О том, как дети ошиблись дверью
ДИГОРИ И ЕГО ДЯДЯ
Случилось это так неожиданно, и так походило на страшный сон, что Дигори вскрикнул. Дядя Эндрью, зажимая ему рот рукой, прошипел: “Не смей!”, и прибавил помягче: “Твоя мама услышит. Ей волноваться опасно”.
Дигори потом говорил, что его просто затошнило от такой подлой уловки. Но кричать он, конечно, больше не стал.
— То-то же! — сказал дядя. — Ничего не поделаешь, всякий бы поразился. Я и сам удивлялся вчера, когда исчезла морская свинка.
— Так это вы кричали? — спросил Дигори.
— Ах, ты слышал! Ты что, следишь за мною?
— Нет, — сердито сказал Дигори. — Вы лучше объясните, что случилось с Полли?
— Поздравь меня, мой мальчик, — дядя Эндрью снова потер руки, — опыт удался. Девочка исчезла. Сгинула. В этом мире ее больше нет.
— Что вы с ней сделали?
— Послал... хм... в другое место.
— Ничего не понимаю, — сказал Дигори.
— Что ж, я тебе объясню. — Дядя Эндрью опустился в кресло. — Ты когда-нибудь слышал о миссис Лефэй?
— Нашей двоюродной бабушке? — вспомнил Дигори.
— Не совсем, — сказал дядя Эндрью, — она моя крестная. Вон ее портрет, взгляни.
На выцветшей фотографии Дигори увидел престарелую даму в чепчике. Такой же портрет, вспомнил он, лежал в комоде у него дома, и мама замялась, когда он спросил ее, кто на нем изображен. Лицо было не слишком приятное, но, может, виновата старая фотокарточка...
— Кажется... кажется, она была не совсем хорошая? — спросил он.
— Ну, — хихикнул дядя Эндрью, — все зависит от того, что считать хорошим. Люди очень узки, мой друг. Допустим, у нее были странности, были чудачества. Иначе ее не посадили бы.
— В сумасшедший дом?— О, нет, ни в коем случае! — возмутился дядя. — В тюрьму.— Ой! — сказал Дигори. — За что?— Бедняжка! — вздохнул дядя. — Ей чуть-чуть не хватало благоразумия. Но не будем вдаваться в подробности. Ко мне она всегда была добра.
— При чем тут это все! — вскричал Дигори. — Где Полли?
— Всему свое время, мой друг, — сказал дядя. — После того, как миссис Лефэй выпустили, она почти никого не хотела видеть. Я был среди тех немногих, кого она продолжала принимать. Понимаешь, во время последней болезни ее стали раздражать ординарные, скучные люди. Собственно, они раздражают и меня. Кроме того, у нас были с ней общие интересы. За несколько дней до смерти она велела мне открыть тайничок в ее шкафу и принести ей маленькую шкатулку. Стоило мне взять ее в руки, и я прямо затрясся, почувствовав тайну. Крестная приказала не открывать ее, а сжечь, с известными церемониями. Разумеется, я ее не послушался.
— И очень зря, — сказал Дигори.
— Зря? — удивился дядя. — Ах, понимаю. По-твоему, надо держать слово. Резонно, мой милый, очень советую. Но, сам понимаешь, такие правила хороши для детей, слуг, женщин, вообще людей, но никак не для мудрецов и ученых. Нет, Дигори. Причастный к тайной мудрости свободен и от мещанских радостей, и от мещанских правил. Судьба наша, мой мальчик, возвышенна и необыкновенна. Мы одиноки в своем высоком призвании... — Он вздохнул с такой благородной печалью, что Дигори на мгновение посочувствовал ему, покуда не вспомнил дядины глазки, когда тот предлагал Полли кольцо, и не подумал: “Ага, он клонит к тому, что может делать все, что ему угодно!”
— Конечно, я не сразу открыл шкатулку, — продолжал дядя. — Я боялся, нет ли в ней чего-нибудь опасного. Моя крестная была чрезвычайно своеобразной дамой. Собственно, она была последней из смертных, в ком еще текла кровь фей. Сама она застала еще двух таких женщин — герцогиню и уборщицу. Ты, Дигори, беседуешь с последним человеком, у которого крестной матерью была фея. Будет что вспомнить в старости, мой мальчик!
“Ведьма она была, а не фея!” — подумал Дигори. Вслух он спросил:
— Но что же с Полли?
— Ты все о том же! — сказал дядя. — Разве в Полли дело? Сперва, конечно, я предпринял осмотр шкатулки. Она была весьма старинная. Я сразу понял, что ее изготовили не в Греции, не в Египте, не в Вавилоне, не в стране хеттов и даже не в Китае. Она была еще древнее. Наконец, в один поистине великий день я понял, что сделали ее в Атлантиде. В Атлантиде, на затонувшем острове! Это значило, что шкатулка моя на много веков древнее всех допотопных черепков, которые выкапывают в Европе. Она была не чета этим грубым находкам. Ведь Атлантида с древнейших времен была великой столицей, с дворцами, храмами и замечательными мудрецами.
