КОГДА НЕТ НИКОГО – ХОЛОДНЫЙ ВОЗДУХ ВТОРГАЕТСЯ В ТЁПЛЫЙ

КОГДА ЕСТЬ ТЕ, КТО НУЖЕН, НЕВАЖНО, РЯДОМ ИЛИ В МЫСЛЯХ – ХОЛОД БЫСТРО

БЕССЛЕДНО ПРОХОДИТ

- Я Либерти Моллиган. На днях мне стукнуло семнадцать. Моя мама с моим братом считали, впереди меня ждет только лучшее. Как горько признавать, что они ошибались. На прошлой неделе я была не в себе и толкнула под иномарку женщину с ребенком. Совесть не дает мне нормально спать по ночам, из-за чего я засыпаю на уроках. Я практически забросила учебу, забила на саморазвитие.

- Мама, я люблю тебя…

- И я тебя, дочь!

К большому сожалению и ко всеобщей печали, искоренить Мёртвую Королеву из души Либерти оказалось куда проще, чем физически спасти девочку. Алисия Флинн взрывчато шмыгала, вскрикивала от боли во лбу из-за воздействия наступившей на кухне “зимы”. В противоположность ей, Лиза была спокойнее трупа: носик, сместившийся немного в бочок, почернел, и сквозь продолговатую щель во льду вытек такой же чёрный поток зараженной крио-вирусом крови (хотел написать грязи). Тошнотворная густоватая жидкость едва разлилась по столу, как пошла конвертация в газовидный формат.

“Что за…?” - “Бзик” случайно дотронулась до какой-то глыбы, и давай её тщательно щупать! Блондинке понадобилось около минуты, чтобы понять одну печальную истину. Эта “мумия” – то, что осталось от девочки.

Алисию, трижды проклянувшую свою сообразительность, вывернуло наизнанку насыщенной шафрановой блевотой. Её утренний нежирный перекус мигом оказался на её облепленных кусками льда мокреньких брюках, на сугробе и на её куртке. Прошло буквально четыре секундочки и вышедшая из ступора свидетельница, пожалуй, самой шокирующей смерти целеустремленно рванула к ждавшим её Кандис и Эмилайн…

Визгливые причитания не уступали соболезнующим охам:

- Нет! Нет! Она мертва! Я не могу в это поверить! Н-Е М-О-Г-У!

Подругам пришлось успокаивать “Бзик”, и большее участие принимала, конечно же, Тёрнер, которую смерть и приключения касались в той же степени.

- Подотри сопли и проверь сотовый. Похоже, пришла SMS…. – c наигранным цинизмом сказала Алисии Эми и помогла блондинке вытащить из кармана мобильник, еле выживший на лютом морозе.

Как и предполагалось, сообщение не могло оказаться ничем иным, нежели неудобоваримой солянкой из уже традиционных русских матов, тупейших “острот” и явных издёвок от Безумного Джека, которого на мякине не проведешь и не обманешь на чём-то подложном.

- Глядите, вот же зараза! – ругнулась посвященная в девичьи шуры, деловитая Кандис.

Welcoming you, Mrs. an ебливая пидараска? Received my Christmas gift? I will assume that received! Well, and how to you, блядинка? Fulfilled a duty to conscience, блядь? And - and - and - and - and-and, don't answer. However, my tiny revenge can reckon as revenge with a huge stretch. Liberty not sick also wanted to continue to live. I considered her secret desires and tried to please both cheerful parties. So, блядь, from now on we one on this war. You there somehow fasten, мась. As always, the old times Jack will give all the best at full scale and will undertake EVERYTHING. EVERYTHING that you felt second-grade empty блядью without claim for pseudo-heroism. Oh these viruses and scientific developments... oh this Liberty who died of a virus...

(Приветствуя вас, миссис ебливая пидараска. Получили мой рождественский подарок? Предположу, что получили! Ну, и как тебе, блядина? Выполнила долг перед совестью, блядь? А-а-а-а-а-а, не отвечай. Впрочем, моя крошечная месть может считаться местью с огромной натяжкой. Либерти не больно и хотела продолжать жить. Я учёл её тайные желания и попытался угодить обеим веселеньким партиям. Так что, блядь, отныне мы одни на этой войне. Ты там как-нибудь крепись, мась. Как всегда, старина Джек выложится по полной программе и предпримет ВСЁ. ВСЁ, чтобы ты чувствовала себя второсортной пустой блядью без претензии на псевдогероизм. Ох уж эти вирусы и научные разработки... ох уж эта Либерти, умершая от вируса...)

