженность своей версии происходящего

Еще одна проблема - четвертая по счету - может помешать пациентке интернализовать поддержку психотерапевта, и она же - самая трудная для преодоления. По сути своей, это «спор» между пациенткой и врачом на тему «Почему в моей жизни так много проблем». У каждой пациентки есть своя версия объяснения, почему она поддерживает эти травмирующие отношения, и она будет настаивать на собственной правоте, отрицая мнение врача. Многие пациентки используют описанную ранее моральную защиту для оправдания получаемых наказаний. Часто пациентка может предъявить сразу несколько никак не связанных между собой, совершенно противоречивых объяснений сюжета своей семейной жизни. Это и неудивительно, потому что ей постоянно приходится придумывать отговорки для себя самой и для своих друзей, интересующихся, почему она не бросит типа, регулярно избивающего ее и представляющего опасность для ее жизни. С таким же успехом можно попытаться объяснить, почему ты продолжаешь бить себя молотком по голове. Объяснение должно быть достаточно обоснованным, чтобы ни у кого, и в первую очередь у самой жертвы, не возникало сомнений насчет как минимум целесообразности этих отношений. Бурные дебаты с родственниками и друзьями многим женщинам помогли стать талантливыми, пускай и непоследовательными. спорщицами. Один из самых запоминающихся комментариев я услышал от некоего молодого социального работника, проводившего тренинг самоутверждения для женщин. Он уволился через два года, доведенный по полного изнеможения, и, по его собственному признанию, в его душе осталась выжженная пустыня от сотен и сотен часов, потраченных на споры с пациентками с низкой самооценкой. Его пациентки, которые не подвергались домашнему насилию, точно так же. как жертвы жестокого обращения, упорно цеплялись за старые методы борьбы со своими проблемами, не желая никаких изменений.

Часто избиваемая женщина приходит из мира, в котором поиск оправданий, нерациональность объяснений и настороженность являются стилем жизни. Она хорошо знакома с вербальными и физическими конфликтами, и этот конфликтный стиль она приносит с собой в кабинет психотерапевта. Следующая запись разговора психотерапевта с избитой женщиной иллюстрирует резистентность и защитную реакцию, характерные для обычного сеанса. Многие из характеристик людей с изменениями личности, изложенные в главе 3. можно увидеть в этой клинической миниатюре. Обратите внимание на используемую пациенткой моральную защиту и расщепление, ее сильнейшую привязанность к плохому объекту, отстраненность от собственных детей, отсутствие привязанности к ним. гиперчувствительность к критике.

Пациентка (победно): Ну. я зашла в гости к Тиму на выходных, он вел себя как настоящий джентльмен! Я же вам говорила, он хороший человек. Он. конечно, может вспылить, когда выпьет лишнего.

(Пациентка находится в состоянии надеющегося Я и воспринимает своего агрессивного приятеля как возбуждающий объект. Все воспоминания о прошлых обидах скрыты.)

Психотерапевт: Я думал, у вас возникли проблемы с няней, поэтому вам пришлось две недели подряд пропускать вечерние занятия в колледже. Как же вам удалось провести выходные с Тимом?

(Крайняя потребность пациентки в зависимости берет верх над ее долгосрочной целью - получить диплом в местном колледже.)

Пациентка: А я попросила маму забрать девочек к себе. Она пообещала, что будет хорошо о них заботиться.

(Крайняя зависимость пациентки во второй раз вынуждает ее прибегнуть к расщеплению. Она видит в своей матери хороший объект, вопреки тому, что та в детстве часто ее била. Сейчас эти отщепленные воспоминания спрятаны в раненом Я.)

Психотерапевт: Я надеюсь, она не будет поступать с ними так же. как в детстве поступала с вами.

(Психотерапевт пытается разрушить защиту-расщепление и привлечь внимание пациентки к фактам, всплывшим во время предыдущих сеансов.)

Пациентка: Она никогда с ними ничего подобного не сделает. Если она посмеет хоть пальцем их тронуть, я ее убью.

(В фантазиях пациентки возникает импульсивное и агрессивное решение проблемы, созданной ею самой. Потребности ее детей менее важны, чем груз ее собственных неудовлетворенных нужд.)

Психотерапевт: Как вы узнаете, била ли их ваша мать? Пациентка: Дочки мне расскажут!

Психотерапевт: А вы разве не помните, как, будучи маленькой девочкой, вы боялись рассказать кому-нибудь о своей матери? Она вас убедила в том, что вы заслуживаете наказания. (Мать в детстве часто била пациентку длинным садовым шлангом за малейшие провинности, а на лице девочки вечно красовались царапины, оставленные матерью. Психотерапевт пытается сломить защитное расщепление и сфокусировать внимание пациентки на опасности, которой она подвергает собственных детей.)

