Причины и последствия употребления наркотиков подростками

Отрочество является для этого особенно благопри­ятным периодом: душевное беспокойство и физиче­ский дискомфорт, характерные для этого возраста, налет ритуальности и магии, который сопутствует употреблению наркотиков, социальное давление разных подростковых групп, поиски самоиденти­фикации — таковы факторы, способствующие тому, что подросток начинает пробовать действие нарко­тиков.

Надо, однако, различать подростков, которые пробуют наркотики «из любопытства», что на практике носит спо­радический характер, и тех, кто употребляет наркотики ежедневно и уже не в состоянии избавиться от зависимо­сти. Таких молодых людей наркотики могут довести — прежде всего из-за финансовых проблем — до отказа продолжать учение, до насилия, проституции, они могут начать сами продавать наркотики другим (33).

Лечение и профилактика

Считается, что американское общество серьезно поражено подростковой наркоманией.

К несчастью, по мнению авторов «Отчета об упо­треблении наркотиков» (5), национальная политика по отношению к наркотикам после 1960 года могла лишь способствовать ухудшению ситуации.

Для борьбы с этим злом были созданы организации Addition Research Foundation (1949), Ameriacan Council on drug Education (1977) и т. д.

Начиная с шестидесятых годов деятельность этих центров была развернута в больших городах и в не­больших поселках, чтобы помочь молодежи, у которой есть соответствующие проблемы. Сегодня эти центры многочисленны, и предлагают разнообразные формы помощи.

Часть воспитательных программ введена в список школьных дисциплин (США — единственная страна, Где профилактика наркомании как предмет вводится С начальных классов), но эффективность этих уроков далека от предполагаемой, некоторые даже говорят, что ситуация лишь усугубилась (4).

В 1985 году некоторые школы попытались про­вести среди учеников тестирование по выявлению употребления наркотиков и алкоголя. После продол­жительных споров от тестирования отказались (27). Национальные, федеральные и местные власти непрерывно борются с употреблением наркотиков, и молодые люди, употребляющие наркотики, рас­сматриваются теперь в США не как правонаруши­тели, а как больные люди, которым нужна помощь и забота.

НАРКОТИК, СМЯГЧАЮЩИЙ НРАВЫ

Согласно исследованию по проблемам здоровья подростков (во Франции), проведенному одним из отделов Национального института здоровья и ме­дицинских исследований (INSERM), результаты ко­торого были опубликованы, в 1988 году, употребле­ние не только психотропных средств, но и «мягких» наркотиков и часто сопутствующего им алкоголя (коктейль) является таким обычным делом, что это не может не настораживать. Вот цифры: при­близительно 1 мальчик из 2 и 1 девочка из 3 или 4 выкуривают по крайней мере 10 сигарет в день и ре­гулярно употребляют алкоголь, это 52% мальчиков-подростков и 21% девочек.

Наблюдения показали, что употребление табака, алкоголя и «мягких» наркотиков ведет к постоян­ному увеличению дозы, то есть перерастает в ток­сикоманию. Взрослые говорят: «Пойду напьюсь» или «Я хорошо принял», подростки же пользуются други­ми выражениями: «Я — в кайфе» или «Пришел домой в кайфе». Речь идет о гашише. Девочки чаще, чем мальчики, говорят об усталости. Они начинают жаловаться, что сон недостаточно восстанавлива­ет силы. Начинают страдать астенией, апатией.

Думаю, это психосоматические явления. Подростки бьются впустую, они скучают. Скука скрывает страхи, тревогу. Уходя в себя, в свои внутренние конфликты, подростки начинают чувствовать опустошение, у них исчезают внутренние силы. Ресурсы, способность бо­роться могут выявиться лишь при наличии внешних препятствий, проектов, социальных ставок. В целом же девочки менее подвержены депрессии, чем маль­чики.

Исследования упомянутого института показы­вают, что употребление психотропных средств, алкоголя или наркотиков вызывает куда более силь­ную агрессию у мальчиков, чем у девочек, — этакий перевернутый образ мужественности. Заключение доклада таково: «Мальчики и девочки создают соци­альный образ своего пола, мальчики ориентируются на социальный образ мужественности путем вы­зывающего и агрессивного поведения, девочки же об­ращаются к пассивной женственности, концентри­руются на проблемах своего тела, что проявляется в жалобах соматического характера». В мальчише­ской среде гораздо больше вопиющих правонарушений, результатов физического насилия, среди девочек же превалируют функциональные сбои и регистриру­ется большее, чем у мальчиков, употребление пси­хотропных лекарств — болеутоляющих и успокаи­вающих. В докладе делается вывод, ошибочный или нет, что вызывающее и агрессивное поведение более свойственно мальчикам, а девочки более пассивны.

