Красота — в глазах любящего. Часть 1

Между сильными и слабыми нет любви, дружбы, уважения, благодарности. Есть только насилие. (с) "Иные песни" Дукай Яцек.

Гостиная была залита светом заходящего солнца, оранжево-красными всполохами. В воздухе тонко пахло эстрагоном, успокаивающим и тонизирующим организм. Джейсон специально с вечера принёс ароматических свечей, чтобы комната наполнилась этим запахом, любимым запахом его брата. Он специально велел приготовить индейку, которую обожал Дженсен, и распорядился подать самое лучшее вино. Лорд скучал по нему, и дело даже не в безумной мании обладания братом, как вещью, он просто скучал по его присутствию, по вечному сомнению у него в глазах, по мелкому недовольству, что лилось с его губ приглушённым ворчанием. Когда он утром сидел на кушетке у окна, то вспоминал, как бывало спрашивал у Дженсена: "Ну, чего ты хочешь?" и тот всегда грустно пожимал плечами и отвечал: "Не знаю". Поэтому братья всегда делали то, чего хотел Джейсон. "Может, сделать этот обед таким, как хочет он? Угостить всем лучшим и на десерт предложить самое главное - Джареда?" Так странно, но среди всех "не знаю" у Дженсена было лишь только два чётких "хочу" за всю жизнь: Питер и Джаред. И Джейсон постарался это уничтожить - один лежал в могиле на Йоркском кладбище, а другой из дерзкого острослова становился тряпичной куклой в его руках. Этим утром, когда они с братом не общались уже три недели, лорд готов был на всё, в том числе и вернуть ему парнишку, хотя тот факт, что игрушка сломана, его не смущал. Джейсон всегда видел Джареда таким: виктимным и запуганным подростком, прячущимся за ширмой смелого выскочки. Таким образом, для него ничего не сломалось, просто скрытое стало явным.
Гостиная была залита светом заходящего солнца, оранжево-красными всполохами. Закончился обед, и поруганный Джаред уже скрылся за дверью, они остались вдвоём, как мечталось Джейсону, только он и брат. Лорд держит брата за висок, гладит щёку, чтобы лучше чувствовать, чтобы лучше поверить, что вот он - предмет самого первостепенного желания. Вот оно - лекарство и исцеление, вот он спасительный глоток воды в смертельной пустынной жажде. Он боялся закрыть глаза и, словно сумасшедший, смотрел на брата, не смея даже моргать. Дженсен не двигался, он позволил Джейсону снова себя поцеловать. Сначала он ощутил влажное прикосновение языка, нежно-прохладное, затем его рот накрыли теплые мягкие губы, они целовали его сначала осторожно и несмело, словно боясь сделать что-то не так и потерять эту баснословную радость, это самое большое упоение в жизни. Дженсен был на вкус чуть пряным, терпким, с оттенком свежей фруктовой сладости - как яблоки с корицей, и Джейсон совершенно не мог оторваться, чем больше он пил с его губ этот вкус, тем больше упивался и становился жаднее, и тем более властно действовал, желая осушить до конца этот ценнейший источник. "Всё, как всегда" - подумал Дженсен, когда брат полез рукой ему между ног.
- Остановись! - прошептал повелительно граф, упершись рукой грудь Джейсону, отталкивая его.
