Одна из версий превращения ребенка в чудовище – необъяснимо злая мать.

Другая же подразумевает тяжело пройденные, не совсем удачные роды.

Итого, версий так много, что выбрать какую-то конкретную правду в качестве последней капли невозможно и придется свалить все на совокупность, как и всегда, когда речь заходит о сверхпроблемных людях - о сверхпробленых семьях, живущих во сверхпроблемном штате со сверхпроблемными детьми.

Впрочем, насчет матери вообще трудно что-то утверждать. Может, раньше она была значительно добрее и умела к себе располагать, но жизнь ее нехило потрепала, понудила озлобиться и послать к чертям соблюдение этических нормативов, верность необоснованному долгу.

На следующее утро.

Многие, обнаружив первые проявления насморка, ломаются, начинать лечение или нет, вспоминая известное утверждение «сопли и сами пройдут за неделю». Авторитетные врачи настоятельно запрещают подобное отношение к личному здоровью, даже такое незначительное заболевание может перерасти в большую проблему. Эмилайн было плевать на себя, потому что она всегда была индивидуальностью. Даже в школьные годы, заболевая, она в школу ходила, а не отсиживалась.

Сегодня её щека окуналась в мокрую от соплей белую подушку, из носа выделялась прозрачная жидкость. “Не следовало вчера выходить, не одевшись по сезону” – убеждала себя Тёрнер, считая, что причина половины бед кроется в её невнимательности, что, в общем-то, сильно косило под правду.

“Какого…?” – но окончательно разбудил её не симптом переохлаждения и не козявка возжегла в душе панику. Что-то свалилось с самого неба на хрупкий оконный отлив, оставив после себя крупное красное пятно и пару трещинок на мокром стекле. Какой-то предмет, или чьё-то маленькое тельце, - Меня уже ничего не удивит, чёрт подери”

Инстинкт суфлировал, шум снаружи – очень странное явление, и необходимо выглянуть наружу, да убедиться, что что-то не так и Крэйсет опять играется с психикой.

Так Эмилайн и поступила: обувшись в тапки, быстренько спустилась на первый этаж, миновала комнату с телевизором, кухню и впустила в легкие уличную предзимнюю дрожь. Осмотревшись по всем сторонам, она мигом установила источник шума, сконфуженно покрутила головой и плечами. Это просто какой то кошмар... иначе не опишешь: весь околоток дома, каждый его метр, был усеян чернопёрыми “комочками”. Повсюду лежали мертвые вороны, наглотавшиеся больного негативом, утреннего воздуха. У некоторых каркуш были видны кости, некоторые были без головы, некоторые - без рук или ног, у некоторых были вскрыты животики.

- Чё… чё там, а? – прибежал сзади Джек, оттолкнув сестренку и выскочив на улицу, - Мать моя женщина. Какого хуя тут творится?

Сумасбродный мраканид, не привыкший прятать эмоции, уже было разинул рот для выпыхивания новой плоскошутки, как вдруг и его прибрала к рукам злотаинственность Эйнс.

“Мать моя женщина…” - для того, чтобы полностью осознать картину происходящего здесь и сейчас, имело смысл, прежде всего, обратиться к прошлому. Для Хэлвана, знавшего большинство секретов, это не составило бы особого труда, в то время как сестра могла и не суметь оценить всю мощь негативного оттока, не понять, где он бёрет своё начало.

- Мне страшно! – Эмилайн сжалась вся, напряглась, словно пружина. Было холодно. Холодно и знобко, - Может, пойдём в дом? Все равно мы вряд ли поймем, что…

- Поймём – сказал Джек, рассматривая одну из ворон, которая, прежде чем достигнуть земли, обломала кучу тонких ветвей и получила кучу рваных царапин, - Да уж, тебе лучше зайти. Тебе вообще не стоило так рано высовываться…

(Не всякая птица сможет вынести смех. Дом Хэлвана – особое место. От него веет смертью).