Прочитав SMS-ку до конца и испытав не подлежащую описанию ярость, Алиса измерила Эми проверочным взглядом. Эми, которая, должно быть, осознала личную ошибку и для полноценного переосмысления позиции её требовалось только подтолкнуть.

- Теперь-то, надеюсь, до тебя дошло, почему я делала это? Почему я, черт возьми, так себя вела! – “Бзик” снова не сдержала эмоций = снова расплакалась, - Я поставила перед собой задачу спасти Либерти, любой ценой, во что бы то ни стало! И у меня бы это получилось, если бы не ты со своей сраной жалостью!

Чувство вины окутало Тёрнер подобно туману. Она не смела возражать и молча “ела” критику, понимая всю правоту Флинн. Бывшая полицейская смогла издать звук лишь спустя несколько временных мер, равных одной шестидесятой части часа, и вместо не приводящих к консенсусу, опротивевших споров полностью прогнулась под интересы блондинки и громко-громко сказала:

- Если устранение Джека и впрямь необходимо, а теперь я наглядно это вижу, можешь не волноваться. Его дни сочтены! - в её голосе не слышалось ни тени сомнения, ни фальши, ни прежних колебаний, из-за чего её было трудно узнать.

Наконец-то, добившись своего, Алисия не смогла скрыть всей невменяемой радости и, честно признаться, не особо стремилась. Идеальный расклад трагического финиша – так можно было охарактеризовать нонешнее скопление её психпроцессов. Радость, смешанная с горем утраты, антиномия и несовпадение, провоцирующие странность, причуду, рождавшие бзик.

…Приверженцы феминизма часто критикуют архетипы, находя их сильно толерантными, и зачастую теряют суть их предназначения. Идентичная ситуация обстоит и с Мёртвой Снежной Королевой, которая вперекор современным “мотивациям’ и устоявшейся в массе точке зрения не аллегорирует женский супрематизм и не преподносится как фимейл ауторити утопии. В более поздних изображениях, которые наиболее точны, так как лучше отображают идею писателя, Мёртвая Снежная Королева выглядит гораздо “приземленнее”. Она уже не сборник низкопробных феминистических клише, завернутых в обертку всевластной предводительницы. Мёртвая Снежная Королева теперь простая девочка, допустившая огромное количество индивидуалистических ошибок, заслуживающая наказания, но понёсшая несправедливо жестокую кару…

И как-то раз маленькая Либерти заплакала, когда представила, что никогда не сможет исправиться. В тот самый час, в тот самый миг её отец подошел к ней и утешил её, рассказав сказку собственного сочинения. Сказку о Мертвой Королеве - о девочке, чьи поведенческие проблемы были сильно схожи с проблемами Либерти:

Мертвая Королева совершала дурные поступки, позже жалея о них…

Определенный непродолжительный период Лиза Моллиган носила фарфоровую маску, идеально передававшую её безразличие. Только теперь любой человек, глядя на то, что с ней приключилось, посчитает лицевые накладки ненужными. Девочка превратилась в Мёртвую Королеву в абсолютном смысле данной идиомы, и уже полностью оправдывала свой псевдоним: вид ледяной статуи в сидячей позе посреди арктического грота, чем стала некогда тёпленькая кухня, производил впечатление, чрезвычайно действовавшее на того, кто смотрел. Удивительно необычная, красивая и параллельно грустная скульптура, безоговорочно достойная звания шедевра в своём роде, въелась в мозги всей троицы, в души и сердца. Захватило и не отпускало.

А между тем старина Джеки прислал Алисе новую матерную SMS-ку, состоящую из единственного (!!!), но многократно повторяющегося слова и нескольких улыбчивых смайликов.

Блядь, блядь, блядь, блядь, блядь, Блядь, блядь, блядь, блядь, блядь, блядь, Блядь, блядь, блядь, блядь, блядь, блядь, Блядь, блядь, блядь, блядь, блядь, блядь, блядь, блядь, блядь, блядь, блядь, блядь, блядь, блядь, блядь, блядь, блядь, блядь, блядь, блядь, блядь, блядь, блядь, блядь, блядь, блядь, блядь, блядь, блядь, блядь, блядь, блядь, блядь, блядь, блядь, блядь, блядь, блядь, блядь, блядь, блядь, блядь, блядь, блядь, блядь, блядь, блядь, блядь, блядь, блядь, блядь, блядь, блядь, блядь, блядь, блядь, блядь, блядь, блядь, блядь, блядь, блядь, блядь, блядь, блядь, блядь, блядь, блядь, блядь, блядь, блядь, блядь, блядь!

☻ ☺ ☺ ☻ ☺ ☻ ☺ ☻ ☺ ☻

Видимо, злорадство - лучший вид радости…

Глава десятая.