"Остановись" - прошелестело где-то на задворках сознания брата, слишком слабое, чтобы втиснуться в бурлящую жижу из его чувств и мыслей. Если он и понимал что-то, то всё съедала безудержная страсть, ощущавшая близость своей разрядки. Джейсон отдал все мысли ей, растворился, позволил запаморочить свой рассудок. И если ему хотелось любви, то она жаждала только обладания. Теперь лорд не смог бы вытерпеть ни заминки, ни остановки, ни крохотной паузы, поэтому он и внимания не обратил на просьбу брата. Дженсена же почему-то жгло каждое соприкосновение их кожи, и особенно, когда Джейсон проникал внутрь его - туда, где кожа была тонкой и проницаемой. Казалось, что сквозь поры брат впрыскивал ему в кровь смертельный яд. Больше всего яда было не в пальцах, что ощупывали его изнутри, и не в пылких губах, поцелуи которых дурманили, а горячем стволе, трущемся об его промежность. И страшнее всего был момент, когда Джейсон войдёт в него. Если Дженсен позволит ему обладать собой, то умрёт. Почему-то такой иррациональный, панический страх завладел им. Брат в таком неистовстве был неуправляем, и его сила была словно утроена, поэтому рука на груди, толкающая его, не могла даже заставить обратить на себя внимание. Ещё немного, и он войдёт, заполнит тесноту собой, захватит его окончательно, и больше не будет Дженсена. Он помимо этого бессилия вспомнил тысячи других своих, в том числе самое первое, самое страшное, где он толком пошевелиться от ожогов не мог, а Джейсон взял его несмотря на боль. У него слёзы застыли в глазах. Невозможно было пережить это снова. Паника в нём нарастала так, что он вздохнуть толком не мог. "Что схватить? Чем его ударить? Пожалуйста, Джей, нет!". Паника всегда парализует, и человек, как муха в смоле, увязает в собственных мыслях. С Дженсеном так было каждый раз, когда брат решался им обладать. Теперь он словно переживал все прошлые разы вместе. Этот страх, собранный из десятков других, был таким всеобъемлющим, как бывает у людей провалившихся под лёд и тщетно ищущих выхода из безвоздушного плена. В какой-то момент остаётся только закрыть глаза и признать поражение. Это и сделал Дженсен, но вдруг из мрака его сознания родился Джаред, он словно вытянул его тело из ледяной ловушки и стал откачивать на берегу.
- Не сдавайся, чёрт! - говорил Падалеки, массируя не дышащую грудную клетку. - Это всего лишь твой брат, посмотри на него! Это не монстр, которого нельзя победить!
Джаред сделал ему искусственное дыхание рот в рот, посмотрел секунду в открытые, но бездумные глаза.
- Да, защити же себя, чёрт тебя дери! Иначе как ты защитишь крестьян, защитишь мельницу, и меня, в конце концов?!
Дженсен чувствовал, как паника медленно отступала перед решимостью, перед желанием, перед внутренней необходимостью спасти себя. Он думал о Джареде, и чувствовал такую вину, что пожирала его сердце, отрызая огромными кусками. Вспомнил его исковерканное горем лицо, эти глубокие страшные мольбы, и только изверг мог его не пожалеть.
- Нет, не время для угрызений совести, кретин! - Падалеки влепил ему пощёчину. - Время для действий! Ты же знаешь его слабое место - бей, твою мать! - закричал Джаред и со всей силы нажал лорду на грудь, и тот вдруг смог дышать. Он сделал глубокий вдох и наяву. Член уже вторгся в него на сантиметр, но сжатые мышцы не давали пройти дальше.
- Расслабься, Дженни, - томным голосом прошептал Джейсон, и накрыл пересохшие губы влажным поцелуем.
Он снова был жаден, снова запустил свой громадный язык в рот брата, и этот язык был как трепещущее жало, впрыскивающее пьянящее зелье, и меньше было сил было сопротивляться давлению между ног. Вдруг Джейсон замер, его язык стал мягким и вернулся в свой рот. Он остановил поцелуй, остановил свой таран - рука Дженсена лежала у него на щеке и нежно гладила, будто с щемящей добротой и любовью. Это было приятнее и нужнее, чем вся эта какофония сумасшедшей страсти. Повисло молчание, сумрачная влажная тишина. Джейсон ни слова произнести не мог, но улыбка, робкая, осторожная, всё же умостилась на его губах. Дженсен едва ли успел осознать и изумиться тому, что никогда до этого мига не видел брата таким открытым и близким - решимость и гнев были гораздо сильнее. Недолго было Джейсону радоваться и удивляться струящемуся счастью, этому проблеску хрустальной чистоты - мягкость в зелёной радужке сменилась острым лезвием ярости отмщения. Дженсен с размаха въехал ему лбом в переносицу. Раздался хруст, брызнули алые капли. Джейсон взвыл и откатился с кушетки под стол.
- Ты что думаешь, что после всего я ещё могу тебя любить? - брат встал с кровати, натянул свои калюты и ботфорты. - Я скорее тебя ненавижу.
Он пнул Джейсона, пытающегося встать, в живот. Тот протяжно закричал, обхватил руками бока и откатился в сторону от брата. Дженсен возвышался над ним, как победитель, хотя всё внутри дрожало от напряжения, как обычно дрожит у раба, затеявшего восстание, но подсознательно знающего, что впереди могут быть выигранные битвы, но войну ему предстоит проиграть. Он чувствовал, что недвижимый, лежащий ничком, его монструозный близнец - это раненный хищник, который от вида собственной крови становится только свирепей. И действительно, Джейсон выждал секунду, поднял голову и посмотрел на брата:
- Что ты делаешь, чёрт возьми? - он схватил его за лодыжку, вырывая опору, и мужчина полетел на пол, ударившись затылком о столешницу. - Ты же сам меня поцеловал...
Дженсен оставался в сознании, боль пульсировала в висках и затылке, её раскаты парализовывали всё тело, но он не мог не смеяться. Что-то внутри него безудержно насмехалось, и над глупостью Джейсона в таких вопросах, и над злым роком, и над собой. Слёзы всё ещё стояли в уголках его глаз.
- Неужели ты такой дурак? - слеза перелилась за край его нижнего века. - Я тебя целовал, чтобы ты не видел, как я помогаю Джареду.
Судорога схватила лицо Джейсона, боль завладела им безраздельно, словно кто-то влез рукой ему в живот и перемешал все внутренности. Он поднялся на ноги и в приступе звериной ярости смахнул со стола тарелки и бокалы. Дрожащими руками Джейсон надел свой жюстокор и штаны, достал из кобуры пистолет, а когда заряжал его, то руки уже были тверды, и взгляд - ледяным и бездушным.
- Ты не сможешь меня прикончить, я знаю, - Дженсен смеялся, вытирая кровь с затылка упавшей на пол салфеткой. - Ты больше всего на свете боишься остаться один...
Джейсон смотрел на близнеца, взбудораженного, в приступе истерического смеха, будто сумасшедшего, полуголого, с каплями пота на плечах, с кровавыми разводами на лице и спине, но всё равно убийственно красивого. Конечно, он ни секунды не думал о том, чтобы застрелить его. Его лицо разрезала ухмылка, самая страшная из всех, что были у него до. Лорд вышел в коридор.
- Нет! Стой, не трогай его! - Дженсен схватил свой кафтан и выскочил за братом, его сердце норовило пробить грудную клетку.
Он нагнал его в другом конце коридора, где в закатных лучах, жёсткие испанские черты Молли выглядели ещё выразительнее и устрашающе.
- Мальчишка сбежал из поместья, - процедила сквозь зубы служанка.
Джейсон обернулся на брата, и тот не смог сдержать облегчённой улыбки.
- Готовь собак! - закричал лорд, глядя на Молли, затем повернулся к близнецу, стирая с носогубного треугольника скопившуюся кровь. - Я принесу тебе его голову.
Дженсен почувствовал, как его всего обдало жаром. Теперь ничто не спасёт парнишку, конечно, если только он сам не найдёт его раньше брата. Дженсен схватился за гладкий дверной косяк, его всё ещё вело от удара, но ждать было нельзя. Он выбежал во двор, попутно застёгивая куртку, и увидел там крестьянского мальчишку, подметавшего пыльную дорожку. Дженсен знал, что ему тот скажет всё, а Джейсону - нет.
