Комментарий: Синдром отличника

Я уже вскользь упоминал о синдроме отличника. Теперь же этот комментарий пишу в основном для профессионалов. Здесь без терминологии не обойтись. Непрофессионалы могут эту статью пропустить или воспользоваться глоссарием. Но я здесь упускаю статистику. Думаю, что профессионалы не будут в претензии, а я уже не претендую на признание. Для меня это факт. Пишу в форме статьи. Кому будет неинте­ресно из-за некоторого количества терминов, можете пропу­стить.

Актуальность проблемы. 20-летнее изучение проблемы не­врозов показало, что среди пациентов этого профиля обра­зовательный, культурный и интеллектуальный уровень выше общей популяции и выше, чем у лиц, достигших успехов в своей жизни и занимающих довольно высокое социальное положение. Установлено, что среди аспирантов вузов число отличников достигает не более 10 процентов, тогда как практически каждый вуз имеет возможность укомплектовать аспиранту­ры лицами, окончившими институт с отличием. Наш опыт лечения неврозов показал, что при успешном лечении отлич­ники-неудачники, несмотря на, казалось бы, поздний возраст, довольно быстро достигали высокого статуса не только в плане здоровья, но и в своем социокультурном окружении, об­ходя тех, кто сумел благодаря психологической тренирован­ности обойти их в молодости. При этом у них раскрывались такие способности, о которых они и не мечтали.

Получается парадоксальная ситуация, при которой люди с высоким интеллектом вместо того, чтобы приносить пользу обществу и себе, страдают неврозами и психосоматически­ми заболеваниями и испытывают душевные муки из-за того, что не смогли состояться как личности.

Все это предопределило цели и задачи исследования, кото­рые сводились не только к разработке методов лечения боль­ных неврозами и психосоматическими заболеваниями, но и к выяснению причин, приводящих к развитию синдрома отлич­ника. Наиболее полно были изучены больные неврозами. Для их обследования использовался клинический, биографический и экспериментально - психологический методы. Они же получали разработанное нами комплексное леченые, которое включало в себя воздействие на психопатологический синдром, личностно - ориентированные методы психотерапии, воздействие на соматовегетативную симптоматику и выведение из стрес­сового состояния. Подробности этого подхода изложены в многочисленных моих публикациях. На этом я подробно оста­навливаться не буду.

Материалы и методы исследования. В данном сообщении будут изложены результаты обследования группы риска и ра­боты с ними. Обследовались отличники учебы, окончившие школу с медалью, и выпускники вузов, окончившие институт с отличием, или, как они сами любят говорить при каждом удобном и неудобном случае, «с красным дипломом».

Методы исследования: биографический метод, примером которого является данная книга. Исследовались также тем­перамент, структура характера (социоген), эмоциональ­ность, интеллект и другие психологические характеристики. В процессе работы с личностями — носителями синдрома отличника эти обследования повторялись. Кроме того, изу­чалось изменение качества жизни, социальное положение и пр.

Методы лечения были в основном направлены на коррекцию личностного комплекса. При необходимости назначались ма­лые транквилизаторы (успокаивающие средства). Кроме того, все они обучились аутогенной тренировке и некоторым способам самокоррекции. Большинство лечилось амбулаторно и вне рамок лечебного учреждения (на занятиях клуба KPOCC), не очень подозревая, что их лечат. Они обучались методике самокоррекции, умению общаться один на один (пси­хологическое айкидо). Большинство из них обучалось также управленческим приемам. Некоторые посещали циклы психо­логии публичного выступления.

Всего было обследовано и скоррегировано 47 человек. Далее для изучения стойкости эффекта велось катамнестическое наблюдение в течение 5—10 лет.

Анализ полученного материала показал, что все страдаю­щие синдромом отличника воспитывались в условиях повышен­ной моральной ответственности, что привело к формированию нестабильного личностного комплекса, примером которого может быть личность Вечного Принца. Реже, встречалось оранжерейное воспитание. Они в детстве подают большие надежды, но потом их, как правило, не оправдывают.

