Но Саммер отказывалась воспринимать аргументы, оставаясь прежней невыносимейшей стервой.

- Ребенок? Да ладно Мне смешно на тебя смотреть! Ты докатился до того, что прячешься за выродка, чьё появление на свет произошло благодаря недоразумению, а точнее, из-за халатности медперсонала. Тебе ведь напомнить, кем была его мать, чтобы ты прекратил считать его ребенком?

Уверенный в своей правоте на все сто процентов, Джордж с закрытыми глазами помотал головой, вдохнул побольше воздуха и произнес почти по слогам:

- Нет. Это ничего не меняет…

Капризная жена посмела с ним поспорить и вымолвила мрачно:

- Это меняет всё. Ты понимаешь, что он не наше дитя и вообще ничьё? Он - незаконнорожденный ублюдок, последствие грёбаной не прерванной беременности, сын ста маньяков!

Джек вспомнил этот разговор. Последняя громкая ссора четы Мансонов. Затем прошло несколько мучительных минут и навязчивые слуховые галлюцинации, проявляющиеся в виде женского повелительного голоса, захватили внимание садиста и заняли первое место среди одержимостей.

сын ста маньяков! сын ста маньяков! сын ста маньяков! - Саммер, даже будучи мертвой, не желала оставлять Джека в покое, напоминая ему, кто он.

сын ста маньяков! сын ста маньяков! сын ста маньяков!

Внезапный сильный страх перед безжалостной правдой, болезненные внутренние вздроги и подскочивший жаркий пот убедили побочного отпрыска гурьбы бешеных псов позвонить Эми, узнать, как у неё дела и попросить её о встречи. Джеку не хотелось дожидаться, пока ненависть сожрёт его полностью, пока пустота и бессмысленность заполонят собой всё пространство. Единственным средством спасения была та, мысли о которой временно заживляли “раны” и маскировали “экзему”.

“А если не всё так плохо, как казалось?” – боясь обжечься, Джек редко подпускал оптимизм близко к сердцу, но в данной ситуации не мог повести себя иначе.

- Нет, ничего не получится… - говорил он себе, стараясь прогнать липучую надежду.

“Я никогда больше не увижу семью. Я никогда не буду способен кому-то довериться...”

Пока убийца критически и инновационно рефлексировал, то погружаясь в сомнения, то резко из них выходя, в другой комнате сидели связанные по рукам и ногам, прислоненные спинами к дивану хозяева квартиры. Джастин Уэлш и его любимая супруга стали следующими объектами мести безумца, “увязли в дерьме по уши”. Их заклеенные цветным скотчем, “немые” рты дрожали в смертном испуге. Детектив возненавидел себя еще до того, как угодил в плен к шизофренику. Задолго до того! Детектив усомнился в своих личностных качествах, как только передал душегубу адрес Саммер. И сейчас ему было стыдно…

- Ну, как вы там, успели соскучиться по старине Джеку? Или вместе вспоминаем конфетно-букетный период, а? – неожиданно раздавшийся голос мучителя проехался лезвием по их перепонкам. Впрочем, вся былая веселость Хэлвана безвозвратно улетучилась. Палач едва сдерживался, чтобы не заныть, не расплакаться.

К огромному сюрпризу Уэлшов злыдень не стал их убивать. Он не спешил пускать жертв в расход. Ему было что-то нужно от Джастина, какая-то помощь…

- Так… - Безумный Джек нагнулся и резким неаккуратным рывком оторвал скотч ото рта детектива.

- Дружище… - начала жертва, наконец получившая способность говорить,– Прошу, не трогай её. Поступай со мной, как знаешь. Твоё дело. Но её оставь. Умоляю…

Дослушав просьбу беспомощного, жалкого предателя, садист утвердительно выдохнул и с фальшивым сочувствием поглядел на матримониальную парочку.

- Да-да! Когда жиза прижмёт, все вы умоляете! Ничёго нового… - а потом с шумом потянул ноздрями воздух и сплюнул на ковер, приговаривая что-то непонятное, - Но я устал кормить гнев. Я обойдусь с вами благосклонно, если внушите, что получу хотя бы ничтожную выгоду. Постарайтесь расположить старину…

В ту же минуту на застрашенных лицах жертв промелькнуло некое неочевидное подобие радости. Уэлшы, которым чувство смертельной угрозы было в диковинку, поклялись внутри, что предпримут всё возможное, лишь бы не повторить участь Эрне, Саммер и многих других людей, чем-то не угодивших маньяку.

- Я тебя внимательно слушаю, друг. Не торопись, не нервничай. Я тебя больше ни за что не подставлю… - заверил психа Джастин, и в целях придачи большей вразумительности выговорил вслух несколько строчек одной популярной молитвы, - Ответь, чего ты хочешь, чтобы я тебе дал? Может, то, чего тебе не хватает, имеет неимущественный, моральный характер?

Прежде чем озвучить какие-либо требования, злодей основательно обдумал, что ему нужно. В конечном счете, его ответ в самом прямом, в самом натуральном смысле поразил Уэлшев, которые были готовы, казалось, ко всему, однако, это привело их в замешательство.

- Дай мне мою маму… - претихо сказал Джек, глядя детективу в глаза, - Помоги мне увидеть её ещё хоть раз. Я хочу маму…

Рот Джастина автоматически открылся в диком потрясении. Связанный четырежды ударился затылком о диван, и только затем нашел в себе силы сказать Джеку:

- Нет-нет-нет! Это невозможно! Ты же… ты же недавно расправился с Саммер! Ты уничтожил весь дом! – и даже повторил, - У тебя больше нет никакой мамы!

Но нельзя залить воду водой, как и невозможно переубедить убеждённого. А если вдобавок ко всему прочему убежденный еще и отбитый фанатик, то единственной параллели с водой будет мало.

- Ты врёшь! Она есть у меня! – безумец нескладно взмахнул руками перед носом жены Джастина, - Моя родная, любимая, самая нежная, милая, красивая, любимая, незаменимая мама!

Вскоре, под сильным давлением, доброе, человеческое желание пролить свет на истоки, на эту непрозрачную зону, без которой настоящее не имеет смысла, передюжило страх за собственную шкуру и сыщик поведал Хэлвану историю об изнасилованной в Антнидасе девушке.

- Иногда из-за чьей-то непредусмотрительности происходят катастрофы и беды! Это жизнь, такое часто случается! Ту, что тебя родила… твою настоящую мать звали Аннамей! Она была англичанкой! Ты появился в результате принудительного полового сношения, потому что на неё напали пациенты психушки! Ну, а дальше… когда прошли роды, твоя мама сошла с ума и попыталась убить тебя, считая тебя дитём дьявола! Ну, а потом, когда тебя спасли и отдали Мансонам, Аннамей подалась в монастырь, заболела, очень быстро состарилась и сунулась в петлю. Перед тем как повеситься, она оставила предсмертную записку, в которой указала причины своего решения. Она написала, что не может жить, пока жив ты. Она ненавидела тебя хуже, чем ненавидела тебя эта бестия Саммер… - когда ищейка прекратил рассказывать, потому что история подошла к концу, Хэлван не проявил ни капли чувств и продолжил твердить о своём с прежним вызывающим упрямством.

- Правду ты говоришь или нет – мне всё равно… - преступник сам того не заметил, как из чёрного шутника превратился в грустного шута, - Ведь это тоже не моя мама.

Уэлшы перекинулись смущенными взглядами. За полным неимением вариантов и идей Джастин спросил у Безумного Джека:

- Ну, а… кто тогда твоя мама, дружище? Кого ты считаешь той незаменимой?

Безумный издал несколько звуков усталости, с напряжением залез пальцами в карман

своей зеленой рубашки, вытащил оттуда фотографию и поднёс снимок к глазам мистера Уэлша.

Частник неудивленно вскинул брови:

- Эмилайн…? Теперь всё ясно…

А вот жена, напротив, весьма удивилась. Она не знала и четверти данного сюжета, вследствие чего тот факт, что на довольно свежем снимке красовалась женщина, которая выглядела моложе самого Джека, откровенно шокировал её.

Джастин:

- Что я должен сделать?

Джек:

- Поговори с ней, убеди её перестать меня бояться. Скажи ей, что я добрый и всё такое прочее…

Джастин:

- И тогда ты нас отпустишь?

Джек:

- Отпущу, как только пойму, что мне не соврали.

Хэлван на минуту отошел в другую комнату, а, вернувшись, пихнул телефонную трубку детективу под ухо и стал ожидающе смотреть. Миссис Уэлш несколько раз кивнула мужу, чтобы тот не мудрил, не пытался попусту “геройствовать”, а поступал в соответствии с требованиями психа. Оказавшийся в полнейшем тупике и явно не имевший богатого выбора, Джастин… неожиданно пошел Джеку навстречу. “Когда на кону висит твоя жизнь и жизни твоих близких, сделка с дьяволом – меньшее из зол и самое простимое из земных окаянствий”.

…На другом конце города.

Эмилайн в последнее время тесно сотрудничала с доктором Робертом Сойером и копами. Все они преследовали цель поймать безумца. Психиатр, у которого имелся зуб на преступника, не прекращал приглядывать за своей бывшей пациенткой и подробно расспрашивал её обо всех принятых звонках и разговорах. Много дней мерзавец Хэлван пробыл во мраке, но сегодня маньяк заявил о себе, и вышло это интереснейшим образом: Эми увлеклась диалогом с детективом Уэлшем. Оказалось, Уэлш не только поменял личную позицию относительно её брата, он также выразил мнение, что хотел бы видеть их парой. Само собой, это было, ну, очень подозрительно. К тому же в голосе Джастина отчетливо проскальзывал страх…

- Вот и отлично! Мы взяли ублюдка на мушку! Теперь остаётся надеяться и верить, что господин детектив протянет до той минуты, когда о Джеке будут вспоминать лишь, как о

куске говна, напичканным свинцом! – мистер Сойер, впрочем, как и все, склонялся к единственно разумной версии, что Уэлша таки заставили попросить Эми встретиться с “братцем” и что по доброй воле сыщик ни за что бы не согласился поддакивать психу, - Всё пройдет гладко. Бороться с эпидемиями легче сообща. От командных действий всегда больше проку.

- Надеюсь… - приглушенно сказала Эмилайн, и заперлась у себя в комнате, не желая никого видеть, даже собственное изображение на гладкой поверхности. А Роберт Сойер, тем не менее, продолжил обговаривать план с офицером, и не заметил, как своей деятельностью превратил квартиру обещницы в проходной двор.

…Совокупность социально-психологических свойств Джека Хэлвана представляла сплав редчайших качеств. Преступник никогда не попадался на один развод дважды, потому что не умел доверять. Хитрость ничто без холода характера, и в этом плане Джек был абсолютным чемпионом. Каждый шажочек вперед, каждое действие тщательно продумывалось и выполнялось с чрезмерной последовательностью, отчего результат всегда был неизменно превосходным, и достигалась любая победа. Хэлван - волюнтарист, не признающий над собой никакой власти, кроме личных, глубоко индивидуальных представлений о “справедливости”…

“Я не потеряю контроль. Ни за что. Не потеряю. Я хочу. Нет, не хочу. Я хочу. Нет, не хочу. Я хочу. Нет, не хочу. Я не потеряю контроль. Ни за что…” – Безумный долго простоял с закрытыми глазами, изредка покачиваясь на месте, как при зубной боли. Выбраться из внезапно поглотившей тьмы сомнений у него удалось лишь, когда похолодело. Слишком легкая для нынего сезона одежка обходилась злодею периодическим ознобом и проблемами с подвижностью пальцев руки.

- Чёрт тебя дери! Ты мог бы еще позже явиться? Я тут в сосульку превращаюсь, а его где-то носит, не пойми где. Тоже мне, помощничек херов… - к Джеку вдруг подошел пожилой мужчина, лет так за семьдесят. Этот некто с короткой седой бородой и крупной родинкой на широкой нижней губе приходился маньячку верным товарищем и преданным другом. Многочисленные горизонтальные морщины вдоль лба расходились всякий раз, когда Джек ворчал, проявлял характер и всё такое прочее.

Эта знаменательная встреча состоялась на перекрестке сороковой улицы и шестой авеню, где неподалеку был установлен уличный знак «Угол Николы Тесла» в честь великого изобретателя. В том же районе проживала интересовавшая Хэлвана Эми. Убийца не собирался посвящать приятеля в излишние детали, и тем более рассказывать о какой-то симпатии. Не изменяя традициям, он связался с ним лишь по острой нужде.

- Ты заказывал огневую мощь, кажется? Так вот, я тебе её привёз. С самой России! - обрадовал психа старик и открыл багажник своей, отнюдь, не новой, но крутой машинюшки (друг Джека происходил из исконно русской семьи, несмотря на то, что большую часть жизни провёл в Штатах), - Гляди-ка!

- Шо это еще за старье, твою мать… - состроив кислую мину, балагур захотел пошутить, но едва не оскорбил усердного дедулю, - Данный вид автоматов снят с производства уже лет как… хер знает сколько! Нахуя ты суёшь мне дерьмо, блядь? Ну, нахуя, а? Объясни!

（ミ￣ー￣ミ）（＾_＾）（⌒_⌒）(>_<) (・_・)

Однако типичные хэлвановские бзики навряд ли могли задеть того единственного, кому “ужас Америки” был до сих пор признателен и благодарен за многое.

- Попомни мои слова, старое всегда лучше нового! По времени подготовки оружия к стрельбе Калашникову всё еще нет равных. Вангую, Запад нескоро создаст что-то круче… - старичок визуально перепроверил количество патронов и обтёр лицо носовым платком, не замечая, как ярко заискрились глаза у заказчика.

- Я просто прикольнулся! Не воспринимай всерьёз…

Бывший работник дурдома, ныне нелегальный торговщик огнестрелом, этот человек помогал юному Хэлвану не сдохнуть от отчаяния, когда тот “смотрел в стену” и гнил ни за что. Советы и рекомендации хитрого медбрата, всегда звучавшие с невознаградимым, целебным консонансом, в основном, приходились пациенту по душе. Но среди них были и те, что немало ослабевали психологическую защиту ребёнка, делая его ЭГО и его самого сильно уязвимым.

- Всерьез? Тебя-то? И не надейся! Я давно тебя изучил. Ты был еще совсем мелким, когда… - торговец не сумел договорить. Горло перехватило по куче причин, основная из которых, конечно, сам Джек.

(именно медработник, часто общавшийся с будущим убийцей миллионов, приучил его к матерным терминам на своём языке. Русский заходил в палату по несколько раз в день и истолковывал пациенту значения тех или иных матов, как квалифицированный педагог. Это занятие казалось им

Поистине мужским)

- Когда что? Когда еще не считал мир юродивым?

- Когда был таким, как все!

- Ммм… - Джек прикусил ноготь большого пальца, плавно потянул, отломил кусок и сплюнул. По просеканию некой каверзной, замысловатой аксиомы у него возник к другану ряд вопросов, - Ты добыл мне взрывчатку, а теперь подогнал автомат. Я взорвал здание, погибло много оленей, а теперь собираюсь подстрелить еще пару оленят. Спрашивается, для чего? Какова твоя выгода в этом, скажи мне? Ну, серьезно, неужели тебе есть какое-то дело до моей сраной мести?

- Вообще-то… спокойно начал товарищ, - Мне есть дело. Я ведь и сам не в восторге от общества, и считаю, что рабским симменталам не нужен успех! Им нужен кнут, желательно пожёстче! А ты обеспечиваешь скоту адреналин…

- Так кто я тогда? – погруженный в свои переживания, Хэлван не решался строить выводы, продолжая самокопание, - Смерть? Дьявол? Или, может, просто нравственный уродец?

А его кореш по грязным делишкам добро улыбался, ища затерявшиеся в карманах ключи:

- Не то, не другое и не третье! - лишь потом он вспомнил, что оставил их в замке зажигания, - Ты - наказание общества, вселенская расплата. Яркий пример человека, которого лишили детства и который использовал личную боль, чтобы выделиться, выразил её в искусстве насилия…

Джек:

- Мм, а если я тебя убью, как ты тогда запоёшь? По-прежнему будешь нахваливать мои таланты?

Торговец оружием:

- Мы оба знаем, что этого не произойдет! Тогда к чему разговор?

Джек:

- Ну, да. Ну, да… Я хоть и сумасшедший сукин сын, но всё же не настолько, чтобы забесплатно доставлять тебе такое удовольствие!

Настал момент и закадычные соратники попрощались на приподнятой, дружественной ноте. Из-за идентичной вероятности любого исхода последние слова были подобраны с профессиональнейшей точностью. Поелику жизнь обоих представляла собой сплошной риск, следующей встречи могло не состояться, и бережное отношение к понятиям дружбы имело огромнейшую важность, как для учителя, так и для ученика.

(Мат — наиболее грубая, обсценная разновидность ненормативной лексики в русском и в близких к нему языках)

Меж тем.

- Мальчики, вы не могли бы обеспечить мне спокойный процесс переодевания? Я предпочитаю, чтобы на меня не пялились, пока я голая, так что, если не трудно, отвернитесь-ка на хрен… - попросила гостей Эмилайн, надумав пройтись до магазина с целью купить выпивку, - О-о-о'кей?

Господа-полицейские моментально пошли на уступки и юморично зажмурились, лишь иногда приоткрывая глаза, чтобы зазырить её “шабутные шарики”.

Роберт Сойер дважды кашлянул в кулак и сказал:

- Извините, чуть не забылось напомнить! Вам нежелательно отсюда выходить.

Преступники часто поджидают барышень в тёмных переулках…

Просовывая точено-белую, соблазнительную ногу в узкую штанину тёмно-синих джинсов, Эми адекватно отреагировала на заботу дока, но осмелилась ослушаться:

- Да-да! Свод предостережений мне знаком не хуже вашего. И всё-таки, не стоит забывать, что вы находитесь в большей опасности, чем я, потому что меня мой умалишенный братец не тронет! Что же касается всех остальных, то тут, как говорится, любые комментарии будут излишни…

Также и Сойер был любителем поспорить, подокапываться до кого-нибудь, и оставался таковым даже в критичных ситуациях:

- Да бросьте! Умоляя-я-я-я-я-ю… Ваша сексуальность, отнюдь, не гарантирует абсолютной защиты. К тому же нужно ли повторять, что намерения помешанных часто меняются? Ну, а в случае с Джеком можно быть уверенным только в одном: что ни в чем нельзя быть уверенным!

Почти уговорённая, в смысле согласная, но всё еще жаждущая доводов рассудка, Тёрнер так и не одела джинсики полностью. Одна нога была по-прежнему голой, а верхнюю часть туловища по-прежнему закрывал лишь серенький бюстгальтер из хлопковой ткани.

Психиатр с успехом притворялся, что ему не небезразлично, чем закончится для неё борьба с псевдобратом, а де-факто сводил личные счёты. Сойеру не давала покоя сама мысль о том, что “великий и ужасный” его пожалел, выбрав такую абсурдную причину, как снятие подозрений с заносчивой горе-пироманки. Это чертовски ущемило молодцеватого и высокомерного доктора, которого, помимо высокой квалификации, отличали преувеличенно высокое мнение о самом себе и предпочтение возвышенной лжи низким, мелкотравчатым обманам.

- Вы ведь в случае угрозы не отступите? – спросила Эми, внимательно следя за мимикой и жестами Роберта, - Не струсите, как струсило бы большинство, имея дело с Джеком?

Предсказуемый хитрец гулко порскнул и стал ещё картиннее передавать стоицизм:

- Не-е-е-е-е-е-е-е-т? Что вы? Боже упаси! Это исключено. Не будет никаких отступлений…

На протяжении получаса, а то и больше, хозяйку квартиры снедало подозрение, что перед ней разыгрывают хорошо отрепетированную, комическую сцену. И её интуиция не очень-то лгала. Своеобразные, тайные тесты на серьезность намерений доктора показывали весьма скверный результат, что вряд ли могло быть случайным совпадением. Если только не растаявшие остатки негатива вынуждали думать о мистере Сойере, как о грязном обманщике и последнем лжеце.

- Принудительное лечение - это особый вид государственного принуждения, особая мера социальной защиты от действий душевно больных, таких, как ты.

- Иногда устранение последствий занимает несколько жизней, из-за чего многим, кто здесь задержался, годы кажутся мгновениями. Это нормально, и, как показывает практика, человек привыкает ко всему…

- Скажи это своему любовнику Чарльзу!

- Исключения превращаются в тенденции.

- Так заведено у психопаток…

Высказанные с ненавистью, ужасные слова, которые не изгладились из сердца и уже никогда не изгладятся, помогли Эми не совершить глобальную ошибку и не подцепить синдром доверчивой дурочки. Но, как можно было предречь, психиатр заметил её трепыхания и удивительно быстро сменил добродетельные интонации скрытым осуждением и низким насмехательством:

- А вы точно не сомневаетесь в моих возможностях, дорогуша?

Эми уже планировала сдаться, рассказать, что ничего не забыла, но их непростую, довольно накаленную беседу внезапно пресёк грохот автоматной очереди.

“???” - ошарашенный Сойер повернулся и увидел изрешеченного, лежащего на полу офицера, с которым несколько минут назад курил сигарету. Кровь брызнула во все стороны, на стенах повисли алые капли!

Док крикнул Тёрнер:

- Бегите! – а сам не успел двинуться, как получил предательский и очень точно нацеленный удар ногой в живот, после чего скорчился от боли, - Бегите-е-е-е, боже…

- Падла! – крикнул стрелявший, и, не выдержав, от души двинул наугад расширенным концом ружейной ложи. Он сломал мозгоправу чувствительный нос + выбил пару передних зубов.

Эмилайн совсем не отдавала отчёта в серьёзности положения, раз пошла в атаку вместо того, чтобы попытаться сбежать. Чувство самосохранения и прочие рациональные сцепления отключилися напрочь. Спонтанная “схватка” Джека и девушки не заняла больше нескольких секунд. Исход был очевиден заранее: экс-офицершу грубо оттолкнули и здорово всыпали прикладом калаша, как и доктору.

- А-а-а-а-й! - Тёрнер упала, стукнувшись обо что-то левым подреберьем, и к своей непрухе стала свидетельницей очередной поспешной, бессмысленной, бесчеловеческой расправы. Слабые руки, потерявшие подвижность и чувствительность, пытались прикрывать глаза, но всуе и вотще.

- Падла! Падла! Падла! - Джек пробил Роберту Сойеру череп несколькими частыми ударами приклада, но не прекратил в нецензурной форме оскорблять мертвеца, - Зачем ты нахуй родился, урод? Зачем, блядь, родился? Нахер я тебя тогда пощадил?

“И вправду, нахер...”

Помимо показательной казни врача садист для верности потратился на свою предыдущую жертву. Очередь из «калашникова» и еще несколько пуль из ствола покороче вонзились в грудь беспомощного трупа! Стивен (имя полицейского) спал вечным сном, но ноги его какое-то времечко дергались под действием рефлексов.

- Уа-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха! – Джек услышал звук коповских сирен и вышел на улицу встречать долгожданную, ничтожную, “подмогу”. Чёрный полицейский Ford только подъехал к дому, как тут же был расстрелян практически в упор. В результате и водитель, и оба пассажира скончались. Это произошло столь моментально, что никто не смог бы ни осознать, ни отреагировать, - Ха-ха-ха-ха!

…Не успел мальчик-очевидец и глазом моргнуть, как отец подхватил его и сказал “Джимми, пошли”. Но Безумный повернул дуло калаша в направлении убегающих граждан и подстреленные папа с сынишкой улеглись на асфальте…

- Филистёрка, давай уже собирайся там потихоньку и готовься к переезду в мамин домик. Имей совесть, папа с мамой тебя ждут! Не нужно их разочаровывать!– поднимаясь обратно по лестнице, Джек трясся от счастья и ощущал себя на седьмом небе. Стрелок не мог даже допустить, что за какие-то три минуты Эми умудрится исчезнуть. Опять!

“Что? Какого хера творится? Милая, ты…”

- О-о, нет! – а ведь именно это и произошло. Эмилайн и след простыл, когда её настойчивый поклонник по новой вломился в квартиру, - Куда ж ты подевалась? Выползай давай! Я тебя везде достану. Хоть на Марсе…

Её не было ни на кухне, ни в спальне, ни в одном из (!!!) шкафов, ни даже под кроватью. Вообще нигде! Из этого мог следовать лишь один удручающий вывод.

“Упустил, зараза…”

“Ничего. Найду потом, блядь. Не скроешься…”

В квартире, которую восстановить отныне сможет лишь архи-затратный, масштабный ремонт, искрила техника, отламывались и падали крупные куски отделочного слоя, а где-то, в лабиринте комнат, бегал и мяукал изголодавшийся породистый кот. Питомец просил молочка, надеясь, что заботливая хозяйка его услышит и по обычаю нальёт на дно миски. Это была экстремально милая и одновременно жестокая фантазия надзвездного кинодраматурга, виртуозно воплощенная в жизнь.

Семнадцать часов вечера.

…Джек любил срезать, обходить двориками, чувствовать себя в стойком одиночестве. Улица, суета, толпы – все то, что другие способны воспринять без негатива, влившись в неохватный “коллектив” мегаполиса, вызывало у убийцы одно отвращение. Виновата в этом клаустрофобия, боязнь замкнутых пространств, или что-то другое – сказать, не получив результат специального психологического обследования, трудно. Вероятно, любовь к социальной оторванности не что иное, как коренная черта “маньячного характера”…

Двадцать часов.

…Вернувшись в гнездо Уэлшев раздраженным и уставшим, скинув куртку, кое-как сняв ботинки, злодей определил крупную итальянскую пиццу в микроволновую печь. После суток вынужденного голода жутко хотелось что-нибудь сожрать. Но еще сильнее ему хотелось на ком-то оторваться, и подонку не было разницы, обманул ли его детектив в очередной раз или детектив не знал о ловушке. “Сегодня – день особенный, необыкновенный”.

Муж и жена провели в бессознательном состоянии несколько часов, пока Джек отсутствовал. Влияние препарата, расслабляющего деятельность мозга, расслабляющего мышцы, еще не прошло окончательно (Джек сделал им укол снотворного, чтобы они не сбежали) и супруги находились в некоем полусне – между полным покоем и волнующей явью.

- Помогите. Услышь же нас господи… - Джастин заподозрил присутствие дьявола в квартире и встрепенулся, схватив идею частого упоминания бога, как тонущие хватаются за спасительный круг, - Услышь же!

“Господи…” – но это ему не помогло, разумеется. Сатана обрёл достаточно свободы для исполнения задуманной репрессии. Сатана был уже близко…

- Прекрасно! – звучно молвил Джек, потирая руки в сладком предвкушении, - Вызвал фараонишек, значит? – и презрительно уставился на жертву, - Так вот, имей в виду, они приедут по адресу и обнаружат твой оголенный изувеченный труп!

Мистер Уэлш так забоялся… что для большей убедительности ему оставалось только закричать.

сын ста маньяков! сын ста маньяков! сын ста маньяков!

…Взбесившись, буквально впав в ярость, потеряв контроль над собой, злодей затащил Джастина в комнату с ванной и раковиной, заблаговременно обмотав скотчем руки. Зверь, который периодически вырывался из Джека, не умел щадить и всегда очень творчески подходил к вопросу пыток: какие-то части тела резал, какие-то не трогал, какие-то ломал, принося беспомощной жертве море страдальческого послевкусия, питаясь её муками.

- Ты думал, справедливость обойдет тебя стороной? Думал, не имеет глаз?

Уэлш уже начинал понимать, за что умрёт.

- Ты очень ошибался насчет справедливости!

сын ста маньяков! сын ста маньяков! сын ста маньяков!

…Через пять минут ванная выглядела совсем как новенькая: сильно похудевшее, брошенное в угол тело Джастина, измазанные кровью дверь со стеной, раскиданное шмотье мистера-убитого. Кроме этих “изменений”, наблюдались и многие другие, такие, как пострадавшее (разбитое) настенное зеркало и выдавленный тюбик зубной пасты, впоследствии вытекшей на пол.

Глядя в зеркало, вернее, в то, что от него осталось, Джек не узнавал себя. Помочь мог только ряд сложных вопросов: что случилось с его характером, прежде холодным, более циничным? Кто он такой? С какой целью родился на свет?

- Всё… - Безумный умыл лицо холодной водой, вмиг протрезвившей его воспалившийся мозг, поменял одежду, спионерил у трупа наручные часы и кое-какое барахло в виде поношенной футболки, такого же состояния куртона и пару подходящих по размеру ботинок…

сын ста маньяков!

Джек смирился с тем, что так до конца и не разобрался, что им завладело – ненависть? Голод? Страх? И разбираться, если честно, не очень-то хотелось. Выродок переживал, причем непередаваемо сильно, но о чём именно – не мог словесно передать. Опасения эти росли с каждой прожитой секундой, затягивая глубоко, как застой.

Джек “рисовал” на спине Уэлша бритвой, когда тот, стоя голышом, упирался подбородком о край ванны. Сцена медленного убийства походила на сцену гомосексуального насилия. Джек порекомендовал жертве раздеться, чтобы приблизить смерть, отвадить треть мучений…

сын ста маньяков!

Подкинуть тупым полициантам очередную работёнку в виде расследования убийства человека, задница которого стоит не дороже миллиона других таких “задниц”, было бы легче простого. Требовалось всего-то найти в себе системную кнопку, отвечающую за деинсталляцию нескольких программ, включая сострадание, поиздеваться над жмуриком, инсценировать кражу, наведя запустение, превратив жилище Уэлшев в подобие глухого, непроходимого леса. Но маньяку, упивающемуся чужими страданиями, беспределыцику, обделенному единствами о милосердии, о жалости, вздумалось задержаться в гостях и конкретно задать фернапиксу.

- Сюда иди, голодранка! Иди сюда! - архисадисту показалось недостаточно надругаться над тушкой ищейки. Незадолго после он «подзарядился» сочной пиццей и решил, что разумно будет полностью очистить квартиру от хлама да пыли. Бросил миссис Уэлш возле унитаза и стал забивать ногами, как последнюю собаку. Ослабелая, сонная женщина попыталась подняться, но получила подножку и расквасила лоб об блестящий край унитаза.

Гораздый на воплощение самых мерзопакостных, самых скотских затей, подонок

схватил бедняжечку за волосы и проконтролировал, чтобы её голова легла в строго горизонтальном положении.

- Сюда! Сюда! Сюда! – Хэлван размозжил её капут крышкой сливного бачка. Опускал и поднимал сиденье, пока тот не раскололся, как грецкий орех, не забывая при этом посмеиваться, - СЮДА!!!

- П-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха…

…Сколько требуется для снятия перенапряжения?

Нет ощущения, что прежний Безумный Джек живет. Есть только мысль о том другом Безумном Джеке, каким этот Безумный Джек никогда не станет. Какой Безумный Джек появился раньше и создал нестабильную личность – Джек Хэлван или продолжатель – сложно сказать…

Хэлван спрятал трупы в диван гостиной комнаты и расхозяйничался, как в своём доме.

Скорым темпом некогда приличное, чистое жилье “преобразовалось” в захламленную пустыми бутылками, грязную дырюгу.

В отвратительном, нет, в убийственно плохом расположении духа и изрядно надравшийся завалявшемся бренди Хэлван уселся местом пониже спины на перепачканный кровью толчок перед неисправной стиральной машиной. Забыв снять штаны, он стал тужиться, стараясь изо всех сил выцедить толстую “колбаску”. В итоге он не заметил, как обосрался…

Обретя некоторое, низменное облегчение, получив удовольствие от дефекации, Джек принялся фантазировать, чем себя занять на оставшееся время до сна. И не придумал ничего гениальнее, кроме как схватить сотовый, зайти в меню телефонной книжки в своей голове, шепотом прочесть список легкодоступных подруг и начать названивать каждой с не отключенным телефоном и беспричинно оскорблять, указывая на неприкрытую порочность.

Так продолжалось до двадцати трёх двадцати. Это, на первый взгляд, глупое и недостойное для мужчины дело, помогло ему добиться умирения, кроме того, оказалось эффективным способом хотя бы временно прекратить хотеть Эми.

Звонок Диане. Время 22:40

- Вот ответь, сучка, почему ты трахаешься за деньги, а? Какие перспективы это открывает…

Звонок Азуми. Время 22:47

- Ты всю Японию уже отымела, теперь принялась за Америку?

Звонок Диане (снова). Время 22:55

- Я всего лишь попросил ответить на вопрос, почему ты шлюха! Тебе шо, непонятно, ублюдина?

Звонок Кармен. 23:03

- Но только не говори, шо ты не мразь! Я устал от этой лжи собачьее-е-е-е-й!

Глэдис. 23:06

- Сука!

Абигэйл. 23:08

- Господи, какая же ты мразь... Почему тебя твоя свекровь не утопила?

Кармен. 23:10

- Да сближайся, с кем хочешь, подстилка. Вообще поебать…

Эшли. 23:15

- Пошла…

Выливая устный понос на своих одноразовых любовниц, Джек таким образом боролся с притесняющим предчувствием, которое неотступно убеждало, что алкогольная деградация и ухудшение основных характеристик – лишь цветочки, и что первостепенная проблема другая, она же - первопричина.

Закончив обсираться, Джек проникся желанием заглянуть опасности в глаза. Это могло послужить сдерживающим фактором, помочь не начать пить и поскорее опомниться! Но… как только Джек узнает, что он и кто, как только поймет, жизнь станет в корне другой, во всем противоречащей той, какую он проживает сейчас. Поменяется и мироощущение, уйдет та неутолимая жажда самоугнетения, неотделимая черта запущенного, глубоко нездорового мерзавца…

“Вот так вот. Ехали, ехали и наконец приехали. Дальше пути нет. Если уж здесь не прокатит – не прокатит нигде, и придётся позабыть о перспективах. Навсегда. Придётся устроить мечтам похороны.

На достойные, с соблюдением принятых обычаев, у меня не хватит средств. Хотя… если бы я могла зарыться в землю кое-как и никогда не выползать, я бы сделала это, несомненно. Однако меня держит долг, груз ответственности, и дать заднюю, здесь, сейчас, было бы неприемлемым шиком. Так что я еще повоюю, а потом, когда соображу как, уйду на покой, или, вернее, в который раз, вдругорядь сойдусь с бутылкой.

Да, это осудительно, да, ведёт к дереализации и саморазрушению. Но что мне ещё остаётся? Любой, кто более-менее хорошо со мной знаком, скажет, что Эми давно себя испоганила, как личность, и, по моему убеждению, окажется прав. Эми неисправима в своём эгоизме и излечить пропащую нельзя…”

Ипохондрический, нуаровый четверг настал только-только. На улице было темно, на дворе стояла поздненькая ночь, а в коридорах госпиталя, где лежал Антон Белов, где происходило всё новое действие, ежесуточно был включен свет. Благодаря снисходительности персонала и его нестрогому соблюдению правил, Тёрнер удалось уговорить пропустить её к другу.

Получив разрешение, а вместе с ним и пару косых взглядов из-за перегара, синяка и “рыбьего меха”, она с затрудненным дыханием встала перед дверью в палату и несколько минут почти не шевелилась, прислушиваясь к зову собственного сердца. Казалось, такое поведение, ровное, тактичное, присущее, в основном, зрелым людям, а, отнюдь, не чемпионессам литрбола, эфемерно и скоро пройдет. Но чем чёрт не шутит, подумала Эми. “Исправиться может любой человек. Правда, только в том условном единственном случае, если ему это выгодно”.

Забыв постучаться, экс-полицейская с царской уверенностью потянула на себя белую дверь и поприветствовала русского вежливым, нехолодным кивком. Слабый и болезненный на вид, блондин прохрипел с лихорадной поспешностью, не скрывая радости видеть её возле своей койки.

- Привет… - Антона холодило, причина чего заключалась не в простуде и не во влюбленности, а в страшной болезни, умолчать о которой хотелось бы, да не судьба, - Спасибо, что пришла. Я так боялся сдохнуть в одиночестве… Собственно, к этому всё и шло. К плохому концу плохого мстителя…

Эми резво взмахнула руками, несколькикратно взъерошила волосы и выдохнула со спокойно-нежной, щекочущей истомой. Затем принялась оригинально формулировать.

Сама не заметила, как увлеклась.

- Я просто… не могла тебя бросить! Попытайся войти в мою реку. Если получится, ты обнаружишь, как там глубоко, потом направишься назад, к