- Он пошёл в сторону Йорка, - ответил мальчик. - Хорошо, а вашему брату совру, что он побежал в лес.
Дело оставалось за малым, найти Джареда в многотысячном Йорке.

Когда Дженсен только привёз Падалеки в Уортхилл, был самый конец лета, осень только подступала украдкой: всё было глубоко и ослепительно зелено. Такой насыщенный, такой удивительный и загадочный зелёный цвет бывает лишь в Англии, и Джаред, созерцая его, всегда чувствовал облегчение на душе, как бы ни было тяжело. Сейчас же был ноябрь. Трава поблёкла, а листья осыпались и превратились в отвратительную коричневую массу. Не было этой спасительной зелени. Огромный дуб у дороги выглядел скорее пугающе и чудовищно, чем умиротворяюще.
Первый час пути был бессмысленным шествием в неизвестном направлении, только ходьбой ради того, чтобы не сидеть где-то в углу конюшни и тихо умирать душою. Больно, плохо, невыносимо. Идти, не останавливаться, идти, чтобы двигать кровь по жилам вместо сердца, которое заклинило от боли. Только на подступах к городу, он понял, что впереди Йорк, и, как тонким сквознячком по околевшему мокрому телу, пробежала в голове жестокая мысль: "А что меня ждёт в Йорке? Грязь, сырость и холод. Замёрзнуть в грязи - вполне достойная смерть для человека, который только что участвовал в оргии". Он вспомнил сейчас свою первую поездку с Эклзами в карете, когда они увозили его из родной деревни. Один за одним мелькали секундные отрезки. Раз - лорды в белоснежной одежде сидят на против него, их лица совершенны, костюмы безупречны; два - пуля пролетевшая рядом с его виском; три - их возбуждённые члены тычутся ему в рот. Знал бы он, что это было только началом череды унижений, таких же бесчеловечных, которым он подвергался у "святого отца". "Лучше бы Джейсон тогда застрелил меня" - это теперь было не дешёвое причитание, набивание цены или воззвание к жалости, это было твёрдое убеждение, и оно так глубоко вонзилось в грудь, что он не смог сдержать какого-то щенячьего скулежа, что рвался из его глотки. Он прикрыл рот кулаком, отчётливо ощущая губами твёрдость костяшек. Промозглая влажная погода и начавшийся дождь позволили его горю остаться незаметным, когда он вошёл в город, хотя вероятнее, что всё равно никто бы не заметил. Какое кому дело до оборванца в одежде лорда? Он полчаса сидел в городском парке на скамейке, просто уставившись в одну точку, а именно, в западную башню замка герцога Йоркского. "Всё могло быть иначе, если бы я не выпустил Джейсона из тюрьмы" - парень вздрогнул от холода и потёр плечи. - "Хотя Дженсен на самом деле ничем не лучше брата". Падалеки чуть поёрзал на скамье, и снова дала о себе знать постыдная резь между ног. Почему-то утром думалось, что Джейсону он не безразличен, словно между ними было что-то человеческое, какой-то луч света в кромешной тьме. "Пожалуйста, не надо, я не шлюха" - сознание воспроизводило его собственный голос, пропитанный болью и стыдом, запахом пота и секса, врезающимся в ноздри так, словно даже Йорк пах ими. Джаред окинул взглядом парковую площадь и уставился на крупный мокрый песок под ногами. В животе жалобно заурчало. Ел он в последний раз вчера, а уже стремительно темнело.
- Здравствуйте, милорд! - зазвенел в воздухе тонкий девичий голосок, наполненный радостным дребезжанием.
Джаред сначала не понял, что это к нему обращаются, его мутный рассудок пропустил эти слова мимо ушей, оставив в сознании лишь отголосок фразы. Он медленно, словно плохо смазанный механизм, повернулся на Мэгги, не узнав её голос. Темноволосая девочка в бежевом ситцевом платьице, не по погоде лёгком, пристально уставилась на него, стеснённо спрятав руки за спиной.
- Я только вчера доела весь ваш запас цукатов, которые вы мне подарили, - она улыбнулась, и сумрачный лик её чуть прояснился.
Джаред молчал, и Мэгги почувствовала неловкость, пара мгновений, и радость в её мимике рассыпалась в смятение и испуг, но она, облизав полные, очень красиво очерченные губы - главную достопримечательность на бледном лице - улыбнулась снова. Она вся буквально источала чуть ли не религиозное благоговение перед Джаредом. Он заглянул ей прямо синеву глаз, открытую для него, и даже больше, распахнутую настежь, как перед самым достойным господином. Что-то внутри приятно щёлкнуло, и в горле родился короткий смешок, но совсем не добрый, а исполненный злого сарказма.
- Теперь снова пойдёшь в таверну "зарабатывать" конфеты? - бросил он ей, отворачиваясь.
Сейчас замолчала Мэгги, интонация Падалеки, испещренная презрением, полоснула её по сердцу. Девочка сглотнула слюну, и потеряв дар речи, бессознательно ущипнула себя за бровь, она всегда так делала, когда волновалась.
- Конечно же, ты же просто шлюха из клоаки! - добавил он охрипшим от холода голосом, но с совершенно немыслимым прежде для себя отвращением.
Мэгги повернулась на него, приоткрыла рот, как от ужаса.
- Милорд, - прошептала она умоляюще и удивлённо одновременно, словно он не просто что-то сказал, а воткнул ей нож прямо в грудную клетку.
- Я не милорд! - крикнул Джаред. - Пошла вон.
Его губы изгибались в каких-то роковых формах, абсолютно правильных, без изъяна, без отзвука, без дрожи. Именно такое "Пошёл вон" - бросил ему Джейсон, равнодушное, холодное, бесчеловечное. Мэгги отпрянула, её грудная клетка резко сжалась, выталкивая весь воздух из лёгких, и пятясь назад, она ещё несколько секунд задержала взгляд на Джареде, и только потом развернулась и побежала прочь. Девочка едва ли верила в то, что лорд, которого она всем сердцем полюбила, первый человек, которому она вообще поверила, мог сказать столь язвительные слова. Покинув площадь, она прошла два квартала и свернула в узкий переулок, где месяцем ранее они впервые разговаривали с Джаредом. Остановилась уже почти таверны, но внутрь не пошла, пытаясь привести в порядок чувства. Её ладонь коснулась лица, прикрывая пальцами рот - Мэгги хотелось плакать. Дело было не сколько в оскорблении, сколько в потере надежды, что кто-то, зная, чем ей приходится заниматься, смотрит на неё не как на проститутку, а как на простую девочку, которой ей до смерти хотелось быть. Её тонкие плечи задрожали, и неожиданно чья-то тёплая ладонь ухватила её за локоть, согревая его сквозь тонкий ситец. Она в дёрнулась в испуге обернулась. Падалеки виновато поджал губы.
- Ты быстро бегаешь, - Падалеки мягко сжал девушке предплечье, одним этим движением извиняясь так, что слов и не требовалось. - Прости, я не должен был говорить тебе всё это...
- Мне часто такое говорят, милорд, ничего страшного, - улыбка снова озарила её лицо, какая лёгкая и лучистая, что Джаред закусил губу от этой её пробирающей доброты. - Неожиданно было слышать это от ВАС. - она с таким трепетом говорила, что Падалеки стало в конец неуютно.
- Слушай, Мэгги, я не лорд, - он замолчал, теряя возможность говорить дальше под накрывшей его волной губительной печали.
Джаред смотрел ей в глаза и не знал, что сказать. Он ни лорд, ни изобретатель, ни даже простой крестьянин - в последние три недели он был шлюхой.
- Понимаешь, я... такой же как ты, - едва выдавил из себя юноша.
- Не понимаю. Вы одеты, как лорд, про вас ещё месяц назад все лорды говорили, которых я.. обслуживала в таверне, - девушка всматривалась в заболоченные озёра его глаз своей морской синевой, и едва ли Джареду удалось зародить в ней сомнение на счёт своего происхождения.
- Хм, меня выдавали за лорда Тристана, я никогда им не был, - Джаред выпустил её предплечье из своей ладони. - Знаешь, я такой же как ты, понимаешь, ты же за конфеты... и ты женщина, девочка, и это ещё не так паршиво, как у меня. Я же это делал за то, чтобы называться в свете бароном Тристаном...
- Что делал? - она начинала понимать, о чём говорит Падалеки, и её сердце наполнялось ужасом и состраданием одновременно.
Джаред многозначительно посмотрел на неё, сжал губы, и она поняла всё без слов. Он ожидал, что в её глазах зародится что-то сродни презрению, всё-таки когда женщина идёт на проституцию, это не так отвратительно, когда это происходит с мужчиной. Теперь она положила ему свою дрожащую от холода ладонь на плечо и ласково улыбнулась.
- Может, ты и не лорд по происхождению, но ты лучше многих из них, - сказала она и потянула его за собой в таверну. - Пойдём, погреемся у камина на кухне.
Падалеки прищурил глаза, задержался на секунду, не поддаваясь, а потом живот заурчал несколькими настойчивыми волнами.
- На кухне найдётся ужин для тебя, - она взяла его за ткань жюстокора и легонько дёрнула.
Это замечание лишило его желания сопротивляться, Джаред поспешил за своей подругой, и его неотвязно преследовала светлая мысль, что в мире не всё так чудовищно и несправедливо, и что искреннее добро всё же к тебе возвращается. Мэгги завела его в таверну с чёрного хода, и ещё там, не заходя в двери, Джаред уловил мягко разливающийся по воздуху аромат жаренного мяса. Серый пучеглазый пёс сидел под порогом и застучал хвостом по земле, взбивая влажную пыль, когда девочка впускала Падалеки в помещение.
Они сели за столом на кухне, и Мэгги налила своему голодному гостю говяжью похлёбку и поставила перед ним. Джаред несмело и смущённо улыбнулся, "спасибо" зародилось в глубинах горла, но не смог его выговорить, и слово так и осело на языке неозвученным.
- Не стоит благодарности, милорд, - тихо прошептала она, снова угадав его настроение.
Опять из её уст прозвучало прежде такое пьянящее сочетание звуков, и низводящее во мрак отчаяния сейчас. Он уже почти поднёс ложку ко рту и отхлебнул, но застыл, борясь с полной пропажей аппетита. Всё-таки "милорд" - это было не про него.
- Для меня вы всё равно милорд, как бы там оно ни было, - она так заботливо на него смотрела, что он, не выдерживая её взгляда, уставился в тарелку так, как будто её окружностью ограничивался весь мир, и принялся спешно поедать суп.
В дверь постучали, и следом, не ожидая ответа, распахивая дверь настежь, в кухню ввалился бородатый мужчина средних лет, одетый в мещанский костюм. Сначала он пытливо оглядел Джареда, кривя губы, и лишь затем обратил свой взор на девочку. Мэгги вздрогнула сначала, напряглась, по её лицу пробежала рябь безысходности, но она насильно выдавила из себя подобие улыбки.
- Мэг, где ты была? Там работа тебя ждёт, - он поманил её за собой. - А этот лорд заплатит за суп?
- Да, сэр Алистер, заплатит, подождите минуту, я сейчас приду.
- Поспеши, - мужчина презрительно плюнул на пол и скрылся за дверью.
Она посмотрела на Джареда с явным чувством стыда, сглотнула слюну.
- Подожди здесь, я не долго, - выдавила она и засеменила в зал таверны.
Джаред сам не понял, как смог с такой скоростью и прытью перепрыгнуть через скамейку и вцепиться ей запястье, так твёрдо, почти даже непоколебимо. Во всём теле его тлела тихая ярость, но она и самая жестокая, если позволить ей вырваться.
- Ты не пойдёшь туда! Я не позволю, - разъярённо шептал он, и здесь нельзя было ему не поверить.
Мэгги действительно испугалась его сузившихся глаз, заточенных зрачков, но печально выдохнув, она опустила свою кисть ему на руку, что удерживала её запястье.
- А как иначе мы заплатим за ваш суп? - спокойно спросила она, её ладонь выскользнула из его ослабевшей хватки и открыла дверь.
Девочка поправила юбку и вышла, Падалеки так и остался стоять там, с ощущением, что мир ещё чудовищнее, чем можно было бы себе представить, и за все хорошие моменты приходится платить сторицей. Что-то в груди набухло и, лопнуло со щелчком, растеклось по груди, обжигая, как кислота. Он выскочил в дверь за Мэгги, увидел её в лапах какого-то взрослого мужчины, причём от гнева он не разбирал лиц, его волновала лишь она. Джаред бросился к мужчине, вырвал девочку из его рук, схватил его за волосы и ударил головой об стол, и от одного этого удара тот господин потерял сознание и сполз под стол. В одном этом ударе была вся его огромная боль и отчаяние; оглушить, выбить передние зубы, размозжить губы - он хотел не только этому ублюдку, но и всем, кто точно также пользовался им самим. Десяток пар глаз смотрели на него с ужасом, и лицо у Мэгги поплыло от горя и счастья одновременно.
- О, Тристан! - услышал Джаред знакомый голос за спиной. - Как же я рад тебя видеть.
Дыхание спёрло в зобу, и нельзя было вдохнуть, Падалеки окаменел и боялся обернуться несколько долгих секунд - голос герцога нельзя было ни с чьим спутать.
- Ваша светлость, - прошептал парень, едва ворочая языком, растеряно глядя на королевскую особу.
Джеймс Стюарт, герцог Йоркский, сидел за большим столом в углу таверны, на котором были разбросаны бумаги, с несколькими своими людьми.
- Я хотел с вами встретиться пару дней назад, но Джейсон мне сказал, что вы уехали, - герцог с сожалением поджал губы. - Присаживайтесь к нам, нужно кое-что обсудить.
Падалеки переглянулся с Мэгги, она всё ещё стояла не двигаясь, словно внутри неё сломалась какая-то шестерёнка.
- Сэр Алистер, отпустите девочку домой, видите, лорду Де'Ларуа не нравится, как с ней здесь обращаются, а он уважаемый мной человек, - сказал герцог приказным тоном.
Бородатый мужчина снова плюнул на пол, обвёл Джареда злобным взглядом, вышел из-за барной стойки и кивнул девочке на входную дверь.
- И дайте ей пару серебряных, я уверен, что лорду понравится эта идея, - герцог подмигнул Падалеки, и сэр Алистер достал из кармана две монеты, чтобы протянуть их Мэгги.
Девочка поклонилась всем присутствующим, коснулась незаметным движением Джаредовой кисти, посмотрела на него с благодарным трепетом и осторожно выскользнула в наружную дверь, покидая таверну. "Барон" сел за стол к герцогу, он пытался совладать с волнением, поэтому на его лице засела глупая напряжённая улыбка. Он был рад за Мэгги, рад, что смог её защитить, и краем глаза наблюдал с неподдельной радостью, как бесчувственное тело избитого им мужчины выносят из таверны, чтобы кинуть в грязь.
- Зря, вы улыбаетесь, мой друг, - герцог сменил тон с приветливо-дружеского на холодно-деловой, исполненный строгости. - Вы, кажется, забыли об обещании, которое мне давали уже почти месяц назад.
Джаред похолодел изнутри, отодвинул поставленный перед ним стакан с элем.
- Простите мне мою голословность, ваша светлость, - прошептал Падалеки, робко выглядывая исподлобья.