Мальчики выражают свою тревогу агрессивностью, направленной на окружающих, девочки — функцио­нальными сбоями. А на самом деле они просто не мо­гут разыграть карту подлинной зрелости, зрелости сексуальной. Так ведут себя те, кто не сумел выйти из латентной фазы своего развития.

Лишь небольшая часть девочек ведет себя так, поскольку они употребляют психотропные препа­раты, остальные же кажутся более динамичными, чем мальчики, преуспевают в учении и других заня­тиях. Их поступки более мотивированы, девочки более решительны, активны по сравнению с мальчи­ками.

Да, но их решительность направлена на действие социально полезное. Мальчики истеричны и склон­ны к внешне неблагополучным поступкам, девочки же пассивно-истеричны, но это-то и объясняется тем, что они не видят выхода в своей борьбе за приобре­тение самостоятельности, за возможность заработать себе на жизнь, они не могут жить отдельно от роди­телей, жить вместе — девочки и мальчики. Зато, преодолев свои страхи и тревоги, девочки занимают в жизни более активную позицию, чем мальчики, но это верно для той среды, где наркотики не употре­бляются. Думаю, так происходит потому, что девочки быстрее достигают социальной зрелости. Надо ска­зать, девочки вообще опережают мальчиков и могут работать с другими девочками в духе солидарности. Резюмируя, можно сказать, что девочки, которые употребляют психотропные препараты и наркотики, наносят вред лишь себе, а все остальные, большинство девочек, у которых нет проблем с наркотиками, активнее мальчиков, хотя те тоже нормально раз­виты, но несколько апатичны. Они не расположены служить обществу, в то время как девочки считают это идеалом для себя. Даже те мальчики, которые не склонны ни к самоубийству, ни к токсикомании, менее динамичны, чем девочки. И до такой степени, что, возможно, близится время, когда может возник­нуть женская доминанта среди той части населения, которая занимается предпринимательством, кото­рая способна на борьбу.

Статистика показывает, что среди наркоманов гомосексуалистов больше, чем лесбиянок.

Это не показательно, так как мужской гомосексу­ализм вообще распространеннее женского. Девочки могут быть «гомо» без каких бы то ни было внешних проявлений. Две девочки-подростка, которые вместе проводят время, — это нейтральная пара без какой бы то ни было выраженной сексуальности.

Что касается употребления гашиша и марихуа­ны, то сейчас можно услышать оправдание такого рода: «Обвинять в употреблении „мягких" наркоти­ков — это вопиющее социальное лицемерие, потому что государство, собирая налоги, способствует про­изводству табака и алкоголя и поощряет медика­ментозную токсикоманию. Эти наркотики легали­зованы, в то время как „мягкие" наркотики запре­щены, в отличие от соседних стран, где разрешено их свободное употребление».

Табак и алкоголь могут причинить еще больший вред, чем марихуана, как в плане поражения цен­тральной нервной системы человека, более или менее чувствительной к алкоголю или табаку, так и в плане несчастных случаев. Но я думаю, что «мягкие» нар­котики — проблема скорее самих молодых, чем их воспитателей. Надо не столько запрещать, сколько попытаться выяснить, что привело молодых к потреб­ности в наркотиках. Если оставлять детей на волю их воображения и не предлагать им самореализоваться в реальности, они и не захотят уходить из воображае­мого мира.

Если оставлять детей на волю их во­ображения и не предлагать им само­реализоваться в реальности, они и не захотят уходить из воображаемо­го мира.

Граница между «мягкими» и «жесткими» нарко­тиками неотчетлива. Из опыта следует, что пере­ход существует. Молодые люди хвастаются тем, что могут не переходить этой границы, могут оста­новить себя. Алкоголизм взрослых имеет светский характер, они пьют для удовольствия. Молодые же курят «травку» не только в моменты разочарова­ния или неудач, стрессов, но просто чтобы «словить кайф», расслабиться после работы. Это почти что ритуал: подростки собираются вместе; даже ко­гда, как они говорят, «выпадают в осадок», им очень нравится вместе предаваться этому занятию, буд­то это пикник, завтрак на траве. Это групповой образ жизни, псевдогрупповой. Разговор между отцом и сыном: «Эрик, ты опять курил эту мерзость сегодня вечером!» — «Ты, папа, пил свою кислятину, я же не беру это в голову. Ну и не доставай меня». Юные любители собираться вместе и покуривать бьют своих обеспокоенных родителей их же довода­ми: «А вы? Ваши дружеские возлияния, приятели, ваши годовщины, ваши крестины...»

Подростки интуитивно чувствуют, что алкоголь от­равляет организм еще больше. И они, вероятно, пра­вы, однако они упускают из виду другие социальные последствия. Подростки, которые обращаются к нар­котикам, стремятся сбежать в воображаемый мир и в мир общения с такими же, как они, вместо того что­бы действовать. Надо сказать им, что наркотик сде­лает их куда более пассивными перед лицом препят­ствий, что именно он источник апатии, безразличия. Если алкоголь ведет к насилию, то гашиш — време­нами к насилию, временами к пассивности, в любом случае он, в отличие от алкоголя, не придает храбро­сти. И доказательство тому — стакан вина или водки перед смертной казнью, солдатам — перед штурмом, этот удар хлыста облегчает действие.

Но молодые возражают родителям: «Общество спаивает вас, чтобы посылать на бойню. Мы уми­рать под барабанный бой не хотим».

Табак и алкоголь не мешают созданию чего-то подлинного, творчеству скульптора, музыканта, ху­дожника. Наркотик же разрушает... Табак и алко­голь поддерживают активность, тогда как наркотик ослабляет ее. То небольшое желание, которое остается, желание скрытое, запрятанное и оттого еще более бессловесное... Наркотик возвращает вас к состоянию «сытого грудного ребенка». Это феминизирует маль­чиков и маскулинизирует девочек.

Открытие эндоморфинов — церебральных гормо­нов — навело невропатологов на мысль, что морфин и его производные восполняют какой-то дефицит. Такое объяснение из области биохимии означает, что есть люди, которые в силу своих физиологиче­ских и метаболических особенностей страдают не­достаточным выделением базовых морфинов, мор­финов естественных. И так как эти люди склонны к состоянию тревоги больше, чем другие, они и нуж­даются в «поддержке».

Это объяснение материалистическое, биохимиче­ское. Оно не может удовлетворить духовные запросы. Действительно, существует разная степень чувстви­тельности. Есть люди, которые после дозы «мягкого» наркотика испытывают немедленную и более силь­ную реакцию, чем другие. Так же как есть люди, чув­ствительные к алкоголю, которым достаточно напер­стка, есть и другие, которые могут выпить неизвестно сколько и перестать чувствовать действие алкоголя гораздо быстрее. Есть люди, которые после значи­тельной дозы, полученной за короткий промежуток времени, тем не менее сохраняют равновесие, само­контроль, и с ними не бывает несчастных случаев...

Вообще, гиперчувствительность к алкоголю на­следуется от родителей-алкоголиков, когда у ребенка уже in utero [In utero (лат.) — в утробе (матери). — Примеч. ред.] была ослаблена печень.

Натали Клиффорд Барней заметила: «Алко­голь — наш общий предок», и это высказывание при­менимо к жителям западных стран.

Ко всем. Нет цивилизации без алкоголя.

Да, но в спорадической форме... До Второй миро­вой войны на островах Тихого океана алкогольные напитки всегда строго распределялись и хранились для больших праздников. Например, в Меланезии или в Микронезии. Напитки приготавливались пу­тем брожения сока кокосового ореха, жители ко­ралловых островов получали их в очень небольших дозах и лишь во время ритуальных церемоний. То же самое было в Африке. До тех пор пока черные не узнали пшеничной водки белых, они использовали фруктовый алкоголь, который производили на ме­сте в очень ограниченных количествах. В этом есть что-то рациональное, в таком хозяйствовании за­крытой общины, и в строгом регламентировании потребления. В Скандинавии — субботними вечера­ми. В Африке — шесть дней в году, это был все-таки другой ритм.

Нынче субботними вечерами пьяны все. Следова­ло бы отдать себе отчет, символом чего является же­лание напиться, желание наркотического дурмана. Все искусственные средства, приносящие радость, — следствие того, что удовлетворение материальных потребностей очень облегчается благодаря развитию Цивилизации и технологии. Люди не знают, что им делать со своими желаниями, трансформируя их в потребность чего-то повторяющегося, чем можно было бы заниматься, ничего не делая, как бы зани­маться умственной работой. Молодежь имеет обык­новение собираться без алкоголя, чтобы отличаться от стариков. Чтобы иметь что-то свое. Радости для каждой возрастной категории. Пассивные радости. Но что предлагается молодым для досуга? То же, что и для учения: соревнование. Спорт, игры, что-то че­ресчур академическое. Развлекаться не получается, приходится выигрывать. Мастерство, индивидуаль­ные возможности, искусство игры быстро становятся большим публичным шоу. Этим не занимаются боль­ше для собственного удовольствия, это спектакль для других. Публика требует представлений. Молодежь прекрасно видит, что любительский спорт исчез в уго­ду профессиональным рекордам. Олимпийские игры превратились в огромную двигательную машину для получения грандиозных призов, спортсмены прини­мают допинги, спортивный дух теряется. Реакция мо­лодых: не влезать в эту систему шестеренок, ничего ни от кого не хотеть. Мы оставляем вам ваши вакхи­ческие ритуалы и ваши допинги. А нам оставьте на­ши курильни.

Не надо разговаривать с ними на языке одобре­ния, но еще меньше подходит язык репрессивного наказания или морального осуждения. Язык нужно выбирать с ясной головой и со знанием дела: «Мы выслушали вас. Общество подает дурной пример или предлагает другие пороки или ловушки. Ваше право предпочитать пассивные удовольствия. Но знайте, что, когда вы станете взрослыми, вам не на что будет опереться. Вы заплатите за отсутствие собственного опыта опасностью превратиться в бро­дяг».

Принимая гашиш, молодые разрушают даже сек­суальные отношения, которые у них все-таки долж­ны быть. Молодые люди могут год-два не утруждать себя поисками партнерши и не испытывать никако­го желания победить свою застенчивость — онаниз­ма им вполне хватает.

«Мягкие» наркотики нейтрализуют созидающее и воспроизводящее либидо. Наша роль — не в том, что­бы помешать подросткам, но мы обязаны сказать им, что их ждет. Такой путь развития более чем вероя­тен. Очень немногие из тех, кто принимал наркоти­ки, даже «мягкие», выбираются из этого — они теряют почву под ногами, теряют соревновательный дух, не­обходимый, чтобы выиграть борьбу. Подростки так и не приобретут опыта, который позволил бы им найти средства защиты тогда, когда в их жизни возникнут препятствия. А страна, населенная людьми, которые не способны защищать себя и место, где они живут, — настоящая приманка для тех, кто имеет силы и же­лание завоевывать, это прямая дорога стать жертвой, «колонией».

Известно, что эта слабость перед жизнью, невоз­можность преодолеть препятствие, сделать усилие делает нас уязвимыми для любых видов вторжения. Ведь так гибли цивилизации.

Мы не должны морализировать, но сказать моло­дежи: «Либо вы среди тех, кто хочет уйти в тень, либо среди тех, кто говорит: пусть будет трудно, но удар я выдержу» — наша обязанность.

Молодежь не чувствует для себя угрозы СПИДа. Они ведут себя так, как будто ничего не происхо­дит. Крайне трудно заставить их понять, какая опасность подстерегает всех, понять, что должна быть солидарность между людьми, что они не долж­ны передавать инфекцию дальше.

Уничтожение любого риска расслабляет. Подрост­ки ищут риска, который уничтожают контрацептивы. Каждый в одиночку противостоит самым серьезным проблемам общества. Каждый на своем уровне спра­шивает себя: «К какому обществу я хотел бы принад­лежать?» И может, следовало бы, чтобы каждый под­росток был немного маргиналом и чтобы рядом были другие маргиналы.

Можно больше не отделять активных молодых лю­дей от пассивных, победителей от проигравших, заво­евателей от мечтателей, настолько употребление нар­котиков уравняло всех. Молодые люди, которые зани­маются спортом, или те, кто служит в армии, особенно в ударных частях, даже парашютисты, принимают ве­чером «мягкий» наркотик, после прыжка, после учений, и «плывут». Как те, кто раньше выпивал или курил.

Когда курильщиков «мягких» наркотиков призы­вают на военную службу, они ведь не прекращают употреблять наркотики. Даже наоборот: в армии есть унтер-офицеры, храбрые и мужественные, как правило, бывшие «коммандос», которые по вечерам тоже курят, но уже гашиш.

В тюрьмах — еще больше. Употребление наркоти­ков — социальная зараза, она отрицает закон.

Даже молодые участники религиозных движений курят «травку», это для них в порядке вещей.

Возможно, лишь участники молодежных христи­анских движений могут быть избавлены от этого, по­тому что их наркотик — божья благодать.

Общественный идеал — это возможность реализо­вывать свои импульсы, давать внешний выход своей энергии.

Чтобы избавиться от интоксикации, необходи­ма поддержка других людей.

Так же как существуют Анонимные алкоголики, должны существовать Анонимные тусовщики.

Можно ли добиться того, чтобы не наказывали за употребление «мягких» наркотиков? Американцы рассчитывают снять наказание за курение мариху­аны. Испанцы также. Во Франции молодые люди, ко­торые курят «травку», считаются нарушителями закона, даже если они не занимаются ее продажей. Если молодого человека задерживают с несколькими граммами марихуаны, теоретически судья может предъявить ему обвинение и приговорить к наказа­нию с возбуждением судебного дела.

А ведь это всего-навсего потребитель, а не рас­пространитель. Чтобы выяснить, кто поставщик, не­обходимо надавить на молодого человека, которого Задержали с двумя или тремя граммами. Угрожают «возбудить дело», если он не назовет имя дилера. Тот ведь может продавать и кокаин... Чтобы перекрыть сеть маршрутов и удержать молодежь от контактов с поставщиками «жестких» наркотиков, некоторые врачи в США предлагают разрешить для наркоманов свободную продажу марихуаны: табак ведь продает­ся, а он, возможно, куда более вреден.

Такая позиция отличается от позиции Леона Шварценберга во Франции, который предлагает рас­пространять наркотики или их заменяющие в меди­цинской среде. Не думаю, что такой подход решит проблему. Употребление «мягких» наркотиков лежит вне компетенции законников. Не наказывать за их употребление — еще не значит разрешать свободную торговлю наркотиками и способствовать ей. Если что-то не получается, нужно извлечь урок: со дня на день это станет законным, тогда как раньше было наказуе­мо; вместо того чтобы просто не наказывать, явление еще и легализуют.

Подростки не верят в запрет на употребление наркотиков и считают закон абсурдным.

Он действительно абсурден, не запрет на продажу, а запрет на употребление. Проституция не запреще­на. Запрещена вербовка. Во многих магистратах не заводят на несовершеннолетнего первое уголовное дело, если подросток был задержан с несколькими граммами. Ограничиваются терапевтическим пред­писанием. Но закон предусматривает тюремное за­ключение.

Можно, однако, представить себе и такой диалог.

Молодой человек. Ваше общество не интересует меня. Оно меня не принимает.

Взрослый. Вы и должны его изменить. Но, будучи во власти сна или дурмана, вы не добьетесь того, что несправедливости в мире станет меньше.

Молодежь больше не верит, что общество может измениться, идя по демократическому пути. Они даже перестают участвовать в голосовании.

Но у них нет в то же время и никаких программ об­щественного развития. Ценности, за которые они дер­жатся, — дружба и любовь — не вступают в противо­речие с практикой курения гашиша. С сексуальными отношениями дело обстоит иначе. «Мягкий» наркотик не облегчает сексуального обмена, он позволяет обхо­диться без него. Это имеет негативные последствия (непереносимость боли, неудобств).

Оптимистический сценарий:

Это всего лишь переходный период, наркотиче­ский дым рассеется в конце туннеля. Немногие ста­новятся «кокаинистами». Большинство находит место в жизни.

К счастью, это действительно так, и молодой чело­век, который регулярно принимает «мягкий» нарко­тик, совсем не обязательно оказывается выброшен за границы жизни. Но с тех пор, как подросток стал жерт­вой обстоятельств и начал общаться с токсикоманами, отойдя от тех, «у которых все хорошо», выбраться ему из этого уже трудно. А наверстать упущенное время... Конечно, есть группы подростков, которые помогают Друг другу, чтобы не впасть в зависимость от нарко­тиков. Они занимаются музыкой, альпинизмом, стрельбой из лука, рисуют. Они строят планы, путеше­ствуют... Поскольку это опасности не представляет, об этом не говорят. Те, кто занимается военными искус­ствами, не принимают наркотики.

«Мягкий», но не безобидный

В журнале «Конкур медикаль» (февральский номер 1987 года) два психиатра медицинского центра Ар-жантея — доктор Моран, заведующий, и Ж. Гейедро, интерн, — опубликовали статью, в которой доказали существование шизофрении, связанной с регулярным потреблением гашиша в больших дозах. Тезис этот вхо­дит в противоречие с распространенным мнением, что «мягкие» наркотики вреда не приносят. Согласно данным этих двух медиков, из четырнадца­ти пациентов, которых они обследовали за последние четыре года, «ни у кого из обследуемых ни в детстве, ни в отрочестве не было личных или семейных психи­ческих отклонений, которые априорно можно было бы расценить как признаки развития патологии шизофре­нического порядка». Так что единственная точка сопри­косновения между всеми пациентами — употребление гашиша в больших дозах. Все начали курить в возрасте немногим старше семи лет и по два раза в день. «Га­шиш, как известно, изолирует курильщика от всех и вся, вызывает бред», — утверждает доктор Моран. Опираясь на исследования всех ведущих психиатров, изучавших это явление, эти медики говорят о «травяном хмеле». Хмель, который при условии регулярного употребления гашиша в больших дозах ведет к тяжелым изменениям «ментального автоматизма», регулирующего нашу пси­хику. По доктору Морану, последствия не заставят себя долго ждать: наступает деформация мировосприятия, деформация ощущения пространства, других людей и самого себя. У курильщиков гашиша регистрируется тяжелая путаница в мыслях. Получается, что эта точ­ка зрения («которая все сдвинула с места», по словам одного из авторов статьи) отличается от той, что принята в медицинском мире. В одном из писем протеста, направленном авторам, психиатр из Страсбурга пред­лагает другую гипотезу: «Если все указанные пациенты злоупотребляли гашишем, значит, с ними не все было в порядке; следовательно, развитие психоза не связа­но с употреблением гашиша, а является результатом ослабленной психической организации индивида».

Школьники становятся наркоманами не потому, что попробовали «травку» в компании. «Травка» — утверждение группового способа существования. Сто­ит кому-нибудь из них влюбиться в девушку, как он оставляет компанию; это совсем другое, чем в случае употребления «жестких» наркотиков, что сопровожда­ется страхами перед существованием. «Травка» как сигарета. Но сигарета другого рода — она разрушает не легочные ткани.

Незначительное употребление алкоголя не имеет ничего общего с проспиртованностью, при которой требуется дезинтоксикация в течение шести-семи не­дель. Алкоголь лишь со временем начинает походить на «жесткий» наркотик. Зависимость от «жесткого» наркотика, возможно, сравнима с алкогольной за­висимостью, которая рано или поздно приведет к не­обходимости дезинтоксикации, радикальной и доста­точно нелегкой.

Наставления взрослых типа: «Будь осторожен, гра­ница между „мягкими" и „жесткими" наркотиками прозрачна, может „занести"... Поставщики втянут вас в свою западню...» — не доходят до молодых. Подоб­ные разговоры школьники называют «чтением мора­ли» и «туфтой».

Я предпочитаю другое, более конкретное: «Это вер­но, что ты можешь вылезти из этого без интоксикации. Но ты не можешь отрицать, что наркотики ослабляют волю к жизни и способность к действию, к тому, чтобы нести ответственность. Когда ты куришь, ты не дела­ешь ничего другого. И потом, у тебя и желание что бы то ни было делать пропадает». Такое тотальное безраз­личие обычной сигаретой вызвать нельзя.

Табак никогда не мешал людям участвовать в об­щественной жизни, хотя и причинял неудобства не­курящим соседям, а кроме того, способствовал раку легких.

Погружение в групповое курение «травки» вызва­но параличом семейных отношений, в свою очередь вызванных чересчур патерналистским воспитанием, какое получают обычно единственные дети в семье. Все больше и больше молодежи задерживаются в ро­дительском доме, где юноше все тошно, он лишается инициативности и желаний, и единственные слова, которые можно услышать от такого подростка, это: «Для чего все?», «Куда идет мир?», «Все прогнило». С подобной бедностью словаря они окончательно впа­дают в игру словами.

Словарь тех, кто живет в воображаемом мире, где нет действия, все больше и больше обедняется. Аудио­визуальная одержимость поддерживает гипнотиче­ское и бездеятельное состояние. Только так можно вы­терпеть эту «собачью жизнь». Поначалу телевидение для ребенка — это дополнительные ресурсы, расши­ряющие его воображение. Потом это — отклонение, которое ведет к отсутствию ответственности.

«Это безвредно, — протестует телеманьяк. — Це­лебный отвар телевидения менее вреден, чем все ва­ши медикаменты и ваше светское пьянство». Подрост­ки относятся к «мягким» наркотикам как к чему-то обычному. Для них они означают утверждение своей свободы: «Потому что ваше общество запрещает их... Я могу переступить через это. А это стоит всех ваших наркотиков».

На основании бесед со школьниками, которые регу­лярно курят гашиш, можно выделить два основопо­лагающих момента, свидетельствующих о «плохой приживаемости» подростков в нашем обществе и о трудностях, с которыми они сталкивается, входя в него: «Без „травки" я стану слишком агрессивным» и «Я лучше себя чувствую на экзаменах и меньше бо­юсь безработицы».

С раннего возраста дети становятся слабыми из-за протекционизма и постоянной опеки родителей: ма­лыш не должен огорчаться — успокоительное, чтобы он заснул — тоже. Человек перестает терпеть даже малейшее волнение или неудобство. От него скры­вают, что такое смерть, болезни, старость. Тревогу заглушают лекарствами, вместо того чтобы снять ее в беседе, вербально, осуществляя социальный обмен. Порог чувствительности у каждого индивида свой, од­нако замечено, что именно те дети, которых опекают больше других, чувствуют себя неспособными адап­тироваться к трагедии ежедневной жизни. И может быть, «травка» подсознательно напоминает подростку те успокоительные средства, которые выписывал пе­диатр ребенку в раннем детстве.

Вы посещали лицеи и отвечали на вопросы учени­ков выпускных классов. Они спрашивали вас о нар­котиках?

Каждый второй говорил о своем смятении перед наркотиками, смятении, которое разделяла опреде­ленная часть класса: «Ребята прибегают к наркотикам и в то же время прекрасно знают, что это опасно. Они только об этом и думают и не знают, что делать».

Я сказала: «Вы могли бы поговорить об этом с пси­хоаналитиком... потому что, если вы заговорите об этом с родителями, они встревожатся...» — «Но пси­хоаналитики дорого стоят». — «Психоаналитики есть во всех диспансерах. Тем, кто захочет прийти по­говорить, достаточно только позвонить мне. Сама я больше не консультирую, но я дам адреса диспансе­ров, где есть психоаналитики, к которым вы можете пойти. Необходимости долго лечиться у вас нет, но вы сможете поговорить с кем-то о ваших тревогах, с кем-то, для кого работой является сохранять присутствие духа, когда вы рассказываете ему о своих страхах».

12 глава

Из-за чего никак не избавиться от отставаний в школе

ФАКТ КОНСТАТИРОВАН: МЕЖДУНАРОДНЫЙ СРАВНИТЕЛЬНЫЙ АНАЛИЗ

За последние несколько лет, по мере того как рас­тет стоимость школьного обучения, число тех, кто ис­пытывает трудности в школе, заметно увеличилось, и теперь к этой категории можно отнести подростков, которые прекращают учиться после первого цикла второй ступени [Соответствует нашему восьмилетнему образованию.], и тех, кто не сумел приобрести ква­лификацию на уровне второй ступени среднего обра­зования, и тех, кто вынужден пойти на малопрестиж­ные работы...

Вообще в последние двадцать лет наблюдается рост стоимости школьного обучения во многих разви­тых странах.

Однако не менее заметно и то, что в этих странах около 10% молодых людей испытывают трудности в обучении или оказываются в маргиналах еще до того, как закончат обязательное обучение. В самом деле, значительное число подростков бросают шко­лу, получив обязательное образование, или уходят из нее через год-два, не получив никакой квалифика­ции (6) [См. приложение V (библиография).]

Наиболее уязвимыми оказываются подростки из малообеспеченных социальных слоев или этнические меньшинства (5). Кроме того, несмотря на значитель­ные сдвиги, перед девушками, как и раньше, ставит­ся множество препятствий (2).

В большинстве развитых стран более 2/3 общего чис­ла семнадцатилетних подростков продолжают учить­ся так или иначе, но в девятнадцать лет соотношение меняется: учиться продолжают лишь от 30% до 50% подростков.

Чтобы правильно понять, что значат эти цифры, следует учесть различия в типах обучения, предла­гаемого после обучения обязательного. Разделить эти структуры можно на три типа:

· Образование по школьной модели: речь идет о том, чтобы полную школьную программу освоили большинство подростков.