Он подождал немного, но Дигори не восхищался. С каждой минутой дядя нравился ему все меньше и меньше.
— Тем временем, — продолжал дядя, — я занимался изучением разнообразных предметов, о которых ребенку не расскажешь. Так что постепенно я начал догадываться о содержимом моей шкатулки. Путем различных научных экспериментов мне удалось установить, так сказать, наиболее правдоподобные гипотезы. Пришлось познакомиться с... как бы выразиться... дьявольски странными личностями, и пройти через довольно отталкивающие испытания. Вот почему я раньше времени поседел. Стать чародеем — дело нешуточное. Я вконец испортил здоровье, хоть мне и получше в последнее время. Но главное — что я узнал.
Подслушивать было некому, но дядя все же подвинулся к Дигори и понизил голос.
— То, что было в шкатулке — не из нашего мира, и очутилось у нас, когда наш мир только-только начинался.
— Но что же там все-таки было? — спросил Дигори, поневоле захваченный рассказом.
— Пыль, — отвечал дядя Эндрью, — сухая пыль, вот какую награду я получил за свой многолетний труд! Вроде бы и смотреть не на что. Но я-то посмотрел, не тронул, но взглянул! Ведь каждая пылинка там была из иного мира, понимаешь ли ты, не с другой планеты — ведь планеты тоже часть нашего мира, до них можно добраться если долго лететь, — а из мира по-настоящему другого. Словом, из такого мира, куда можно попасть исключительно с помощью волшебства. — И дядя снова потер руки так, что пальцы у него затрещали.
— Я понимал, разумеется, — продолжал он, — что эта пыль может перенести в другие миры, если слепить из нее то, что надо. Но что же именно? И как? Масса моих экспериментов пропала впустую. Морские свинки просто подыхали, или их разрывало на части...
— Какой ужас! — перебил его Дигори. У него была когда-то морская свинка.
— При чем тут ужас? Свинки для того и созданы. А покупал я их на свои собственные деньги. Так вот, о чем же я... Да, наконец мне удалось изготовить из пыли колечки, желтые кольца. Тут обнаружилось новое затруднение. Несомненно, колечки перенесли бы моих подопечных, куда надо, стоит до них дотронуться. Однако, что толку! Как же мне было узнать, что там? Как вернуть зверьков обратно?
— А о самих свинках вы подумали? — проворчал Дигори.
— Ты не умеешь мыслить научно, — нетерпеливо сказал дядя Эндрью.— Ты не понимаешь, что являешься свидетелем эксперимента века? Я ведь посылаю туда свинок именно затем, чтобы узнать, что там и как.
— Почему вам самому туда не отправиться, в этот иной мир?
Дигори в жизни не видел такого искреннего удивления, негодования и обиды в ответ на такой простой вопрос.
— Кому, мне? — воскликнул дядя. — Ты спятил! В мои лета, с моим здоровьем идти на такой риск, отправляться в совершенно незнакомую вселенную? Что за нелепость! Ведь в этих мирах может случиться все, что угодно!
— А Полли теперь там, — Дигори побагровел от гнева, — это... это подлость! Хоть ты мне и родной дядя, а только настоящий трус отправит в такое место девочку вместо себя.
— Молчать! — дядя Эндрью хлопнул рукой но столу. — Я не позволю так с собой разговаривать грязному мальчишке. Я великий ученый, я чародей, посвященный в тайные науки, я ставлю эксперимент. Как же мне обойтись без подопытных... э-э... существ? Ты еще скажешь, что и морских свинок нельзя было посылать, не испросив их согласия! Наука требует жертв. Приносить их самому смешно. Разве генералы ходят в атаку? Положим, я погибну. Что же тогда будет с делом моей жизни?
— Ну, хватит с меня! — невежливо крикнул Дигори. — Как вернуть Полли?
— Именно об этом я и хотел сказать, когда ты так грубо меня перебил. Мне удалось найти способ. Для этого требуется зеленое кольцо.
— У Полли зеленого кольца нет, — возразил племянник.
— Вот именно, — дядя жутко улыбнулся.
— Получается, что она не вернется. Вы ее убили!
— Отнюдь нет. Она вполне может вернуться, если кто-нибудь отправится за ней вслед со своим желтым кольцом и двумя зелеными — одним для нее, одним для самого себя.
Тут Дигори понял, в какую он попал ловушку. Побледнев, он молча уставился на дядю.
— Надеюсь, — с достоинством произнес дядя Эндрью, — надеюсь, мой мальчик, что ты не трус. Я был бы крайне огорчен, если бы член нашего семейства по недостатку рыцарских чувств и чести оставил бы женщину в беде.
— Сил моих нет! — снова крикнул Дигори. — Будь у вас хоть капля чести у самого — вы бы сами туда и отправились. Я все понял, хватит. Только один из нашей семьи уж точно подлец. Это же все было подстроено!