…Когда брат и сестра забежали обратно, приключилась очередная сумасшедшинка, не поддающаяся ни логике, ни законам, ни принципам. На сей раз призвездь отнеслась к фауне с чуть большим милосердием, но с ненавистью к насельникам дома: загадочные голоса в голове, отнюдь, не порождения интуиции, а кунштюк впавшей в помешательство Мёртвой Королевы, дали наказы, заставили, повелели... подняться наверх, и спасти, и помочь, и убрать эту казнь, и отвести это лихо.

- Либерти просит. Советую ей подчиниться… - прошептал Хэлван, боясь говорить громче, - У неё циклофения, недотрах, или что-то в этом духе. Я не воспитатель и не врач, я не знаю. Но когда у Либерти случаются приступы, всё вокруг ходит ходуном…

Эми посмотрела на брата с доверчивой усмешкой, и подняла глаза вверх. Их предстояло настоящее суровое испытание – прогулочка по чердаку, по клубку воспоминаний убийцы.

- Хорошо. Если нет иного выхода, я… на всё согласна.

Джек вовремя схватил сестру за руку:

- Эй, ты можешь не идти туда! Не надо.

Но та отпиралась, типа, снимая покровы своей воинской храбрости.

- Не надо? Это почему же ещё, а? Если ты пойдёшь, то и я должна.

- Это небезопасно. Подумай о себе. Кому будет лучше, если ты пострадаешь? Да и ради чего? Я один могу контролировать Либерти!

- Контролировать чудовище? Ну-ну. А ты, видно, и вправду великий шутник.

На обоих этажах завибрировал пол. На тумбу с телевизором пластами осыпалась вся штукатурка. Картины попадали вниз. Рыбки в аквариуме сдохли. Большинство бы не подумало винить во всём “ведьму”. Скорее, выдвинуло бы теорию землетрясения, как бы сделала и Эми, если б не находилась в курсе всех истин. Пожилые бабёнки наверняка заговорили бы о появлении домового, обнаруживающего своё присутствие неожиданным шумом, стуками, битьём посуды…

“Я не боюсь. Мне совсем не страшно, ведь всё худшее уже позади” - Эмилайн шла навстречу безусловному риску, как на свидание, лишь изредка моргая и морщась. Под ногами тряслись деревяшки, кругом летали разносимые ветром из открывшихся окон бумажные клочья и разные предметы. Настольная лампа врезалась в стену всего в нескольких миллиметрах от её затылка; могучий антикварный шкаф самостоятельно переместился от своего первоначального положения на три метра влево; давно завядшие цветы с легким шуршаньем выпали из вазы; из малиновой пластмассовой коробки высыпался набор цветных карандашей. Громко стучащая дверь, ведущая на пресловутый хэлванский чердак, открывалась и закрывалась сама по себе, ассоциируясь как проход между двумя противоположными мирами: реальным и потусторонним. Если верить Джеку, Либерти засела там и не может спуститься, мол, что-то её силком удерживает и свалить оттуда у Королевы выйдет лишь с чьей-то помощью, или не выйдет вообще.

Джек, которому была чужда жалость (если речь не шла об Эмилайн), предложил бросить бредовую затею и, как вариант, навсегда бросить дом. Но сестра, отличавшаяся куда большей нравственностью, ощущала боль девчонки на каком-то глубинном, неосознаваемом уровне через тяжесть в теменной и височной областях, и не могла вот так просто взять и кинуть её на произвол своего же проклятья, или, вернее сказать, “дара”. Королева, сама о том не подозревая, подавала сигналы всем близприсутствующим: её мысли, её чувства активизировались и отделились от неё, на срок вселившись в ту, что не растеряла остатки эмпатии.

- Аккуратнее, ты точно знаешь, что делаешь? – переживал за Эмилайн Хэлван, потрагивая её сзади за попку и одновременно страхуя. Их в любой момент могло вынести, - Потому что я не знаю, как долго не трахали Либерти…

Шедшая впереди быстро урезонила пыл хабального братишки:

- Двигайся молча, и всё! Не дай бог тебя услышат! – и перекрестилась чересчур по-католически для полной атеистки.