Порождение Антнидаса

The devil is at least necessary for clergy, than God; too many benefits are taken by priests from fight between God and the Devil to agree to conciliation of these two enemies on whose single combat their existence and their income zizhditsya.

Paul Henri Golbakh

(Дьявол не менее необходим духовенству, чем Бог; уж слишком много выгод извлекают священники из борьбы между Богом и Дьяволом, чтобы согласиться на примирение этих двух врагов, на единоборстве которых зиждятся их существование и их доходы.

Поль Анри Гольбах)

Belief in a devil — the back of faith in god. One proves availability another. Who though doesn't believe in the devil a little, not too believes also in God. Who trusts in the sun, shall trust also in a shadow. The devil is a Lord's night. What is night? Proof of existence of day. Victor Hugo, "The person who laughs”

(Вера в дьявола - оборотная сторона веры в бога. Одна доказывает наличие другой. Кто хоть немного не верит в черта, не слишком верит и в бога. Кто верит в солнце, должен верить и в тень. Дьявол - это ночь господня. Что такое ночь? Доказательство существования дня. Виктор Гюго, “Человек, который смеется")

“Я – Эмилайн Тёрнер. Позвольте мне вам пожаловаться.

Я иду по ночному Нью-Йорку, в голове бедлам и крах, в глазах пляшут черти из-за того, что я дешево наплакалась очередному бармену, которому на меня, без сомнений, плевать. Вы только представьте. Я не обхожу стороной лужи, наступаю на грязь и опускаюсь до мата в адрес прохожих. Меня удивляет, что люди еще до сих пор не вызвали полицию, чтоб меня усмирить.

Хотя с другой стороны здесь нет ничего удивительного, ничего, чего я не смогла бы словесно объяснить. В Америке свобода морального выбора, и потому, живя в ней, так легко потерять индивидуальность, духовность и мораль, а вот вернуть потерянное почти невозможно. Под свободой всегда подразумевался какой-нибудь грех, а в данном случае подразумевается направление развития. Деструктивного развития. Ухудшить что-либо, сделать плохим, негодным, некрасивым Америке как два байта переслать. Нет никакой гадости, которая была бы этой стране не по плечу. Исключение, разве что, убийство в людях их патриотизма, их бесконечной слепой преданности. Но на это не способно ни что”

В эту пятницу Эмилайн ошивалась средь могил. Ошивалась в весьма позднее время! Данное занятие было опасным, в основном из-за того, что на ночь кладбище закрывалось, и его вроде как начинали патрулировать охранники. Риск был глуп и не оправдан, но гуляке, не боявшейся попасться, казалось совсем наоборот. Что мотивировало её на столь безрассудный поступок, находилось совсем невдалеке. Добрая душой, но усердно пытающаяся это от всех скрыть, Эми так и не забыла свою однажды проявленную дикую безнравственность, погубившую, как минимум, одну человеческую жизнь, и будто намеренно самоистязалась, чтобы впредь никогда не повторить столь осудительную, абсурдную ошибку!

На похоронах печально ушедшего Чарльза Митчелла, хорошего мужа и не менее хорошего любовника, присутствовало множество лиц разных слоёв общества. Чак (так обращалась к нему Эмилайн) имел популярность во многих кругах и слыл незаурядной, разносторонней личностью. Во всём у него ощущалась ясность и широкий размах мысли, светлое и оптимистическое отношение к жизни, из-за чего с господином Митчеллом без труда находили язык, как богатые, так и бедняки.

“Прости меня, прости за всё. Ты был невыразимо снисходителен, невыразимо добр ко мне, чего я не ценила, потому что тогда мне было все равно на то, что думают любые люди. Не только ты, Чаки. Не только ты…”

Кладбище Маунт-Кармел располагалось в историческом Квинсе, в так называемом «кладбищенском поясе», окружающем армянский Глендейл. Принятый в середине восьмидесятых акт «О государственных сельских кладбищах» гласил отказаться от создания захоронительных мест на карте Манхэттена и советовал заниматься этим в Бруклине, или на крайний случай в Квинсе. Таким образом, Глендейл оказался окружён одними кладбищами, которых теперь насчитывается порядка трёх десятков и их существенный процент однообразен.

За чеканным металлическим забором и краснокирпичными столбами у входа

вошедших поджидали декоративные, идеально ровные газоны и кустарники, касающиеся серых ухоженных памятников из-за непослушного, осеннего ветра.