Пациентка: Мои девочки гораздо умнее меня. Да если честно, я была жутким ребенком, и много того, что я вытворяла тайком от матери, сходило мне с рук.

(Пациентка пытается оправдать свои действия и снова использует моральную защиту, убеждая себя и психотерапевта в заслуженности понесенных наказаний.)

Психотерапевт: Разве? И что же вы такою натворили, что ваша мать расцарапала вам лицо? Я помню, вы рассказывали, что вам пришлось целый день прятаться в парке, потому что вам было стыдно показаться на глаза учителям с таким лицом. А когда вы вернулись домой, ваша мать отлупила вас шлангом за то. что вы прогуляли школу.

(Психотерапевт пытается сломить защиту-расщепление и моральную защиту.)

Пациентка: Ну, вот вы опять начинаете! Что бы я ни сделала, все не так. все глупо! Я сдаюсь! Пусть Алан [отец девочек] забирает детей! Я пойду жить к Тиму - мне больше ничего не надо!

(Сказывается низкая терпимость к раздражителям и чувствительность к критике, пациентка предлагает импульсивное, саморазрушительное решение.)

Психотерапевт: В прошлый раз вы мне рассказывали, что Тим получил судебный запрет приближаться к вам за то, что угрожал вам расправой. А теперь вы собираетесь снова жить с ним. (Психотерапевт продолжает работать с расщеплением.) Пациентка (злобно): Говорю же вам, в эти выходные он вел себя как настоящий джентльмен!

(Пациентке снова кажется, что психотерапевт критикует ее, напоминая о подавленной реальности, которая сейчас от нее скрыта.)

Это типичная иллюстрация сложностей, возникающих мри работе с пациентками, страдающими от домашнего насилия. Демонстрируя настороженность, оборонительную позицию, поиск оправданий, безответственность и нежелание сотрудничать, пациентка все еще находится во власти обаяния своего возбуждающего объекта. Ее цель удовлетворить свои насущные потребности, неважно, какие это будет иметь последствия для ее детей. Зная по собственному опыту, на что способна ее мать, она, тем не менее, оставляет дочерей на попечение их бабушки, чтобы провести время со своим приятелем. И это не единственный случай, когда она подвергала детей опасности, оставляя девочек с дальними родственниками и случайными людьми, а сама с головой бросалась в омут очередного романа. Как видно из диалога, женщина предпочитает уклончиво отвечать на вопросы, чтобы избежать возможной критики ее поведения.

Исход данного конкретного случая был легкопредсказуем. Бабушка побила одну из девочек. Та показала синяки своей подружке, которая, в свою очередь, поставила в известность учителя. Когда моей пациентке позвонили из школы и начали задавать неприятные вопросы, она сгорала от стыда и ненависти к себе, чувствуя, что теперь она выглядит в глазах окружающих как « плохая мать». Для женщины с пограничным состоянием психики это самое страшное обвинение из всех возможных. Ненависть к себе до сих пор была надежно спрятана в глубинах ее раненого Я, а теперь она вырвалась на свободу и оказалась настолько мощной, что заставила несчастную женщину искать выход в самоубийстве.

Этот клинический пример кроме всего прочего демонстрирует силу расщепления, которая вступает в союз с неудовлетворенными потребностями индивидуума. Защитный механизм препятствует интеграции противоположных восприятий объекта, хранимых в разных карманах расщепленного Я. Пустота пациентки и всепоглощающая потребность в объекте блокирует ключевую информацию о ее матери и нынешнем приятеле. Если бы не эта подавляющая потребность, в расщеплении не было бы нужды, тогдаона, возможно, увидела бы. какой опасности подвергает она своих дочерей и себя саму.

Как мы видим из этого диалога, расщепление в высшей степени невосприимчиво и резистентно к внешним воздействиям. Психотерапевт может попытаться апеллировать к логике, вскрывать противоречия, использовать тактику запугивания, чтобы обличить слепоту расщепленного сознания. Но ни слова, ни действия не помогут, пока не снизится потребность пациентки в зависимости и опеке. Этот случай ничем не отличался от других, все мои усилия пропадали втуне, а ее расщепление никуда не исчезало. Спустя еще два месяца эта пациентка снова собралась оставить старшую дочь с бабушкой. Со стороны это может выглядеть как преступление или. по меньшей мере, глупость, но это не так. Скорее всего, это результат работы крайне примитивного и мощного защитного механизма. Если девочка и на этот раз вернется от бабушки в синяках, ее мать опять преисполнится ненависти к себе. Приведенный пример ясно показывает, что определение «женщина. страдающая от насилия в семье» не может ограничиваться лишь фактом собственно побоев. Нет, структура ее личности в целом - это бесконечный поток импульсивных решений, принятых пол влиянием потребностей и дефектов структуры Эго, не имевшего возможности правильно сформироваться из-за лишений, перенесенных в детстве.