“Молю тебя, всевышний, позволь вмешаться свету, призови на подмогу всё райское войско, разреши остаться на Земле”

В НАЧАЛЕ РАЗЛАДА ПОЯВЛЯЕТСЯ ВСЕГО ОДНА НЕЗАМЕТНАЯ ТРЕЩИНА.

ТРЕЩИНА РАЗРАСТАЕТСЯ ПУГАЮЩИМИ ТЕМПАМИ, ОХВАТЫВАЕТ ЦЕЛОЕ, НЕ ОСТАВЛЯЯ ЖИВОГО МЕСТА.

К НЕЙ ВРЕМЯ ОТ ВРЕМЕНИ ПРИБАВЛЯЮТСЯ НОВЫЕ ВЕТОЧКИ, НАСТАЁТ ХАОС И ПОЛНАЯ МЕХАНОДЕСТРУКЦИЯ. ОТ АРИДНОЙ НЕДУГУЮЩЕЙ ПРЕЖНОСТИ НЕ ОСТАЁТСЯ НИ МАЛЕЙШЕГО ПРИЗНАКА. И КВИНТЫ ОБЕЗДОЛЕННОЙ ДУШИ НАХОДЯТ ОТКЛИК В СЕРДЦАХ ПРЕИСПОДНЕЙ.

ЖАРА…

ЭКСТРЕМАЛЬНЫЙ ДЕФЕКТ В ВИДЕ УЗКИХ УГЛУБЛЕНИЙ НА ПОВЕРХНОСТИ МОЖЕТ ПОРАЗИТЬ ЛЮБУЮ СЕМЬЮ, ЛЮБУЮ ЖИЗНЬ. НИЧТО НЕ ЗАЩИЩЕНО ОТ СКОЛОВ И ТРЕЩИН.

ОГОНЬ…

Сколько они поднимались, Эми всё время ловила себя на мысли, что они поднимаются в ад. Такие уж впечатления вызывали неоднозначные шалости леди: по потолку расползались толстые трещины, отовсюду дождиком “лилось” неприятное крошево, что-то где-то обрушалось, что-то гудело. Страхи кружили в воздухе под действием чар, тени неистовствовали, угождая душам мёртвых ворон знойной пляской. Джек регулярно подталкивал сестру, напоминая: пути назад нет, и сам подталкивался. Их постоянно замедляла “магия” вроде невидимого, тяжело сдвигаемого барьера. Но шаг за шагом, миллиметр за миллиметром, у них получилось коснуться двери. И в тот момент, когда Эми уже начинала помаленьку сдаваться и подпустила предположение о гибели несколько ближе, её заступник Джек собрал всю свою мужскую мощь в кулачок, искривил рожу до неузнаваемости (впрочем, ни хрена не изменилось) и с животной грацией бочком ввалился внутрь. Затем лохматый увалился на попу, живо встал на коленки и дал руку с трудом державшейся сестры. К тому моменту верхняя часть лестницы уже начинала обваливаться…

- Давай! Не тормози! Иначе тебя придется откапывать! А я всегда ленно управлялся с лопатой…

Не сразу послушав братишку, но и не отказавшись от его помощи, Тёрнер прикрыла глаза, сделала глубокий вдох, после чего совершила второй, расслабила лицевые мышцы и таким образом сняла напряжение. Вперекор ожиданиям она запрыгнула к нему самостоятельно, решительно и неповторимо: съежилась, пригнулась, будто скрутило желудок, и переместилась вперёд почти на полметра.

…Чердак оказался удивительно просторным, чистеньким, без лишнего хлама, без противных мебельных останков, не витало в нём характерного для чердаков «духа времени». И если бы не полудетективное дарк-стори со “странноватым” мальчиком и тираншей-мамочкой, пребывание на нём было бы сплошным развлечением…

Хэлван… хотел похвалить подругу детства, но за невозможностью сыскать подходящего комплимента обошелся пятикратным похлопыванием по испачканной в чём-то белом спине и единственным громким смешком, выстрелившим прыгунье точно в ухо.

- Ну, что теперь скажешь? Назовешь тормозом, братец? - Эми засияла от гордости, опустив зрачки вниз. Она заметила, что хозяин “оживотворенного” домишки получил незначительную травму и понадобятся бинты, чтоб его подлатать. Из раны на икре сочилась кровяга.

- Наоборот, слишком сильно газуешь, сцепление жжешь. Крайность это плохо, слыхала?

Взаимовыручатели еще бы поболтали. Тем для обсуждения оставалось немерено. Но

из-за безотлагательности самого важного пришлось повременить со всем остальным и начать торопко осматриваться в поисках той, в чьей власти, ни много, ни мало - чужие души, чужие мозги, чужие “моральные чистоты”. Никому не хотелось бы иметь такую противницу, как Королева, ибо это автоматически означало бы смерть, или чего ужаснее – попадание в пожизненное рабство, становление послушным орудием “ведьмы”.

- Уохо-хо-хо-хо-хо-хо-хо-хо-хо! А вот и наша проделывательница-сорваница! Чудиха, ты чего это разнылась? Заболела, что ль? Ну, так мы тебя вылечим… - пройдя буквально пару-тройку метров в направлении узкого окна, Джек и Эми обнаружили генератор катаклизма: закрыв лицо руками, упершись локтями в колени, Либерти горько роняла жидкие жемчужины и что-то мямлила сквозь шумные всхлипывания и частые надрывные вздыхания.

Тёрнер с благой жадностью ухватилась за последнее намерение, мотнула головой и опустилась на попу, поближе к мисс Моллиган, чтобы быть с ней наравне. Хэлван продолжал стоять, держа руки крестом, и с интересом наблюдая за бабскими прелиминариями, призванными выяснить, почему поблизости поумирали все птицы; почему несчастья слились воедино; почему дом чуть было не рухнул. Королева приготовилась всё рассказать, ей самой хотелось дождаться исчезновения “ада”.

- Ну, же. Не бойся. Здесь нет тех, кто мог бы обидеть тебя – Эми предприняла все возможные меры, дабы убедить “колдунью” открыться.

Либерти сию набатную минуту воспользовалась её добротой, духовным бескорыстием и поступила созвучно совету. Ротик бедной девочки задёргался, стоило начать говорить.

- Я из чистого любопытства заглянула сюда. Джек предупреждал меня, что здесь опасно, а я оказалась дурой и ослушалась! Я могла бы… просто прочесть его мысли! Это бы отвело от неприятностей. Но однажды я пообещала ему никогда, ни при каких обстоятельствах не лезть в его голову! Как же мне жаль…

Если Тёрнер ни черта не разобралась, поскольку владела минимальными знаниями, то Хэлван понял всё, но не подал виду, возможно, желая, чтобы хоть этот квест сеструха разгадала личными усилиями, без облегчающих подсказок, и очень скоро пожалел о поспешно принятом подлом решении.

- Опасно? Но здесь никого нет. Или ты рисуешь угрозы в уме, выставляя их за правду? Но зачем? Какой смысл в самоугнетении? – Эми на миг отвернулась, чтобы посмотреть на брата, не явно обрадованного и не явно огорченного. И за этот миг телепатка успела озвучить причину, довольно таки странную, но затрагивающую сразу все струны.

- Здесь есть много чего, скрытого для глаз большинства! – поспорила Либерти, и схватила девушку за руку, словно планируя донести до ушей нечто космически-важное, нечто неохватное, - Я увидела это! Здесь настоящий кошмар! Я пыталась сбежать, но не смогла, потому что накрепко примагнитилась к аду! К аду! К настоящему! Ты понимаешь меня?

Эмилайн:

- Нет. Вернее, не до конца. Пожалуйста, объясни, что в твоём понимании есть ад. Тогда, может, у меня и получится...

Либерти:

- Ад – то место, где всем-всем-всем плохо, место, куда нельзя ступить, не потеряв себя. Только не говори, что не видишь их…

Эмилайн:

- Я и вправду никого здесь не вижу. Ну, кроме тебя и Джека… тут никого нет. Может, тебе стоит пойти и немного подремать? Проснёшься с новым свежим настроением, и сама придёшь к выводу о…

Пока экс-полицейская успокаивала сверхчувственную медиум, делая всё возможное, чтобы дом не разошелся по швам, случился еще один нежданчик, а вернее два: кусок отвалился от двери и Джек Хэлван/Безумный Джек/Джек/клоун-принц преступного мира/злодей No ONE ощутил резкую, невыносимую головную боль, будто в череп зашли инструментом для хирург-операций и пообещали долго возиться.

- А-а-а-а-а-а-а-а-а! - истошный ор маньяка, раздавшийся на всю долину Крэйсет, пандемическое ликование иблисов, анчибелов и бесов, опростание, психоэмоциональное опорожнение, совмещение наказания и трагедии, хоть и не приведшее к катарсису, но изгнавшее часть отрицательности = в “диспетчере задач” мозга Безумного Джека на данный момент протекало энное кол-во схожих процессов, и каждый занимал уйму “оперативной памяти”, чтобы переживать эти процессы без сжигающей сознание мигрени, - А-а-а-а-а-а-а-а-а! Помогите! Меня опять хотят здесь запереть! Не дайте ей это сделать! Не дайте-е-е-е-е-е!

- Мам! Мама! Скажи, ты же не отправишь меня на чердак? Я устал проводить там дни напролет! Папа! Пап! Скажи, ты же не позволишь маме снова меня запереть? Еще одного такого вечера я просто не вынесу!

- Безумный Джек. Так его зовут. Безумный Джек просто… никого не любит.

- Я сейчас не оправдываю ни тебя, ни твоих родителей. Им стоило уехать и взять тебя с собой.

- А-а-а-а-а-а-а-а-а! – лицо психа покраснело, став похожим на помидор, из широкого растянутого клыкастого рта то и дело выпрыгивали брызги слюны. Реальности менялись помгновенно, ветвясь в анекдотичные витиеватые спирали, переливались всеми настроениями – от смертельно плохого до смертельного ужасного.

- Хотя не факт, что Хэлван бы их не нашел, ведь Хэлван находит всех.

Пока убийца корчился в мучениях от яда, медленно капающего в прогнившую душу, Либерти рассказывала Эми, что она увидела и что теперь, по её профессиональному предположению, фантасмагории и образы взял взаймы Джек, чей рассудок заболел метаморфичностью и совершенной переменностью из-за её дезорганизованности, из-за её срыва.

- Какая-то женщина с засученными рукавами и с поднятым фартуком, очень странная и очень недобрая, хватает за руку ребенка и тянет за собой, просто так, по какой-то ерунде. Если малыш не идет – женщина бьёт его, иногда очень больно, иногда по головке. Ребенок этот тоже очень странный, будто не от мира сего, но добрее женщины. Я не могу разглядеть их лица, так как не могу к ним подойти из-за высоты пространственно-временного барьера. Но я пережила огромные чужие страдания и чужую душевную боль. Я заплакала и чуть не убила вас, чуть не разгромила дом, потому что мне стало жаль этого мальчика.

- А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!

- Я не могла никак успокоиться…

- Джек…

- Но теперь, кажется, всё вернулось в норму, разгоревшееся пламя потухло, и я больше не являю угрозы для вас. Для тебя…

А меж тем Хэлван даже всплакнул. Хоть психопата и отпустило ровно тогда, когда отпустило и Лизу, ему понадобится несколько часов, чтобы прийти в себя после полукатарсиса. Внезапно странная трясучка прекратилась, затылок перестал биться о стену, кисти самопроизвольно разжались и Джек вздохнул всеми легкими, втянул запах единственно-верной реальности, немеркнущей нетленной настоящности, и протрезвился. С него сошел хмель плохого детства, эскиз выстроился в воображении и, превратившись в картину, размылся. Пока он еще только оправлялся, пока не все злообразы обнаружили выход сквозь тело, Эмилайн поспешила расспросить Либерти обо всём интересовавшем её, начиная с матери брата, которая была и её родной матерью:

