Идентификационная обратная связь

В идентификационной обратной связи участвуют зрители и ведущий психодрамы, поскольку во время иг­ры они идентифицировались с протагонистом или с од­ним из изображенных людей, имеющих к нему отноше­ние. Например, обычно молчаливый участник группы просит слова и сообщает, сколь сильна была его иденти­фикация с протагонистом в детской сцене. В его детстве случилось нечто подобное, только он ревновал не к свое­му младшему брату, а к старшей сестре, которую выде­лял среди них отец. Однажды он не смог больше смот­реть, как ее балуют, и тоже убежал из дома. После то­го как этот участник группы закончил описание своей идентификации с протагонистом, другая участница груп­пы рассказывает о своем сильном сопереживании в де­тской сцене. В результате попеременной идентификации с матерью и с маленьким мальчиком она разволновалась. В своей жизни, будучи матерью, она ведет себя как мать Петера. Несмотря на это, она страдала, идентифи­цируясь с Петером, и даже от волнения начала покры­ваться испариной. Когда Петер убежал из дома, ее злость на мать и Клауса была прямо-таки неподдельной. Благодаря таким исходящим от переживания сообщени­ям протагонист чувствует себя по-настоящему понятым.

Идентификации также являются важной информа­цией об участниках группы, и после каждой игры веду­щий психодрамы должен о них расспрашивать. Отчет об идентификационном переживании может облегчить за­жатому человеку психодраматическую терапию его соб­ственной проблематики. Кроме того, и психосоматиче­ские реакции, достаточно часто возникающие у зрите­лей в фазе игры вследствие идентификационных процес­сов, при идентификационной обратной связи быстро ис­чезают. В выраженных случаях затруднения симптомоносителей должны быть проработаны в психодраме. Как только собственная, зачастую давно минувшая идентификационноспецифическая конфликтная ситуация про­игрывается и у протагониста происходит акциональный катарсис, психосоматические нарушения сменяются чув­ством освобождения и разрядки.

Пример: На первом психодраматическом занятии учеб­ной группы больничный врач в разных сценах изо­бражает конфликты, которые в наше время часто возникают между пожилыми и молодыми сиделка­ми, пациентами и врачами. Сначала он пытается найти решение посредством индивидуальных бесед с представителями различных групп. Затем на представительном совещании коллектива всеми участниками демонстрируется добрая воля, однако без готовности отдельных партий к возможным компромиссам.

В последней сцене внешне здоровая и крепкая зрительница среднего возраста покидает помеще­ние. По завершении занятия она сообщает ведуще­му группы, что, когда она наблюдала за игрой, ей вдруг стало дурно. На вопрос, не сталкивалась ли она сама с аналогичной ситуацией на работе, участ­ница группы с уверенностью отвечает, что нет. За время короткой беседы она снова приходит в нор­му, и ее без опасений отпускают домой.

На следующий день та же самая участница груп­пы обращает на себя внимание своим плохо скры­ваемым напряжением. Она — человек сдержанный и тактично уходит от соответствующих вопросов. Тем не менее ведущему группы кажется, что он по­чувствовал у нее скрытое желание быть протагони­стом. В течение дня оно становится еще более за­метным во время упражнения с пустым стулом. Когда данная участница группы почти уже реши­лась на психодраму, ее сопротивление одерживает верх. При продолжении этого упражнения с груп­пой происходит интенсивная психодрама с другим членом группы, поэтому втайне готовая быть прота­гонистом коллега к психодраматической работе в этот день уже не приступает. Неудивительно, что на следующее утро она занимает уже не свое при­вычное место, а садится рядом с руководителем группы. Однако ее вновь опережает другой участ­ник группы со своим отчетливо выраженным жела­нием быть протагонистом. Она вынуждена потер­петь еще, но на вечернем занятии сразу же расска­зывает группе свое сновидение, приснившееся ей прошлой ночью: во сне она сидела в едва-едва дви­жущемся вагоне поезда. Вдруг откуда ни возьмись появилась группа людей и сдвинула вагон на сосед­ние рельсы, где он остановился. Этот сон вкупе с обратившей на себя внимание сменой своего при­вычного места на утреннем занятии является по­следним явным указанием на ее по-прежнему еще не высказанное желание быть протагонистом. После того как ведущий психодрамы обратился к ней, она теперь без колебания включается в психодраму. Она изображает, воспроизводя то, что явилось ее воображению на пустом стуле, как примерно лет двадцать назад представляет дома своего первого жениха. Мать, отец и братья совершенно по-разно­му относятся к ее другу. В разных сценах протагонистка разговаривает с ними по отдельности; под конец собирается весь семейный парламент. Всеми участниками демонстрируется добрая воля, однако без готовности каждого отдельного человека высту­пить против негативного решения матери. В конеч­ном счете поведение семьи приводит к расторжению помолвки.

Уже во время игры некоторым участникам груп­пы бросается в глаза сходство психологической ат­мосферы в этой сцене с изображенным в первый день собранием коллектива в больнице. Ролевая и идентификационная обратная связь подтверждает это впечатление самым энергичным образом. Пси­хосоматическая реакция протагонистки на сцену в больнице становится понятной. Хотя та сцена, каза­лось бы, по своему содержанию не имеет никакого отношения к жизненному опыту задетой ею участ­ницы группы, по психологической атмосфере, как показала следующая психодрама, она соответствует крайне болезненному событию из биографии протагонистки. После катартической игры симптомы напряжения исчезли.

Шеринг

Шеринг является важной частью или особо важной функцией заключительной фазы психодрамы. Само слово нельзя точно перевести с английского. Мы по­нимаем под ним непосредственное постпсиходраматическое сопереживание с протагонистом, которое, на­пример, может выражаться через идентификации, воз­никшие у зрителя на основе соответствующих пережи­ваний, имевших место в его собственной истории жиз­ни. Как правило, в шеринге ими делятся спонтанно.

Если до сих пор протагонист считал свое страдание чем-то уникальным, то благодаря шерингу оно приоб­ретает для него общечеловеческие черты. Протагонист и зритель испытывают глубокое единение. Наряду с этим разделением жизненного опыта шеринг означает также сострадание с протагонистом в его бедах, несение вместе с ним его бремени, а также сопереживание ис­пытываемой благодаря катарсису радости облегчения. "Один несет бремя другого", ставшее при обмене ро­лями в фазе игры пережитой действительностью, рас­ширяется в шеринге до опыта "Многие несут одно бре­мя". После чрезвычайно интенсивных психодрам груп­па может быть настолько взволнована, что первое вре­мя изъявляет свою близость с протагонистом просто теплым, сочувствующим молчанием. Иногда партнеры и зрители выражают протагонисту сочувствие его судь­бе искренними, сердечными словами. После бурных психодрам в качестве особой формы шеринга приемле­ма короткая совместная прогулка.

При этом психодрама не обсуждается. Только по воз­вращении в комнату для занятий психодрамой протаго­нист и группа полемизируют о том, что произошло в психодраме.

В некоторых случаях имеет смысл ограничить третью фазу психодрамы шерингом. Благодаря этому ограничению тяжело страдающий пациент может почув­ствовать себя целиком принятым другими. В таком ше­ринге чувства симпатии, глубоко запрятанные в его ду­ше, снова могут зашевелиться и найти живое участие у членов группы. Морено называет такой прорыв чувств взаимной симпатии катарсисом любви (93) и подчеркивает его особую важность в лечении психоти­ческих больных.

В целом третья фаза психодрамы благодаря высказы­ваниям, исходящим от ролевого переживания относи­тельно посторонних партнеров, способствует более ин­тенсивному осознанию событий и констелляций, возве­денных в игре из вытесненного в пережитое. Она углуб­ляет знание о констелляционном гнете и порочном круге и позволяет закрепить понимание, обретенное в качест­ве опыта «Я» и опыта «Ты» при обмене ролями.

Для всей психодрамотерапии решающим является последействие психодраматического переживания. Оно проявляется тем отчетливее, чем сильнее вера терапевта в воздействие эмоционального опыта. Психотерапевты, над которыми довлеет вера в силу рассудка, рациональ­ными толкованиями оценочного характера ставят этот эффект под угрозу. Этим они почти всегда выказывают недостаток собственного психодраматического опыта.