О молчании и о многом другом

В практической психологии, как, наверное, нигде более, все связано со всем и вытекает одно из другого: перед тобой человек целиком, сверху донизу – всякий раз уникальное средоточие сил природы, влияний общества, пластов истории и культуры, притом все-таки всегда вариация на уже известную тему... Любой частный случай, увиденный глубоко, оказывается случаем общим. А то, чем мы сейчас занимаемся, можно назвать алгеброй душевной гармонии. У каждого свое неповторимое личное уравнение, «n» неизвестных, и решить его можно только зная и общие правила, и себя самого.

Вот еще одно письмо, от вполне обыкновенной юной читательницы, каких тысячи и миллионы, и ответное врачебное письмо, соответственно запросам и уровню адресата... Суть та же: парадокс сверхзначимости требует парадоксальных решений, но путь в каждом случае индивидуален.

«Здравствуйте, В. Л.!

Мне надо было давно написать Вам, но я все не решалась. Теперь мне стало ясно, что положение мое самое безнадежное и ужасное. Недавно я прочитала,

– 165 –

что застенчивых много, а я еще не встретила такую застенчивую, как я. В школе я стеснялась подруг, а о мальчишках и говорить нечего. Я боялась выходить на улицу, старалась поскорее пройти мимо какого-нибудь прохожего. Но пусть бы я стеснялась и боялась всех, только бы не была такой тупицей и неразговорчивой. Я ничего не знаю и ничего не понимаю. Завтра я первый раз пойду на работу в библиотеку, я окончила культпросветучилище, но я ни на что не годная и ничего не смогу. Говорят, что признак ума – это умение разговаривать. А я всегда молчу... Меня упрекают, что я тихоня, робкая, неразговорчивая. Что мне делать? Я очень невнимательная, и я думаю, что это у меня из-за отсутствия ума. Если бы я умела рассуждать, я бы на все обращала внимание. Мне 20 лет, и у меня нет никого, ни подруг, ни товарищей, сторонюсь всех, меня раздражает чужой смех или громкий голос. Если бы я знала, почему я всегда молчу! Я только с мамой могу обо всем разговаривать. В обществе, в компании даже трех человек, у меня все улетучивается из головы, я теряю соображение, мне даже трудно следить за нитью разговора, а не то что участвовать в нем. Я не могу понять: или я глупая и потому молчу, или это от того, что я всех боюсь. Наверное, и то и другое... Можно ли как-нибудь исправить мое положение? Почему я такая пришибленная, и есть ли какое-то средство, чтобы помочь мне?

(неразборчивая подпись)»

«Здравствуйте, Незнакомка.

Рад сообщить Вам, что признак ума – не только умение разговаривать. Ну что же, сразу к делу, вот Вам главный рецепт: позвольте себе бояться.

Странно?

Вы хотите перестать бояться, и вдруг Вам советуют перестать хотеть. Вы жаждете научиться общаться, найти друзей и подруг, а я Вам предлагаю перестать жаждать.

...Вы, конечно, знаете, что на большой высоте при взгляде вниз у человека кружится голова; можно легко пройти по лежащей на земле узкой планке или подвешенной хотя бы на метр от пола, но невозможно – по той же самой планке! – если она висит высоко, выше какой-то критической высоты: высоты опасности. Есть акробаты-канатоходцы; существует профессия монтажника-высотника, и у этих высотников первое дело – привыкнуть к высоте. Они это называют просто «забыть». Новичку трудно, иногда долго... И на самом деле, конечно, никто о высоте не

– 166 –

забывает: просто для тех, кто привыкает, высота делается будничной, как бы не существующей, не вызывает эмоций, а внимание сосредотачивается на работе, иначе ведь и невозможно работать. Согласны?

Теперь легко понять, что в мучительном для Вас общении, среди малознакомых людей Вы все время находитесь в положении новичка-высотника. Все кругом спокойно работают (разговаривают), а Вы судорожно цепляетесь за воздух – какие уж там рассуждения! Вы пытаетесь пройти по высоко, невероятно высоко поднятой планке... А «планка» в Вашем случае – это то значение, которое имеет для Вас разговор. То, как Вы (по-Вашему) выглядите, как ведете себя, как рассуждаете, умны в чьих-то глазах или глупы, нравитесь или не нравитесь?.. Так?

Вот я и предлагаю Вам опустить планку, то есть научиться молчать.

«...Вот тебе раз! Да ведь я и так умею. И даже слишком!..»

А я утверждаю, что не умеете. Не разговаривать, а именно молчать. Не умеете! И уточняю: именно в компаниях, в общении с людьми малознакомыми. С мамой – умеете.

Открою ли секрет, если скажу, что есть по крайней мере два вида молчания: легкое и тяжелое? И разница между ними: легкое молчание принимается нами как должное, как естественное (ну нет разговора и не надо, и так хорошо), а тяжелое – то, с которым боремся, которое напрягает, из которого хотим выскочить...

А замечали ли (опять же в общении с мамой), что из легкого молчания легко рождается и разговор, сам собой, незаметно?

И что тяжелое молчание одного придавливает и другого? А легкое – наоборот?..

И это не откровение: самое ценное качество собеседника – умение молчать. Но таким вот легким молчанием, которое означает умение слушать, тем легким молчанием, которое освобождает...

Ваша задача, стало быть, превратить свое молчание из тяжелого в легкое. Всего навсего...

«Сегодня моя главная, моя священная цель – Молчание. Я буду наслаждаться Молчанием; я буду дарить его людям; они будут мне благодарны за этот

– 167 –

напиток покоя, за этот воздух, в котором будут парить их слова и мысли. Мое Молчание будет подобно тихой теплой воде, будет отдыхом, радостью, светом, бальзамом...»

С таким вот настроем – не обязательно в этих словах, но в этом духе и, главное, с полной верой – идите к людям и позволяйте себе с ними молчать, и заставляйте себя молчать. Пусть Молчание станет Вашим делом и Вашей гордостью, и Вы даже не представляете, сколько откроете для себя нового, как освободите и себя и других! Даю стопроцентную гарантию: никаких упреков в робости и неразговорчивости Вы более не услышите. Наслаждайтесь же Молчанием, Незнакомка, и дарите его людям – не зря же, в конце концов, сказано: молчание золото...

Значит, первое дело – обязать себя молчать, и молчать с удовольствием... Но, конечно, всему есть предел: наступит и неизбежный момент, когда резервы Вашего молчания истощатся. Вам неудержимо захочется говорить. И вот в этот-то момент, неожиданно для себя самой Вы обретете и дар красноречия, и способность ко всяческим рассуждениям. Все это у Вас есть, но все заперто и останется запертым, пока Вы не освободите себя сами. Если только Вы искренне убедитесь, что молчать – это прекрасно, что общение с людьми полезно в любом случае, что нравитесь Вы кому-то или нет – безразлично, а главное, чтобы люди нравились Вам, – Вы вскоре сами себе удивитесь: в Вас словно прорвется шлюз, слова и мысли польются сплошным потоком, боюсь, первое время Вам трудно будет остановиться...

Воспрянет и Ваш ум, и внимание! Ведь главная причина Вашей невнимательности не «отсутствие ума» и не неумение рассуждать, а беспрестанное, сверхнапряженное сосредоточение на себе. Внимание у Вас просто занято. Вы сами не позволяете ему заняться тем, чем оно должно заниматься в общении. Чем? Другими людьми. Вашими товарищами, собеседниками, знакомыми и незнакомыми, их чувствами, мыслями. Вы еще никогда в жизни не утруждали себя углубленным наблюдением людей, поэтому и не встречали таких же, как Вы, – да их пруд пруди! Вы их не замечаете, а они рядом! И я уверен, что некоторые из них Вам так же ошибочно завидуют, как Вы им...

– 168 –

Совершенно ясно, что люди Вас до болезненности напрягают и раздражают лишь потому, что Вы ими не интересуетесь, а стало быть, и не любите – Вам просто некогда, не до того. Но не подумайте, ради бога, что я упрекаю Вас в черствости, себялюбии, злостном эгоцентризме: нет, разумеется, Вы не нарочно концентрируетесь на себе, это происходит само, помимо Вашей воли, незаметно для Вас, это зажимает Вас, скручивает в узел упрямое, недоверчивое подсознание... Но раз так, раз нам с Вами это уже понятно, начинайте раскручивать его в обратную сторону! Вы станете внимательной – и более того, обаятельной – только в том случае, если все усилия своего внимания направите на других. Где бы Вы ни были, с кем бы ни общались – пусть главной Вашей заботой станет понимание людей, постижение их внутреннего мира, их переживаний, их забот и волнений. Задавайте себе о людях бесчисленные вопросы и ищите ответы в наблюдениях и сопоставлениях, в книгах и живых судьбах...

Иными словами – становитесь психологом. Да, психологом в жизни, на своем месте, что может быть интереснее и полезнее? Свобода молчания, дарованная Вами самой себе, окажется как нельзя кстати...

Итак, начинайте молчать по-новому. Ни Вы, ни я не настолько наивны, чтобы вообразить, что после прочтения этого письма, даже при полном постижении драгоценной сути Молчания, Вы тут же, не выходя из дома, станете виртуозом общения. На какое-то время останется и страх, и скованность, и это ускользание нити разговора с ощущением своей тупости и никчемности... Эти состояния хорошо знакомы и мне, даже сейчас, когда позади годы, в которые эти кризисы более чем обычны, – стоит только зазеваться и позволить планке самозаинтересованности подняться чуть выше критической высоты... Все прелести, объединяемые словом «застенчивость», будут наготове до тех пор, пока Вы не привыкнете к «высоте», пока подсознание само Вам не скажет: «Знаешь, а ведь, ей-богу, ничего страшного!..»

Значит: 1) общаться как можно больше; 2) радоваться каждой возможности узнать людей и потренироваться в общении; 3) запретить себе стремиться

– 169 –

к какому бы то ни было успеху в общении; 4) освободиться от «страха страха». Ведь страх, как трусливая дворняжка, бежит только за тем, кто бежит от него, но отступает, когда на него идут прямо...»

...Все уже знакомо – «бревно», «планка»; да, еще одна разновидность все того же универсального рецепта перераспределения значимостей – рецепта №1 для каждого желающего избавиться от невезения, глупости и импотентности в важнейших областях жизни. В данном конкретном случае – снизить значимость: «успех в общении», повысить: «интерес к людям», а результат (которого – вот в чем хитрость! – нельзя желать!) – именно успех в общении!

Стравинский сказал: «Искусство – это ремонт старых кораблей». То же можно отнести и к искусству владения собой: мудрость, постигнутая издревле, требует непрестанного творческого обновления, и каждый должен изобрести собственный велосипед. Растолковывать ли еще, что нет и не может быть Великой Радости без Великих Страданий, что даже Маленькие Удовольствия чреваты Крупными Неприятностями?

В Карма-Йоге содержится удивительный совет для родителей. Относитесь к своим детям, как к чужим, рекомендуют йоги (не предполагая, надо думать, что к чужим детям следует относиться плохо). Относитесь к ним так, как относилась бы, например, приглашенная со стороны добросовестная няня. Она заботлива, добра и предусмотрительна, но это не ее дети, не плоть от плоти, не свет в оконце, не пуп земли... «Ребенок – гость в доме», – говорят индусы. Смысл, очевидно, в том, что ребенок имеет право на уважение, что его жизнь не может быть подчинена родительскому сценарию, что принадлежит ребенок в конечном счете только себе и, как говорят йоги, Единой Жизни.

Несомненно, в совете заключена тонкая хитрость. Относиться к своим, как к чужим, невозможно, противоестественно. Однако, если настрой сработает, будет найдена искомая мера, произойдет смещение значимости к той самой золотой середине, где лежит истина: любовь к ребенку утратит ослепляющую деспотическую избыточность. С той же хитрою оговоркой: относись к знакомым людям, как к незнакомым, а к незнакомым, как к своим близким, и ты станешь обая-

– 170 –

тельнейшим человеком на свете. Хочешь преуспеть в деле? Делай все, чтобы удалось; но откажись от моральной собственности на результат. Исполняя долг, признавай и некоторые права судьбы...

Снизить значимость или повысить, поднять или опустить «планку» – это и есть искусство владения собой («самоуправство», как выразился один мой самый юный, десятилетний читатель); знание же, а вернее, точное чувство, когда снижать или повышать, есть мудрость. Почему труднее всего проявлять мудрость в делах собственных, уже, надеюсь, вполне ясно.

СОБИРАЙТЕ СОКРОВИЩА! ЗАБЛАГОВРЕМЕННО!

Этим занимаются дети, интересующиеся всем на свете; супруги, рождающие на свет не одно дитя, а два, три и более; коллекционеры; люди, заводящие у себя дома разную живность, изыскивающие всевозможные хобби; люди, преданные искусству, науке, любому сверхличному делу; это, между прочим, и те, кого иногда упрекают в легкомыслии, разбросанности, непостоянстве, счастливые сангвинические натуры.

Идея ясна: нужен запасник внутренних ценностей. Нужен и неприкосновенный запас... Если сангвиник вприпрыжку бежит от одной ценности к другой, от другой – к третьей и далее, если флегматик выбирает сверхценность, как опытная хозяйка овощ, и любовно консервирует в банке здравого смысла, то что делать холерикам и меланхоликам, тем, у кого все всерьез и надолго, а маятник то и дело готов сорваться с «гвоздя» и погрузиться в пучину ада?

У таких при крушении сверхценности, например, любви или престижа, легко возникает то, что в психиатрии зовется «депрессивной заслонкой»: отрицательная сверхзначимость разливается по мозгу черным огнем, и вот ценности гаснут изнутри, внезапно, все сразу, и нет масштабов, и конец целям, запросам и интересам – теряется ощущение смысла жизни...

