XII Старик с Блуждающей Горы

По отвесным, испещренным расщелинами склонам громыхали лавины, снежные бури неистовствовали в узких ущельях между закованными в лед скалистыми гребнями гор, залетали в пещеры и пропасти и, с диким воем вырываясь на простор, вновь обрушивались на гигантские ледники. Однако в том краю это была обычная погода. Ведь Горы Судьбы – так называлась горная цепь – были самыми высокими и могучими во всей Фантазии, а их главная вершина упиралась прямо в небо, не в переносном, а в буквальном смысле слова.

Даже отважные покорители снежных вершин не решались подниматься на те заоблачные ледники. Вернее, с тех пор как один смельчак всё-таки взобрался на главную вершину Гор Судьбы, прошло столько лет, что все уже успели об этом позабыть. Таков был один из непостижимых законов, которых немало в Фантазии:

Горы Судьбы могут быть покорены ещё раз, только когда решительно все забудут, что этот подвиг однажды был уже свершен, и не сохранится ни памятника, ни другого свидетельства о нем с упоминанием имени героя. А значит, тот, кто на это отважится, всегда будет первым.

Здесь, на такой высоте, не было ничего живого, кроме огромных облезлых снеговиков, если их вообще можно считать живыми – ведь передвигались они невообразимо медленно: на один шаг у них уходили годы, а на небольшую прогулку – века. Ясно, что общаться они могли только с себе подобными и не имели ни малейшего представления об остальных созданиях Фантазии. Они считали себя единственными обитателями вселенной.

И потому с великим недоумением пялили они глаза на крошечную точку там, внизу, которая поднималась по прихотливым извилистым тропинкам, по, казалось бы, недоступным расселинам в обледенелых отвесных склонах, по зубчатым, как пилы, гребням, – поднималась неуклонно, обходя бездонные трещины в ледниках и каменные разломы и всё приближаясь к вершине.

А точкой этой был хрустальный паланкин, в котором лежала Девочка Королева, и несли его, как мы уже знаем, её четыре Невидимые Силы. Да и сам паланкин был едва различим на фоне ледяных гор, потому что хрусталь сливался со льдом, а одежды и волосы Девочки Королевы были белым-белы, как покрывавший всё вокруг снег.

Девочка Королева была в пути уже много дней и ночей. Под проливным дождем и под палящим солнцем, в полной темноте и при ярком лунном свете несли четыре Невидимые Силы её хрустальный паланкин, поднимаясь всё выше и выше, как она и приказывала – куда глаза глядят. Она не ведала разницы между тем, что можно вынести, и тем, что поистине невыносимо, точно так же как принимала всё-всё, что существует в её Мире, – мрак и свет, прекрасное и ужасное. Она заранее приготовилась к любым испытаниям, потому что Старика с Блуждающей Горы можно было найти где угодно либо не найти вовсе.

И всё же путь, который выбрали её четыре Невидимые Силы, не был произволен. Всё чаще НИЧТО, успевшее поглотить уже целые области, оставляло им лишь одну-единственную тропинку, которая ещё куда-то вела. Иногда они едва успевали пройти через мост, пещеру или ворота, как всё это тут же поглощало НИЧТО. Случалось им и скользить по глади озера или же покачиваться на волнах морского залива, потому что носильщики паланкина ходили по воде, словно посуху.

Так они в конце концов поднялись в царство ледяных вершин Гор Судьбы и продолжали неуклонно, не ведая усталости, подниматься всё выше и выше. И пока Девочка Королева не давала нового приказа, её носильщики продолжали идти вперёд. А она лежала, откинувшись на подушки, с закрытыми глазами, не двигаясь. Она давно уже так лежала. Последние слова, которые она произнесла, были: «Идите куда глаза глядят». Таков был её приказ при выходе из Лабиринта.

Паланкин парил теперь в таком узком ущелье между двумя высоченными скалистыми стенами, что казалось, он вот-вот застрянет. Ущелье было засыпано мягким пушистым снегом, однако Невидимые Силы не проваливались и даже не оставляли следов. В глубине ущелья было совсем темно – дневной свет проникал сюда лишь через узкую щель где-то там, в вышине, но чем выше они поднимались, тем ярче освещала паланкин полоска дневного света. И вдруг стены ущелья как бы раскинулись в стороны и взгляду открылось широкое сверкающе-белое необозримое пространство. Это и была вершина Гор Судьбы, но не в форме конуса, как большинство вершин, – она представляла собой огромное, величиной, наверно, с целую страну, горное плато.

Посредине этого сверкающего белого поля возвышалась небольшая горка весьма своеобразного вида. По форме она напоминала Башню Слоновой Кости, только была ярко-синего цвета и состояла из множества зубцов, подобных огромным сосулькам, устремленным острием в небо. Три таких зубца, поднимаясь от середины горки, служили подставкой Яйцу величиной с дом.