- Это была она? Саммер Мансон? Она издевалась над сыном? Но… почему? Должна была быть какая-то причина для гнева…

- Для гнева? А ты сама что предполагаешь? - Королева отвечала с большой неохотой, принуждаясь к очередным истязаниям. Малейшая попытка изъять из адамовых веков конкретную деталь, малейший экскурс и… всё начиналось по новой – ад возвращался, поле зрения накрывало шквалом из очередей-полуглюков (сформированных кадров, полусцен) и… подняться наверх, и спасти, и помочь.

А также казнь. А также лихо.

- Ой, всё, я не могу! Прошу, не заставляй! – Королева кликушески выла, цеплялась за волосы и выдирала их, совершая развороты всем телом, обо всё ударяясь и получая маленькие травмы, - С мальчиком тоже что-то было не так. Что именно – не скажу, потому что к тому моменту мы все погибнем! Отстань! Отста-а-а-а-а-нь! ОТСТА-А-А-А-А-А-А-А-НЬ!

Затем и Джек Хэлван попросил Эми о том же, о чем попросила её Либерти, найдя силы подтянуться вперед и дотронуться до короткого рукава её белой футболочки:

- Оставь её, иначе нам точно… трындец. Давай лучше выбираться отсюда. Мне плохо здесь… Плохо…

- Лучше уйти…

- Джек…

1 …Услышав мрачный выдох лохматого, Эмилайн отзывчиво, со сжатым ртом и прикушенными губами, быстро-быстро кивнула ему. Фаталистический спуск по наклонной поверхности сулил превратиться в очередное путешествие. Но погибать всегда легче, находясь рядом с кем-то, с чувством самоотверженной, сердечной привязанности. Брат и сестра ничего не боялись…

2 …Мёртвая Королева отстроила лестницу заново, лишь посмотрев в сторону двери.

Сломанные ступени подверглись волшебно-автоматической штопке. Девочка с даром телекинетического медиума потратила на это большую часть жизнеэнергии, отдала в жертву всю свою звериную неукротимость за раз, дегидратировалась до предельной степени, и её сморил обморок…

3 …В убежище Хэлвана часто звучали мелодии, которые никому не были слышны. Даже отрубившейся Мертвой Королеве. Не наигрышные, неложные, присные. Ими упивались комнаты, с их помощью глушил тоску проклятый чердак, без них не просыпался ни один сантиметр и они же баюкали всё. Всё без исключения. Эти мелодии – голоса дома, микроскопические частицы пресложного характера…

In warm weather all live grows, in cold — everything dies. Those who are cold soul won't be able to learn joy even if they will be dawned by favor of Heaven. Only those who have a warm heart are capable to experience boundless happiness and eternal love. Hong Zichen

(В теплую погоду все живое растет, в холодную — все умирает. Те, кто холодны душой, не смогут познать радость, даже если их осенит милость Небес. Только те, у кого горячее сердце, способны изведать беспредельное счастье и вечную любовь. Хун Цзычен)

“Я - Эмилайн Тёрнер. Моя жизнь похожа на ад, но я не привыкла ни на что жаловаться”

Спасшиеся благодаря феноменальному инстинкту самосохранения, который элементарно не мог подвести, брат и сестра уселись в огромной гостиной на первом этаже и пробыли там (!!!) несколько часов, не вылезая. Жуткое состояние ломки, выворачивающее кости, мучило Джека Хэлвана весь вечер, и прошло лишь ближе к непогожей полуночи, тогда, когда, наоборот, большинство болячек обострялось. Эми крутилась возле лохматого, ожидая, когда тому полегчает, и когда наконец-то это случилось, она даже не поверила.