— Разумеется, — продолжал улыбаться дядя Эндрью.
— Что ж, я пойду, — сказал Дигори. — Раньше я не верил в сказки, а теперь верю. В них есть своя правда. Ты злой чародей. А такие в сказках всегда получают по заслугам.
Дядю в конце концов проняло. Он так испугался, что при всей его подлости вы бы его пожалели. Поборов минутный ужас, он вымученно хихикнул.
— Ох уж мне эти дети! Вот оно, женское воспитание, дурацкие сказки... Ты обо мне не беспокойся. Лучше о своей подружке подумай. Жаль было бы опоздать.
— Что же мне делать? — спросил Дигори.
— Прежде всего, научиться владеть собой, — назидательно молвил дядя. — А не то станешь таким, как тетя Летти. Теперь слушай.
Он встал, надел перчатки и подошел к подносу.
— Кольцо действует только в том случае, если касается кожи, — начал он. — Видишь, я беру их рукой в перчатке, и ничего не происходит. В кармане они безопасны, но стоит коснуться их голой рукой — и тут же исчезнешь. Там, в другом мире, случится то же самое, если тронуть зеленое кольцо. Заметь, что это всего лишь гипотеза, которая требует проверки. Итак, я кладу тебе в карман два зеленых кольца. В правый карман, не перепутай. Желтое бери сам. Я бы на твоем месте надел его, чтобы не потерять.Дигори потянулся было к кольцу, но вдруг спросил:
— А как же мама? Она ведь будет спрашивать, где я?
— Чем скорее ты исчезнешь, тем скорее вернешься, — отвечал дядя.
— А вдруг я не вернусь?
Дядя Эндрью пожал плечами.
— Воля твоя. Иди обедать. Пускай ее хоть звери съедят, пускай хоть утонет, хоть с голоду умрет в Другом Мире, если тебе все равно. Только будь уж любезен, скажи в таком случае миссис Пламмер, что ее дочка не вернется, потому что ты побоялся надеть колечко.
— Ах, был бы я взрослым — вздохнул Дигори. — Вы бы у меня тогда поплясали!
Потом он застегнулся получше, глубоко вздохнул и взял кольцо. Потом, вспоминая, он был уверен, что не мог поступить иначе.
ЛЕС МЕЖДУ МИРАМИ
Дядя Эндрью немедленно исчез вместе со своим кабинетом. На минуту все смешалось, а потом Дигори увидел под собой тьму, а наверху — ласковый зеленый свет. Сам он ни на чем не стоял, не сидел и не лежал, ничто его не касалось, и он подумал: “Наверное, я в воде... нет, под водою...” Не успев испугаться, он вдруг вырвался головою вперед на мягкую траву, окаймлявшую небольшой пруд.
Поднявшись на ноги, он заметил, что ничуть не задыхается, и воздуха ртом не хватает. Странно — он ведь вроде бы только что был под водой! Одежда его была суха. Пруд — крошечный, словно лужа, всего метра три в поперечнике, находился в лесной чаще. На деревьях, стоящих сплошь, было столько листьев, что неба Дигори не видел — вниз падал только зеленый свет. Однако наверху, должно быть, сияло солнце, потому что даже пройдя сквозь листву, свет оставался радостным и теплым. Стояла невообразимая тишина — ни птиц, ни насекомых, ни зверьков, ни ветра, — и казалось, что слышишь, как растут деревья. Прудов было много — Дигори видел не меньше десятка, — и деревья словно пили воду корнями. Лес казался исполненным жизни, и Дигори, рассказывая о нем впоследствии, говорил: “Он был такой свежий, он просто дышал, ну... прямо как свежий сливовый пирог”.
Как ни странно, Дигори почти забыл, зачем он сюда явился. Он не думал ни о дяде, ни о Полли, ни даже о маме. Он не боялся, не беспокоился, не мучился любопытством. И если б его спросили, откуда он явился, он бы ответил, что всегда жил в этом лесу. Он и впрямь чувствовал, что родился здесь, и никогда не скучал, хотя в лесу никогда ничего и не происходило. “Там никаких событий не бывает, — рассказывал он после, — ничего нет, только деревья растут, и все”.
Постояв, он наконец увидел неподалеку лежащую в траве девочку. Глаза у нее были закрыты, но не совсем, словно она просыпалась. Покуда он глядел на девочку, она раскрыла глаза и стала смотреть на него, а потом проговорила сонным голосом:
— Кажется, я тебя где-то встречала.
— И мне так кажется, — сказал Дигори. — Ты давно здесь?
— Всегда, — отвечала девочка. — То есть, ужасно давно.
— Я тоже.
— Нет, нет. Ты только что вылез из пруда.
— Ой, правда, — сказал Дигори. — Я забыл.
Они молчали.
— Знаешь, — начала девочка, — мы, наверное, и вправду встречались. Что-то я припоминаю такое... что-то вижу... место какое-то... Или это сон?
