Спеленатые доверием к маме мальчики.
Валерия Егоровна уверена, что спрашивает, а в действительности возмущается: “Ну почему же они так пассивны эти мужчины!?”
- Положим, я много раз складывала эти картинки и с сыном и здесь уже. Знаю, что есть углы, край, что лучше идти от краев к середине... Да и сюжет картинки помню. Пусть мой партнер - первый раз... Но, все равно, почему он ничего не делал?! А Сережа с Аленой Александровной - почему сидел?! Она же сразу взялась за дело!
- И чего же она там полезного наделала?..
- Михаил Львович!!! Я же не об этом! Вы понимаете! Почему Сережа был пассивен?.. Позволил ей всю эту неразбериху устроить? Почему не остановил, не взял инициативу в свои руки?
- Не стал папой?
- Ну, он же - мужчина! Почему нам такие мужчины попадаются? !
* * *
Во время одного из тренингов накануне мы складывали рассыпающиеся картинки.
Себе в партнеры Валерия Егоровна почему-то выбрала паренька, едва оправившегося от “приступа” (вегетативного криза). Он второй раз зашел в кабинет, еще не разобрался в непривычной обстановке... Парнишка шел в медицинское учреждение от смерти спасаться, а не картинки складывать. Тем не менее, во время сотрудничества он смягчал суетливость Валерии Егоровны и, по словам наблюдателей-экспертов, спокойно выполнил свою часть работы, нигде от нее, знающей игру, не отставая.
Симптоматично, что в конце работы он, как и Валерия Егоровна, был уверен, что картинку сложила она одна. А он почти ничего не делал - “так, на подхвате был”.
Совместное складывание картинки из деталек - тест, позволяющий определить характер сотрудничества двоих. Отличить лидера (эмоционального, организующего “рабочую бригаду”, организатора непосредственных работ) от имитатора лидерства. Выяснить, кто и как осваивает реальность - контекст, в котором осуществляется сотрудничество? Кто и как знакомится с партнером? Как выявляет свои и другого сильные стороны и слабые места? Кто, под чью ответственность определяет свое место в сотрудничестве? В какой степени считается с реальностью существования картинки и партнера? Помогает или мешает складыванию, поддерживает или подавляет активность партнера?[220]...
...Складывание, о котором “спрашивала” Валерия Егоровна, было настолько очевидным и наглядным, что мы сняли его на видеопленку.
Женщина, почти оттолкнув партнера (как и сама Валерия Егоровна), схватила рамку картинки (поле складывания), свалила на нее кучей мусора детальки картинки и, не оглядевшись, ни в чем не разобравшись, стала приставлять одну к другой случайно схваченные детальки. При этом она не давала партнеру и руки просунуть к картинке. А когда он все-таки просовывался, сердилась, будто он хочет отнять у нее авторство.
Женщина соревновалась не с соперниками (картинки складывали “наперегонки” несколько пар), но со своим партнером. Она была так активна, что я не удержался и попросил ее не рвать детальки на более мелкие, когда они не складываются.
Мужчина, который участвовал в этой игре тоже в первый раз, столкнувшись с такой, лишенной всяческих сомнений активностью... Сам он был человеком, склонным к сомнениям, обдумыванию и перепроверке своих решений. Врач по специальности. Его ошибки грозили бы здоровью и жизни его пациентов... Мужчина, столкнувшись с такой уверенной активностью, казалось, не умел даже допустить, что эта активность не обеспечена ничем, кроме желания первенствовать.
Поверив, что женщина - лидер, мужчина, начавший было присматриваться к тому, как устроена рамка, и искать -в чем принцип игры, прекратил свои попытки. Осторожно, чтобы не помешать, он принялся раскладывать детальки, лежавшие с краю. Спешил подать женщине то, что она искала. Слушал ее выговоры и поучения, и выполнял приказы.
Вид у него был, как у мягкого пластилина, он казался пришибленным, слащавым и жалким.
У меня он вызывал досаду и недоумение. Было очевидно, что активность женщины подобна активности младенца, хаотично машущего ручонками мимо погремушки. Что она не видит, не слышит, да и себя не чувствует. Только спешит. И сердится на мужчину, за то, что тот не спешит вместе. Было очевидно, что она останется у разбитого корыта.
Злило, что мужчина не остановит, не предотвратит катастрофу, не спасет. Как малыш, уселся к маме на коленки и ждет! Не замечает, что “мама” сама беспомощна.