Сила интроекции

Да, немало преград встречается на пути успешной интроекции позитивных воспоминаний о поддержке со стороны психотерапевта. Но все же, когда (и если) процесс пошел, позитивные интроекции отношений с психотерапевтом дают огромное количество материала для восстановления структуры внутреннего мира жертвы побоев. Новые интроекции снижают прессинг ненасытных потребностей в зависимости. Как только эти потребности снижаются, пациентке предоставляется удобная возможность без особых усилий дифференцироваться от своего обидчика, отпадает потребность в расщеплении, скрывающем от нее негативные аспекты плохого объекта. Борьба между только что интернализованными воспоминаниями и громадным давлением внутренней пустоты превращается в битву Давида с Голиафом, потому что 50 минут сеанса никак не могут, на первый взгляд, компенсировать целую жизнь, полную обид. Однако каждый последующий сеанс терапии оказывает гораздо большее влияние, чем обычное межличностное общение. Часто после пяти или шести сеансов я говорю своим пациентам, что знаю их лучше, чем кто-либо из их близких. На самом деле, сосредоточенное внимание, забота и понимание истинного Я пациента на протяжении шести часов психотерапии способны обеспечить больше внимания, заботы и понимания, чем пациенту досталось за все детство. Многие пациенты признаются, что их родителей ни в малейшей степени не интересовало, кем на самом деле являются их лети. Одна очень успешная женщина, известный на всю страну специалист в своей области знаний, заметила как-то, что ее невероятно эгоцентричный отец не в курсе, кем она работает и чем занимается, он даже не знает, какую фамилию она носит после замужества!

В результате длинной череды успешных сеансов многие пациенты начинают интернализовать ощущение, что действия терапевта направлены им в помощь. Они начинают копировать подход психотерапевта к рассмотрению своих проблем, которые они озвучивают во время сеансов. Копирование может происходить как сознательно, так и неосознанно. Проблема пациента - это такая головоломка, с которой пациент приходит к психотерапевту, а тот, используя свою лучше организованную структуру Эго, решает ее. Психотерапевт предлагает готовое решение пациенту, который его заново интернализует. Проходит время, и пациент учится самостоятельно использовать те же тактики и подходы к решению проблем. Дж. Серль* (Searle, 1965) отводит взаимодействию проекции и интроекции центральную роль в своей работе с пациентами, страдающими тяжелыми формами шизофрении:

Я говорю о тех обстоятельствах, при которых психотерапевт, достигший глубочайшего уровня терапевтического взаимодействия, временно интроецирует патогенные конфликты своего пациента и перерабатывает их как интрапсихические, на осознанном или неосознанном уровне, используя потенциал своего относительно сильного Эго, и тогда, снова путем интроекции, пациент имеет возможность пользоваться плодами интрапсихической терапевтической работы, выполненной в сознании психотерапевта (Searle, 1965).

Конечно, нарушение личности у женщины, страдающей от жестокого обращения в семье, не идет ни в какое сравнение с теми серьезными дефектами, какие встречаются у лиц с диагнозом «шизофрения». Но процесс преобразования структуры Эго строится по тому же принципу. Описание процесса, возможно, звучит немного таинственно, но в сущности все сводится к одному: психотерапевт берет на себя роль вспомогательного Эго пациента. Психотерапевт примеряет на себя проблему пациента и решает се с помощью собственного Эго, а потом выдает пациенту уже готовый ответ. Например, одно из решений, которое психотерапевт может предложить жертве домашнего насилия, - подумать о том, не завязать ли отношения с мужчиной, не склонным к жестокости. Как я заметил, неагрессивные мужчины не представляют интереса для большинства женщин, сталкивавшихся с насилием, поскольку от спокойных парней не исходит «переменный ток» возбуждающего и отвергающего поведения, с которыми могли бы резонировать половинки ее Я. Но по ходу дела психотерапевт может исподволь внушить женщине мысль о том, что ей, возможно, стоит обратить внимание на менее привлекательных (и, соответственно, менее требовательных) мужчин. Способность психотерапевта с помощью воображения моделировать ситуации в сочетании с интернализованным образом его как невозбуждающего. но тем не менее поощряющего объекта позволяет рассматривать такой вариант поведения как реально применимый в будущем. Постепенная интроекция образа психотерапевта вместе с позитивными воспоминаниями о создавшихся отношениях с ним помогают поддержать ее самосознание в тот момент, когда она начинает присматриваться к этой новой, загадочной и пугающей разновидности мужчин.