- Присядь. Присядь ко мне – брат звал её на диван, в спешке переключая каналы телевизора. И хоть за ним никогда не водилось заппинга, сегодня Джек не мог определиться, что именно хочет смотреть: шоу Рональда Бака или горный мото-марофон, - Не хватало, чтоб ты каким-то образом пострадала из-за меня, а сегодня ты чуть не погибла. Мы остались одни и теперь должны держаться друг друга. Нам необязательно друг другом рисковать из-за эгоизма, чтобы чувствовать себя исключительными. Мы и так исключительны…

- Со мной всё в порядке… - неуверенно отмахнулась Эмилайн, впавшая в зависимость от постоянных извинений, - Я ни на что не жалуюсь. Меня всё устраивает, несмотря на то, что я сюда никогда бы не пришла по своей воле. Но что произошло - то произошло. Глупо сейчас о чём-то сожалеть…

- Знаешь, ты права! Ты почти не ошибаешься из-за того, что все твои мыслительные операции, прежде всего, исходят от сердца! – после нескольких попыток сменить позу Джек разместился покомфортнее и случайно попал на неизвестный канал, на котором в режиме реального времени транслировалось некое мероприятие с шумным уличным шествием и песнями, с пафосными патриотичными речами-обещаниями, - Ты большой молодец. Хочешь знать, почему?

Эмилайн легонько подвигала плечами, с невероятной стеснительностью пригнулась и опустила локти на спинку дивана.

- Ну, говори! Я вся внимание! – а потом еще сильнее разлохматила прическу смотрельщика.

Хэлван произвел столь глубочайший вздох, будто заново построил большую часть своего организма, с усердием сделал глотательное движение, обеспечив слюне выход вниз, моргнул несколько раз и пояснил сестре, за что конкретно её уважает, за какие моменты он готов признать её лучшим человеком на земле, а за какие моменты - самым что ни на есть ангелочком, духовным созданием, сообщающим волю господню. За умение вселять нечто, напоминающее слово из семи букв.

- Ты лучшая, потому что, в отличие от меня, ты не затаила на них злобу, а обрела с ними связь. Ты приняла их, ты их полюбила… со всеми их пороками… Сегодня всё больше и больше людей одержимы мнимым успехом, обогащением. Мне повезло, что ты не такая.

За умение вселять в человека Н.А.Д.Е.Ж.Д.У

Тёрнер было приятно. Не каждый день слышишь такие слова и получаешь такую похвалу. Тем более от того, кто, по общему мнению, неспособен молвить ничего хорошего. Эми принужденно, но красиво засмущалась. Делано, но очень элегантно. Правда, вместо банального “спасибо” сестра решила покопаться в причинах. В причинах отличности и хэлвановской своеобразицы, если таким существительным можно обозначить его ненависть.

- Ты и сам мог бы пересмотреть свои взгляды на мир. Я не буду советовать, чтобы ты поскорее всё забыл. Но нельзя всю жизнь жить с ненавистью в сердце. Твоё решение проблемы – не решение… - ей доставляли удовольствие и парадоксальным образом повышали самооценку потуги воспитывать брата, которому, к сведению, это вполне нравилось. Джек всегда любил креатив.

- Знаешь… кажется, ты права. Я пленялся чарующими мечтами о возмездии, похожими на спиралевидные высокие лестницы. Но мне всегда чего-то не хватало. Эти мечты не удовлетворяли. Разжигать огонь страсти – да, разжигали. Но не выручали в должной степени, как я поначалу предполагал.

Вдруг, видимо, утомившись высиживать пятую точку, псевдофилософ оторвал задницу от дивана и подошел к пустому камину. Сестра не отстала, считая своей основной обязанностью внушать ему свои представления о том, что нужно чувствовать, прослыв душегубом, убийцей миллионов, террористом. Но не чтобы ему стало еще хуже, а чтобы бушующие в нём конфликты пришли к какому-то согласию, пускай и к кусачему, как злая собака, пускай и к печалящему, как известие о смертельной болезни.

