Что с вами ничего плохого не произошло

Так ему и надо. За столько лет не смог усвоить правило, что звонить домой необязательно. Не нужно подпитывать тревожность Золушки. Я советую ввести другое правило, которое в ходу в Англии. «Нет вестей — хорошие вести». Кстати, я тоже отличался такой особенностью, что старался как можно быстрее поставить в известность жену о том, что благополучно прибыл на место назначения. Под впечатлением этого случая с Вечным Принцем теперь я это правило отменил. Вы представляете, под какой удар он себя поставил! Ученые часто принимают эмоциональное решение. Столько лет подготовки, и из-за какой-то нелепости разрушить ра­боту многих лет.

Послушайте рассказ одного из моих подопечных, который перестал звонить близким тут же по приезде на новое место.

«Спасибо вам, Михаил Ефимович! Когда я стал вести по-новому, я понял, какой груз я все время на себе таскал. Рань­ше, прилетев в другой город, я, как оглашенный, рыскал, ища телефоны-автоматы, выстаивал очереди, иногда опаздывал в присутственные места. Теперь я сразу же еду устраивать­ся, а звоню, когда появляется возможность. Если такой возможности нет, то чувствую себя спокойно. А однажды я про­сто обрадовался, что у нас появилось новое правило. Одна конференция шла за городом. Нас встретили в аэропорту и сразу отвезли на место. Накануне прилета выпал снег, была нарушена телефонная связь. Восстановлена она была дня че­рез три. Ведь если бы мы не поменяли правила, мне пришлось бы потратить день только для того, чтобы позвонить». Мо­бильных телефонов тогда не было.

Дорогие мои читатели, не требуйте, чтобы ваши близкие вам звонили только для того, чтобы сообщить, что с ними не произошло ничего плохого. Это иногда очень трудно выполни­мая просьба и очень дорого обходится. Идет потеря прести­жа, денег, здоровья. Думайте о ваших близких хорошо. Они люди опытные и из трудных ситуаций выкрутятся. Если вы тревожны, лучше лечитесь, но не эксплуатируйте близких. Помните, ваша тревога губит их. Мамы, кутающие детей, чтобы они не простужались, делают своих детей малозака­ленными, и они простужаются. Человек, имеющий тревож­ную супругу(а), через какое-то время сам начнет дергаться, Тревожный начальник изведет проверками всех своих подчи­ненных. Выполнение этого правила иногда может привести к болезни. В книге «Командовать или подчиняться» я подробно описал один случай, здесь же хочу его кратко повторить.

Мужчина в возрасте 37 лет часто болел, но врачи не находили ничего серьезного. Начальство им тяготилось. Ему в открытую предлагали или уволиться, или перейти на инвалидность. Был он госпитализирован в нашу клинику, Несложный анализ показал, что причиной этому было правило, согласно которому он в 22.00 ежедневно должен был звонить матери, чтобы сообщить, что уже дома. Это же правило продолжало действовать, когда они стали жить в разных городах.

Часто складывалась глупейшая ситуация. Телефон у него дома по техническим причинам не работал, и он вынужден был все бросать и ехать на междугородную телефонную станцию, расположенную за 10 км от дома, чтобы в 22.00 сообщить матери, что он уже дома. Одна жена уже не выдержала этого. Со второй дело было на гране развода. Окончательно добил его следующий эпизод. Он предложил весьма оригинальную техническую идею, которую группа сотрудников решала в вечерне-ночное время на заводе. Телефонной междугородной связи там не было, и он вынужден был уходить в 9 вечера, чтобы позвонить матери. Его исключили из группы. Ценность изобретения была отмечена Государственной премией. При раздаче благ он оказался в стороне.

Дорогие мой читатели! Не тревожьтесь о ваших близких. Не требуйте, чтобы они держали вас в курсе всех своих передвижений. Это очень тираническое требование.

Ненужные переживания

После выволочки председателя ученого совета было неприятно. Пришлось проводить самому себе психотерапию. «Лучше, — думая я, — что он мне сейчас сделал выволочку, на защите будет спокойнее. В конце концов, не мстительный же он человек. Да и не во мне теперь дело. Не будет он ссориться с Гномиком». В общем, на защиту я вышел относительно спокойно. Текст наизусть я не выучил, а просто прочитал. (И правильно сделал. В конце концов, зачем себя напрягать. Я знаю одного молодого лектора, который боится выйти с текстом лекции к слушателям. Мне кажется экать и бекать без текста хуже, чем прочесть внятно хорошо подготовленный текст. — М.Л.)