Мне тогда еще не было понятно, что Сережа (так звали мужчину) парализован доверием к женщине. Доверием, не выбранным им в результате изучения ее и своих возможностей. Но вытребованным ею, и безответственно .подаренным им партнерше. Подаренным, казалось, от лени и от недостатка заботы его о женщине.
В действительности же мужчина не знал, что бывают люди, отличные от него.
Проецируя на женщину свой педантизм и ответственность за результат, он не догадался, что с людьми надо знакомиться не только, как со знакомыми - похожими, но и как с незнакомыми, отличающимися от тебя. Что нельзя выбор места в сотрудничестве перекладывать на другого. Ведь он - другой - может и не знать твоих и своих возможностей. Может быть и просто беспечным.
Место в сотрудничестве надо занимать явочным порядком. Когда по ходу дела становится ясно - кто что умеет, и чего стоит! Этого Сережа не знал.
Многие умеющие лидировать люди охотно отдают лидерство претендующим. К сожалению, часто и не выясняя,.способны ли те лидировать? Под их (претендующих) ответственность:
Ох, не любим мы командовать людьми!
Нам бы - в летние луга траву косить!..
А. Дольский
Сколько мест ищущими покоя лидерами отдано рвущимся к власти имитаторам!..
Сколько твоей жизни ты отдал в руки не умеющим ею распорядиться, вжившимся в образ “главных” притворщикам?!..
Им мы отдаем свою жизнь, жизни наших детей, близких, Родины...
Вот тебе, бабушка, и... Сказка о рыбаке и рыбке!..
* * *
Неожиданно вспомнил, как я, верящий, что всегда за себя отвечаю, в тренинге по голотропному дыханию, сам выбрав себе “ситтера” (девушку-психолога, которая должна была оберегать меня в трансе, помогать, партнерствовать), как я, поверив, что она знает, в каком ритме надо дышать, пыхтел, как собака на жаре, в такт с ее ручкой. А она верила, что пристраивается ко мне. Я верил, что, раз человек командует, значит знает!
Много, много лет назад женщина сказала: “Я волшебница! Я умею читать мысли!” - и я... женился!
Я, психотерапевт, никогда - ни прежде, ни теперь, не решился бы поверить, что мне понятен человек. Не мог бы и сказать такого. А она сказала, значит, может!
За этот брак, который быстро кончился, мне и теперь стыдно.
И себе и женщине в те девять знобких месяцев я принес хорошего меньше, чем Сережа в первые двадцать минут складывания.
Когда все пошло прахом...
или Состязание... с супругом?!
Соревновались несколько пар. Все сложили примерно одинаково за 18-20 минут (картинки были одной сложности).
К этому времени Сережа начал в стороне складывать, как сказала одна из экспертов, “свой гараж”.
Алена Александровна (так звали его партнершу) этот “гараж” несколько раз разрушила, схватив в горсть уже собранные им фрагменты картинки. Ей, видимо, казалось, что именно из-за отсутствия его деталек у нее на поле складывания царит первозданный хаос. Отнятые детальки женщина, не глядя, бросала в кучу.
Сережа терпеливо отыскивал их и снова и снова складывал свой “гараж”.
Когда уже все всё сложили, Алена Александровна отчаялась. Она остановилась. Стала осматриваться. Перестала мешать. Сережа встроил свой гараж в картинку, и они начали складывать, помогая друг другу. Они складывали простую картинку сорок восемь минут!!!
* * *
Посмотрите на их совместную деятельность как на модель супружеских отношений.
Этот тест действительно эффективно используется для диагностики и коррекции трудностей в семье.
Когда все пошло прахом, когда уже искалечена и жизнь детей, тогда только супруги перестали играть в семью.
Онперестал послушно угождать во вред ей и себе.
Онаотчаялась самоутверждаться за его счет, без смысла для себя и в ущерб общим обстоятельствам.
Обастали без предвзятости знакомиться друг с другом и обстоятельствами жизни (здесь - с картинкой). Когда все пошло прахом!..
* * *
К концу складывания он был, сердит... на нее (?), а она “благодарна ему за то, что он меня остановил!" (?). Вот этого-то как раз Сережа и не делал.
И, тем не менее, это ее “благодарна” - чрезвычайное событие и невероятное исключение из правила!
Псевдолидер практически никогда не замечает вклада партнера в сотрудничество. Не бывает никому и благодарен!
Если бы имитатор активности умел заметить участие другого в их совместной деятельности, благодарность радикально изменила бы все его отношения с миром и... всех людей с ним! Он бы нашел и занял в жизни - свое место.
Не зная чужого участия.