Эмилайн стояла застывши. В её поведении не наблюдалось уверенности. Она прекрасно помнила расположение могил Чарльза и его супруги. Еще полчаса назад планировала возложить им цветы. Но, очевидно, что-то пошло не так, и благая идея разлетелась в пыль и клочки. Произошла внутренняя дерьмозабастовочка…

“Пошло всё к чёртовой матери. Если не получается замаливать грехи, что ж, всегда есть вариант остаться прежней бухающей дурой” – Тёрнер поднесла банку пива к осушевшим обветренным губам и начала опустошать её мелкими глотками, проливая часть на себя.

Несколькими мгновениями позже случилось нечто непредусмотренное и по-настоящему мистичное. Банка выпала из трясущихся рук, а остатки содержимого вылились из круглого отверстия на сырую землю. Тёрнер увидела белую женскую фигуру, свободно парившую в воздухе, словно приведение, фигуру, которая немного полетала и плавно опустилась вниз! Это была презагадочная добрая монахиня, частая посетительница квинсовского кладбища…

- Запомни, девочка, ты же рабыня господня…

- Только одно может спасти людей. Зловредный, беспокойный дух следует предать вечному забвению! Его проделки отвратительны Богу и Человеку!

- Не теснись, не сковывайся. Скрывать свои эмоции и не показывать истинных чувств глупо в божьем месте…

Все птицы поблизости по неведомым причинам исчезли, шаливший было ветер затих, а небо заволокло чёрными широкими тучами. Впечатление, мол, в мир смертных насильственно ворвались некие нездешние, нечеловеческие сущности проявлялось с возрастающей силой.

- Кто вы? – под сурдинку спросила Эмилайн, ожидая услышать что угодно, - Хотя, постойте… я вас знаю! Вы… присутствовали в день похорон моего друга и предупреждали об опасности! Говорили что-то об Иисусе, о его гневе, о беспокойных духах…

Матушка положительно качнула головой, отчего любопытство стало еще больше раздирать собеседницу. Кем бы ни была эта милая женщина, какие бы цели она не преследовала, её осведомленность касаемо чужих личных проблем однозначно пугала. “Среди старушек индивидуальность не каждый раз встретишь, а ясновидящие на дороге не валяются”.

- Всё верно – подтвердила монахиня. Затем растянула рот во всю длину, явив добрую, предельно честную улыбку, и заключила, - Ты очень интересная, пленительная, незабываемая, не похожая на других, не такая, как все! Именно поэтому ты – невероятно позитивный человек, к которому, как к роднику тепла, тянутся те, кто нуждаются в любви. Даже дьявол…

- Но Джек не дьявол, если вы о нём! – громковато возразила Эми, одновременно застегивая куртку до конца и ища в карманах перчатки, чтобы подсогреться. Этакая альтернатива горячительным напиткам, - Глупо прививать названия демонов

простым жестокосердным! В противном случае можно поставить на одну параллель всех, кто хоть сколько-то жесток!

Матушка призадумалась над вспыльчивым сопоставлением брюнетки, и придала полурелигиозному обсуждению необходимой конкретики.

- Это не будет такой уж ошибкой, дитя! Жестокие люди недалеко укатились от дьявола. Ими верховодят схожие инстинкты… - старушечье воззрение на предмет всеобщего мифического метафоризма было уникальным без прикрасы. Смущающим – да, стрёмным – отчасти (если придерживаться привычно-банального хода мыслей, то всё, что немного отходит от стандарта, покажется стрёмным), но интересным, - Как и смертные на первых порах жизни не способны на плохое, дьявол однажды был ангелом. Абсолютного зла не существует, дитя. Каждый лучик света порождает свой участок тьмы для самонаделения смыслом, ибо суть всякой жизни заключается в борьбе! Но задача борющейся жизни впустить как можно больше света. Бог посылает испытания тем, в чьих силах их преодолеть. Бог не наказывал тебя, дитя…

- Хорошо! – экс-полицейская утерла порядком засопливевший носик грубым рукавом кожаной куртки и потихоньку направилась к выходу из кладбища, следом за незнакомкой.

…Металлические двери открылись сами по себе, как обычно показывают в фильмах про магию. Эми, чьи уши покромсал жуткий скрежет, не придала значения сему чуду и продолжала молчаливо идти, делая вид, что всё в порядке. Затем вокруг неё начала проясняться невозделанная, как перед рассветом после вечной ночи, лучистая энергия, целинная и девственная. Монахиня, игнорирующая собственный немаленький возраст, была далеко впереди. Её нереалистичные взлеты и перепархивания через различные ограды назло законам физики навевали ассоциации с (!!!) призраками.

Что-то, что вряд ли относилось к земному измерению, меняло окружение до неузнаваемости. Словно по невидимой, но чёткой инструкции, восьмикилометровый

Джеки Робинсон-Парквей перевоплотился из нью-йоркского бульвара в одну из улиц уничтоженного ядерным взрывом Мракан-сити, прослывшего за века городом преступности, городом порока и отчаяния похлеще, чем Детройт в семидесятые.

Эми догадалась, где находится, по болтающейся на ветру, ржавой вывеске Antnidas, призвавшей её к осторожности и поэтапному подходу.

Antnidas – устрашительного вида гигантский особняк, огороженный с четырех сторон

высокой каменной стенкой и кругами колючей проволоки по всему периметру. Над широкими вратами, ведущими, будто в саму преисподнюю, висит зловещая предупредительная надпись ОБИТЕЛЬ УМАЛИШЕННЫХ.

Величие здания подчеркивается выпирающими башнеподобными строениями с острыми крышами. На большинстве окон установлены чёрные сварные решетки. Естественнее всего это место выглядит ночью.

Несмотря на свой страх, который позже уступил любопытству, Эмилайн почти не отставала от монашки. Ей, в глубине жаждущей жестокую развязку, а не сопливый драный хеппи-энд, хотелось поскорее увидеть, чем все это закончится. Правда, перед ней еще стояла задача дожить до той минуты. Задача, с которой она пока, вроде как, справлялась, и справлялась, надо признать, на твердую пятерку. Хотя очень значительную роль здесь играло везение: лояльное отношение Джека к Эми, как к родной сестре, сильно упрощало её миссию.

“Куда меня ведут? А главное, зачем? С каких это пор я стала такой важной?” - в какой-то момент Тёрнер потеряла матушку из виду и в течение получаса из-за необыкновенно плотного тумана не могла уловить глазами белый католический подрясник.

Зрительное восприятие объектов понизилось на территории психушки. Считать это не более, чем совпадением, было бы абсурдно, учитывая, что всё происходящее отдавало постановкой и подносилось Эми в готовом варианте. Тут и двери особняка пооткрывались (причём открылась как входная дверь, так и чёрный вход, расположенный с другой стороны), и белая фигура мелькнула в третьеэтажном тёмном окошке, а также ветер усилился, призывая мраканскую скиталицу поскорее зайти в утробу “обители”, чтобы не замерзнуть.

В пользу прозорливости Эмилайн обстановка в лечебнице наблюдалась ни крошечки не оптимистичней, чем на её территории. Обстановка одичания и заброшенности, пробранная и пробирающая грустью всякого ступающего! Казалось бы, что может быть хуже. Но у “главного любовного объекта сатаны” имелись все особенности волевой регуляции, среди которых особенно выделялись целеустремленность и бесстрашие. И всё бы ништячком, да вот только безымянная каноница снова куда-то девалась, и её поиски могли занять ни один час и даже ни одну неделю.

“Что?” – на первый взгляд пустующее место, в котором едва ли обитали насекомые, неожиданно ожило. Чьи-то женские надрывные выкрики, протяжные мольбы о пощаде

эхом разнеслись по Антнидасу и нарушили устоявшийся гробовой порядок, - Здесь кто-то есть…”

Эми возмечтала проснуться в тёплой кровати и понять, что всё её приключение – от и до металкогольные последствия, выражающиеся в форме растянутого глюка. Таков расклад, вне сомнений, был бы идеален. Но… этого всё не случалось, да не случалось! Кошмар не спешил оказываться сном, а до сознания медленно добредала простая и вгоняющая в бескрасие истина: нельзя куда-то прийти, если ты уже там находишься. “Невозможно проснуться, будучи бодрствующей”.

Меж тем голоса не уносились, не угасали, а, наоборот, становилися всё громче. Вскоре стало возможным разобрать речь надрывающейся.

- Они собираются испортить меня. Эти животные, изверги! А потом, скорее всего, уничтожат! Тут повсюду скелеты. Помогите! Господи, приди ко мне, пожалуйста. Знаю, недостойна я. Ради Твоей милости и жалости. Господи, помоги. Чудовища, дьяволы... их несколько десятков и все они одинаково злые. О, господи…

Звучание, производимое колебанием связок, принадлежало молоденькой девушке. Оно исходило откуда-то снизу, из недр бесноватого замка. Помимо безобидного голосочка, в фоновом шуме присутствовало агрессивное рычание и неконтрастные мужские угрозы. Эми начала разрываться между двумя вариантами: пойти прямиком к лестнице и подняться на третий этаж, где недавно была замечена матушка, или вызнать причину кричания, тем самым удовлетворив откормленный, недюжий интерес.

“Вниз… правильнее всё-таки вниз…” – надеясь, что за сделанный выбор не придётся расплачиваться веками заточения, собственной душой или что обычно требует дьявол, если заходишь в его царство без спроса, Эми медлительно направилась к темному проему в левой части входного холла. Из мрака навстречу ей выступило несколько ало-прозрачных созданий, прошедших сквозь неё. Эти недружественные “касперы”, похоже, не заметили чужую и скрылись в стекающей тени потолка, не подав ни малейшего повода думать о них, как об угрозе.

…Переизбыток негатива в одном тесном пространстве воздействует неблагоприятно на всех, но все индивидуально переносят удар: кто-то, чьи нервы слабее, загибается сразу, в первые минуты, ну, а кто-то держится и держится неплохо, постепенно “портясь”, как личность. Гостья закрытого крезовника ощущала спинной пот ЛУКАВОЙ СОТНИ, температуру горячих мужских тел, нынче призрачных, но не растерявших жизненного жара, будто сластолюбные постойщики подвала заклинали свою забиячливую, колготную ауру на бессрочный террор в отношении любого, у кого лишь хватит наглости заглянуть в этот АДОВЫЙ АД…

Фигуры мужчин, которые, видимо, когда-то находились здесь против личной воли, садистки поигрывали на нервишечках гостьи: то исчезали, то возникали вновь подобно вспышкам. Тёрнер трясла головой всякий раз, когда та начинала кружиться из-за частых мельканий, чтобы не потерять исходный стимул, не запутаться и не свихнуться с рассудка.

- Они уже испортили. Испортили! Испортили! Господь наказал меня за мою отдаленность от церкви! Меня спасут лишь страдания! Я должна мучиться! Мучиться!

“Как же мне плохо. Фух. Хоть бы не упасть. И ты чертовски права, Эмилайн, насчёт своей жизни. Иначе как адом её не назовёшь...”

- Мой ребёнок! Мой сын! Где мой сын? Почему я не могу с ним увидеться? Отдайте мне моего малыша!

Большая нелюбительница подобных подземелий, Эми заткнула уши двумя пальцами. Голос девушки, которую либо насиловали, либо убивали (не поймешь), окончательно её доконал! Кроме того, фигурирование монахини впечатлевалось в сим светопреставлении по-прежнему сильно. Если повёзёт, носительница рясы спустится сюда и посвятит в секреты Антнидаса. То, от чего Тёрнер ещё недавно держалась подальше, от чего убегала без оглядки, сейчас не казалось таким уж отвратительным. “Привыкнуть к худшему легче, если из худшего состоит твоя жизнь”.

- Мой ребёно-о-о-о-о-ок!

Заметив первую приоткрытую дверь, дверь в конце коридора, Эми резко и необдуманно потянула ручку на себя и прискоком забежала в неизвестность. Там было темно, но не темнее, чем в остальных местах замка. Мигом позднее дверь захлопнулась позади неё! Зажглись огни! Гостья почувствовала абсолютное беспомощье перед бурлящими здесь эзотерическими процессами, прославляющими Антнидас злыми гимнами и велениями собственного сердца ловить любые знаки и признаки, чтобы в царстве перебора и залишек, часом, не упустить из внимания важное.

“Неужели тут тихо? Неужели их нет тут? – помещение, где, к предстоящему удивлению Тёрнер таился ключ от всех ларцов, было на треть завалено сломанной мебелью. Но это всё – ерунда. В сравнении с тем, что её могло поджидать, просто чудо, что в качестве новой заморочки Антнидас выбрал обыкновенный, мать его, бардак, - Оу, ну, надо же…”

Переход в следующую комнату, откуда выглядывало тёплое свечение, заслоняли два могучих шкафа. Чтобы не гневать судьбу, пока всё идёт относительно ровно и рядышком не хрюкают духи-насильники, Эми с громким пыхтением принялась отодвигать мебель. Сначала отодвинула один громоздкий объект, потом – второй.

“Блин, как же я умудрилась переставить его, да так быстро? Вот что адреналин вытворяет с людьми! Или, постойте… дело вовсе не в адреналине и мебель сама мне подчинилась? Пора бы узнать, что к чему, да валить”

…Освободив себе путь, Тёрнер настороженно двинулась дальше. Случилось так, что неожиданный, хотя и желанный конец путешествия, принёс больше информации, чем весь последний, прошедший в опасностях месяц. Любое подземелье не могло обойтись без своей “тайной комнаты”, которая бы обязательно служила символом чего-либо и которая была бы средоточием всех божеских немилостей.

“Да защитят меня ангелы.

Да придут мне на помощь силы небесные.

Чтобы от ада отпрянула.

Войску рая предшествуя” - мысленное сочинение простеньких стишочков мало-мальски стабилизировало “прыгающие” нервы. Но, говоря в общем, это не сильно уберегало её. Темница, где происходит чёрт знает что, где теням, чтобы быть, не нужны силуэты, и где галлюцинации воспринимаются естественнее физики, вела себя непредсказуемо и не могла дать гарантий.

— nobody in the world applies for understanding. We know only that it occurs, and reasonings around yes about the phenomenon are absolutely fruitless. If you want, then think that the human brain contains seven billion cages …

— All this is so abstract, the Holy Father, and, in my opinion, is easier to believe in the Devil. William Peter Bletti. Expelling a devil

(- никто в мире не претендует на понимание. Мы знаем лишь, что это происходит, а рассуждения вокруг да около самого явления совершенно бесплодны. Если хотите, то подумайте о том, что в человеческом мозгу содержится семь миллиардов клеток.

- Все это так абстрактно, святой отец, и, по-моему, легче поверить в Дьявола. Уильям Питер Блэтти. Изгоняющий дьявола)

- Матушка? – Эми мигом сориентировалась на месте и поняла, что вдыхает запашки

сырой камеры, обустроенной под старинную, монашескую келью. В дальнем углу стоял стол с глиняным подсвечником на белоснежной скатерти. Слева пустоту занимало тонущее в пыли, затканное многолетней паутиной овальное зеркало с парой видных трещин, делавших его не полезней разбитого, а справа старуха склонялась над библией, шепотом повторяя давно заученные, важные ей строки, - Матушка, вы…

После чреды судорожных вздохов священнослужительница выпрямила кривой указательный палец

- Тише, дитя моё! – и угрожающе подняла руку вверх, - У стен есть уши, а защиты от лукавого не найдешь ни в одной из церквей! Защиты нету… нету нигде! При бесновании дьявол порабощает тело, а потом… - сколько сил не прикладывалось, а договорить она так и не смогла. Что-то помешало ей. Произошел длинный перерыв, не увенчавшийся ничем положительным.

Эми не видела смысла торопить, относясь к праведнице крайне уважительно. Но изрядное, возможно, лишнее волнение и контачащие между собой страхи, лежащие в основе основ, постепенно подчиняли. Экс-полицейская утратила последние останки самообладания и уже не владела собою, как раньше.

- Почему судьба притащила меня сюда? В этот замок… Для того чтоб сказать… что? – морально подготовленная к любому чёрному открытию, посетительница “ада”, глядельщица Антнидаса переметнулась вниманием на треснутое зеркало и долго-долго не могла оторваться, будто оно звало её.

Монахиня зажгла свечку перед изображением Христа на странице библии с помятыми углами. Прошло секунд десять. Огонек на кончике потух от дуновения теплого воздуха со старческих губ. Облачение духовенства, в котором эта женщина будто родилась, красиво всколыхнулось, и горькая истина полилась из неё бесконечным фонтаном, как клокочущее, зловонное грязище.

- Всё началось здесь…

У Эми, что усердно гнала недоумение, возник ряд вопросов, связанных с клиникой:

- Насколько я понимаю, мы с вами находимся в самом первом Антнидасе, да? В интернете я читала, что это здание закрыли из-за некоего скандального инцидента, детали которого по неизвестным причинам не были оглашены! Что за ужас случился здесь? И… что за нечто заключалось в этих темницах?

Матушка ответила на вопрос. На самый последний. Она убрала вспотевшие руки в рукава рясы, напряглась всем существом от пронзившего её странного трепета и нервно закрутилась.

- Преисподняя, сотворённая руками людей! Заблудших, одиноких душ… - по голосу чувствовалось, что туманное прошлое темниц ой как касается женщину, - Тут держали под замком неизлечимых, буйно помешанных преступников, как зверей!

Вовлеченная в интригу, Тёрнер продолжила предполагать:

- Был побег? Я угадала, да? – но новая теория, как и все предыдущие, не отличилась оригинальностью. На деле оказалось всё гораздо сложнее и трагестичнее.

- Молодую девушку… сотрудницу, случайно заперли здесь на выходные!

Заключенные скрывали её много дней. Её били, над ней совершили свыше пяти тысяч актов полового насилия. Сволочи надругнулись буквально над каждой клеточкой юного тела! Бедняжку обнаружили едва живой спустя месяц после досаднейшей пропажи…

- Её откачали и повели на медицинский осмотр. В женской консультации несколько специалистов диагностировали беременность!

- Эту девушку звали…

Аннамей Хэлван,

а её сына…

В этот раз Эми просто не могла ошибиться, и закончила предложение за матушку:

- А сына звали Джек…

И та расширила глаза до размеров блюдца, подтвердив:

- Внебрачный сын сотни маньяков!

Прогнозировать исход преждевременных родов для плода всегда тяжело. Мальчик вышел из утробы Аннамей на шестом месяце, и к всеобщему большому удивлению оказался физически здоров. Но психические патологии, относящиеся по большей степени к генетике, мешали причислять Джека к полноценным детям.

Сама мать была признана недееспособной вследствие перенесенной душевной травмы и не могла принимать участия в воспитании сына. Ей был назначен курс многоэтапной психологической реабилитации. Но вместо лечения она сделала выбор в пользу другой жизни, и исчезла из родного города. С тех пор Аннамей никто не видел. Поговаривают, она покончила с собой. Но это только слухи…

- Они уже испортили. Испортили! Испортили!

- Мой ребёнок! Мой сын!

- Почему я не могу!!!

- Господи… - повторяющиеся из раза в раз чужие флешбеки, тени, кошмарики, бу-эффекты… сердце Эмилайн с превеликим трудом переносило налеты враждебного замка. Казалось, с той трагедии утекло немало воды, и вся негативная энергия должна была рассеяться за десятилетия. Но, видимо, страдания бедняжки Аннамей слишком велики, чтобы просто так удалиться из ауры, стереться из памяти первого Антнидаса, - Я будто пережила все те чувства, что когда-то пережила эта девочка…

Монахиня собиралась уходить из темницы, и повернула сгорбленный нос в сторону узенькой арки. Прощальный совет, как обязательность детективного жанра, прозвучал удивительно тихо и с добротой, на которую способны лишь почитающие бога блюстительницы религиозных предписаний и больше никто.

- Любовь, наверное, самое прекрасное и одухотворяющее чувство, которому подвластно одолеть сатану. Прояви любовь по отношению к тому, от кого исходит зло, дитя, и тогда ты прыгнешь настолько высоко, что тебе откроется вся правда, весь мир и горы Тибета. На этом всё, дитя. Аннамей тоже умела любить, хоть её любовь и принадлежала только Господу, только Христу…

“Горы Тибета?” – смущенная тем, что монахиня ни с того, ни с сего упомянула другой конец света, Эми зацепилась за фразу и пошла за ней следом, чтобы спросить. Но неожиданно старуха пропала, как когда-то исчезла на кладбище!

Фантомша? Призрак? Плод разошедшегося воображения? Сказать было трудно.

Но Тёрнер, вновь оставшаяся в мрачном одиночестве, не надеялась это узнать. Помимо загадочных способностей незнакомки в белом её мучило кое-что ещё. Интерес к третьему этажу в ней так и не погас, ведь именно туда направилась экс-полицейская после

исчезновения служительницы.

- Они уже испортили. Испортили! Испортили! - Аннамей жертвенно вливала в Антнидас часть себя. Ту, что, по всей видимости, впечаталась в эйдетическую мнемозину подвала!

- Мой ребёнок!

Душераздирающая сцена изнасилования девушки несколькими десятками бешеных мужчин повторялась и обыгрывалась заново. Эмилайн просмотрела её уже много раз,

Но каждый новый просмотр был будто бы первым с учетом своей отвратительности. Окрашивался дрянью, тонировался мерзостью… морился и изнывал.

…Сумасшедший дом заметил взволнованность своей посетительницы, но не стал ни огрызаться, ни ругать. Антнидасу наскучил террор непричастных. Антнидас помудрел…

“Это, вроде, должно находиться где-то здесь. Мне нужно это найти. Оно остро нуждается во мне. Я чувствую. Чувствую… как оно просит, как умоляет…” - Эми торопливо отыскала комнату, в которой недавно блуждала монахиня, однако, без неприятного сюрприза не обошлось. Посередине помещения болтался подвешенный за шею скелет, одетый в потёртое, истрёпанное платье. Безвольно обмякшие, страшненькие кости, принадлежавшие, судя по всему, биологической матери Джека, издавали треск, изрядно выматывающий нервы и провоцирующий нестерпимое кожное зудение.

У Эмилайн Тёрнер, пребывавшей в плену однотипных эмоций, так и не вышло определиться, какая составляющая сего представления выглядит нелепее: крепко затянутый эшафотный узел, который был плотнее мощей Аннамей, или её собственные представления и домыслы.

Сведение концов с концами:

Эмилайн,

Безумный Джек,

любовь,

трагедия,

и смерть. ЧАСТЬ 1

Последняя глава…

Girls in trouble

-------------------

Line of Blood

Наши рекомендации