Защита прошла мягче, чем апробация. Выступления официальных оппонентов и неофициальных были просто восторженные. Вот некоторые из них. «Это зрелая работа зрелого человека. Я не помню в истории нашего совета, чтобы у нас защищались такие диссертации». «Жалко, что наш совет не может присваивать докторские степени». «Впервые разработан индивидуальный подход к лечению больных неврозами» и много других. Голосовали за меня единогласно. Когда мне предоставили заключительное сло­во, слезы душили меня. Я с трудом произнес необходимые ритуальные фразы. Далее я несколько дней еще оформлял необходимые документы в Сибирских Афинах и по приез­ду в Т.

По приезду в Т. мои близкие довольно быстро уняли мою радость и вогнали меня в депрессию, объявив, что я должен делать, и объяснив, что раньше они об этом не говорили, чтобы меня не расстраивать. (Можно было бы и еще несколь­ко дней об этом не говорить. В радости человек беззащитен. — М.Л.) Медовый месяц у моего сына кончился. Мне нужно было переслать в ученый совет стенограмму защи­ты. Я ее переписывал в доме, где жил сын. Там был лучший магнитофон, чем у меня. Невестка была со мной так «лю­безна», что минут через десять я ушел к себе домой. На работе радостные улыбки мне уже стали казаться фальши­выми. Я хотел дать прочесть диссертацию своему другу-фи­лософу, который интересовался моими делами и делал за­мечания по работе. Он сослался на нехватку времени.

Удивительные метаморфозы стали происходить у людей по отношению ко мне. Какая-то часть отношения ко мне не изменила. Другая часть стала меня замечать и больше считаться. Но очень многие, которые мне ранее сочувство­вали и выспрашивали о моих делах, давали теплые дружеские советы, да и делали для меня кое-что полезное, вдруг перестали со мной общаться и даже стали избегать. А я так хотел рассказать, как проходила защита, какие были пре­пятствия, которые удалось обойти, как меня многие хоро­шо приняли. Но... им было как-то некогда. И только Зевс и Акробат радостно приветствовали мою защиту. Устроили на кафедре банкет. Настроение у меня было грустное. Кое-как банкет прошел.

Комментарий:

Немного о радости и дружбе

Не знал Вечный Принц закона, описанного Ф.Ницше: «Сорадость, а не соучастие создают друга». У нас в ходу поговорка: «Друг познается в беде». Мой опыт психотерапевта позволяет мне решительно стать на сторону Ф.Ницше. Многие мои подопечные еще довольно долго продолжали ходить в группу. Я потом понял, почему они это делали, В радости, оказывается общение еще более необходимо, чем в горе. Хочется поделиться своей радостью. Но, оказывается, твоя радость никому не нужна. Ни твоим друзьям, ни твоим врагам. Могут радоваться твоей радости только успешные люди. Их, по-моему, в нашей действительности не так уж много. Я в 1987 году обследовал 2000 сотрудников крупного машиностроительного завода и примерно столько же работников крупного зерносовхоза. 85 % как в городе, так и на селе нуждались в скорой психологической помощи. Около 25 % нуждались уже в психотерапевтическом лечении. Все эти люди по своему пси­хологическому состоянию не могут радоваться радостями других. Скорее они могут злорадствовать, когда другому плохо.

И вообще человек, не занимающийся творческой работой, радоваться в принципе не может. Его иногда посещает псевдорадость. Особенно часто встречается псевдорадость у тревожных людей. Ребенок задержался в институте. Мама тревожится о нем. Когда он возвращается, то она радуется его возвращению. Но ведь с великовозрастным ребенком ничего не случилось. Более того, с ним все было в порядке. Он встретил интересного для себя человека или совершил удачную сделку. Истинная радость всегда возникает на завершающем этапе творческой деятельности. Архимед, когда открыл свой знаменитый закон, аж из ванны выскочил и голым побежал по городу с криком «Эврика».

Радующийся человек открыт миру, он как ребенок, доверчив и беззащитен, он хочет поделишься своей радостью, а его тут же осаживают: «Чему обрадовался? Деньги украдут, любовник (муж) бросит, жена рога наставит, дом сожгут завистники.» Уж очень огорчительно невротическому субъекту радоваться радости другого. Если и скажет что-нибудь, то это полбеды. А то ведь и анонимку может написать «лучший друг». Поскольку успешного человека встретить трудно, то у нас люди привыкли скрывать свою радость, А ведь она рас­пирает, скрывать ее нельзя. Вот и продолжают к нам в груп­пу ходить успешные люди иногда только для того, чтобы раз­делить радость.

Есть еще и магическая радость. Это радость от планов. Мы привыкли 70 лет жить этой радостью. Многие радуются этой радостью. Я помню один очень показательный случай, бывший в годы застоя. На наш коллектив был выделен один ко­вер. Мы решили бросить жребий. Одна медсестра почему-то решила, что выигрыш достанется ей. Он ей не достался. Она переживала это так, как будто этот ковер у неё украли.