Алена Александровна, как и Валерия Егоровна, за содержательную активность принимает любое движение, “старание”. Даже, если это движение не только ничего не создает, но и мешает созданию, и даже разрушает: “Ведь я же старалась, я же хотела как лучше!”.
Обе они словно не отличают несовершенных глаголов от совершенных,... намерений - от результатов дел.
Важно, что это их неумение (различать намерения и результаты) касается только себя и тех, на чью сторону они стали, за кого болеют - с кем, в конечном счете, себя идентифицируют!
Со всеми, от кого чего-нибудь надо им, они хорошо отличают обещанное от сделанного! С других требуют результата. Сами - отчитываются за намерения.
Оценка себя по результатам грозила бы им потерей самоодобрения.
Вот поэтому для всех, кому неодобрение[221]грозит крахом будущего, смещение акцента на намерения оказывается спасительным. Ведь для того, чтобы иметь только “благие намерения”, достаточно лишь не обращать внимания на все иные побуждения и реальные свои дела.
* * *
Собственная неугомонная “активность” (суета), маскирует тревогу неуверенности... в своих возможностях. Не давая остановиться, оглядеться, суета успокаивает, как отвлекающий бубенчик.
Не замедляясь ни на миг, люди, похожие на Алену Александровну и Валерию Егоровну, не понимают, что сдерживание “слепой” деловитости (чтобы не помешать творчеству партнера, или чтоб себя не потерять) есть серьезная активность, и требует достаточной выдержки и тренажа...
Промеж разлапых подмосковных елей,
С грибами быстрыми и белками в соседстве
Стоят забытой заповедью детства
Размашистые, старые качели...
Размашистые, старые качели...
Раскатишься, и небо - под ногами,
И свист в ушах, и ярость задыханья,
И упоенье скоростью... без цели.
И мир вокруг - лишь света мельтешенье.
Толчком вершишь судьбу его и сроки.
Две точки остановки. Два мгновенья,
Чтоб оглядеться. К черту остановки!
Нам остановка кажется задержкой:
Бег в колесе не терпит передышек.
Спуститься наземь - скучные издержки,
Достойные поэтов и мальчишек.
Есть тайна совращения движеньем,
Когда усердьем подменяешь смыслы,
А от сомнений отвлекаешь мысли
Натужной беспрерывностью служенья.
Мы тишины пугаемся, как детства,
А мир живет, спокоен и неистов.
Игра - игре! Но жизнь вертясь вкруг жерди,
Все - близь земли и на волос от истин.
Я не боюсь доверия молчанья
И не люблю, наверно с колыбели,
Надсадного баюканья качаньем
И кажущейся скорости качелей.
Размашистые, старые качели
С грибами быстрыми и белками в соседстве,
Промеж разлапых подмосковных елей
Стоят заветной заповедью детства...
(Жаворонки[222]1980)
Не знают всегда спешащие люди, что не имеющее наглядных внешних проявлений знакомство с неизвестным - серьезная работа. Что именно этот невидимый труд обычно определяет успех всего дальнейшего взаимодействия.
Не зная, что действительная активность может быть незаметной, такие люди не только сами много сил тратят напоказ, но и не умеют заметить ничьего непоказного вклада ни в отношения, ни в дело. Не умеют, как я только что говорил, быть никому благодарными. Не умеют довериться, сотрудничать ни в дружбе, ни в том, что они мнят любовью, ни в семье. Оставаясь в своем ощущении лишенными всякой поддержки, переутомившимися, они сердятся и гордятся: “я и лошадь, я и бык...”!
Не умея заметить ни чьего участия в них, такие люди не умеют чувствовать себя должниками, и черпать силы в том, что у вас взяли.
Неблагодарные, выбирают они источником своей энергии - обиду! Ничего-то они ни у кого не брали, ничего не получили даром! Им все должны! “Все на них ездят”. Непоказной активности других они, как подростки, не замечают. И, как те, - “вечно одиноки”!
Начинались подъемы и спады
Безнадежности и надежд,
Беззаконьем казался порядок
Обыденности рвенью невежд.
Близ мечты воплощение крылось,
Справедливость слыла волшебством,
Слово самотворящим мнилось,
Ну а я - сам себе божество.
Скульптор знает мечту работы,
Но, коснись лишь он камня не так, -
Все - насмарку. Живой пустяк
Исправляет его просчеты.
Я - не волхв. Но лицо здоровья
Различая в больном лице,
Тут же выпростать бы его я
Из-под спуда болезни б хотел.