Общие признаки. Структура личности: способности выше средних, темперамент — чаще меланхолики, реже холерики, почти никогда флегматики или сангвиники. Структура ха­рактера: раболепствующие тираны, высокомерные, гадкие утята, реже снобы, Пациенты отличались высоким интел­лектом и положительными социальными установками, часто гиперсоциальными. В эмоциях — большой удельный вес трево­ги. Тревожность довольно часто становилась чертой харак­тера. При дальнейшем развитии тревожность переходила в страхи, и трусость становилась чертой характера. Эта тру­сость — не обычная, а психологическая. Они боятся выглядеть несостоятельными в глазах социального окружения. Компен­саторным моментом является такая черта, как перфекционизм — стремление делать все в совершенстве, что приводит к лишней трате сил при выполнении обычных заданий. В результате развивается повышенная утомляемость, падает работоспособность. Постепенно эмоциональный фон проявляется общей подавленностью, затем глухой тоской, выраженность которой постоянно повышается. Дело часто заканчивается ощущением бесцельности, бессмысленности и бесполезности своего существования, чувством одиночества, психологичес­кой раздвоенности. За профессиональной психологической или психотерапевтической помощью обращаются поздно, ибо бо­лезнь дебютирует психосоматическими симптомами, и их можно видеть на приме врачей практически любой специаль­ности.

Среди этих заболевший чаще всего встречаются сердечно-сосудистые расстройства, от колебаний, артериального давления до инфарктов миокарда и кровоизлияний в мозг.

Могут наблюдаться также перебои сердечных сокращений. Терапевты ставят им разные диагнозы, но чаще всего нейро-циркуляторная дистония.

На втором месте стоят ощущения, исходящие из желудоч­но-кишечного тракта. Тогда ставятся диагнозы хроническо­го гастрита или колита, дискинезия желчных путей и пр. Врачи это знают, читателей-непрофессионалов не хочу пере­утомлять медицинской терминологией. Встречаются и та­кие болезни, как язвенная болезнь желудка и двенадцатипер­стной кишки.

Беспокойства со стороны дыхательной системы проявля­ются затруднениями вдоха, покашливаниями, лающим сухим кашлем, спазмами и пр. В медицинской документации можно прочесть следующие диагнозы: хронический трахеит, хрони­ческий бронхит. Иногда имеется такой диагноз, как бронхи­альная астма.

Посещения уролога заканчиваются формированием таких диагнозов, как хронически простатит, хронический цистит и пр.

Больных с синдромом отличника можно встретить на при­еме у невропатолога, эндокринолога.

Женщины с синдромом отличника часто посещают гине­колога.

Несложный анализ показывает, что эти ощущения носят характер психологической защиты. Частые позывы на моче­испускание позволяют не встречаться с противоположным полом, гинекологические болезни позволяют избегать сексуаль­ных контактов с нелюбимым мужем, а язвенная болезнь стано­вится хорошим приемом ухаживаний за своей женой, которая давно охладела к своему мужу. Но тем не менее вынуждена готовить мужу диетическое питание и уделять ему внима­ние (жалость вместо секса). Нарушения мозгового кровооб­ращения позволяют несколько месяцев не выходить на нелю­бимую работу, где имеют место конфликтные отношения, а тяжелое соматическое заболевание становится мощным пси­хологическим лекарством, которое объясняет и оправдывает несбывшиеся ожидания и мечты. «Если б я не заболел...» Тог­да свою несостоятельность можно списать на обстоятель­ства. Когда пациенты обучались правильно себя вести и ре­шать свои проблемы, то и все симптомы проходили и даже болезни.

Кроме того, кроме соматической патологии развивается и психопатологическая симптоматика, которая коррелирует со структурой личностного комплекса. Особенностью психопа­тологической симптоматики является их 100 %-ная обрати­мость при коррекции личностного комплекса, обилие симпто­мов в эмоциональной сфере; никогда эта симптоматика не переходит в психоз; никогда не развивается слабоумие.

Чаще всего встречается навязчивость, нередко в форме всевозможных страхов. Отличники полностью понимают не­лепость этих страхов, но ничего не могут с этим поделать. Страхи могут быть самыми разнообразными. Всего их описано около 400. Но чаще всего встречаются страхи заболеть тя­желым заболеванием. Прибавьте к болезни слово «фобия» («страх» по латыни) и вы получите название страха. Туберкулофобия - страх заболеть туберкулезом, сифилофобия — навязчивый страх заболеть сифилисом. Сейчас начинает встречаться СПИДофобия. Может быть, со страху мы мо­ральными станем. Отличники часто боятся открытых про­странств, замкнутых помещений, высоты и т. п. Не называю всё это медицинскими терминами, чтобы не разбух глоссарий. Но самый большой бич отличников — это «социофобия». Навязчивый страх выступлений в обществе, контактов с на­чальником, любимым человеком. Если все эти расстройства длятся достаточно долго, то отличники становятся депрес­сивными, тоскливыми.

В общем, депрессия становится королевой отрицательных эмоций. Все расстройства идут оттуда.

Паранойяльные расстройства проявляются возникновени­ем сверхценных идей, пунктиком вокруг которых крутится вся жизнь больного. То он борется за справедливость, то мстит за обиду, то судится по мелочам. Лучше было бы за­бросить все это и начать что-то новое.

Реже отличники обрастают истерической симптомати­кой. Здесь все может наблюдаться, ибо истерия — великая си­мулянтка.

Ну а венчает всю симптоматику депрессия. Польза ее за­ключается в том, что отличник начинает думать о себе, пе­рестает суетиться. Это сберегает силы. В состоянии депрессии ему можно растолковать, что источником всех его бед метется он сам. Когда отличник в депрессии, его легче всего лечить. Иногда я сам довожу его до депрессии: лучше сообра­жает.

Так разбазаривается наш золотой генетический фонд. От­личник не может не творить. Если он не сотворит чего-ни­будь, он сотворит такую болезнь, в которой не смогут разоб­раться лучшие представители пашей медицины. Но все болезни рушатся, как только отличник начинает занимать­ся собою, растет и творит.

Что делать, ума не приложу. Я неоднократно выступал на всевозможных совещаниях, где предлагал возиться не с двоечниками. Не требовать от отличников отличной учебы, а со­бирать их вместе. Предлагал я и многое другое. Конечно, ни­чего добиться я не мог.

Ненужное соперничество

С этого же класса началось мое соперничество с Шиш­кой. Я не соперничал, как и он. Мы не соперничали. Ско­рее всего, соперничали наши родители. Учителя немнож­ко нас стравливали. Шишкой его прозвали ребята за то, что какое-то время он был старостой. Это соперничество нам, собственно, навязали и вот как. Шишка был сыном мами­ной подруги, а точнее, приятельницы. Он был наполовину русский, наполовину еврей. Прически у нас были одинако­вые, как «смушки каракуля» волосы, а носы смотрели в раз­ные стороны — мой вниз, его — вверх. Он был скорее санг­винического, а я, пожалуй, меланхолического темперамента. Меня считали усидчивым, а его талантливым. Почему-то считалось, что я все беру задом, хотя собственно на учебу я времени почти не тратил. А в последующем приспособил­ся домашние задания» особенно по математике, делать на переменках. Правда, я много читал, но, насколько помню, много размышлял. Скорее всего, это была умственная жвач­ка несколько хронически депрессивного, недовольного и неуверенного в себе ребенка. В общем, скорее всего я жил своим внутренним миром.

В пятом классе выявились мои способности к деклама­ции, и я стал участвовать в художественной самодеятельно­сти. Читал всякие стихи, выступал на конкурсах, но дальше городского не проходил. Репертуар у меня был неболь­шой. Всего два стихотворения. Одна басня С.Михалкова. Что-то про рубль и доллар. Я до сих пор помню ее почти наизусть. Воспроизвожу по памяти:

Американский доллар важный,

Который нынче лезет к всем в заем,

Однажды с советским встретился рублем.

И ну куражиться,

И ну во всю хвалиться:

Передо мной открыты все двери, все границы.

Там было еще что-то. Доводы рубля я не запомнил. Но конец басни помню хорошо, В общем, в басне он победил. Доллар смутился. А Рубль гордо сказал:

А ну, посторонись, советский рубль идет!

Это стихотворение ставила мне преподаватель литерату­ры из соседней женской школы. Особенно долго репетиро­вали последнюю строчку. При этом я еще что-то делал ру­ками.

Второе стихотворение было очень длинное и смешное, как два неудачливых приятеля пытались мнемотехническими приемами запомнить номер телефона. У них ничего не получалось, так как они забывали первое число, так повто­рялось несколько раз, но все-таки каждый раз они телефон забывали и другу своему в конечном итоге не звонили. На районном смотре язапутался сам, что-то подзабыл, и боль­ше с этим стихотворением не выступал. А вот с долларом и рублем я попал на городской смотр. Но дальше меня уже не пускали. Артистичности во мне не было. Продвигался, наверное, за счет политического репертуара.

Шел 1949 год. Страна готовилась отметить 70-летний юбилей И.В.Сталина, И тут меня взяли в оборот. Репети­ровали мы по вечерам и за счет уроков физкультуры. Я стал солистом монтажа. Таких солистов было 10 человек: 5 мальчиков и пять девочек. Мы выстраивались в ряд на сцене, а междурядами было еще очень много пионеров. В театре сидели наши мамы и папы и слушали доклад, концерт и наше приветствие и жутко нами гордились, особенно теми детьми, которые пролезли в солисты. Думаю, что родители отэтого дружней между собой не становились. Мы по оче­реди читали четверостишия, а пионеры, которые были в междурядьях, стояли и периодически по команде, а, может быть, и все время держали правую руку между своих глаз. Это был пионерский салют. Все это делалось с серьезным выражением лица. Сталина мы все очень любили и к пору­чению относились серьезно. Вообще я свято верил в идею коммунизма, Жизнь потихоньку налаживалась. Ежегодно снижались цены. Мы все знали, что всем этим мы обязаны нашему вождю и отцу И.В.Сталину, и не представляли, как мы будем жить без него.

Мой отец был тоже ярый ленинец и приверженец совет­ской власти. Он даже полагал, что доживет до коммунизма. Он не раз говорил, что если бы не революция, то он никогда бы не стал врачом. Он даже мне разрисовал, как будет все это происходить. Постепенно будут снижаться цены. Потом некоторые товары будут продаваться бесплат­но: спички, соль, газ, вода. Станет бесплатным обществен­ный транспорт. Далее он уже не мог рисовать картины. Но я могу четко сказать, что в тот период я ему верил, И не настораживало меня то, что почти ежедневно родителя мне говорили, что в школе я должен быть осторожным и ниче­го не говорить против советской власти и вообще не гово­рить о политике, так мне ничего не будет, а их могут поса­дить, а без них прожить мне будет трудно. Может быть, еще и поэтому в школе и на улице я больше молчал. Здесь по­лучилась, наверное, та же картина, как с употреблением матерных выражений. Я не мог, наверное, говорить неиск­ренне. То есть в одном месте говорить одно, а в другом ме­сте говорить другое. Вот почему, я и в школе был молчали­вым. Затем, когда стало можно говорить, то мне кажется, что ястал чрезмерно болтливым. Это была компенсация за многолетнее молчание или просто вылезла на божий свет моя натура. Говорить-то я начал больше, но пугливость у меня осталась, что было источником многих переживаний. Об этом несколько позже.

С папой я общался гораздо меньше, с мамой очень час­то. Сколько я помню, она всегда спрашивала, кого я люб­лю больше, ее или папу. Я говорил, что одинаково. Она все-таки добивалась от меня, чтобы я сказал, что ее люблю все-таки чуть-чуть больше. Я ей эти говорил, я соглашался со всеми ее доводами. В действительности она поступала не всегда мудро, может быть даже глупо. Если честно сказать, к отцу, несмотря на все ее старания, я все же относился лучше. Сейчас я понимаю, что это работа моей мамы. Не зна­ла она принципа сперматозоида.

Обстановка в семье в принципе, как я сейчас понимаю, была спокойная. Отец не пил и вообще сидел на диете. С работы приходил домой вовремя, и если бы мама мне все не рассказывала, то я бы и не знал этого. Может быть, я и не обратил бы внимание на то, что на улице они никогда не шли под руку, и нередко отец шел впереди нее. Я ни разу не видел, чтобы они хоть раз поцеловались даже при про­щании. Отец довольно часто придирался, а может быть, и по делу (не любила мама особенно заниматься хозяйством), что в доме нет должного порядка, вспоминал, какой поря­док был в немецких семьях, который он наблюдал во вре­мя службы в Германии. Кстати, помню, что и я как-то в таком же плане на нее подгавкивал. Отец как язвенник ежегодно ездил в санаторий. На службе его довольно быс­тро повысили, и он стал доверенным врачом градообразу­ющего завода. Подчинялся ЦК профсоюза. Потом эту дол­жность ликвидировали. Я только знаю, что в его функции входило распределение путевок. Он их настолько честно распределял (рабочие получали всегда свою долю), что вхо­дил в конфликт с председателем месткома завода. Его пы­тались ублажать, но он отказывался от всех благ, чтобы «не быть обязанным». Мама его осуждала и говорила это мне. Материально мы жили еле-еле. Мясо было не каждый день, но он, как коммунист в кинофильмах, мучился, но не пользовался своими возможностями.

И я вслед за ним вел себя точно так же. Я считал, что пи­онер не должен давать списывать, а должен разъяснить от­стающему ученику смысл задачи. Теперь-то я понимаю, что мне надо было дать списать хотя бы одному, а потом необ­ходимо было, чтобы переписали у него. Поскольку неред­ко было так, что только я один в классе решал задачу, то понятно, что меня учителя хвалили, и теперь мне уже по­нятно, почему меня, мягко выражаясь, не любили ребята. И лишь в старших классах я внял увещеваниям матери, которая советовала дать мне списывать им без всяких разъяснений.

Делал я и определенную карьеру как пионер. Ни старо­стой, ни председателем совета отряда я не был. Но после пятого класса мне поручили вести районный слет пионеров. Он всегда проходил в конце учебного года очень тор­жественно. Выстраивались в парке на площади пионерские дружины всех школ, все отдавали рапорта, потом перехо­дили в летний кинотеатр. Там читались какие-то доклады. Вот председателем этого слета я и был, точнее, куклой. Ря­дом сидел кто-то из взрослых и всё мне подсказывал. Я в точности все выполнял. По-моему, накладок не было. Что такое ведение собраний, тогда я не понял. Это пришло уже намного позже. То, что я был на виду, мне нравилось, а осо­бенно моему отцу. Он мною гордился. Кстати, на следую­щий год ведущим слета был назначен Шишка.

Но вернемся к взаимоотношениям к семье. Отец часто приносил бумаги домой и нередко дома работал. Иногда мы по вечерам играли в карты в довольно сложные игры. И как мама ни старалась, чтобы я любил ее больше, мне представ­ляется, что к папе я относился с большей теплотой.

Рассказы матери все-таки иногда на меня как-то дей­ствовали. Помню, что на одном из уроков английского язы­ка я думал не об уроке, а о семье, и у меня на глаза навер­нулись слезы. Проницательная учительница спросила, не случилось ли что в семье. Помню, что я на провокацию не поддался и ничего ей не рассказал. К этому времени мама вынуждена была устроиться на работу. Хотя отец и занимал очень высокую должность, но он никогда не пользовался ею для получения дополнительных прямых или косвенных доходов по принципиальным соображениям и чтобы не быть обязанным.

Так вот, мама устроилась на работу. Зарплата у нее была почти втрое ниже зарплаты отца, но ей удалось ее повысить разными способами, но такими, что посадить ее не могли. Она была начальником отдела доставки. Довольно часто она разносила по квартирам переводы и получала опреде­ленные чаевые, помогала в оформлении подписок нужным людям. Здесь действовал бартер. Ей удавалось по государ­ственной цене приобретать продукты, что оборачивалось существенной экономией. Были и еще какие-то хитрости, при помощи которых она увеличивала реальную заработ­ную плату до зарплаты отца, а может быть, и больше. Отца же она считала поэтому недальновидным. В чем-то она была права. Можно было и не восхищаться его принципи­альностью. Все равно, кто-то за это что-то имел.

Я вырос таким же идейным. Уже позже в моей практике был такой случай. Меня попросил один коллега полечить амбулаторно его знакомого. Я согласился. Дела у больного пошли на лад, и после 4-го свидания с ним он предложил мне оплачивать и договариваться о встречах напрямую, без посредников. Но я все-таки унаследовал идеологию отца. Я не знаю, следовал ли я из страха, или из принципиаль­ных соображений. Иногда мне кажется, что из страха. (Уве­рен, что репутация о нем как о дураке, в крайнем случае, как о человеке не от мира сего, была точна. И зря сомневается Вечный Принц. Из страха он благодарности не брал. — М.Л.)

Меня остро мучило чувство несправедливости. Особен­но запомнился мне такой случай. Кто-то из учеников пло­хо отвечал на уроке русского языка. Я ему попытался подсказать, но поскольку все незаконные вещи мне плохо удавались, я попался, и учительница мне поставила по рус­скому языку два. На следующем уроке по литературе она меня спросила, и я получил пять. На следующем уроке я тоже получил пять. Итак, в дневнике у меня был одна двой­ка и две пятерки. Я считал, что это несправедливо. Я бы понял, если бы мне поставили двойку по поведению, а не рус­скому. Тогда я вряд ли бы залил этот лист чернилами, так что оценок разобрать не было возможности. Родители мне этот лист заклеили. Конечно, все вскрылось. Вызвали ро­дителей. Англичанка потребовала принести ей дневник. Я так ине принес. Она пошла, взяла его сама и выставила двойку и две пятерки. (По школьным правилам того вре­мени дневник всегда лежал на парте.) В общем, сейчас все это выглядит мелочью, но здоровья все это не прибавляет. Думаю, что этот эпизод не способствовал развитию моей личности. Думаю, что и для общества он вряд ли был полезен. Как на все это реагировали ученики, я не помню.

Здесь же начал меня преследовать учитель физкультуры, который называл меня колбасой (я был полноват). Лет до 10—11 я был таким же худым, как все мальчики. Осталась фотография из пионерского лагеря, где у меня, как и по­ложено, торчали все кости. А полноватым я стал вот при каких обстоятельствах. Я почему-то считался очень болез­ненным мальчиком, хотя, насколько я себя помню, я ни­когда больным себя не чувствовал. Когда начинались репетиции, то снимали меня всегда с урока физкультуры. Я испытывал облегчение и охотно ходил на репетиции, когда они были. Что-то было не в порядке с этим учителем. Ког­да я не мог подтянуться, то он кричал примерно следующее: «Уйди с урока! Уйди с урока! Уйди с урока, колбаса! Видеть все это не могу!» Начинал он тихо, а потом тон голоса по­степенно повышался. По-видимому, я не очень быстро ухо­дил с урока.

Комментарий: