Психологическое значение и память

Остается вопросом, когда первичный стереотип, не разделяющий выражения, начинает связываться с психо­логическим значением. Как уже упоминалось, ранняя экспрессия младенца показывает, что эти удовольствия и неудовольствия содержат биологические послания, жиз­ненно важные для адаптации и выживания (Emde, Gaensbauer, Harmon, 1976; Emde, 1980a; 1980b), но толь­ко постепенно они начинают связываться с удовольстви­ем или фрустрацией потребности в голоде и комфорта. Вскоре экспрессия также начинает связываться с потреб­ностью в человеческом взаимодействии — тогда, когда появляются воспоминания, ребенок начинает ассоциатив­но связывать удовольствие от удовлетворения потребнос­тей с присутствием ухаживающей фигуры. Дополнитель­ный вопрос: в каком возрасте младенец начинает связы­вать потребность в удовлетворении, присутствие значи­мой материнской фигуры и чувство удовольствия? Со­единение этих трех элементов дает эффективную психо­логическую значимость ребенку, которая сопровождает эволюцию аффекта и дифференциацию.

Простые наблюдения предполагают, что появление этих связей — это появление памяти. Потому что младе­нец свободно улыбается знакомому человеческому лицу и три месяца, и каждый может заключить, что это ста­новится возможным, когда младенец способен образовы­вать связи между опытом удовольствия и матерью. Но трех-четырехмесячный младенец может отличать мать от других людей, используя различные виды восприятия, такие как зрение и запах (Montaquer, 1983). Наблюдения

– 199 –

Спитца и Вольфа (1946) показывают, что визуальная кон­фигурация улыбки неспецифична и не обязательно дол­жна быть человеческой. Что-то большее, чем память об узнавании лица, требуется для психологического значе­ния аффекта. Возможно, что, так как значение начина­ется в контексте способностей младенца отличать мать от других людей на основе распознования определенного числа материнских особенностей (McDevitt, 1975), спо­собности возрастают, так как становится возможным вос­поминание. Дифференциальное видение материнского лица возникает около семи недель, начинается с ее глаз (Haith et al., 1977), и в последующие недели и месяцы младенец повторно запечатлевает многие ее детали, ва­рьирующиеся и стабильные, что ведет к постепенному созданию образа матери.

Многие наблюдатели согласны, что ребенок имеет прочную привязанность к матери в четыре-пять меся­цев. В семь-восемь месяцев он безошибочно показывает скуку в отсутствии матери и желание ее видеть; мать уже не легко надолго заменить (McDevitt, 1975). Это предполагает зачатки воспоминаний, достижение разви­тия, которое, как считал Пиаже (1936), появляется поз­же, около восемнадцати месяцев, когда устанавливается образное мышление и язык используется наравне с дру­гими способами общения. Более современные экспери­менты расширили систему памяти, базирующуюся не на языке (Stern, 1985). Нахман и Штерн (1984) имеют оче­видные данные раннего присутствия системы аффектив­ной памяти и предполагают, что аффективный опыт вы­зывает воспоминания уже в семь месяцев, это предпола­гается также и в докладе МакДевитт. Оперативная память, таким образом, играет интегрирующую роль в со­здании аффективного компонента умопостроения, что подтверждается в заявлении Спитца, утверждающего, что психические функции развиваются «на основе аффектив­ного обмена», который является «первопроходцем путей развития» (Spitz and Cobliner, 1965, стр. 140).

– 200 –

СТРАХ ПЕРЕД ЧУЖИМИ

Реакции стресса на чужих наблюдались и докла­дывались многими авторами (обзор Emde, 1980). Спитц (1959) обозначил их появление как «вторичный органи­затор» психики, как индикатор становления либидного объекта в детском сознании. Он заключил, что антипа­тичная реакция младенца на чужого и его бегство к ма­тери подтверждает, что младенец способен отличать чле­нов семьи от чужаков, и что он предпочитает мать. Спитц и Коблинер (1965) также установили, что воспри­ятие чужого лица подразумевает потерю матери. Сейчас известно, что ребенок может отличать лицо матери от лица чужого уже до семи-девяти месяцев; далее реакции отделения менее предсказуемы и менее постоянны, чем страх перед чужим, несомненно, их пик приходится на второй год жизни (Emde, 1976). Объяснение Спитцем восьмимесячного беспокойства базируется на когнитив­ном несоответствии или реакциях на разлуку, которые недостаточны и несоответственны.

Спитц обнаружил, что появление стресса говорит о важном сдвиге в развитии. Изучение показывает, что постепенные выражения эмоций появляются в контексте определенного развития и зависят от развития централь­ной нервной системы. С этим также связаны определен­ные когнитивные способности. Выражения удовольствия и неудовольствия появляются в два-три месяца, но вы­ражение страха, удивления, гнева начинают появляться только после семи-девяти месяцев, и в то же время начинают устанавливаться причинно-следственные связи (Emde, 1980, 1976). Соответственно, появление страха перед чужим говорит о налаживании связи причин и следствий, предчувствии неудовольствия, появлении эмо­циональных реакций, избегающее поведение. Интенсив­ность стресса также связана с качеством отношений ма­тери и ребенка; при более безопасных отношениях стресс будет менее интенсивен. Смотри Малер и МакДевитт (1968), Боули (1969), Райнголд (1969), Айнсварт (1978).

– 201 –

Теперь материнская реакция приобретает новое значение для ребенка. Хотя его собственный аффект еще не функционирует как сигнал, начинают появляться «со­циальные ссылки». Начиная с конца первого года (и в течение всей жизни) ребенок ищет эмоциональную ин­формацию от матери (или от других значимых людей), когда сталкивается с несемейной (незнакомой) ситуаци­ей. Затем он использует эмоциональное выражение ма­тери как индикатор ее ощущений безопасности или тре­воги, в зависимости от обстоятельств. Сорс и Эмди (1981) описали экспериментальную ситуацию, в которой это использование материнского аффективного выражения может быть повторено и исследовано. После столкнове­ния с чужим ребенок немедленно бежит к матери; если ответная реакция матери выражает приятные чувства, улыбку, значит ситуация безопасна и ребенок начинает исследовать чужого. Если лицо матери отражает опас­ность, ребенок бросается в слезы и бежит к матери. Исследователи пришли к выводу, что аффективный сиг­нал матери является проводником последующего поведе­ния ребенка.

Экспериментальные и социальные ссылки доказы­вают, что материнская эмоциональность является реша­ющим фактором для развития Эго ребенка в двух на­правлениях. Первое: ее уверенность или предостережение, содержащееся в аффективных реакциях, начинают включаться как интегральная часть системы оценки ре­бенка и функционируют как высшее Эго; и второе: ее аффективные вмешательства помогают уязвленному Эго ребенка травматическим аффектом всеохватывающей паники. Эти наблюдения поддерживает идею, что появле­ние стресса связано с формированием восприятия мате­ри ребенком как либидного объекта, на котором он стро­ит основное доверие. Мать сейчас — надежный источ­ник продолжающейся безопасности. Вместо опыта дезор­ганизующей паники при столкновении с чужим ребенок использует материнскую поддерживающую улыбку, поощ­ряющая к общению с чужим. Механизмы страха перед

– 202 –

чужим и социальные ссылки далее начинают строить фундамент для использования ребенком его собственных аффектов как сигналов.