Но меня чутко правит мелочь,
В волю стискивая порыв,
И уча ничего не делать,
Коль не вызрел хоть вздор до поры.
Говорят про добро с кулаками...
Хорошо бы еще - с умом,
С толком бы и без слов о нем...
И чтоб смели стать счастливы сами!
Доброта стала б общей пищей,
Если б добрый - из всех богат:
Что сулят мне подарки нищих?!
“Исцелись!” - завещал Гиппократ.
Многошумность врачу помеха,
Как и пахарю, и кузнецу.
Результатом - добры успехи.
Терпеливо иду к лицу.
Но, увлекшись анализам функционирования в сотрудничестве псевдолидеров, здесь женщин, нам бы не забыть и о “лидерах-невидимках” - здесь мужчинах, которые машинально и безжалостно отдают лидерство тем, кто лидировать не умеет!
Добрый папа, добрый муж
... и кромешное “переутомление”
Мне позвонили.
Мужчина сообщил, что он врач, и приказным тоном, не обращая внимания на мои попытки задать вопросы, продиктовал, чего хочет он, и когда я готов его принять.
Он-де невропатолог. Его дочь “весьма астенизирована”. Она “переутомлена учебой в институте”! По телефону ему неудобно говорить. Он хочет рассказать мне о дочери в моем кабинете...
С собой и с тем, какая функция предписана мне, он меня уже познакомил.
Я - тот, кому он собирался доверить здоровье своей дочери, его не интересовал. По-видимому, я мнился ему функцией.
Приехал он, вопреки категорической договоренности, сразу с дочерью, правда, оставил ее под окнами кабинета в машине.
Пока отец договаривался с медсестрой, я у окна разбирался в том впечатлении, которое оставляла во мне его дочь.
Она с бутылкой “Херши” раздраженно перебиралась с переднего сиденья автомобиля на заднее.
Она была будущей старухой из сказки “О рыбаке и рыбке”. Ее все не устраивало. Ей все не угодили. Все не поняли ее.
Никогда не встречала она сопротивления своим претензиям. Никогда не натолкнулась на отказ, который нельзя не принять. Ни разу ни мать, ни отец не поддержали ни чьих попыток и требований остановить ее безудержную претенциозность.
Невропатолог ошибся: нет у его дочери “астении от переутомления”.
Оказавшись в институте, вдали от родителей, в городе (она из городка в окрестностях), где никто не спешит “под нее стелиться”, где ей надо самой строить свои отношения со всеми, где никому нет дела восхищаться ее исключительностью, она просто оказалась подавленной новыми задачами, которые не умеет решить.
Она не научилась, и ей помешали научиться с уважением принимать сопротивление ее претензиям. Приучили к отсутствию сопротивления.
Теперь, со своей обиженной раздраженностью, она воспринимается окружающими невыносимой злыдней (у нее и в мыслях, наверное, этого нет). В ответ люди обдают ее своим холодом, который при ее эгоцентризме переживается необоснованной несправедливостью и обозливает ее еще больше.
Не справляясь с задачей адаптироваться в новых условиях, она с ее претенциозностью не может признаться в своей несостоятельности.
Без моральных потерь для нее и ее привыкших обнародовать успехи дочери родителей разрешить противоречие теперь может только болезненное состояние.
Отец уже сам за нее убеждает всех, что у девушки “астения от переутомления”.
Это даст морально приемлемый для нее и не ущемляющий себялюбия родителей способ оставить учебу или уйти в “академический” и вернуться домой, завоевав страданием свободу здесь и внимание там.
То, что такая реакция на все новое и трудное - безответственной демонстрацией физической несостоятельности - станет жизненным стилем... То, что жизненным стилем станет несостоятельность как способ решения любого конфликта без осознания его сути... Что способом решать проблемы станет хроническая “астения от переутомления” (читай: “истерия”), не прогнозируется ни ею, ни ее доброхотами, ни среди них и ее врачом-невропатологом - отцом!
Открыто отказаться от навязываемых ей, ей ненужных целей или поставить задачу освоить необходимые трудности она не может. Ей нельзя! Такое лишило бы ее самоодобрения[223].
Потеря самоодобрения грозила бы ей ощущением краха, крахом будущего. Ведь, если она - “хорошая” (самоодобрение), то все должны о ней позаботиться. Если - “плохая” (нет самоодобрения), то ей никто ничего не должен. А сама выяснять, чего ей надо, и заботиться о себе она не умеет, как дрессированная собака.
Залогом ее благополучия является забота о ней других. А средством получения этой заботы - демонстрация, что она “хорошая” - заботу заслужила.