— Я этот сон тоже видел, — сказал Дигори, — про мальчика и девочку, которые жили в соседних домах... и полезли куда-то... У девочки еще лицо было перепачкано...
— Ты путаешь. Это у мальчика...
— Мальчика я не видел, — сказал Дигори и вдруг вскрикнул:
— Ой, что это?
— Морская свинка, — отвечала девочка.
— И действительно, в траве возилась пухленькая морская свинка, подпоясанная ленточкой, к которой было привязано сверкающее желтое кольцо.
— Смотри! — закричал Дигори. — Смотри, кольцо! И у тебя такое... и у меня тоже.
Девочка очнулась и приподнялась. Они напряженно глядели друг на друга, пытаясь что-то припомнить, покуда не закричали в один голос:
— Мистер Кеттерли!
— Дядя Эндрью!
Наконец-то они вспомнили, откуда и как сюда попали. На это ушло порядочно времени и сил. Дигори рассказал девочке про все подлости своего дяди.
— Но что же нам делать? — спросила девочка.
— Забрать свинку и вернуться?
— А куда спешить? — зевнул Дигори во весь рот.
— Нет, давай поторопимся, — возразила Полли. — Слишком тут спокойно, сонно как-то. Смотри, ты же на глазах засыпаешь. Вот поддадимся — и совсем навсегда заснем.
— Здесь хорошо, — сказал Дигори.
— Хорошо-то хорошо, — не сдавалась Полли, а вернуться все равно надо.
Поднявшись на ноги, она потянулась было к свинке, но передумала.
— Оставим ее, — сказала Полли. — Кому кому, а ей тут неплохо. Дома твой дядюшка опять ее мучить начнет.
— Точно, — согласился Дигори. — Ты только подумай, что он нам с тобой за гадость устроил! Кстати, а как же нам домой-то вернуться?
— Наверно, нужно нырнуть в этот пруд, — предположила Полли.
Они подошли к пруду. Зеленая, мирная вода, в которой отражались листья, казалась бездонной.
— А купальники? — спросила Полли. — А плавать ты умеешь?
— Немножко. А ты?
— М-м... совсем плохо.
— Плавать нам не придется, — сказал Дигори. — Только нырнуть. И купальников не нужно. Так и нырнем одетые. Ты что, забыла, как мы сюда вышли совсем сухие?
Ни мальчику, ни девочке не хотелось признаваться в том, как они боялись нырять. Взявшись за руки, они отсчитали: “Раз-два-три — плюх!” — и прыгнули в воду. Раздался всплеск. Едва зажмурившись, Полли и Дигори снова открыли глаза и увидали, что стоят в мелкой луже, все в том же зеленом лесу. Вода в пруду едва доходила им до щиколоток.
— В чем же дело? — Полли испугалась, но не особенно. По-настоящему в этом лесу никто бы не испугался — уж слишком там было спокойно.
— Я знаю! — сказал Дигори. — На нас желтые кольца, так? Они переносят сюда. А зеленые — домой! Карманы у тебя есть? Отлично. Положи-ка желтое в левый. Зеленые у меня. Держи, одно тебе.
Надев на пальцы по зеленому колечку, они снова пошли к пруду, как вдруг Дигори воскликнул:
— Слушай!
— Ты что? — спросила Полли.
— Мне потрясающая мысль в голову пришла, — отвечал мальчик. — Куда ведут остальные пруды?
— То есть как?
— А так. Через этот пруд мы вернулись бы в наш мир. А через другие? Может, каждый ведет в свой собственный другой мир?
— А разве мы уже не в другом мире? Ты же сам говорил. И дядюшка твой тоже...
— Ну его, дядюшку! Ни фига он не знает. Сам-то, небось, никуда в жизни не нырял. Допустим, ему кажется, что есть наш мир и еще один другой. А если их много?
— И это один из них?
— Нет. Это, по-моему, вовсе не мир, а так, промежуточное такое место.
Полли не поняла, и он принялся объяснять ей.
— Ужасно легко понять. Проход в нашем доме, допустим, он же не комната? Но из него можно попасть в другие комнаты. Он вроде и не часть никакого дома, но если уж ты в него попала, то иди на здоровье, и попадешь в любой соседний дом, так? Вот и лес этот такой. Эдакое место, которое само по себе вроде бы и нигде, а зато из него можно попасть куда угодно.
— Хотя бы и так, — начала было Полли, но Дигори знай гнул свое.
— Разумеется, так! — торопился он. — Теперь все ясно! Вот почему здесь так тихо и сонно. Чему здесь случаться? Это в домах люди едят, разговаривают, занимаются всякими делами. А между стенками, и над потолками, и в проходе дома ничего не происходит. Зато из такого местечка можно пробраться куда хочешь. И зачем нам сдался наш пруд? Давай попробуем в другой нырнуть, а?
— Лес между мирами, — завороженно проговорила Полли. — Вот красота!
— Ну, куда будем нырять? — настаивал Дигори.