Яйцо окружали ещё более крупные синие зубцы вроде труб гигантского органа

– они-то и образовывали вершину. В Яйце было круглое отверстие – то ли дверь, то ли окно. В этом отверстии вдруг появилось чье-то лицо, и глаза незнакомца уставились на паланкин.

Девочка Королева, словно почувствовав этот взгляд, подняла ресницы и поглядела вверх.

– Стоп! – тихо приказала она.

Невидимые слуги остановились.

Девочка Королева приподнялась на подушках.

– Это он, – сказала она. – Последнюю часть пути к нему я должна пройти сама. Ждите меня здесь, что бы ни случилось.

Лицо в круглом люке Яйца исчезло.

Девочка Королева вышла из паланкина и направилась к Яйцу. Идти ей было мучительно больно, ведь она шла босиком, а снег покрылся тоненькой жесткой ледяной коркой. При каждом шаге, пробивая её, она проваливалась и ранила свои нежные ножки. Обжигающий холодный ветер трепал её белоснежные волосы и одежду.

Наконец она добралась до синей горки и остановилась.

Из круглого темного отверстия огромного Яйца стала спускаться вниз длинная лестница, куда более длинная, чем могла бы поместиться в этом Яйце. Наконец она коснулась подножия синей горы, и когда Девочка Королева ухватилась за неё рукой, она увидела, что стремянка эта сплетена из перевитых букв, а каждая перекладина представляет собой строчку. Девочка Королева стала подниматься вверх и, перебираясь с перекладины на перекладину, читала слова:

Вернись, вернись! Уйди, уйди! Ко мне наверх не восходи!

И впредь не будет наших встреч!

Спустись и Старцу не перечь!

Я много выставил преград, Уйди, уйди! Вернись назад!

Поверь, поверь мне, старику:

Тебе не место наверху!

Не спорь со старым мудрецом:

Нельзя началу стать концом! Спустись, спустись и вверх не лезь! Знай: ждёт тебя смятенье здесь!

Она остановилась, чтобы передохнуть, и взглянула вверх. До Яйца было ещё очень, очень далеко, она не добралась и до середины лестницы.

– Старик с Блуждающей Горы, – сказала она громко, – если бы ты не хотел, чтобы мы встретились, ты не спустил бы мне эту лестницу. Твой запрет и привел меня к тебе.

И она снова стала подниматься.

Твои творенья, жизнь твою Вношу я в летопись мою, И что в движенье было, Всё буквами застыло. Ко мне наверх ты не стремись, Сулит несчастье эта высь!

Ведь здесь конец твоих начал, Я стар и малым не бывал, Как я, тебе не стать такой, Ты – пробужденье, я – покой, Живому права не дано Знать, как оно погребено.

Вскоре ей опять пришлось остановиться, чтобы перевести дух.

Она взобралась уже очень высоко, и лестница раскачивалась от шквалов начавшейся снежной бури, как тонкая ветка. Но Девочка Королева всё продолжала карабкаться вверх, крепко держась за обледенелые буквы перекладин.

Но у тебя охоты нет Послушать лестницы совет, И раз уж то, что не должно Случиться, вышло всё равно, Тебя сдержать я не могу, Ну что ж, будь гостьей старику!

Преодолев последние перекладины, она тихо вздохнула и оглядела себя – широкое белое одеяние было изорвано в клочья, лоскутки висели на завитках букв этой удивительной лестницы. То, что буквы оказались так ей враждебны, не удивило её – неприязнь была взаимной.

Девочка Королева постояла перед Яйцом, вернее, перед круглым люком в нем, к которому крепилась стремянка, и шагнула внутрь. И в тот же миг люк за ней захлопнулся. Она не обернулась, а застыла в темноте и ждала, что же произойдет.

Однако долгое время не происходило ничего.

– Вот я и здесь, – тихо сказала Девочка Королева. Её голос отозвался глухим эхом, будто она говорила в большом пустом зале. А может, это был другой, куда более низкий голос, который ответил ей её же словами?

Мало-помалу она различила в темноте слабый красноватый лучик света. Он исходил от раскрытой книги, которая парила посреди этого яйцевидного помещения. Книга была повернута так, что можно было разглядеть переплет. Он был из шелка медно-красного цвета, и, как на Знаке Власти, который Девочка Королева носила на шее, на нем были изображены две змеи, вцепившиеся друг другу в хвост и образовавшие овал. Тут же было начертано и название книги:

«БЕСКОНЕЧНАЯ ИСТОРИЯ».

У Бастиана всё окончательно спуталось в голове. Ведь это была та самая книга, которую он читал! Он ещё раз поглядел на неё. Да, тут не может быть никаких сомнений, это та книга, которую он сейчас держит в руках. Но как она могла оказаться там, в самой себе, в книге?

Девочка Королева подошла поближе и увидела за парящей книгой голову старца, чуть подсвеченную снизу, с раскрытых книжных страниц, зеленоватым светом, который исходил от сине-зелёных крупных букв.

Лицо его, казалось, вырезанное из коры очень старого дерева, было испещрено морщинами. У него была длинная седая борода, а глаза сидели в глазницах так глубоко, что их и вовсе не было видно. Одет Старик был в синюю монашескую рясу с капюшоном, накинутым на голову. Он держал в руках карандаш и не отрываясь писал что-то в книге.

Девочка Королева долго стояла молча и глядела на него. Собственно говоря, то, чем он занимался, нельзя было даже назвать письмом в обычном смысле этого слова – его карандаш медленно скользил по пустым страницам, а буквы и слова появлялись на них сами собой, как бы возникая из пустоты.

Девочка Королева прочла, что там было написано, и это оказалось то, что происходило сейчас, в этот миг:

«Девочка Королева прочла, что там было написано…»

– Ты записываешь всё, что происходит? – спросила она.

– Наоборот, происходит всё, что я записываю, – прозвучало в ответ.

И она узнала этот низкий глухой голос, который вначале приняла за эхо своего собственного.

Самым удивительным тут было то, что Старик с Блуждающей Горы и рта не раскрыл. Он вписал в свою книгу её и свои слова, и она их услышала, но так, будто вспомнила, что он только что их произнес.

– Ты, и я, и вся Фантазия – всё-всё записано в этой книге? – спросила она.

Он написал, и она как бы услышала его ответ:

– Не так. Эта книга и е с т ь вся Фантазия, и ты, и я.

– А где эта книга?

– В книге.

Таков был написанный им ответ.

– Значит, это лишь отражение отражения? – спросила она.

И он написал, а она услышала его голос:

– Что отражает зеркало, которое отражается в зеркале? Знаешь ли ты это, Златоглазая Повелительница Желаний?

Девочка Королева молчала, и Старик тут же записал, что она не отвечает.

Потом она тихо сказала:

– Мне нужна твоя помощь.

– Я знаю, – написал он.

– Да, так, наверно, и должно быть, – решила она после некоторого раздумья. – Ты – Память Фантазии и знаешь всё, что здесь произошло от начала всех начал и до этой минуты. Но не можешь ли ты полистать свою книгу и посмотреть, что должно произойти дальше?

– Пустые страницы! – был ответ. – Я могу сказать лишь о том, что уже произошло. Ведь я прочел это, когда писал. И я это знаю, потому что прочел. А писал это, потому что это происходило. Так «Бесконечная История» пишет сама себя моей рукой.

– Значит, ты не знаешь, почему я к тебе пришла?

– Нет, – услышала она его глухой голос, – и я желал бы, чтобы этого не произошло. Здесь у меня всё становится окончательным и неизменным – и ты тоже, Златоглазая Повелительница Желаний. Это Яйцо – твоя усыпальница и памятник тебе. Ты навсегда вошла в Память Фантазии. Отсюда нет возврата.

– Всякое яйцо, – ответила Девочка Королева, – начало новой жизни.

– Верно, – написал и произнес старик, – но только если разобьется его скорлупа.

– Ты можешь открыть мне отверстие – ведь ты впустил меня сюда.

Старик покачал головой и записал это.

– Нет, это сделала ты сама своей силой. Но после того, как ты здесь оказалась, ты потеряла эту силу. Мы здесь заперты навеки. Воистину, ты не должна была сюда приходить. Это конец «Бесконечной Истории».

Девочка Королева улыбнулась. Слова Старика, казалось, ничуть её не встревожили.

– Ты и я, – сказала она, – бессильны что-либо сделать. Но есть некто, кто в силах.

– Положить всему новое начало, – написал Старик, – может только человеческий ребёнок.

– Да, – подтвердила она, – человеческий ребёнок. И тут Старик с Блуждающей Горы в первый раз поднял глаза на Девочку Королеву. Ей почудилось, будто взгляд этот брошен с другого конца вселенной, в такой дали и темноте он возник. Но она не отвела своих золотых глаз и спокойно выдержала взгляд Старика. Оба застыли в молчании – это был поединок. В конце концов Старик снова склонился над своей книгой и написал:

– Соблюдай границу, которую должна соблюдать.

– Я её соблюдаю, – ответила она, – но тот, о ком я говорю и кого давно уже жду, её нарушил. Он читает книгу, которую ты пишешь, и до него доходит каждое наше слово. Значит, он с нами.

– Верно, – услышала она голос Старика, а тот всё писал и писал, – он тоже уже навсегда включен в «Бесконечную Историю», потому что это его собственная история.

– Расскажи мне её! – приказала Девочка Королева. – Ты ведь и есть Память Фантазии! Расскажи мне эту историю – с самого начала, слово в слово так, как ты её писал.

– Если я стану тебе её рассказывать, мне придется писать её заново. А всё то, что я пишу, вновь свершается.

– Пусть будет так! – сказала Девочка Королева.

Бастиану стало как-то не по себе. Что она затевает? Это явно связано с ним. Но если даже у Старика с Блуждающей Горы задрожали руки…

Старик писал и говорил:

Когда История, Конца Которой Нет, Сама собой вершит движенье, Приходит вскоре в запустенье Весь Мир наш – вымышленный свет!

А Девочка Королева отвечала:

Но если юноша-герой Сюда прийти решится, Весенней радостной игрой Весь Мир наш озарится!

– Ты воистину ужасна, – сказал и написал Старик, – ведь это означает конец без конца. Мы вступим в круг вечного повторения, и выхода из него нет.

– Это для нас нет, – ответила она, и голос её звучал совсем не нежно. Он был теперь звонким и твердым, как алмаз, – но для него есть. И только один: спасти нас всех.

– Ты в самом деле хочешь отдать нашу судьбу в руки человеческого ребёнка?

– Да, хочу. – И она тихо добавила: – А может, ты знаешь другой выход?

Долго длилось молчание, прежде чем раздался глухой голос Старика:

– Нет.

Он стоял, низко склонившись над книгой, в которой писал. Его лицо, закрытое капюшоном, уже нельзя было разглядеть.

– Тогда выполни мою просьбу! Не заставляй меня ждать!

Старик с Блуждающей Горы подчинился воле Девочки Королевы и начал рассказывать ей «Бесконечную Историю» с самого начала.

И в этот миг зелено-синий отсвет, исходящий от страниц книги, изменил окраску. Он стал красноватым, как те буквы, которые появились, едва Старик начал водить своим карандашом по странице. Его монашеская ряса и капюшон были теперь медно-красного цвета. И пока он писал, звучал его глухой низкий голос.

Бастиан тоже отчетливо слышал этот голос.

И всё же первые слова, которые произнес Старик, были непонятны. Они звучали вроде так:

« Тсиникуб иквал ниязох реднаерок дарнок лрак «.

«Странно, – подумал Бастиан, – почему Старик заговорил вдруг на другом языке. Может быть, это какое-то заклинание?»

Голос Старика продолжал звучать, и Бастиан невольно прислушался.

«Эти непонятные слова можно было прочитать на стеклянной двери маленькой книжной лавочки, но, разумеется, только если смотреть на улицу из глубины полутемного помещения.

В это серое промозглое ноябрьское утро дождь лил как из ведра. Капли сбегали по изгибам букв, по стеклу, и сквозь него ничего не было видно, кроме пятнистой от сырости стены дома на противоположной стороне улицы».

«Эту историю я не знаю, – подумал Бастиан, он был слегка разочарован, – и вообще её нет в книге, которую я читаю. Теперь ясно, что я всё это время ошибался. Я ведь и вправду ждал, что Старик начнёт рассказывать „Бесконечную Историю“ с самого начала».

«Вдруг кто-то распахнул дверь, да так порывисто, что гроздь медных колокольчиков, висевшая у притолоки, яростно затрезвонила и долго не могла успокоиться. Переполох этот вызвал маленький толстый мальчик лет десяти или одиннадцати. Мокрая прядь темно-каштановых волос падала ему на глаза, с промокшего насквозь пальто капали капли. На плече у него висела школьная сумка. Мальчик был бледен, дышал прерывисто, и хотя до этой минуты, видно, очень спешил, застыл в дверном проеме, словно прирос к порогу…»

Пока Бастиан это читал и одновременно слышал глухой голос Старика с Блуждающей Горы, у него гудело в ушах и рябило в глазах. Ведь то, что здесь рассказывалось, была его собственная история! И она была записана в «Бесконечной Истории». Он, Бастиан, оказался действующим лицом этой книги, а до сих пор он считал себя только её читателем. И кто знает, может, сейчас её читает ещё и другой читатель, который тоже считает себя лишь читателем – и так до бесконечности!

Бастиана охватил страх. Он чувствовал, что задыхается. Ему казалось, что он заперт в невидимой тюрьме. Ему захотелось остановиться, не читать дальше. Однако все его усилия были тщетны. Он даже зажал руками уши, но и это не помогло, потому что голос звучал в нем. Он всё ещё цеплялся за мысль, что это всего лишь случайное совпадение с его собственной историей – да-да, всего лишь какое-то невероятно странное совпадение, но сам уже в это не верил.

А низкий голос между тем всё звучал и звучал…

И он четко услышал слова:

« – …Он к тому же ещё и плохо воспитан!.. А известно ли вам, молодой человек, что прежде всего надлежит представиться?

– Меня зовут Бастиан, – сказал мальчик, обернувшись, – Бастиан Бальтазар Багс».

В этот момент Бастиан сделал весьма важное открытие: оказывается, можно быть убежденным, причем даже годами, что ты чего-то страстно желаешь, но только пока это желание остается несбыточным. А едва возникает возможность его осуществить, как хочешь лишь одного: лучше бы уж никогда этого не желать.

Так, во всяком случае, случилось с Бастианом. Теперь, когда всё стало неотвратимо реальным, ему больше всего хотелось удрать. Но удрать было уже невозможно. И поэтому он повел себя наподобие жука, который в минуту опасности ложится на спину, делая вид, что мертв. Он сидел не шелохнувшись, сжавшись в комочек, чтобы занимать как можно меньше места.

Старик с Блуждающей Горы продолжал рассказывать и одновременно писать, как Бастиан стянул книгу, как он забрался на чердак школы и начал там её читать. И снова Атрейо отправился на Великий Поиск, пришел к Древней Морле, увидел Фалькора в сети Играмуль, висевшей над бездной, и услышал, как Бастиан вскрикнул от страха. Снова его вылечила старая Ургула и наставил на верный путь Энгивук. Он одолел все волшебные ворота, прошел сквозь изображение Бастиана и разговаривал с Эйулалой. А потом появились Ветры Великаны, и Город Призраков, и Гморк. А потом Старик написал о спасении Атрейо и о полете к Башне Слоновой Кости. И тут же в его истории происходило всё то, что пришлось пережить самому Бастиану, – и как он зажег свечи, и как увидел Девочку Королеву, и как она напрасно ждала его, и как отправилась в путь, чтобы найти Старика с Блуждающей Горы. И ещё раз поднималась она по лестнице из букв и вошла в Яйцо, и снова повторился весь тот её первый разговор со Стариком, слово в слово, и кончилось тем, что Старик с Блуждающей Горы стал писать и рассказывать «Бесконечную Историю».

И тут всё опять началось сначала – без всяких изменений – и снова всё кончалось встречей Девочки Королевы со Стариком с Блуждающей Горы, который ещё раз начал писать и рассказывать «Бесконечную Историю»…

…И так будет повторяться вечно, потому что ничто не может измениться в ходе прошедших событий. Только он один в силах тому помешать, и он должен это сделать, если не хочет сам остаться навеки в замкнутом кругу. Ему казалось, что история эта повторилась уже тысячу раз, нет, точнее, что не было больше ни сперва, ни потом, а всё происходило одновременно. Теперь Бастиан понял, почему у Старика задрожали руки. Круг вечного повтора означал конец без конца!

Бастиан не замечал, что по лицу его текут слёзы. И он вдруг крикнул, едва сознавая, что делает:

– Лунита! Я иду!

И тут же…

…скорлупа большого Яйца лопнула и разлетелась на множество кусков, глухо прогремел гром, откуда-то издалека налетел порывистый ветер…

…и страницы книги, которую Бастиан держал на коленях, бешено затрепетали. Ветер растрепал его волосы, дул в лицо, ему было трудно дышать, пламя свечей в подсвечнике плясало и клонилось набок… И тут новый шквал захлопнул книгу и задул свечи.

Башенные часы пробили полночь.

XIII Перелин, ночной лес

– Лунита! Я иду! – ещё раз тихо повторил Бастиан в темноте. От этого имени исходила какая-то неописуемо сладостная, упоительная сила, и, произнося его, он сам ею наполнялся. И он тут же повторил ещё несколько раз:

– Лунита! Лунита! Я иду, Лунита! Я уже здесь.

Но где он?

Темень, хоть глаз выколи, но это не зябкий мрак чердака, а какая-то мягкая теплая тьма. Он чувствовал себя здесь в безопасности и был счастлив.

Он не знал больше ни страха, ни тревоги. Правда, он помнил о них, но как о чем-то из далекого прошлого. На душе у него стало так весело и легко, что он тихо смеялся.

– Лунита, где я? – спросил он.

Он больше не ощущал тяжести своего тела. Он пощупал руками вокруг себя и понял, что парит в воздухе. Под ногами не было ни матов, ни пола.

Никогда раньше не испытанное чудесное чувство овладело им – чувство оторванности от земли, безграничной свободы. Ничто из всего того, что прежде его обременяло и ограничивало, не могло уже его настичь.

Может, он летит где-то во вселенной? Но во вселенной должны быть звезды, а он их не видел. Его по-прежнему окружала бархатистая тьма, и ему было так хорошо, как не бывало никогда прежде за всю его жизнь. Может, он умер?

– Лунита, где ты?

И тут он услышал голос, нежный, как птичье пение, и голос ему ответил, а может быть, уже и раньше отвечал, только он не слышал. Голос этот звучал где-то совсем рядом, но сказать, откуда он доносился, было почему-то невозможно.

– Я здесь, дорогой Бастиан.

– Лунита, это ты?

Она засмеялась как-то удивительно мелодично.

– А кем же ещё я могу быть? Ты ведь сам только что дал мне это красивое имя. Спасибо тебе! Добро пожаловать, мой спаситель и герой!

– Где мы, Лунита?

– Я у тебя, а ты у меня.

Разговор этот был как во сне, но Бастиан твердо знал, что он не спит, что всё это наяву.

– Лунита, – прошептал он, – это что, конец?

– Нет, – ответила она, – это начало.

– Где Фантазия, Лунита? Где все остальные? Где Атрейо и Фалькор? Неужели всё исчезло? А Старик, с Блуждающей Горы и его книга? Их больше нет?

– Фантазия возродится из твоих желаний, дорогой Бастиан. Я превращу их в действительность.

– Из моих желаний? – удивленно повторил Бастиан.

– Ты же знаешь, – услышал он нежный голос, – что меня называют Златоглазая Повелительница Желаний. Какие у тебя желания?

Бастиан подумал, потом осторожно спросил:

– Сколько желаний я могу загадать?

– Да сколько хочешь – чем больше, тем лучше, дорогой Бастиан. Тем богаче и многообразнее будет Фантазия.

Бастиан был изумлен, даже потрясен. Но как раз потому, что ему открылись безграничные возможности, ни одно желание не приходило ему в голову.

– Я не знаю, что пожелать, – сказал он наконец. Наступила тишина. Потом он снова услышал её мелодичный голос:

– Это ужасно.

– Почему?

– Потому что тогда Фантазии не будет. Бастиан молчал, он был растерян. Его чувству безграничной свободы мешало сознание, что от него всё зависит.

– Почему здесь так темно, Лунита? – спросил он.

– Вначале всегда темно, дорогой Бастиан.

– Мне хотелось бы ещё раз увидеть тебя, Лунита, знаешь, как в тот миг, когда ты на меня взглянула. Он снова услышал её тихий, певучий смех.

– Почему ты смеёшься?

– Потому что радуюсь.

– Чему?

– Ты ведь только что высказал свое первое желание.

– И ты его выполнишь?

– Да. Протяни мне руку.

Бастиан протянул руку и почувствовал, что она положила что-то на его ладонь – что-то очень-очень маленькое, но тяжелое и холодное, на ощупь твердое и неживое.

– Что это, Лунита?

– Песчинка, – ответила она. – Это всё, что осталось от моего бескрайнего Мира. Дарю её тебе.

– Спасибо, – сказал Бастиан растерянно. Он и в самом деле не знал, что ему делать с этим даром. Вот если бы он получил что-нибудь живое…

Пока он размышлял о том, как ему следует поступить, чтобы не разочаровать Луниту, он вдруг почувствовал, что песчинка легонько щекочет его ладонь. Было темно, хоть глаз выколи, и всё же он невольно посмотрел на ладонь.

– Глянь-ка, Лунита! Твоя песчинка поблескивает, светится! – прошептал он.

– Вот, вот, гляди! Как крошечный фонарик. Нет, это не песчинка, а какое-то светящееся зернышко! И оно начинает прорастать у меня на руке!

– Хорошо, дорогой Бастиан, – услышал он в ответ. – Видишь, тебе это легко дается!

От зернышка, лежавшего на ладони Бастиана, теперь исходил еле уловимый лучик света, он становился всё ярче и ярче и вскоре уже высветил в темноте два таких непохожих детских лица, склоненных над чудесным огоньком.

Бастиан медленно отвел руку, зернышко соскользнуло с ладони и стало парить между ними светящейся точкой, будто маленькая звездочка. Оно увеличивалось с каждой минутой, из него выбился росток, на ростке появились листья и бутоны, они распускались, превращаясь в роскошные, яркие, светящиеся, фосфоресцирующие цветы. И тут же созревали плоды и, став спелыми, взрывались, будто игрушечные ракеты, рассыпая вокруг себя новые семена сверкающим пестрым дождем.

Из этих семян мгновенно вырастали разнообразные растения: одни напоминали огромные папоротники или небольшие пальмы, другие – шарообразные кактусы, хвощи и суковатые деревца, и все они мерцали и светились, каждое своим цветом.

Вскоре бархатная темнота, окружавшая Бастиана и Луниту, заполнилась со всех сторон, и сверху, и снизу, светящимися растениями, вырастающими прямо на глазах, словно по мановению волшебной палочки. Пылающий многоцветьем красок шар, новый Мир, излучающий свет, парил в пустоте, всё разрастаясь и разрастаясь, и в самой сердцевине его сидели, держась за руки, Бастиан и Лунита и глядели на это изумительное зрелище, широко раскрыв глаза.

Казалось, растения могут без конца обретать всё новые формы и оттенки цветов. Распускались всё более крупные бутоны, раскрывались всё более причудливые зонтики. И это чудесное произрастание совершалось в полной тишине. Немного погодя растения эти становились высотой с подсолнух, а некоторые – даже с фруктовое дерево. Смарагдово-зелёные листья свисали где кистями, где опахалами, а иные цветы напоминали окраской павлиний хвост – на них были такие же глазки, переливающие всеми цветами радуги. Тут были растения, похожие на китайские пагоды, – словно раскрытые зонтики фиолетового шелка, стоящие один на другом. У некоторых толстых деревьев стволы казались заплетенными, будто девичьи косы, но из-за их прозрачности создавалось впечатление, что они сплошь из розового стекла, подсвеченного изнутри. Гроздья бутонов выглядели как собранные в пучки сине-желтые праздничные фонарики. Бесчисленные соцветия белоснежных мелких астр словно обрушились вниз серебристыми водопадами, колокольчики с кисточками удлиненных тычинок ниспадали занавесями, сотканными из сине-золотых нитей. Всё пышнее и гуще разрастались эти светящиеся ночные растения, всё теснее сплетались они друг с другом в мягко мерцающий световой покров нездешней красоты.

– Ты должен назвать его, – прошептала Лунита. Бастиан кивнул.

– Перелин, Ночной Лес, – сказал он. Он поглядел в глаза Девочке Королеве

– и с ним снова случилось то, что уже было, когда она впервые на него посмотрела. Он сидел, словно околдованный, и всё глядел на неё, не в силах отвести взгляд. Но тогда, в первый раз, она была смертельно больна, теперь же показалась ему ещё более прекрасной. Её разорванное одеяние стало опять как новое, и на ослепительно белом шелку и на её длинных волосах играли многоцветные блики мягкого света. Его желание сбылось.

– Лунита, ты теперь выздоровела? – спросил, запинаясь, Бастиан. Она улыбнулась.

– Разве ты сам не видишь, дорогой Бастиан?

– Я хотел бы, чтобы всё навеки осталось так, как сейчас, – сказал он.

– Мгновение вечно, – ответила она.

Бастиан молчал. Он не понял её ответа, но сейчас ему было не до размышлений. Он желал только одного: сидеть вот так и глядеть на неё.

Вокруг них в чаще световых растений постепенно сплеталась светящаяся сеть, пламенеющая красками паутина, превращаясь в плотную ткань и образуя как бы большой круглый шатер из волшебных ковров. Бастиан не обращал никакого внимания на то, что происходит вне этого шатра. Он не знал, что Перелин разрастался и разрастался и каждое растение подымалось всё выше и выше. Искрящимся дождем падали и падали семена, и из них тут же появлялись ростки.

Бастиан был полностью погружен в созерцание Луниты.

Он не мог бы сказать, много ли прошло времени или мало, когда Лунита рукой прикрыла ему глаза.

– Почему ты заставил меня так долго ждать? – услышал он её голос. – Почему ты вынудил меня идти к Старику с Блуждающей Горы? Почему не пришел, когда я тебя позвала?

У Бастиана пересохло в горле.

– Потому что… я думал… – он с трудом выдавливал из себя слова. – Может, это и страх был… но, если честно, я стыдился, Лунита.

Она сняла руку с его лица и посмотрела на него с удивлением.

– Стыдился? Но чего же?

– Как бы это сказать… – неуверенно начал он, – я думал, ты ожидала, что тот, кто придет, будет тебе под стать.

– А ты? – спросила она. – Разве ты мне не под стать?

– Я хотел сказать, что… – Бастиан запинался, чувствуя, что стал красным как рак. – Ну, ты ведь ждала, что тот, кто придет, будет смелым, и сильным, и красивым… какой-нибудь принц или кто-то вроде… во всяком случае, не такой, как я.

Он опустил глаза и услышал, что она снова рассмеялась тихим, певучим смехом.

– Вот видишь, – сказал он, – теперь и ты надо мной смеешься.

Оба долго молчали, а когда Бастиан заставил себя снова поднять глаза, он увидел её лицо совсем рядом. Оно было серьезным.

– Я хочу тебе что-то показать, дорогой Бастиан, – сказала она. – Погляди мне в глаза!

И он увидел в золотом зеркале её глаз отражение мальчика – сперва совсем маленькое, будто издалека, но оно становилось всё крупнее и четче. Мальчик этот был примерно его возраста, но очень строен и необычайно красив. Он держался прямо, и его гордая осанка и благородные черты тонкого лица говорили о мужестве. Он выглядел как юный принц какой-то восточной страны: синий шелковый тюрбан на голове, длинный, до колен, синий камзол, расшитый серебром, сапожки из мягкой красной кожи с загнутыми носками, а на плечи накинут посверкивающий серебром плащ с высоким стоячим воротником. Но красивее всего у этого мальчика были руки с длинными пальцами, и чувствовалось, что это руки сильного человека.