Но кто же может о взрослой девушке позаботиться - жить за нее?! Заботясь только о самоодобрении, девушка невольно жертвует собой, без всякой для себя пользы!
Как быть с ней терапевту (психотерапевту)?!
Облегчить ее состояние просто.
Ничего не стоит ее “купить”, обнаружив “понимание” по принципу: “Вы замечательны, но так себя не щадите! Возьмите отпуск. Отдохните годик. Поезжайте домой... Никаких книг! Только приятное...”.
Конфликт не назван, утаен и разрешен... временно! Через год все повторится.
То же повторится в ее личной жизни. Например, в отношениях с мужчинами. Она избавится ото всех, ведущих себя подлинно...
То же - с врачами, не спешащими ее дезинформировать...
То же во всем!
Чтобы лечить ее от истерии, надо пойти вразрез со стратегиями ее отца, освоившего для дочери мимикрию, обнаружить для нее реальность существования другого человека, отличного от ее притязаний. Обнаружить конфликт.
От кого она это в состоянии принять, если отец всей своей жизнью научил дочь, что быть с ней другому человеку добрым, значит быть невидимым, или пластилиноподобным?!
Она же не примет непластилинового поведения с ней ни от кого, кроме матери.
Отец девушки походил на военного, дослужившегося до своих чинов за счет умения кланяться. Чем-то он очень напоминал Сережу. Это и помогло мне в беседе.
Я не поверил в его маску. Ни в того, кто, не познакомившись, порывается командовать по телефону чужим человеком, ни в безропотно прислуживающего дочери и жене, безынициативного невидимку. После того, как он рассказал о дочери, я выбрал беседовать и беседовал с вдумчивым доктором и нерешившимся осуществлять инициативные стратегии в семье, все понимающим мужчиной.
* * *
Дочка привыкла быть первой ученицей в маленьком городке, где родители заметные, влиятельные люди.
Ее “готовили в медалисты”.
Во время “сочинения” на “аттестат зрелости” она ушла с экзамена!!! Это ей - сошло с рук. Она вернулась, сославшись на то, что ей “стало дурно”.
Обратите внимание! Своим из ряду вой недопустимым поведением девушка сама интуитивно требовала ее окоротить. Словно молила, пусть по закону (без чьего-либо личного произвола, не обидно, без влияния на ее самоодобрение), дать ей ощущение края, реальности ее пределов и границ меж людьми. Дать ей в ощущение ту реальность, с которой она была бы вынуждена считаться, на которую могла бы впредь ориентироваться. Родители лишили ее этого шанса.
Теперь она учится в институте и чем дальше, тем хуже себя чувствует.
Похоже, уже на школьном экзамене девушка предчувствовала, что не хочет уезжать из дому, не хочет - в институт, не хочет угождать тщеславным ожиданиям родителей?!...
Отец лечит ей “астению”, но ничего не помогает...
Передо мной сидел сорокалетний с лишним “Сережа” (действительному Сереже 24 года и он еще не женат).
Когда-то из опасения огорчить или из страха потерять расположение молодой женщины он не решился усомниться в безудержной и безответственной активности самоутверждающейся девочки (как Сережа не решился - в складывании картинки). Не посмел поверить себе, признать, что он умный, практичный, верно видящий. Не посмел открыть, что он любит играющее в жизнь, милое, не способное к самокритике, не умеющее держать паузу, не отвечающее за последствия своих игр, существо.
Поверь он себе, бережность бы помогла ему найти доступные способы и не потревожить самолюбия женщины, и, взяв на себя ответственность за их с ней общее будущее, найти нужные стратегии совместной жизни. Бережность помогла бы так распределить ролевые отношения в семье, чтобы дочь без унижения, с детства осваивала бы реальность существования отца, матери, их необходимого противоречия, и необходимость занимать свое место меж ними и в мире. Без обид на людей!
Заняв свое место в семье, он обеспечил бы здоровье и реалистичность дочери.
Ведь жизнь - не активность белки в колесе, а способ приспособления к будущему. Для человека - еще и создание этого будущего.
Способ понимания...
Все, кто читал эти записки в кабинете вслух - не только Валерия Егоровна и Сережа - все читали их как болельщики одной стороны.
Муж, не видящий просвета в отношениях с женой, собрался “подсунуть” их ей.
Женщина - сотруднику.
Парнишка - папе с мамой...
Я тоже пишу их, чтобы разобрался кто-то?!
Глупо!
* * *
Жизнь надо жить свою.
Тогда и другой рядом перестает опекать тебя. Перестает рассчитывать на твою опеку - получает “право” заниматься собой.
Тогда нужное тебе ты перенимаешь у него. Он берет у тебя нужное ему. Тогда только возможен диалог двух полноценных, уважающих друг друга людей.
В любой опеке взрослого - высокомерие. Тайное презрение к партнеру, как неполноценному. Будто тот - враг себе, или дурее тебя.
* * *
Перестав себя или другого корить или хвалить, мы перестаем искать: “кто прав?” и “кто виноват?”.
Для взрослого человека вопрос: “Кто виноват?” - пустой! Наказывать и поощрять все равно некому - не в детстве, и воспитателей нет.
Перестав браниться, мы принуждены сориентироваться.
Пытаемся понять, что и почему происходит?
Вместо детского: “Кто виноват?”, вынуждены ответить на реалистичный вопрос: “От кого зависит?..”, и “Что зависит?"
Что зависит от меня? От каждого другого участника общения - сотрудничества?
Что не зависит? Почему?
Как оседлать ситуацию? Как поддержать в стремени другого?
* * *
Что за смысл самоедствовать (бранить себя) или браниться на кого-то и поучать его!
Человек может принять, взять только то, к чему готов и что хочет взять.
Понимание нельзя навязать.
Моя задача найти, выявить, понять еще и сам способ, которым мы достигаем понимания ситуации общения и сотрудничества, как вникаем в характер своего участия.
И следующие вопросы - не для того, чтобы хвалить или корить, но чтобы понимать и, понимая, обрести возможность выбора.
Например:
Почему эти мужчины отдают инициативу женщине или почему они дают партнерше “подавить” свою инициативу?
По какому “предопределению” эти мужчины выбирают рвущихся в лидеры женщин?..
Почему эти женщины оказываются всегда и только вместе с такими, на первый взгляд податливыми мужчинами?
На словах.
На словах все эти женщины, как и Валерия Егоровна, сетуют на пассивность мужчин, сотрудников, подруг, детей... На то,-что везде все “на нее все сваливают”, все за помощью обращаются “только к ней”.
И мужчины этина словах огорчены тем, что женщины эти “самодурки”, под каблуком-то их держат, помыкают, Де, ими, “шагу самостоятельно ступить не дают”, “эгоистки злые” и женили-то их на себе чуть ли не насильно! А сами-то зти мужчины уж такие, вишь, добрые, самоотверженные, “все для детей, для семьи”. Верные мужья, самоотверженно, преданно (не понятно тогда: зачем?) терпящие эту “ведьму”!
Почему они живут друг с другом.? Почему, разойдясь, не становятся счастливее?..
Заметьте! И мужчиныэти и этиженщины -. все собой довольны - все, снизив для себя оценку другого, наградили себя самоодобрением. Все “вправе” спокойно ждать награды, иногда сообщая, что другие - награды не заслужили: “Не стойте в очереди!”
Глазами этих пап...
Глядя глазами этих пап, сыновья становятся судьями родной матери, как злой мачехе. Втайне боятся и ненавидят женщин и... с лучшими намерениями портят себе и женщинам жизнь.
Дочери- уже с первых своих регул, с малейших сексуальных импульсов относятся к себе с грязным, брезгливым ужасом. Борясь с недопустимым для них влечением к сладострастию, онанируют без радости,, без упоения, презирая в себе женское начало.
- Многие женщины хотели бы родиться мужчинами, но что-то никто из мужчин не хотел бы стать женщиной! -упрекают они.
Обращая живое влечение в чуждую их “Я” похоть, они невольно, провокационно, часто злобно и без удержу кокетничают, без благодарности природе и мужчинам. И не отдают себе отчета в том, что так сами о мужчин греются. Нашим восхищением, волнением, нашим желанием греются... Греются, пока не превратятся в одинокую пушкинскую Наину[224].
Переживая ответное мужское влечение и мужское тело с тайным омерзением, боясь кажущегося им ответного презрения, они как бы мстят и себе и мужчинам, за собственное неравнодушие к нам... В их мире это неравнодушие уличает и их и нас в чем-то марающем...
В мужья они ищути не находят такого же “замечательного, как папа”, слугу. Распугивают всех искренних людей.
Если не повезет, находят “хорошего человека” (вместо живого). Вступая в реальные сексуальные отношения, “оправдывают” свое участие его инициативой, своей службой “его инстинктам”. Будто в семье со скотом содомией занимаются, или проституируют.
Обещая рай на земле, холодно играют дежурные ласки или “заарканенных дьяволиц”.
Ждут от мужчины отеческой (иногда бесполой) нежности, но ничего уважаемого ими в этих отношениях не берут и не дают, не получают. Смотрят на брак, как на постылую работу, в которой можно подхалтурить.
Мужчин убеждают в несостоятельности. Себя - во фригидности.
Напомню, фригидность - не дефект, а совершенно необходимая, защитительная реакция, берегущая от зависимости от чужого, непонятного человека, какому не умеешь доверять[225]...
Разочаровываются в себе, в людях, вживаются в образ живущих “во имя детей”, “во имя” кого угодно вампирчиков и, ненавидя “этот жестокий мир”, гниют изнутри “в полном благополучии” от психосоматических заболеваний сами или мужей хоронят.
Фамильное свойство.
Взяв сторону несчастливой матери, девочкипрезирают мужчин в крайних случаях настолько, что выходят замуж за подружек при совершенно нормальной биологической конституции.
* * *
Эта шестидесятичетырехлетняя, маленькая, безостановочно, но как-то впустую, машинально занятая, манерная дама в розовом брючном костюме, с истертым постоянными косметическими масками лицом, до пенсии служившая, не замечая людей, врачом, несколько лет назад вылечилась у меня “от страхов”. Поэтому теперь, после ошеломившего ее телефонного звонка зятя из Германии, буквально примчалась в мой кабинет:
- Мне не к кому кроме вас придти... я только вам доверяю...
Зять по международному проводу жаловался своей механической теще, что его жена - ее дочь (они год назад уехали работать по контракту в Германию) “оставила семью!” и вышла замуж за... свою подружку - немку. В Германии, якобы, однополые браки регистрируют...
- Разве произошло что-то новое для женщин вашей семьи?
- ?!
- Много ли ваша мать уделяла внимания своим сердечным отношениям с вашим отцом?
- Им не до себя было. Они работали беспросветно!
- Часто ли вы замечаете собственного мужа?
- Ну что вы! У него сейчас второй инфаркт, я только им и занята! Вот еле к вам вырвалась...
- Чему же вы удивляетесь? Уже в третьем поколении женщины вашей семьи не замечают существования рядом с собой мужчины. Он для вас в лучшем случае поле деятельности... Ваша дочь только сделала это скрытое фамильное свойство явным. Для нее ничего нового и страшного не произошло. Скорее освобождение от тягостной обузы...
Выбор матери
Мальчики, сочувствуя страдающей матери, воспринимая мир, как и она, презирают себя, кокетничают и тужатся в суперменов, героев, ищущих эффектной в глазах презирающей мужчин матери смерти!
* * *
Я разговаривал с полковником в отставке. Мне - стакан, ему - стакан, в бутылке еще оставалось. Говорили о матерях. Он говорил зло. И горько:
- Ты говоришь мать. Мать это - все! Приходит пополнение - пацаны... Я уже вижу! В-вижу, понимаешь?! Эти двое -орлы, герои! Они - смертники! А он - спокойный, жить будет! Я их троих пошлю подавить огневую точку противника. Этого - справа, этого - слева. Они будут огонь на себя отвлекать... Они погибнут. Вечная память!.. Пацаны! Твою мать!.. А его попрошу: “Доползи!” От матери все! У этих мать в постель лезла... отца унизить. Они сами себе не нужны!.. Они... смерти, как ищут... без нада себя кажут... А того мать - в поту зачинала... Он жить хочет! Он будет каждой пуле кланяться. Не постесняется стелиться. Ему не надо храбрость показывать. Жить охота. Он сзади заползет, без шума... Ему спасибо! Они войну отработали...
- А случайность?
- Случай, конечно!.. Бывает... Но береженного и случай бережет... - Командир не забыл и остатки разлить на двоих и проглотил.
Его прорвавшаяся злость и горечь были замешаны, мне показалось, на никогда не отпускавшей боли вины за то, что он посылал в бой, и перед мальчишками и перед их неведомо как выбравшими несчастье матерями.
Мы не любим, а хотим владеть друг другом...
Первая неправда - из боязни обидеть другого.
Вот почему бог не церемонится с человеком.
Мы все церемонимся друг с другом, и все лжем.
В. Розанов
Почему эти мужчины выбирают этих женщин и покорную или воинственно-пассивную роль при них?
Наблюдать, сочувствовать и анализировать чужое поведение и переживание легче, чем исповедовать себя!
Помните у Курта Левина совсем маленькую девочку, которая хочет сесть на камень[226]?
Она его обнимает, обхватывает, облизывает, кусает, ложится на него, соскальзывает, но сесть не может.
Чтобы сесть, надо от камня отойти, отвернуться, только отодвинувшись, приблизиться и сесть попой.
Но камень так нравится девочке! Сесть так хочется! Силы притяжения так сильны, что девочка не в состоянии отодвинуться.
Ей настолько “до себя”, что совсем не до изучения ситуации. Не до камня. Ей нет времени догадаться: познакомиться с камнем и с собой относительно него.
* * *
Когда я встречаюсь с привычно или, точнее, мало притягательным для меня человеком, интерес к решению своих проблем у меня преобладает над страхом потерять этого человека как партнера.
Я тогда внимателен к своим задачам. Спокойно ориентируюсь в свойствах партнера, ценности его для меня, его интересах и характере свободы, которую он должен иметь, чтобы не отказаться от меня.
Чем меньше я заинтересован в человеке, тем легче мне отодвинуться от него на расстояние достаточное, чтобы разобраться в нем, в себе и в наших отношениях, тем легче мне создать для себя и для него комфортную дистанцию и комфортные условия сотрудничества.
Я не подыгрываю ему, не отказываю в возможности выбора, берегу его инициативу. Веду себя с ним по-людски. Да -да! Нет - нет! Получаю уверенность в его отношении ко мне.
* * *
Встретившись с человеком, для меня чрезвычайно нужным, в особенности с женщиной, ради нужды в которой я готов отказаться от свободы одинокого существования, я, думая об этом или нет, боюсь ее потерять.
Это желание присвоить поглощает настолько, что нет силы, и в голову не приходит дистанцироваться, знакомиться, изучать, понимать партнера и свои действия[227]. Всепоглощающее желание владеть (как предметом, средством для себя - это не замечается) рождает иллюзию идеального проникновения, понимания партнера...
Да и в культуре пашей трезвость в таких отношениях, изучение себя и партнера воспринимается, если не цинизмом, то проявлением равнодушия и холодности.
...Я верю, что целиком предан партнеру, которого прозрел и... жду преданности в ответ.
Я путаю со знанием ощущение доверия, рожденное моей нуждой, и ответную нужду и доверие.
Мое интуитивное ощущение проникновения в другого верно настолько, насколько нужда и доверие, интуитивное признание раскрепощает партнера. И - насколько это близящее общее переживание свободы становится, хоть на время, важнее всего остального.
Но “все остальное” есть. И будет осуществляться тем неожиданнее, чем бесконтрольнее оно для нас обоих.
Захваченный чувством, я горжусь тем, что доверяю. И сомнение мне кажется чуть ли не предательством чувства и партнера.
Оказывается, я люблю свое влечение и влечение ко мне. А до партнера - всего остального в партнере (кроме его ко мне влечения) мне и дела нет. Как, впрочем, и до себя самого вне влечения!
Силы притяжения не дают мне контролировать себя, не дают знакомиться. Я так хочу обладать, что готов, поглотив, разрушить, уничтожить объект влечения.
Кроме того, избегая риска потерять желанного партнера, я, уже совершенно сознательно, скрываю те свойства, которые, как мне известно, партнеру не нравятся.
Я не думаю, что вру. Просто берегу ее от неприятного ей.
О том, что обнаружение скрываемых свойств позже, когда стиль общения двоих уже наметился, будет драматичнее, и физически и морально больнее, я не думаю. Напротив, верю, что когда нас многое свяжет, ей будет легче принять трудные мои стороны (почему?!). В действительности она будет более принуждена обстоятельствами.
Мягча, я дезинформирую ее, веря, что смягчаю ей шок знакомства.
Так я готовлю: либо другому - последующие разочарования, либо себе - необходимость всегдашнего сокрытия себя. Готовлю накопление скрытой агрессии, которая станет потаенной травмой для обоих, хорошей миной при плохой игре. А для наших детей, как и для партнера, готовлю, как мы видели, - извращение опыта.
Занятый тем, чтобы не потерять партнера, я берегу себя и, совсем даже не зная об этом, не берегу партнера. Не забочусь о том, что строю для него. Не занят им и его будущим. Не забочусь о нем, а значит, не забочусь и о нас!
Это первая причина утраты инициативы: занятый своим желанием обладать, я не занят партнером.
Парадокс и трудность здесь и для меня и для партнера заключается в том, что все, что я и она принимаем за доброту и заботу, что легко и приятно, и что было бы действительно замечательным в зрелых отношениях самостоятельной ответственности за себя и за свою ситуацию, все это здесь,