Посмотрите на высокомерное поведение некоторых студен­тов. Они ведут себя так, как будто они уже академики или министры здравоохранения. С каким презрением они смотрят на преподавателей, которые всего-навсего кандидаты и док­тора наук.

Многие начинающие бизнесмены начинают тратить те деньги, которые еще не заработали. Такая радость ведет к пагубным последствиям и разделяет людей. Ведь если я раду­юсь оттого, что выиграю в лотерее машину, то нескольким тысячам желаю проигрыша и смотрю на них как на потен­циальных врагов.

Истинная радость возможна только при успешной совмес­тной деятельности, да и то, если удастся правильно разделить добычу. Так вот такая радость объединяет людей, которые вместе сотрудничали и вместе ковали трудовую победу.

А причем здесь друзья, которые не участвовали в этой деятельности? Прав был А.С. Пушкин, когда просил господа Бога оградить его от друзей.

Послушайте рассказ еще одного человека, которому, нако­нец, повезло, и он добился после многих несчастий больших успехов.

«Я и сам прошел через это. Радовались моим успехам только те, кто меня конструктивно критиковал. Когда меня клю­нула птица счастья, и пришел успех, для многих, ранее сострадавших мне, это было как личное оскорбление. Организовался какой-то вакуум. Но, как только я сказал, что у меня заболела голова, то мне все хором и с большой теплотой посоветовали пойти на больничный и обязались подстраховать во всех вопросах. Что самое главное. Они действительно все это бы сделали»,

Вообще-то, счастливый человек — это бельмо на глазу общества. Вот почему свое счастье все-таки лучше прятать или, по крайней мере, не демонстрировать. Очень тонко как-то заметил Ларошфуко: «В неприятностях наших друзей есть что-то не неприятное».

Но если у вас есть человек, который радуется вместе с вами вашей радостью, то у вас есть друг. Еще один вопрос: «А сколько друзей нам нужно?» Кто-то из великих ответил на это мудрым афоризмом: «У кого много друзей, у того нет друга». Если верить этому мудрецу, то другом может быть только любимая тобою и одновременно любящая тебя женщина. А если таковой у тебя нет, то тогда приходится заводить друга, а женщине — подружку. Вот они-то и могут разделить твою радость.

В общем, если у тебя есть друг, значит, у тебя нет любимой или любимого.

Завершение защитной Одиссеи

Мелкие неприятности закончились, и я стал ждать кан­дидатского диплома и утверждения защиты в ВАКе. Была у меня легкая тревога. Вдруг в ВАКе работа попадет на рецензию к профессору Вучко, который «завалил» меня на предзащите в одной из столиц.

Печаль моя длилась недолго, и я приступил к преподаваниюна цикле наркологии продолжительностью четыре месяца. Два месяца уже прошло. Затем я практически один читал цикл психотерапии. Он слушателям очень поправился, а для меня это было репетицией будущего цикла психотерапии. Я тогда был на уровне. В тех городах, где теплилась психоаналитическая мысль в годы застоя, так привыкли к Эзопову языку, что когда уже психоаналитическая психотерапия перестала быть «продажной девкой капитализма» и была возведена в ранг добропорядочных женщин, они по инерции пользовались уже своей терминологией. Поэтому их занятия воспринимались труднее, хотя, конечно, они были богаче по содержанию.

Я же читал лекции по первоисточникам. К этому време­ни мое лекционное мастерство возросло. Мне удалось го­ворить о современных психотерапевтических методиках понятым для всех, в том числе и для больных, языком. В общем, с моих лекций никто не уходил. Более того, туда стали проситься и другие врачи. С 1990 года в планы кафед­ры ввели преподавание двух полуторамесячных циклов психотерапии.

В январе 1990 года я получил письмо от профессора Вучко, где он сообщил мне, что дал положительную рецензию на мою диссертацию без замечаний и надеется, что на бли­жайшей коллегии ВАКа ее утвердят. Сам же он сделал не­сколько технических замечаний, с которыми я в принципе не был согласен. У меня сложилось впечатление, что он немного отстал от жизни. Я ему ответил вежливым пись­мом. Но моему изумлению не было границ. Ведь полтора года назад он разгромил мою работу, а меня косвенно обо­звал шизофреником, который придумал массу неологизмов. А ведь я в работе не заменил ни строчки, кроме чисто тех­нических правок. Так почему он меня заваливал тогда? Признаюсь, радости у меня тогда это не вызвало. Счастье, что я был все-таки неплохим психотерапевтом и устоял без больших потерь в здоровье.

Комментарий: