История Ариэль. Новое зрение

Это было в июне 1988 года. В то время я работала медсестрой, у меня как раз закончилась рабочая смена, и я пошла домой. Глаза у меня были воспалены, поэтому я остановилась купить глазные капли в аптеке на углу. Ко­гда пришла домой, то первым делом закапала в глаза. Тут же я почувствовала жгучую боль, зрение резко упало.

Не снимая своего белого халата, я бросилась в отде­ление экстренной медицинской помощи, где врачи делали все возможное, чтобы помочь мне, но безуспешно. Капли оказались подделкой с добавлением крепкого щелочного раствора, и буквально за час я полностью ослепла.

В свои тридцать четыре года я внезапно превратилась в ребенка. В последующие месяцы я большую часть вре­мени проводила в кровати. Повреждение глаз стало при­чиной бессонницы и частых мигреней, которые изнуряли меня. Когда звонил телефон, я редко подходила к нему. Я не хотела никаких гостей. Моя жалость к себе была как огромная стена, она держала меня в заключении и не подпускала ко мне окружающий мир. Хотя муж и неко­торые друзья, с которыми я общалась, пытались утешить меня, у них ничего не получалось.

До потери зрения я, как большинство людей, прини­мала жизнь как должное. Этого было достаточно, чтобы работать, встречаться с друзьями, увлекаться чем-то, иметь хобби. В той жизни, моей реальной жизни, все, чем я занималась, было неразрывно связано со зрением. Кро­ме того, что я работала медсестрой, я была художником, ювелиром, фотографом и пилотом. Я любила астрономию. Я была спортивным человеком и много времени проводи­ла на свежем воздухе. Я плавала, играла в теннис, зани­малась греблей и входила в состав местной команды, а также гуляла с биноклями и справочником орнитолога в руках.

С пяти лет мы с отцом ходили изучать птиц в естест­венных условиях. Я должна была проявлять высокую зри­тельную активность, чтобы осматривать местность в поис­ках птичьих следов, отмечать окраску птиц, их оперение и форму клюва, определять различные виды пернатых. Все это повышало мою наблюдательность — так же, как усиливало связь с природой. Теперь наблюдение за пти­цами и другие вещи, которые я любила и в которых раз­биралась, были потеряны, недоступны для меня, слепой.

Так прошел почти год. Однажды, лежа в кровати, я спросила себя: «В чем ценность моей жизни?» Я погрязла в своих страданиях. Внутри меня словно образовалась черная дыра, которая была намного хуже, чем просто по­теря зрения. Я уже мысленно представляла себе мою жизнь через двадцать, тридцать, сорок лет. «Это то, чего я хотела?»

Мой дух протестовал: «Нет!» Я думала о том, что боль­ше не могу так жить. Вдруг я почувствовала первый про­блеск энергии и интереса к жизни. «Хорошо, я хочу вер­нуть себя к жизни. Что же мне делать теперь?» — дума­ла я. Все слепые люди, которых я когда-либо встречала, ходили с собаками-поводырями или с длинной белой тро­стью. Я всегда любила собак, поэтому выбор был очевид­ным. Мне нужна была собака-поводырь.

Первый раз за последние несколько месяцев у меня появилась цель, к которой я могла двигаться. Теперь я уже не хотела сидеть целыми днями дома и сетовать на судьбу. Надо было позвонить в компанию, занимающуюся собаками для слепых. Я чувствовала, что мое сердце за­билось сильнее от этой мысли. Где находился телефон­ный аппарат? Смогу ли я позвонить в справочную службу и узнать нужный номер? Я села на кровати и начала усердно водить рукой по ночному столику в поисках те­лефона. Я чувствовала себя хорошо — от того, что с эн­тузиазмом отнеслась к делу.

Я действовала неловко, но решительно, и мне удалось позвонить в компанию, которая занималась собаками-по­водырями. Они сказали мне, что я должна сперва овла­деть первичными навыками выживания, и только потом мне предоставят собаку. Появилась новая цель. Только после того, как я договорилась посещать курс обучения, я почувствовала, что снова живу.

В течение последующих шести месяцев я ходила на занятия по специальной подготовке, и иногда мне хотелось все это бросить. Гораздо проще было валяться на крова­ти и жалеть себя. Вскоре я поняла, что делать решитель­ные шаги и пытаться изменить что-то, даже когда страш­но, радует и оживляет. Маленькие пузырьки надежды вскипали во мне. Эти пузырьки слились в один большой шар радости, когда я впервые взяла в руку поводок моей собаки-поводыря Вебстера, и мы вместе пошли гулять. Если бы я использовала трость, мне бы пришлось медлен­но передвигаться, оценивая каждый шаг, волнуясь из-за того, что в любой момент я могу на что-то наткнуться. С Вебстером я двигалась довольно быстро и преодолевала пространство самым удобным и рациональным способом. Внезапно жизнь снова обрела смысл, я опять была собой: чувствовала легкость и уверенность в себе.

Через какое-то время вместе со своим поводырем Веб­стером я даже начала снова совершать длительные про­гулки, путешествовать. Однажды, когда мы гуляли с му­жем в Туксине, я услышала птичье пение. Я сказала: «О! Слышишь эту птицу? Ты видишь, какого цвета у нее кры­лья?» Мой муж рассмотрел птицу и ответил. Я начала взволнованно забрасывать его вопросами: «У нее есть черные полоски вдоль хвоста? Какого она размера?» Мой муж тоже заволновался и стал описывать мне птицу: «Черные полоски есть! И у нее белое горло! А клюв у нее...» Он дал мне много деталей. У меня закружилась голова. «Это горный крапивник!» — воскликнула я.

Мы посмеялись над нашим новым способом наблюдать птиц. Остальную часть прогулки я слушала птиц, мой муж описывал мне их, и затем я определяла вид. Я чув­ствовала радость, которая, казалось, была потеряна на­всегда. На самом деле подобное наблюдение за птицами доставляло мне даже больше удовольствия, потому что я могла таким удивительным образом разделить свое увле­чение с мужем.

Вебстер также позволил мне снова работать. Я полу­чила должность в той же больнице, где работала раньше медсестрой. Сначала я проявляла рентгеновские снимки, затем занималась расшифровкой «со слуха» медицинских отчетов. Теперь, когда я могла самостоятельно что-то де­лать, я предложила свою помощь компании, воспиты­вающей собак-поводырей для слепых. Я читала лекции и проводила экскурсии по территории компании, которая располагалась рядом с моим домом. В конце концов я полностью посвятила себя этой работе.

Мне она нравилась. Меня захватывало чудесное чувст­во причастности к преобразованию чужой жизни. Я пом­ню одного незрячего человека, который пришел со своей женой на экскурсию по нашей территории. (Идея при­ехать сюда, скорее всего, принадлежала его супруге.) Он был очень тихий и замкнутый. Один из зрячих волонте­ров сказал мне, что этот человек носил шляпу, у него были длинные волосы и густая борода. Он все еще пря­тался от мира так же, как это было долгое время со мной. Однако все кончилось тем, что он стал посещать наши месячные курсы с проживанием. Уже через три ме­сяца, когда он начал привыкать к своей собаке, он сказал инструктору, что хочет подстричься и сбрить бороду. Он пошел в магазин и купил новую одежду. Продолжая об­щаться с собакой и окружающим миром, он расцвел. Это была оглушительная перемена. Когда он проходил по сце­не во время вручения дипломов об окончании курсов, его жена, которая сидела в зале и не видела мужа около ме­сяца, даже не узнала его.

Его ситуация похожа на мою. Я иногда тоже себя не узнаю. Перед потерей зрения я считала себя достаточно счастливым человеком. Тем не менее сегодня я ощущаю себя счастливее, и у меня больше возможностей, чем рань­ше, — благодаря большей стабильности и работе в очень важном для людей месте. Сейчас я испытываю глубокое удовлетворение и ощущение гармонии с миром. Несмотря на то что я потеряла зрение, мое зрение улучшилось.