Рискую определить мудрость еще и как умение играть с самим собой, как особую смелость: давать себе право на внутреннюю реальность. Не вводя себя в заблуждения, устанавливать с собой соглашения, имеющие силу веры, как это делают артисты и дети,

– 171 –

сохраняющие в игре и чувство реальности, и внутреннюю истину «предлагаемых обстоятельств».

...Тьмы низких истин нам дороже

Нас возвышающий обман.

Человеку необходимы и фантазии, и иллюзии; важно лишь, чтобы не они управляли им, а он ими, и через их посредство – собой.

...Сколько людей оказываются жертвами воображения и отсутствия воображения, сказать не берусь, но что ни трагедия – то роковая отрицательная сверхзначимость или, что то же самое, роковое отсутствие положительной... Недавно беседовал с девочкой 18 лет, едва отходили в институте Склифософского; бросил первый мужчина – я думал, какой-нибудь сытый ловелас, нет, такой же самолюбивый дурачок, мальчишка, вспомнил, что ему надо учиться. Диагноз – ценностная связанность. Сознание, суженное сверхзначимостью, нормальная девочка... Что можно было ей посоветовать – влюбляться поосмотрительнее?

Когда это есть, разговоры малоубедительны, а советы отдают пошлостью. Сверхценность-Влюбленность-Смысл жизни – когда этого нет, когда нет в жизни равного ей и большего, внутри рождается серая смерть, тоска, кричащая, что жить больше незачем. Но тот, кто хотя бы знает, что смысл жизни зависит и от него, получает в роковую минуту спасательный круг.

ШКОЛА РАДОСТИ

Радость пустякам, радость всему, радость жизни – это первоначальное святое искусство дается детством. (Ему можно поучиться и у животных, например, у собак.) Куда оно потом девается, куда исчезает? Почему остается к зрелым годам лишь у немногих, а к старости – лишь у исключительных одиночек?

«Многие знания – многие печали»?.. Да, и это. И плен обстоятельств, и разочарования, и нездоровье, и черная дыра смерти...

Но только ли это?

Не отнимаем ли мы у себя радости сами – своей боязнью радости, своей бездарностью в радости, своим невежественным и наплевательским к ней отношением? Не отвыкаем ли радоваться по своей собственной

– 172 –

воле, по какому-то непонятному упрямству или просто-напросто по инерции? Не подчиняемся ли, по бессознательной внушаемости, немногочисленным, но страшным своей принципиальностью врагам радости?..

Я уверен, что подлинное взросление лишь увеличивает число возможных радостей, открывает все новые их пространства. Да и искусство, среди прочих своих целей, всегда стремилось научить человека радоваться, вновь научить, обострив чувства приятием и трагизма, и юмора бытия. Я готов обеими руками подписаться под словами Паустовского, что человеку тем более доступна поэзия и восторг жизни, чем больше (а вернее, чем глубже) он знает. Уверен и в том, что большинство людей перестает нормально радоваться лишь потому, что это считается неприличным. А еще довольно часто и потому, что заставляют себя радоваться...

Как человек, много занимавшийся проблемами ада и рая внутри человека, хочу вновь предложить читателю этой книги, наверное, самый древний рецепт душевной гармонии: будьте внимательны к своим радостям, взращивайте их, как заботливый садовник, и не пренебрегайте ничем, ни самой малой травинкой. Чем больше радостей будет у вас, тем больше вы подарите их и другим. И имейте в виду, что здесь, в очевидной связи с биомаятниками, действует некий закон, который я назвал бы законом обратной иерархии. А именно: «ад» подчиняется закону силы – страшная боль, разумеется, действует на нас несравнимо мощнее, чем пустяковая. Не совсем то в «раю»: там силен и слабый. Радость, чем она меньше, чем, казалось бы, пустяковее, тем глубже, а вернее, надежнее по своему действию. Хотя и известно, что «у победителей раны заживают быстрее», известно и то, что от чрезмерных радостей люди иногда умирают. Страстные восторги вспыхивают ненадолго и оставляют после себя пепелища, малые же радости растут непрерывно и сами себя поддерживают. «Иерархия ада» не целиком в нашей воле: боль есть боль (хотя и здесь действует могущественное самовнушение), зато «иерархия рая», если только не затронуты запредельные, наркотические зоны, вполне во власти сознательного разумения.

Не имеет смысла заставлять себя радоваться – это насилие только загоняет в тупик и ломает хрупкий

– 173 –

внутренний механизм (что и происходит рано или поздно у наркоманов и алкоголиков). Наоборот, по железному маятниковому закону, чтобы вернуться к возможности ощущать радость, необходимо перестрадать. Нет, «райское» насилие невозможно. Но можно впускать в себя радости, позволять им расцветать. Не губить нежные ростки, открывать душу на их робкие, всегда робкие позывные – слушать и смотреть...