Джеймс стукнул кулаком по столу, вся таверна снова замерла, и никто не смел пошевелиться, ни гости, ни обслуга, а одна из официанток уронила бокал вина на каменный пол. Звон осколков приправил тишину ещё большим напряжением.
- Почему ни на кого нельзя положиться? - с горечью и иронией спросил герцог у одного из своих людей. - Барон, неужели вы всё-таки подвели меня? - он перевёл взгляд на Джареда.
Падалеки поднялся с места, ему казалось, что стоя признаваться будет легче.
- Я не барон Тристан Де'Ларуа, я всего самоуверенный крестьянин, и... - он не смог договорить, один из прислужников герцога ударил его в живот, заставляя согнуться, а затем врезал ещё сверху по спине, и Джаред упал на колени, прямо к ногам Джеймса Стюарта, герцога Йоркского.
- О, избавь меня от этих соплей, прошу, - герцог достал из ножен небольшой кинжал, и блик на его лезвии на миг ослепил Джареда. - Я с самого начала это знал! - он разразился сердитым хохотом. - Неужели ты мог подумать, что я куплюсь на твою дешёвую игру? - кинжал уткнулся остриём парню в грудь. - Марк говорил, что ты действительно смышлёный, и можно дать тебе шанс, но, видимо, он ошибся.
Крестьянин перевёл дыхание, когда лезвие оказалось у него на горле, и даже чуть оцарапало его шею.
- Вы что, убьёте меня? Прямо здесь? - спросил он исступлённо, и заглянул брату короля в светло-коричневые глаза, в которых был один только холод и равнодушие.
Его Светлость поправил каштановый парик с длинными кучерявыми волосами, выдохнул устало, крепче прижимая к горлу юноши лезвие, так что Джаред чувствовал леденящее прикосновение смерти - она целовала его в шею.
- У меня нет причин оставлять тебя в живых, - сказал герцог, взял его за волосы, и Джаред даже не думал сопротивляться, он ощутил острое желание отдаться потоку неизбежного, отдаться прохладе кинжала, раскрыться перед ласками вечности. - Меня абсолютно не волнуют твои порочные наклонности, а это похоже, единственное, на что ты способен, - кровь брызнула из тонкой ранки. Казалось, что самое важное он сделал - он совершил добро для Мэгги, а остальное - титул и наука - было за пределами его возможностей, и самой большой его ошибкой было стремление к ним. Наступал правильный конец его глупой и постыдной истории.
- Стойте! - дверь в таверну распахнулась с грохотом, герцог остановился, глядя на вошедшего Дженсена.
Граф сходу вбежал в середину зала, к столу, и его трясло от вида Джаредовой крови, он так боялся, что опоздал. У него от сердца отошла удушливая волна, когда он увидел ответный взгляд Падалеки, и понял, что критического ранения нет.
- Эта тварь обманула мои ожидания, - герцог поиграл пальцами на рукоятке кинжала, который всё ещё угрожал пахарю. - Он должен быть наказан.
Дженсен подошел к нему совсем близко, противореча этикету и субординации, поднял вверх указательный палец, он сделал этот жест таким строгим и властным, что брат короля, не шевелясь, наблюдал за ним.
- Вы уже слишком много сделали для этого, чтобы отступать, - Дженсен улыбнулся, и всё его волнение обернулось в ней какой-то безумной уверенностью, похожей на одержимость, и герцог оттолкнул Джареда.
- Это были необходимые меры, мальчишка мог всё испортить с самого начала, - он убрал клинок, не отводя взгляда от графа. - Это политика, вы же понимаете?
- Отпустите его, и я обещаю, что вы получите свою паровую мельницу к сроку, - он глядел на Джареда, который безвольно, словно тряпичная кукла, валялся в ногах герцога, и на это действительно страшно было смотреть.
Выражение лица герцога же сделалось заинтересованным, он облизал губы и указал своим помощникам вывести Падалеки в кухню, чтобы побеседовать с графом без него.