- Послушай, не угнетайся так сразу, а просто подумай. Если бы ты не начал убивать совсем, ну, или, эмм, допустим, убил бы только двух-трех человек, у тебя был бы шанс. Это не значит, что сейчас ты должен бежать куда-то и вешаться. У меня нет при себе ни судейской лицензии, ни желания отчитывать тебя.

- Тогда, спрашивается, зачем ты к этому постоянно возвращаешься, если сама признаешь, что ничего не можешь исправить? В чем твоё предназначение?

- Как это… в чём? Я здесь, потому что ты этого хочешь. Сама бы я не пришла!

Хэлван простоял к ней спиной три минуты, а затем повернулся невеселым, нерадостным лицом, что подчёркивал такой же невеселый, нерадостный голос и невеселые, нерадостные глаза, готовые выскочить из своих орбит.

- То есть, абсолютно ничего не изменилось и ты по-прежнему ко всему равнодушна? Ко мне, к чердаку, к этому дому…

- Нет-нет-нет, я не имела в виду, что мне плевать – боясь усугубить ситуацию, Эми стала отрицать опасения братишки и нашла тему поудачнее. Более цельную тему, - Вместо того, чтобы цепляться к словам, лучше объяснил бы, что там увидела Либерти.

- В смысле… что? – притворился недоумевающим Джек, - Подойди к ней и спроси лично. Я не в теме, из-за чего нас чуть не прихлопнуло крышей. Знал бы – сказал. Зачем мне скрывать…

Сестра не спешила заканчивать беседу. Всё спорила, причём довольно шумно, настаивая на своих особенных версиях.

- А я думаю, у тебя тысяча и одна причина не говорить мне всей правды! И знаешь, из-за чего?

- Хм, просвети!

- Из-за того, что ты закомплексован! Я еще с самого начала догадывалась, что ты бы ни за что никому не открылся, даже родному человеку, и мне пришлось поиграть в крутого детектива и поспрашивать у местных про этот дом! Добрые люди не пожадничали рассказать мне тайну семьи Мансонов, а также поведали об истоках твоего безумия.

Нарвавшись на откровения, Хэлван прижался лбом к стене и сдавленно произнес самое длинное предложение за всё время ихнего знакомства. Он явно недооценил настойчивость Эмилайн, которая всегда с фанатичным упорством стремилась к своей цели и, как правило, добивалась её. И, судя по кислому выраженьицу, обстрелявшему каждый угол гостиной, эти разговоры поднимали в душе психа бурю негодования и опалу.

- Наша мама причинила мне очень много боли. Её ненависти хватило бы на целый континент.

- Какая-то женщина с засученными рукавами и с поднятым фартуком, очень странная и очень недобрая, хватает за руку ребенка и тянет за собой, просто так, по какой-то ерунде. Если малыш не идет – женщина бьёт его, иногда очень больно, иногда по головке. Ребенок этот тоже очень странный, будто не от мира сего, но добрее женщины.

- А наш папа… принял удар на себя. Но, к сожалению, его жертва оказалась напрасной. Хотя тут и трудно судить. Всё многократно перепуталось. Я не делился с тобой этой тайной не из-за каких-то там комплексов, а потому что старался тебя уберечь. Мне не хотелось, чтобы ты была плохого мнения о маме.

Признательная, но не ослепленная благодарностью, неловко улыбающаяся, но сохранившая эмоциональную ровность, Тёрнер вспоминала все предыдущие недавние разговоры, находила в них непонятки и сразу их предъявляла, чтобы вдруг не забыть:

- Ты, вроде как, сомневался, что Джордж скончался от твоей руки. Что же произошло сейчас?

Хэлван втянул губы в рот и непричастно выпучил глазки:

- Я до сих пор не уверен… - ему, действительно, плохо представлялась сцена убийства взрослого человека шестилетним мальчиком. Впрочем, как и сестре. Так что на данный счёт их обоих в равной степени грызли сильные сомнения.