— Лично я никуда нырять не собираюсь, пока мы не узнаем, можно ли вообще вернуться, — сказала Полли. — Откуда нам знать, что все именно так, как ты тут говоришь?
— Чушь, — сказал Дигори, — Ты хочешь обратно в руки к дядюшке угодить? Чтобы он тут же наши кольца отобрал? Нет уж, спасибо.
— Давай нырнем немножко, — упрямилась Полли, — не до конца. Только проверить. Если хорошо пойдет, то сменим кольца и сразу вынырнем обратно.
— А разве можно повернуть назад, когда ты уже там?
— Мы же не сразу здесь очутились. Значит, время будет.
Дигори пришлось в конце концов сдаться, потому что Полли наотрез отказалась нырять в другие миры, не проверив свое предположение. Она вовсе не уступала Дигори в смелости (например, не боялась ни ос, ни пчел), только была не такой любопытной. А Дигори был из тех, кому надо знать все, и он впоследствии стал тем самым профессором Керком, который участвует в других наших приключениях.
После долгих споров дети наконец условились надеть зеленые кольца, нырнуть, но при первом же виде кабинета дяди Эндрью или даже тени своего собственного мира Полли должна будет крикнуть: “Меняй!”, чтобы оба они мгновенно сняли зеленые кольца и надели желтые. Кричать хотел Дигори, но Полли не уступала ему этой чести. Словом, зеленые колечки они надели, за руки взялись, и в воду прыгнули. Все на этот раз сработало, только описать происходившее трудно — уж очень быстро все случилось. Сначала показалось черное небо с мелькающими огоньками, потом пронесся полупрозрачный Лондон, потом раздался крик Полли и все снова сменилось мерцающим зеленым светом. Через каких-нибудь полминуты они снова очутились в тихом лесу.
— Действует! — сказал Дигори. — Ну, какой нам пруд выбрать?
— Погоди, — сказала Полли, — давай сперва этот запомним.
Дети не без испуга переглянулись. И впрямь, просто так нырять было бы опрометчиво. Ведь прудов было несметное множество, и все похожи друг на друга. Деревья тоже были все одинаковые, так что не отметь Полли и Дигори тот пруд, который вел обратно в наш мир, они бы так и пропали, не сумели бы его разыскать. Дрожащей рукой открыв перочинный ножик, Дигори вырезал на берегу пруда полоску дерна. Глина под ней издавала довольно приятный запах.
— Хорошо, что хоть один из нас кое-что соображает, — сказала тем временем Полли.
— Кончай, — отвечал Дигори, — давай-ка другие пруды посмотрим.
Полли ему что-то ответила, он тоже не смолчал, и препирались они битых десять минут (только читать об этом было бы скучно). Посмотрим - ка лучше, как они стоят у другого пруда: держатся за руки, сердца бьются, лица бледные. Вот они надели желтые кольца, вот отсчитывают свое “Раз-два-три — плюх!”
И снова ничего не вышло! Только ноги они во второй раз за утро намочили. Если, конечно, это было утро — в лесу между мирами всегда одно и то же время.
— Тьфу ты! — сказал Дигори. — В чем же загвоздка? Кольца желтые, все в порядке. Дядюшка же говорил, что надо желтые надеть, чтобы в другой мир попасть.
А дело было в том, что дядя Эндрью о промежуточном месте не имел никакого понятия, и потому все перепутал. Желтые кольца вовсе не уносили из нашего мира в другой, а потом обратно. Ошибался дядя. Пыль, из которой он их изготовил, когда-то лежала тут, в промежуточном месте. Так что желтые колечки тянули того, кто их касался, обратно в родной лес. А пыль для зеленых колечек была совсем другая, она из леса выталкивала. Словом, желтые колечки переносили в этот лес, а зеленые — в любой из других миров. Многие чародеи, между прочим, не ведают, что творят. Да и сам Дигори не слишком-то понимал, что к чему. В конце концов он обо всем догадался, только было это много лет спустя. А покуда дети решили просто наугад надеть зеленые колечки и посмотреть, что случится.
— Кто-кто, а я не струшу, — приговаривала Полли. На самом деле ей казалось, что ни те, ни другие колечки в новом пруду уже не сработают, и что они с Дигори только лишний раз промочат ноги. Не исключено, что и Дигори тайком надеялся на то же самое. Во всяком случае, вернулись они к пруду уже не такие серьезные и перепуганные. Так что — снова надели колечки, взялись за руки, и куда веселее, чем раньше, отсчитали:
Раз-два-три — плюх!
МОЛОТ И КОЛОКОЛ
На сей раз волшебство подействовало. Пролетев сначала сквозь воду, а потом через тьму, они увидали непонятные очертания каких-то предметов. Ноги их ощутили твердую поверхность, расплывчатая мгла сменилась четкими линиями, и Дигори воскликнул:
— Ничего себе местечко!
— Страшно противное, — вздрогнула Полли.
Первым делом они заметили свет, непохожий ни на солнечный, ни на газовый, ни на пламя свечей — вообще ни на что не похожий. Был он тусклый, мрачный, багряно-бурый, очень ровный. Стояли дети на мостовой среди каких-то зданий, может быть — на мощеном внутреннем дворе. Небо над ними было темно-синим, почти черным, и они не могли понять, откуда идет свет.
— Экая странная погода, — сказал Дигори.
— Мерзкая, — откликнулась Полли.
— То ли гроза будет, то ли затмение.
Говорили они почему-то шепотом, все еще держась за руки. Вокруг них на высоких стенах зияло множество незастекленных окон, черных, словно дыры. Под ними чернели арки, похожие на входы в туннели. Погода стояла довольно холодная. Красновато-бурый камень арок и стен был совсем древний, а может, просто казался старым из-за странного освещения. Камень мостовой сплошь покрывали трещины. Стертые булыжники лежали неровно, а одну из арок наполовину заваливал щебень. Дети медленно оглядывались, страшась кого-нибудь увидеть в оконном проеме.
— Ты как думаешь, здесь живут? — прошептал Дигори.
— Нет, — сказала Полли. — Это... ну как их, руины. Слышишь, как тихо.
— Давай еще послушаем, — предложил Дигори.
Прислушавшись, они услыхали разве что биение собственных сердец. Тихо было, как в лесу, только совсем по-другому. Там была тишина теплая, полная жизни, даже казалось, что слышно, как растут деревья. А здешняя была злая, пустая и холодная. И расти тут вряд ли что вообще могло.
— Пошли-ка домой, — сказала Полли.
— Да мы еще не видели ничего. Давай хоть оглядимся.
— И оглядываться нечего.
— Ну, если ты боишься...
— Кто это боится? — Полли выпустила его руку.
— Смотреть-то ты не хочешь.
— Ладно, пойдем.
— Не понравится — сразу исчезнем, — сказал Дигори. — Давай зеленые колечки снимем и положим в правый карман, а желтые так и останутся в левом. Только захотим, тронем кольцо левой рукой, и пожалуйста!
Так они и сделали: переложили кольца и отправились к одной из арок. Она вела в дом, не такой темный, как им показалось поначалу. С порога огромной пустой залы они различили в ее дальнем конце соединенные арками колонны. Осторожно добравшись до них, они вышли в другой двор, с донельзя ветхими стенами.
— Стоят, — сказал Дигори перепугавшейся Полли, — значит, не падают. Главное — ступать тихо, а не то, конечно, обвалятся. Знаешь, как лавины в горах.
Так шли они из одного просторного двора в другой, покуда не увидели в одном из них фонтан. Только вода из пасти какого-то чудовища уже не текла, и в самом фонтане давно высохла. Неведомые растения на стенах тоже невесть когда засохли, все было мертвое — ни живых тварей, ни пауков, ни букашек, ни даже травы.
Дигори заскучал по зеленому, живому теплу леса между мирами, и уже совсем собрался тронуть заветное желтое колечко, когда перед ним вдруг предстали высоченные двери, похожие на золотые. Одна была приоткрыта. Заглянув в нее, дети замерли, раскрыли рты от удивления.
Сперва им показалось, что вся зала полна народу, тихо сидящего вдоль стен. Но живые люди непременно бы пошевелились, пока дети, не двигаясь, их разглядывали. Так что Дигори и Полли решили, что перед ними восковые фигуры, только очень уж искусно сработанные, совсем как живые.
Тут уж любопытство охватило Полли, потому что фигуры эти были облачены в невероятные наряды. Как их описать? Сказать, что наряды были волшебные? Небывалые? Поразительные? Скажу только, что на голове у каждой фигуры блистала корона, а сами одежды были всех цветов радуги — алые, серебристые, густо-лиловые, изумрудные, расшитые самыми причудливыми узорами, словно в рыцарском замке. И на коронах, и на одеждах сверкали огромные драгоценные камни.
— А почему эти платья не истлели? — поинтересовалась Полли.
— Они заколдованы, — сказал Дигори, — не чувствуешь разве? Тут вообще все заколдовано, я сразу понял.
— Дорогие-то какие, — сказала Полли.
Но Дигори больше интересовали сами фигуры, их лица. Тут и впрямь нельзя было отвести взгляда. И мужские, и женские лица сияли красотой, добротой и, как показалось Дигори, мудростью. Однако стоило детям пройти несколько шагов — и лица начали становиться все важнее и надменней. К середине ряда они стали попросту жестокими, а еще дальше — и безрадостными вдобавок, словно у их обладателей ни в делах, ни в жизни не было ничего хорошего, одни ужасы. А самая последняя, дама редкостной красоты, глядела так злобно и гордо, что дух захватывало. Много позже, в старости, Дигори говорил, что никогда не видел такой прекрасной женщины. А Полли при этом добавляла, что никак не поймет, что же в ней такого красивого.
Дама, как я уже сказал, сидела последней, но и за ней стоял ряд пустующих кресел.
— Что бы это все значило? — сказал Дигори. — Ты посмотри, тут стул посередине, и на нем лежит что-то.
Собственно, Дигори увидел не стол, а широкую низкую колонну. На ней лежал золотой молоток, а рядом на золотой дужке висел колокол, тоже золотой.
— Тут написано что-то, — сказала Полли.
— Правда. Только мы все равно не поймем.
— Почему же? Давай попробуем.
Конечно, письмена были странные. И однако, к немалому удивлению Дигори, они становились все понятней, пока он к ним присматривался. Если бы мальчик вспомнил свои собственные слова, он бы понял, что и тут действует колдовство. Но его так мучило любопытство, что он ничего не вспомнил. Скоро он разобрал надпись. На каменной колонне были высечены примерно такие слова:
“Выбирай, чужеземец! Если ты позвонишь в колокол — пеняй на себя. Если не позвонишь — терзайся всю жизнь”.
— Не буду я звонить, — сказала Полли.
— Здорово! — воскликнул Дигори. — Что ж, так и прикажешь всю жизнь мучиться?
— Глупый ты. Кто же тебе приказывает мучиться?
— А колдовство? Заколдуют, и буду мучиться. Я вот, например, уже сейчас мучаюсь. Колдовство действует.
— А я нет, — отрубила Полли. — И тебе я не верю. Ты притворяешься.
— Разумеется, ты же девчонка, — сказал Дигори. — Вашему брату на все наплевать, кроме сплетен, да всякой чепухи насчет того, кто в кого влюблен.
— Ты сейчас вылитый дядюшка Эндрью, — сказала Полли.
— При чем тут дядюшка? Мы говорим, что...
— Типичный мужчина! — сказала Полли взрослым голосом, и тут же прибавила: — Только не вздумай отвечать, что я типичная женщина. Не дразнись.
— Стану я называть женщиной такую козявку!
— Это я-то козявка? — Полли рассердилась по-настоящему. — Ладно, не стану мешать. С меня хватит. Совершенно мерзкое место. А ты — воображала и поросенок!
— Стой! — закричал Дигори куда противнее, чем хотел. Он увидел, что Полли вот-вот сунет руку в карман с желтым колечком. — Мне его трудно оправдать. Могу только сказать, что он — и не только он один — потом очень и очень жалел о том, что сделал. — Он схватил Полли за руку, а сам левой рукой дотянулся до молота и ударил по колоколу. Потом отпустил девочку, и они молча уставились друг на друга. Полли собралась было зареветь, причем не от страха, а от злости, но не успела.
Звон был мелодичный, не слишком оглушительный, зато непрерывный и нарастающий, так что минуты через две дети уже не могли говорить, потому что не услыхали бы друг друга. А когда он стал таким сильным, что перекрыл бы даже их крик, то и сама мелодичность его стала казаться жуткой. Под конец и воздух в зале, и пол под ногами задрожали крупной дрожью, а часть стены и кусок потолка с грохотом рухнули — не то из-за колдовства, не то поддавшись какой-то особенной ноте. И тут все затихло.
— Ну что, доволен? — съязвила Полли.
— Ладно, все уже кончилось, — отозвался Дигори.
Оба они думали, что все и впрямь кончилось. И оба страшно ошибались.
НЕДОБРОЕ СЛОВО
Дети смотрели друг на друга поверх приземистой колонны, на которой до сих пор подрагивал замолкший колокол. Вдруг в дальнем, совсем неразрушенном углу комнаты раздался какой-то негромкий звук. Они обернулись на него с быстротой молнии и увидели, что одна из облаченных в пышные одежды фигур, та самая последняя в ряду женщина, которая показалась Дигори такой красавицей, подымается с кресла во весь свой гигантский рост. И по короне, и по облачению, и по сиянию глаз, и по изгибу рта она, несомненно, была могучей королевой. Комнату она осмотрела, и детей увидела, и, конечно, заметила, что кусок стены и потолка обвалился, только на лице ее не показалось и следа удивления.
— Кто пробудил меня? Кто разрушил чары? — она выступила вперед быстрыми, длинными шагами.
— Кажется, это я, — сказал Дигори.
— Ты! — Королева положила на плечо мальчика свою руку — белоснежную, прекрасную руку, которая, однако, была сильной, как клещи. — Ты? Но ты же дитя, обыкновенный мальчишка! В твоих жилах, я сразу увидела, нет ни королевской, ни даже благородной крови. Как ты осмелился проникнуть в этот дом?
— Мы из другого мира сюда попали. Волшебным способом, — Полли решила, что королеве пора заметить и ее.
— Это правда? — спросила королева у Дигори, по-прежнему не обращая никакого внимания на девочку.
— Правда, — отвечал он. Свободной рукой королева схватила его за подбородок и задрала лицо мальчика, чтобы к нему присмотреться. Дигори, сколько ни силился, так и не сумел выдержать ее взгляда. Что-то в ней было такое, слишком могучее. Королева отпустила его не раньше, чем через минуту с лишним.
— Ты не волшебник, — сказала она, — на твоем лице нет знака чародеев. Ты, верно, слуга волшебника. Тебя принесло сюда чужое волшебство.
— Мой дядя Эндрью волшебник, — сказал Дигори.
И тут где-то совсем рядом с комнатой зашуршало, заскрипело, затрещало, раздался грохот падающих камней, и пол закачался.
— Здесь смертельно опасно, — сказала королева. — Весь дворец скоро рухнет, и мы погибнем под развалинами. — Она говорила так спокойно, словно речь шла о времени суток или о погоде. — Вперед, — добавила она, протягивая руки обоим детям. Полли, между прочим, королева была совсем не по душе, и руки ей она давать не собиралась. Но та, несмотря на все спокойствие, двигалась с быстротой мысли. Не успела Полли опомниться, как ее левую руку уже сжимала другая рука, куда крупнее и сильнее, чем ее собственная.
“Жуткая женщина, — думала Полли, — не ровен час, еще сломает мне руку. С нее станется. И руку-то она сграбастала левую, так что желтого колечка я достать не смогу. Можно правой попробовать дотянуться до левого кармана... нет, не получится, она меня спросит, что это я делаю. Ей ни в коем случае нельзя про колечки говорить. Ой, лишь бы Дигори не выболтал. Хорошо бы ему шепнуть пару слов...”
Из заколдованного зала королева провела их сквозь длинный коридор в целый лабиринт гостиных, лестниц и двориков. Где-то продолжали рушиться куски стен и потолка, порою грохот раздавался совсем близко, и одна арка упала сразу после того, как они под ней прошли. Королева шла так быстро, что детям приходилось семенить за нею, но она не выказывала никакого страха.
“Отважная какая, — думал Дигори, — и сильная. Настоящая королева. Вот бы она рассказала историю этого места...”
По дороге она и впрямь кое-что им рассказала.
— Вот дверь в подземелье, — говорила она, — а вот проход в главную камеру пыток. Тут был старый пиршественный зал, куда мой прадед пригласил как-то раз семьсот дворян, и перебил их прежде, чем они приступили к ужину. Они были виновны в мятежных мыслях.
Наконец они дошли до самой высокой и просторной залы с дверями в дальнем конце. Дигори подумал, что здесь раньше был главный вход в замок, и он был совершенно прав. Двери были не то черного дерева, не то черного металла, неизвестного в нашем мире, и закрыты на засовы, тяжелые и расположенные слишком высоко. “Как же нам выбраться?” — подумал Дигори.
Тут королева отпустила Дигори, встала в полный рост и замерла с простертой вверх рукой, а потом произнесла какие-то угрожающие непонятные слова и словно бы что-то кинула в двери. Двери дрогнули, словно шелковые занавески, и принялись распадаться, покуда от них не осталась горстка пыли на пороге.
Дигори присвистнул.
— Обладает ли твой повелитель, твой дядя-чародей, моим могуществом? — королева снова крепко сжала руку Дигори. — Я еще узнаю об этом. А ты тем временем помни. Вот что я делаю с теми, кто стоит на моем пути.
Сквозь пустой дверной проем струился довольно яркий для этого мира свет, и когда королева вывела детей из замка, они уже догадались, что окажутся на открытом воздухе. В лицо им дул холодный, но какой-то затхлый ветер. С высокой террасы открывался удивительный вид.
Далеко внизу над горизонтом висело багровое солнце, намного больше нашего. Дигори сразу почувствовал, что оно к тому же куда древнее, чем наше. Это было умирающее солнце, усталое от долгого взгляда на этот мир. Слева от солнца, чуть повыше его, сверкала огромная одинокая звезда. Кроме этой зловещей пары, в темном небе не было больше ничего. А по земле во всех направлениях до самого горизонта простирался обширный город без единой живой души. От всех храмов, башен, дворцов, пирамид и мостов города в свете увядающего солнца ложились длинные мрачные тени. Когда-то протекавшая через город река давно высохла, оставив лишь широкую канаву, заполненную пылью.
— Запомните, ибо никому больше не доведется этого увидеть, — сказала королева. — Таким был Чарн, великий град, столица Короля Королей, чудо этого света, а может быть, и всех остальных. Есть ли у твоего дяди столь богатые владения?
— Нет, — Дигори хотел было объяснить, что у дяди Эндрью нет никаких владений, но королева его перебила.
— Ныне здесь царит молчание, но я стояла здесь, когда воздух был полон звуками, что издавал Чарн. Здесь грохотали шаги и скрипели колеса, щелкали бичи и стенали невольники, гремели колесницы и барабанный бой возвещал жертвоприношения в храмах. Я стояла здесь перед гибелью города, когда со всех улиц раздавался боевой клич и кровь струилась рекою... — Она на мгновение замолкла. — И сразу, в единый миг, по слову одной-единственной женщины Чарн по