Так, в США и Канаде количество семнадцатилет­них подростков, обучающихся в школе, выросло до 87% и 72% соответственно.

Сегодня примером хорошего функционирования модели этого типа может служить Япония, где 94% подростков указанной возрастной группы продолжа­ют обучение в последних классах средней школы.

В большинстве европейских стран школьный сек­тор в образовании также преобладает. Это Бельгия, Швеция, Нидерланды, Финляндия, Дания, в мень­шей степени Франция.

Во всех этих странах более ²/₃ семнадцатилетних подростков сегодня учатся в школе, но большинство этих учеников продолжают техническое или профес­сиональное обучение, дополняющее их деятельность по совершенно другой системе, чем та, что принята в США или Японии, где обучение аналогично тому, которое соответствует второй ступени школы второго цикла в европейских странах.

· Образование по двойственной модели: его харак­теризует усиленное внимание к профессиональному обучению.

Так, в Германии, Австрии и Швейцарии сочета­ют приобретение профессии на предприятии с об­учением в школе по усеченной программе; процент подростков, которые обучаются профессии, ремеслу, здесь выше. Меньшее число подростков аналогичного возраста продолжают ежедневное обучение по пол­ной программе.

Образование по сложной модели: человек мак­симально занят приобретением профессии, он не посещает школьные занятия.

Так, в Великобритании возможность получить спе­циальность предлагается 40% подростков, которые не посещают школу.

Причины школьных неудач

За последние двадцать лет на описание школь­ных неудач изведено море чернил... и всегда эти пи­сания попахивают идеологической ангажированно­стью.

Если говорить в самых общих чертах, все сего­дня сходятся на том, что существует три рода причин школьных неудач (в каком бы порядке их ни стави­ли): социальные, психологические, педагогические.

Весьма часто все эти факторы действуют одновре­менно, но, если мы хотим понять причины школьных сбоев, неудач, надо изучать их во взаимодействии и воздействие каждого фактора в отдельности.

· Причины социальные

Многочисленные статистические анализы ясно по­казывают, что дети, вышедшие из низших социальных слоев, более подвержены школьным неудачам (8, 9).

В самом деле, препятствия, которые ставят перед человеком географические, социальные, экономиче­ские и культурные условия, — все это факторы, кото­рые не могут не влиять на школьные успехи подрост­ков: бедность, плохие бытовые условия мешают пред­ставителям менее обеспеченных классов развивать свои интеллектуальные и языковые возможности, подчеркивается разница между ценностями, приня­тыми в семье и близком окружении, и теми ценно­стями, что приняты в школе; проблемы, которые воз­никают у этнических меньшинств: язык, на котором ведется обучение, отличается от родного; в округе, где находится школа, доминирует уровень соответствую­щего социального класса...

Успехи в школе в большой мере зависят от проис­хождения и социальной среды.

С другой стороны, позиция родителей в отношении школы, интерес, который они испытывают к образо­ванию своих детей, играет основополагающую роль в мотивах, побуждающих ребенка хорошо работать в классе.

· Причины психологические

Психологические факторы, которые не обязатель­но связаны с социально-экономическими условиями, тоже имеют очень большое значение.

Действительно, чувство уверенности в себе, степень стабильности семейного очага, физические и умствен­ные недостатки ребенка, его собственный ритм, его мотивации, успехи и поражения, через которые ему уже пришлось пройти (известно, что подавляющее большинство подростков, которые провалили школь­ные экзамены, по крайней мере один раз оставались на второй год; статья в «Монд» от 18 июня 1987 года указывает, что почти все дети, которые оставались на второй год в подготовительном классе лицея, уже никогда в него не поступали), — таковы некоторые факторы, которые надо учитывать, исследуя причи­ны плохих результатов детей в школе.

Так, очень часто школьные неуспехи — это при­знак глубокого душевного разлада самого подростка, связанного с тем, каковы его отношения с родителя­ми (16).

Чувство уверенности в себе, которое ребенок полу­чает в семье, — вероятно, одна из лучших гарантий школьных успехов (18).

· Причины педагогические

Третья группа причин имеет своей отправной точ­кой анализ деятельности воспитателей и учителей.

Количество обучающего персонала и то, каков он, организация занятий и программ, здания и школь­ное оборудование, процедура экзаменов, отношения между преподавателями и учениками и отношения Между семьей и школой — все это также может вли­ять на «провалы» учеников в школе.