Со временем действия психотерапевта создают у пациентки уверенность в том, что к ней будут относиться с интересом, уважением и заботой. Такие ожидания дают возможность создать запас поддерживающе-успокоительных интроекций. Эти воспоминания, подкрепленные особыми техниками, усвоенными благодаря Эго, «заимствованному» у психотерапевта, лают начало процессу «обретения родительской любви». Немного странное понятие применительно к человеку, разменявшему пятый десяток, тем не менее это может случиться с человеком любого возраста, если его внутренний мир до сих пор не заполнен и нуждается в интроекциях.

Интроекция и процесс построения самосознания

Жертва побоев часто не представляет, кем она является на самом деле. Ее первоначальные объекты, возможно, ошибочно идентифицировали ее, так что все ее прирожденные таланты, интересы и склонности были полностью проигнорированы и так никогда и не проявились. Существует масса примеров того, как ребенок был признан похожим на кого-то, с кем на самом деле не проявлял никакого сходства. Часто родители проецируют свой собственный внутренний мир на ребенка, в котором, например, можно вдруг разглядеть «вылитую копию тети Марты» или еще какого-то родственника, не имеющего с чадом не малейшей внутренней общности. В семьях, где развитие ее членов находится на очень низком уровне, все «плохие» качества проецируются на ребенка и на него же списываются все грехи семьи.

Важным аспектом работы психотерапевта по созданию прочной самоидентификации у жертвы побоев является создание такого образа пациента, который сочетался бы с его врожденными талантами и интересами. То есть психотерапевт должен направлять развитие самосознания пациента, без искажений отражая все, что он в нем видит. Любой пациент в достаточной мере проявляет свое Я во время сеансов, чтобы психотерапевт мог составить полное представление о его потенциале. Ганс Левальд³⁷ (Loewald, 1960) рассматривает этот аспект работы психотерапевта как часть процесса обретения заново родительской любви:

Здесь моделью могут служить отношения «родитель - ребенок». В идеале родитель воплощает отношение эмпатического понимания нужд ребенка на каждой отдельной стадии разви-

¹⁷ Ганс Левальд (1906-1993) американский психолог германского происхождения. теоретик психоанализа. Несмотря на то использование терминологии Фрейда, он придавал ей совершенно новое значение. На первый взгляд, Левальд кажется традиционным фрейдистом, но при более тщательном рассмотрении оказывается радикальным преобразователем его идей.

тия, при этом он представляет себе будущее ребенка и сообщает это видение ребенку через близкое общение. Такое видение, построенное на основании собственного жизненного опыта родителя и его знаний о взрослении и представлений о будущем, в идеале как раз и является наиболее выпуклой и целостной версией того существа, которое ребенок преподносит родителю (Loewald, 1960: 20).

Психотерапевт разворачивает эту картину перед своей пациенткой, не торопя ее, предоставляя ей достаточно времени для того, чтобы интернализовать этот образ себя по мере ее эмоционального развития. Это относительно активный процесс, в котором основная нагрузка опять-таки ложится на плечи психотерапевта.

Поощряется дифференциация женщины от ее возбуждающего/отвергающего объекта

Теперь, когда мы знаем обо всех проблемах, связанных с процессом интроекции, и возможностях их преодоления, пора перейти к рассмотрению второй терапевтической задачи - дифференциации пациентки от партнера, причиняющего ей боль. Это вторая основная цель, стоящая перед психотерапевтом, занимающимся реабилитацией женщины, подвергшейся насилию в семье. Диалог между пациенткой и психотерапевтом, приведенный в предыдущей главе, иллюстрировал проблемы, весьма типичные для этой области. Терапевтическая цель - отделение страдающей женщины от ее агрессивного партнера - натыкается на сопротивление пациентки, потому что лаже краткие разлуки воспринимаются сю как покинутость и невыносимое одиночество. Ее фундаментальная неспособность жить независимой жизнью - это психологическое расстройство, удерживающее ее в капкане отношений с неуравновешенным и жестоким партнером. Никакими силами психотерапевту не удастся убедить пациентку оставить этого тирана. Это то же самое, что убеждать ребенка, о котором дома никто не заботится, покинуть семью. Поэтому единственным инструментом, который остается в арсенале психотерапевта для таких случаев, является постепенная интернализация позитивных интроекций, со временем накапливающихся во внутреннем мире пациентки. Психотерапевту необходимо воздержаться от излишнего давления на травмированную психику пациентки, подождать, пока она внутренне окрепнет. Женщина просто не может отпустить своего истязателя до тех пор, пока у нее не соберется достаточный запас позитивных воспоминаний о поддержке, которую она получает в данном случае от врача, чтобы, ступив на стезю самостоятельной жизни, не потерять свое Я.