Восхищённый этим образом, Бастиан глядел в глаза Девочки Королевы и никак не мог наглядеться. Он уже собирался спросить, кто же этот прекрасный юный принц, как его, словно молния, пронзила догадка, что это он сам.

Это было его отражение в золотых глазах Луниты!

Трудно выразить словами, что пережил он в это мгновенье. Его охватил такой восторг, что он словно бы потерял сознание, а когда снова пришел в себя, то окончательно убедился, что он и есть тот красивый мальчик, чье отражение он увидел.

Он оглядел себя: да, всё было так, как в глазах Луниты, – мягкие сапожки из красной кожи, синий расшитый серебром камзол, тюрбан, длинный сверкающий плащ, стройная фигура и – он это чувствовал – благородное лицо. Он с изумлением поглядел на свои руки.

Бастиан обернулся к Луните.

Её не было.

Он был один в круглом шатре из светящихся зарослей.

– Лунита! – закричал он, оборачиваясь во все стороны. – Лунита!

Его окружала тишина.

Бастиан был в полной растерянности. Он сел. Что же ему теперь делать? Почему она бросила его одного? Куда идти, если он вообще сможет отсюда выйти, если не заперт здесь, как в клетке?

Пока он сидел и размышлял, пытаясь понять, почему Лунита ушла от него, не попрощавшись и ничего не объяснив, его пальцы машинально играли золотым Амулетом, который висел на цепочке у него на шее.

Он поглядел на него и не смог сдержать крика изумления.

Это был ОРИН, Блеск, Знак Власти Девочки Королевы, который делал того, кто его носит, её полномочным представителем! Лунита передала ему власть над всем, что есть в Фантазии, над всеми её созданиями. И пока на нем этот Знак, она всё равно что с ним!

Бастиан долго смотрел на двух змей, одну светлую, а другую темную, вцепившихся друг другу в хвост и образовавших круг. Потом перевернул медальон и, к своему удивлению, нашел на его оборотной стороне надпись из трех коротких слов, начертанных витиеватыми буквами:

ДЕЛАЙ ЧТО ХОЧЕШЬ Об этом в «Бесконечной Истории» ещё никогда не было речи. Может, Атрейо просто не заметил надписи? Но теперь это было неважно. Важно только одно: слова эти разрешали, нет, не просто разрешали, а требовали, чтобы Бастиан делал всё, что захочет.

Он подошел к переливающейся всеми цветами стене из светящихся растений, чтобы посмотреть, сумеет ли он сквозь неё пройти, и тут же, к своей радости, убедился, что заросли эти, словно занавес, легко отодвинуть рукой. Он вышел из круглого шатра.

Неслышный, но первозданно-мощный рост ночных растений всё это время не прекращался ни на мгновение, и Перелин превратился в такой лес, какого до Бастиана не довелось ещё видеть ни одному человеку на свете.

Большие стволы и по высоте, и в обхват были не меньше колокольни, и они всё продолжали расти. Кое-где эти массивные колонны, излучающие матовое сияние, стояли так близко друг к другу, что невозможно было между ними пробраться. И по-прежнему искрящимся дождем падали и падали семена.

Сперва Бастиан бродил под куполом света, вознесшимся над этим лесом, стараясь не наступать на сверкающие ростки, но вскоре убедился, что это невозможно: не было ни кусочка земли шириной в ступню, где бы что-нибудь не всходило. И тогда он беззаботно двинулся дальше, проходя там, где гигантские стволы не преграждали ему путь.

Бастиан наслаждался своей красотой, и его ничуть не огорчало, что рядом нет никого, кто бы им восхищался. Он был даже доволен, что ни с кем не надо делить эту радость. Восхищение тех, кто раньше над ним смеялся, не имело теперь в его глазах никакой цены. Он думал о них чуть ли не с сочувствием.

В этом лесу, где не сменялись времена года, не чередовались дни и ночи, время имело совсем другой смысл – не тот, который до сих пор был знаком Бастиану. Поэтому он не мог бы сказать, долго ли он так гулял. Но постепенно его радость от сознания своей красоты приобрела другой характер: он не стал менее счастлив, но теперь это казалось ему чем-то само собой разумеющимся. Словно так было всегда.

Это имело свою причину, но Бастиану суждено было узнать её гораздо позже, а сейчас он о ней и не подозревал. Получив в дар красоту, он постепенно забывал, что прежде был кривоногим и толстым.

Но даже если бы он и помнил об этом, вряд ли ему захотелось бы предаваться подобным воспоминаниям. Впрочем, это забвение прошлого происходило совершенно незаметно. Наконец память о том, каким он был прежде, окончательн