Часть вторая. Ментальный метаболизм
Любой инородный, чуждый или враждебный Личности элемент, привнесенный в нее извне, создает внутренние напряжения, препятствует ее работе и может даже привести к полной ее дезорганизации и дезинтеграции. Личность, подобно организму, зависит от непрерывного поступления из внешней среды интеллектуальной, социальной и тому подобной пищи. Но пока этот чужеродный материал не будет надлежащим образом включен в обменные процессы Личности и ассимилирован ею, он может оказаться пагубным и даже фатальным для нее. Так же как ассимиляция органического материала необходима для животного роста, усвоение Личностью нравственного и социального материала становится центральным пунктом ее развития и самореализации. Способность к такой ассимиляции колеблется в широких пределах у различных индивидов. Гете смог вобрать в себя и ассимилировать всю науку, искусство и литературу. Он смог усвоить громадные пласты чужого опыта, освоиться в них и обратить на достижение того блеска и величия самореализации, которое сделало его одним из величайших людей.
Дж.К.Смутс
Глава 1. Пищевой инстинкт
Если мы разрежем по трем измерениям куб со стороной, равной одному дюйму (рис. 1 и 2), то получим восемь кубов вместо одного; объем останется прежним, но площадь поверхности удвоится (рис. 3).
На рис. 1 показана поверхность площадью в шесть квадратных дюймов; на рис. 3 изображены восемь кубов, каждый из которых имеет шесть сторон по полдюйма: 8ґ6ґ1/2ґ1/2=12 квадратных дюймов. Удвоив таким образом поверхность исходного куба, мы можем продолжать деление кубов дальше, тем самым увеличивая поверхность.
Преимущество большой поверхности заключается в быстроте и эффективности реакции на физические и химические воздействия. Таблетка аспирина, истолченная в порошок, растворяется быстрее, чем целая. Кусок мяса, помещенный в слабую кислоту, будет растворяться долгое время, поскольку кислота разъедает только поверхность, не затрагивая внутренние слои. Если же пропустить его через мясорубку и равномерно распределить в кислоте, то все вещество растворится за то время, которое потребовалось бы для растворения его поверхности.
Так, ‡ играет главенствующую роль в процессе пищеварения. Однако не следует пренебрегать и ¶, поскольку оно присутствует в процессах формирования отношения к пище (аппетит), в дегустации и в некоторых синтетических химических реакциях, происходящих в нашем организме. Эти функции остаются относительно малозначащими для зародыша, но в ходе постнатального развития их значение все возрастает.
На начальной стадии эмбрион ничем не отличается от любой другой ткани матери; он получает требуемое количество кислорода и всю необходимую ему пищу в разжиженном и химически подготовленном к усвоению виде через плаценту и пуповину. На первых порах все продукты доставляются к тканям зародыша без какого бы то ни было усилия с его стороны, хотя позднее в их распределение включается сердце эмбриона. С рождением ребенка пуповина перестает выполнять свои функции, жизненная связь между матерью и ребенком прерывается, и для того, чтобы остаться в живых, только что появившемуся на свет младенцу приходится решать задачи, которые, будучи простыми для нас, могут представлять трудность для молодого организма. Ему приходится теперь самостоятельно добывать себе кислород, то есть начать дышать, и научиться самому поглощать пищу. Разрушение твердых структур, как указано в начале данной главы, еще не освоено им, но молекулы протеинов и подобных веществ, содержащихся в молоке, должны пройти химическое расщепление и быть разложенными на более простые вещества. Существует, однако, один вид активной сознательной деятельности, которую приходится выполнять младенцу: присасывание.
На следующей стадии у ребенка прорезаются передние зубы — появляются первые орудия для разрушения твердой пищи. Передние зубы действуют как ножницы, вовлекая в работу также и челюстные мышцы, хотя в нашей культуре вместо них зачастую используется нож, что приводит к ослаблению зубов и их функции. Задача зубов состоит в разрушении макроструктуры пищевого продукта, как показано на рис. 1—3.
Соски матери становятся «объектом» кусания. «Каннибализм», как неверно обозначил эту стадию психоанализ, вступает в свои права. Укусы соска могут оказаться болезненными для матери. Не понимая биологической природы детского желания укусить или, возможно, имея чувствительный сосок, мать способна расстроиться и даже отшлепать «противного» ребенка. Повторное наказание обуславливает подавление кусания. Кусание идентифицируется с причинением боли и самим чувством боли. Травма наказания, однако, встречается реже, чем травма фрустрации при отлучении от груди (преждевременном или внезапно проведенном). Чем сильнее запрещается кусательная активность, тем менее ребенок окажется способным энергично вцепиться в предмет в том случае и тогда, когда этого потребует ситуация.
Отсюда берет свое начало порочный круг. Маленький ребенок не может подавлять25 свои импульсы, нелегко ему и противостоять такому сильному побуждению, как желание укусить. У маленького ребенка функции Эго (а с ними и границы Я) еще не развились и не обозначились. Насколько я понимаю, в его распоряжении имеются только средства проекции. На данной стадии ребенок не способен различать внутренний мир и внешний. Поэтому выражение «проекция» не совсем точно, поскольку оно означает, что нечто, принадлежащее внутреннему миру, переживается как принадлежащее внешнему миру; но в практических целях мы можем использовать термин «проекция», вместо «предифференцированной проекции» (См. главу 10 этой части).
Чем строже запрещенной и спроецированной окажется способность причинять боль, тем скорее у ребенка разовьется страх получить ее, а страх возмездия, в свою очередь, приведет к дальнейшему усилению отвращения к причинению боли. Во всех подобных случаях выявляется недостаточное использование передних зубов, наряду с общей неспособностью овладеть жизненной ситуацией, вцепиться мертвой хваткой в поставленную задачу.
Другим следствием подавленной агрессии является «ретрофлексия», которой я посвятил особую главу.
Если дентальное развитие остановилось после появления и использования резцов, то мы сможем разгрызть большой кусок, превратив его в несколько маленьких кусочков, но их переваривание окажется затруднено для желудка и потребует значительного времени. Чем тщательнее измельчено вещество, тем большую поверхность оно представляет для химического воздействия. Задача зубов состоит в том, чтобы разрушать крупные куски пищи, пережевывание представляет из себя последнюю стадию механической подготовки к химической атаке телесными соками. Наилучшее обеспечение правильного пищеварения состоит в перетирании пищи почти в жидкую кашицу, тщательно перемешанную со слюной.
Немногие люди осознают тот факт, что желудок — это просто еще одна разновидность кожи, неспособная справиться с большими кусками. Порою организм пытается возместить недостаточное пережевывание выделением избыточного количества желудочной кислоты и пепсина. Однако, такое приспособление увеличивает опасность возникновения язвы желудка или двенадцатиперстной кишки.
Различные стадии в развитии инстинкта утоления голода могут быть классифицированы на пренатальную (до рождения), предентальную (грудной младенец), резцовую (кусание) и молярную (откусывание и пережевывание) стадии. Перед тем как перейти к детальному рассмотрению психологических аспектов каждой из этих стадий, мне хотелось бы остановиться на одной затронутой ранее проблеме: проблеме нетерпения. Многие взрослые люди относятся к твердой пище так, «как если бы» она была жидкой и ее можно было бы поглощать большими глотками. Таких людей всегда характеризует нетерпение. Они требуют немедленного утоления своего голода, не находя интереса в разрушении твердой пищи. Нетерпеливость сочетается в них с жадностью и неспособностью достичь удовлетворения, что будет в дальнейшем показано на примерах.
Чтобы осознать существование тесной связи между жадностью и нетерпением, необходимо лишь проследить за возбуждением, жадностью и нетерпением грудного младенца, когда он сосет. Функция контакта у грудного младенца ограничена присасыванием, после чего кормление сводится к конфлюенции («confluence» — от лат. «fluere» = «течь». — примеч. перев.). Когда взрослых одолевает жажда, они ведут себя подобным же образом и не видят в этом ничего предосудительного. Но те люди, что заглатывают куски целиком, глотают твердую и жидкую пищу, в результате чего у них не развивается ни способность пережевывать, т.е. тщательно прорабатывать что-либо, ни умение выносить напряженное ожидание.
Сравните нетерпеливого едока (который, конечно же, всегда найдет оправдание своей поспешности, вроде «отсутствия времени») с человеком, ожидающим трамвая. В сознании жадного едока желание «набить рот» образует такую же «фигуру», как и трамвай у того, кто его с нетерпением ждет. В обоих случаях ожидается конфлюенция, слияние образа и реальности, и это становится первостепенной потребностью. Наполнение рта не отступает на задний план, как должно было бы произойти, и удовольствие от дегустации и разрушения пищи не становится средоточием интересов — «фигурой».
Самое главное, что деструктивная тенденция, которая должна получать свой естественный биологический выход в использовании зубов, остается неудовлетворенной. Здесь мы находим те же положительные и отрицательные функции, что и в случаях избегания. Функция разрушения, хотя и является сама по себе не инстинктом, а лишь мощнейшим инструментом на службе у инстинкта утоления голода, «сублимируется» — отворачивается от такого объекта как «твердая пища». Она проявляет себя в убийствах, развязывании войн, жестокости и других пагубных способах поведения, или, через посредство ретрофлексии, в самоистязании и даже саморазрушении.
С чисто психическим опытом (желания, фантазии, сны наяву) часто обращаются так, «как если бы» это было объективной реальностью. В случае невроза навязчивых состояний и некоторых других неврозов можно, например, отметить, что совесть третирует желание совершить что-либо запретное таким же образом, как и государственные властные структуры, наказывающие за уже совершенное преступление. В действительности, многие невротики не могут отличить воображаемого проступка от реального.
При психозах слияние воображения и реальности зачастую приводит к тому, что пациент не только ожидает реального наказания, но и наказывается за поступки, совершенные им в воображении.
Интеллектуальный и эмоциональный голод воздействуют на человека подобно физическому: К.Хорни верно замечает, что невротик постоянно с жадностью ищет любви, но его жадность никогда не вознаграждается. То, что невротик не ассимилирует предлагаемую ему любовь, является решающим фактором в его поведении. Он либо отвергает, либо недооценивает ее, и она начинает претить ему или теряет для него всякую ценность, как только он ее получает.
Более того, это нетерпеливое, жадное отношение больше чем что-либо другое ответственно за ту чрезмерную глупость, что царит в мире. Точно так же, как таким людям не хватает терпения, чтобы как следует прожевать обычную пищу, им не хватает времени и для того, чтобы «разжевать» пищу духовную.
Поскольку новейшие времена в значительной степени способствуют распространению привычки поспешного поедания пищи, неудивительно, что один великий астроном сказал: «Насколько мы знаем, бесконечны две вещи — вселенная и человеческая глупость». Сегодня мы знаем, что это утверждение не совсем правильно. Эйнштейн доказал нам, что вселенная ограничена.
Глава 2. Сопротивление
Теория либидо утверждает, что развитие сексуального инстинкта проходит через оральную и анальную стадии и что нарушения и фиксации на этих стадиях препятствуют развитию здоровой сексуальной жизни. И собственные наблюдения, и соображения теоретического порядка вынуждают меня не согласиться с этой гипотезой. Если основные интересы человека лежат в оральной или анальной сфере, то Эго может значительно ослабить его сексуальные интересы; а если он признает сексуальные табу, то его интерес к поглощению пищи и, по крайней мере в нашей цивилизации, к испражнению, должны возрасти. Возникновение орального или анального характеров часто является результатом отталкивания и притяжения — от гениталий к отверстиям пищеварительного тракта.
Весьма спорным было бы рассматривать генитальный характер как высшую форму развития. Райх, к примеру, в своем прославлении сексуальной потенции создает впечатление искусственного идеала, не существующего в действительности. Я согласен с ним в том, что любое нарушение в функции оргазма ведет к расстройству других функций личности, но то же самое происходит и при любом нарушении функций Эго, инстинкта голода и, как показали Ф.М.Александер и сам Райх, двигательной системы. В моей практике встречались случаи истерии, в которых затруднения сексуального характера преодолевались очень быстро, хотя анализ оказывался затруднен из-за слабо развитых функций Эго.
В нашей цивилизации определенно встречаются типично оральные и анальные характеры, но упоминание об анальном комплексе нечасто можно встретить в Библии или в среде примитивных народов. Дефекация превратилась в досадную неприятность, и с тех пор как произошло открытие того, что фекалии являются переносчиками бацилл тифа, холеры и других болезней, они подверглись гигиеническому табуированию и стали глубоко презираемы. Противоположное анальное поведение мы видим в Китае, где испражниться на поле хозяина не выглядит постыдным; напротив, это рассматривается как любезность, поскольку навоз в дефиците и потому высоко ценится.
Хотя психоаналитики квалифицировали людей на обладающих оральным, анальным и генитальным характером, они никогда не интересовались различными видами сопротивлений, присущим этим трем типам. Оральное и генитальное сопротивления игнорируются, а всякое сопротивление трактуется как анальное, как нежелание отдавать или как тенденция удерживать в себе умственное, эмоциональное и физическое содержимое. Фрейд обращался со своими пациентами как с детьми, сидящими на горшке, убеждая, вынуждая их открыть ему все, что у них на уме без снисхождения к их смущению.
Если мы признаем существование трудностей у людей с оральным или генитальным характером, то почему бы нам не попытаться поискать специфичные для этих типов сопротивления? Генитальное сопротивление не обязательно должно быть таким убогим, как типичное анальное сопротивление. Мастурбирующий человек не всегда избегает полового контакта из-за того, что боится потерять свое драгоценное семя; его сопротивление может быть вызвано стеснительностью, страхом заразиться или другими видами генитального сопротивления, типичными следствиями которых оказываются фригидность и импотенция.
В оральном типе можно встретить случаи очевидного орального сопротивления, соответствующие недостаточному развитию функций кусания. Примитивное оральное сопротивление выражается в голодовке, либо сознательной, как у заключенных (с целью добиться выполнения определенных требований), либо бессознательной, в форме отсутствия аппетита. Муж, расстроенный поведением жены, возможно, не станет выражать свою агрессию посредством зубов, его раздражительность находит выход не в том, чтобы наброситься на еду, а в отказе от приготовленной ею пищи: «он просто-таки не может проглотить ни кусочка». Недавно я натолкнулся на следующее упоминание: У.Фолкнер обнаружил, что у людей, узнающих плохие новости, наблюдаются локальные сокращения пищевода (спазмы), и совершенно очевидно, что они сопротивляются «проглатыванию» неприятной информации.
Оральным сопротивлением чрезвычайной важности является отвращение. Оно (главным образом в качестве чувства «сытости-по-горло») оказывается главным симптомом неврастении. Подавленное отвращение играет ведущую роль в развитии параноидного характера. Я наблюдал случай расстройства, пограничный между паранойей и параноидным характером у человека, который страдал от возобновляющихся приступов тошноты, не сопровождаемых, однако, чувством отвращения. Для этого не было никаких физиологических оснований. Отвращение, по существу, это чисто человеческий феномен. Хотя в этом направлении и производились некоторые наблюдения над животными (в основном, прирученными), можно взять за общее правило, что животное не нуждается в том, чтобы возвращать не нравящуюся ему пищу. Оно не станет есть ту пищу, к которой его не тянет. В соответствии с теорией инстинкта, представленной в данной книге, кусок мяса, лежащий на лугу, не существует для коровы. Он никогда не становится «фигурой», не съедается и поэтому не может вызывать отвращения. В процессе воспитания человеческого существа, однако, отвращение играет важную роль.
Отвращение означает неприятие, эмоциональный отказ организма от пищи вне зависимости от того, действительно ли пища находится в горле или желудке или только воображается, что она там. Пища, так сказать, избежала вкусовой цензуры и попала прямо в желудок. Если человек при виде гниющего вещества (или чего-то другого, вызывающего антипатию) испытывает отвращение, он ведет себя так, «как если бы» это вещество уже было у него в желудке. Его ощущения варьируют от легкого дискомфорта до сильнейшего раздражения; его даже может стошнить, хотя вызывающее отвращение вещество в действительности находится снаружи. Такой род сопротивления относится к разряду уничтожающих. Отвращение имеет смысл прекращения возникшего орального контакта, отторжения чего-то, что стало частью нас самих: «и Господь изверг его из уст Своих».
Отвращение к фекалиям является эмоциональным мотивом, последствием воспитания у ребенка чистоплотности, и, хотя исходно отвращение представляет собой оральное сопротивление, оно формирует ядро анального комплекса. Ребенок отчуждается от своих материальных продуктов и процесса их выработки26.
Дополнительное сопротивление, сопротивление сопротивлению, имеет особое значение: подавление отвращения. Например: ребенок, который терпеть не может определенную пищу, может почувствовать к ней отвращение, которое вызовет рвоту. Ребенка наказывают, так как предполагается, что он должен есть все. Снова и снова его заставляют есть неприятную ему пищу.
Поэтому, дабы найти выход из конфликтной ситуации, он начинает быстро заглатывать еду (с тем чтобы избежать отвратительного вкуса) и пытается, со временем все более и более успешно, вообще ничего не почувствовать. Так у него развивается отсутствие вкуса, оральная фригидность. Я нарочно использую термин фригидности, поскольку этот процесс очень похож на тот, посредством которого женщина, страшащаяся по разным причинам ощущений своих гениталий, становится фригидной, что позволяет ей, с одной стороны, «терпимо относиться» к сексуальным посягательствам мужчин, а с другой — избегать конфликтов, которые возникли бы между ними, если бы она поддалась своему страху и отвращению.
Пока я только затронул вопрос об оральных, анальных и генитальных сопротивлениях, и еще многое можно добавить, в особенности о дентальном сопротивлении, ибо я настаиваю на том, что в использовании зубов проявляется самая главная биологическая репрезентация агрессии. Не только проецирование, но также и подавление (или сопротивление) их агрессивной функции во многом ответственно за то плачевное состояние, в котором находится наша цивилизация.
Перед тем как начать обсуждение данного явления, я все же хочу еще раз подчеркнуть, что большинству людей трудно свыкнуться с мыслью о структурном сходстве физических и душевных процессов. Человека, который придерживается теории, или скорее заблуждения, о том, что тело и душа есть две совершенно разные вещи, совмещенные вместе, нелегко будет убедить в правильности холистического мышления. Принятие концепции неделимости организма в тех ситуациях, когда вам это выгодно, не означает еще, что вы «овладели» ею. До тех пор, пока холизм для вас — лишь нечто головное, и вы верите в него абстрактно, с оговорками, каждый раз, когда вы будете встречаться с психофизическими фактами, они повергнут вас в изумление и заставят искать спасения в скептицизме.
Утверждение, что человек, недостаточно хорошо чувствующий вкус пищи, проявит «недостаток вкуса» — или то, что называется «дурным вкусом» — в искусстве, одежде и тому подобных вещах, может вызвать ожесточенные споры. Без достаточного числа наблюдений сложно дать достойную оценку тому факту, что наше отношение к еде оказывает громадное влияние на разум, способность понимания сути вещей, развитие жизненной хватки и умение «вгрызаться» в насущную задачу.
Тот, кто не пользуется зубами, лишается способности обратить свои деструктивные функции себе на благо. Он ослабляет свои зубы и способствует их разрушению. Недостаточно тщательное подготавливание материальной пищи к ассимиляции отразится на структуре его характера и умственной деятельности. В худших случаях дентального недоразвития люди остаются «сосунками» на всю жизнь. Хотя нам и редко доводится встречать кого-то, кто был бы совершенным «сосунком», никогда не использовавшим свои зубы, находится множество людей, ограничивающих свою дентальную активность пережевыванием легко разжижаемой мягкой пищи или хрустящей пищи, которая позволяет зубам почувствовать себя в работе, но не требует при жевании сколь-нибудь существенных усилий.
Младенец у материнской груди является паразитом, и те, кто сохраняет это отношение в течение всей своей жизни, оказываются неограниченными паразитами (например, кровопийцами-эксплуататорами, вампирическими соблазнителями или золотокопателями). Они вечно ожидают получить что-то, не давая ничего взамен, не достигая необходимого взрослому человеку равновесия, не усваивая принципа «ты — мне, я — тебе».
Так как люди понимают, что с таким характером им далеко не уйти, им приходится либо скрывать его, либо косвенным образом платить за него. Таких людей можно узнать по преувеличенной скромности и бесхребетности. За столом такой подавленный паразит останавливается в замешательстве перед каждым поданным ему блюдом, но при ближайшем рассмотрении за скромностью очень скоро обнаруживается жадность. Он украдкой таскает сладости, пока никто не смотрит, и окружает тысячью хитростей и извинений свои всевозрастающие запросы. Положите ему в рот палец — и он отхватит руку. Малейшая оказанная им услуга раздувается до размеров самопожертвования, в награду за которое он ожидает благодарности и восхвалений. Его таланты проявляются в раздаче по большей части пустых обещаний, неуклюжей лести и услужливом поведении.
Его противоположностью можно считать сверхкомпенсированного паразита, который не принимает пищу как должное, но живет в постоянном бессознательном страхе голодной смерти. Его часто можно найти среди государственных служащих, которые жертвуют своей индивидуальностью и независимостью в обмен на безопасность. Он лежит у груди государства, полагаясь на пенсию по старости, гарантирующей ему пропитание до конца своих дней. Подобная же тревога побуждает многих копить деньги, еще и еще больше денег, для того чтобы проценты (молоко) с капитала (матери) натекали и натекали бы бесконечно.
Вот и все, что касается характерологической стороны описанной мною картины. Нахождение сокрытых в прошлом истоков болезни на сегодняшний день не гарантирует излечения. Историческое мышление просто помогает понять паразитический характер. Простое понимание факта своего недоразвития (появление такого «чувства», как я это называю; или перенесение из Бессознательного в Сознательное, как называет Фрейд) способно заставить пациента устыдиться этого, или же принять свой оральный характер.
Только научившись использовать свои кусательные орудия, зубы, он будет способен преодолеть свое недоразвитие. Его агрессия, таким образом, направится в правильное биологическое русло; она не будет сублимироваться, преувеличиваться или подавляться и, таким образом, придет в гармонию со всей его личностью.
Не может быть никаких сомнений в том, что человечество страдает от подавленной индивидуальной агрессии, и превратилось одновременно в своего палача и жертву высвободившейся в огромных масштабах коллективной агрессии. Предвосхищая тезис, который будет доказан позднее, я мог бы сказать: Биологическая агрессия превратилась в паранойяльную агрессию.
Усиленная паранойяльная агрессия является попыткой еще раз переварить проекции. Она переживается как раздражение, ярость или как желание разрушать или завоевывать. Она не переживается как дентальная агрессия, как нечто, принадлежащее сфере пищеварения, но направляется против другого человека в качестве личностной агрессии или против группы людей, служащих своего рода экранами для проекций. Люди, порицающие агрессию и вместе с тем понимающие, насколько вредно бывает ее подавлять, советуют сублимировать ее так же, как психоанализ прописывал сублимацию либидо. Но кто мог бы «защищать» сублимацию агрессии любой ценой?
Человек с сублимированным либидо не способен произвести на свет ребенка, с сублимированной агрессией — усвоить пищу.
Восстановление в правах биологической функции агрессии есть ключ к решению проблемы агрессии. Однако очень часто нам приходится прибегать к сублимации агрессии, обычно это происходит в случаях крайней необходимости. Если человек подавляет агрессию (которая таким образом уходит из-под его контроля), как в случаях невроза навязчивых действий, если он сдерживает свою ярость, нам приходится искать отдушину. Мы должны дать ему возможность выпустить пар. Боксирование с грушей, колка дров или занятие любым видом агрессивного спорта, вроде футбола, порою способны творить чудеса27.
У агрессии с большинством эмоций есть одна общая цель: не бессмысленная разрядка, а, скорее, приложение энергии. Эмоции могут быть избыточным продуктом организма (т.е., у организма может появиться потребность избавиться от них), но между эмоциями и просто ненужными отходами имеется одно отчетливое различие. Организму необходимо избавиться от определенного рода отходов, таких как моча, и для него неважно, где и как это произойдет: между уриной и окружающим миром не существует биологического контакта1. Большей части эмоций, с другой стороны, необходим мир в качестве объекта своей направленности. Возможен выбор заменителя: например, поглаживание собаки вместо друга, поскольку нежные чувства нуждаются в разного рода контактах; но, как и другие эмоции, они не принесут удовлетворения в том случае, если окажутся бессмысленно выплеснуты наружу.
В случае сублимированной агрессии за объектом не приходится далеко ходить: проблема может оказаться крепким орешком, и вот уже сверло вгрызается в металл, зубья пилы режут дерево. Все эти занятия — прекрасные отдушины для выплеска агрессии, но они никогда не смогут сравняться с дентальной агрессией, которая служит нескольким целям: человек избавляется от раздражительности и не наказывает себя плохим настроением и голодовкой; он развивает свой разум и сохраняет при этом чистую совесть, потому что сделал что-то «полезное для здоровья».
Я утверждал, что агрессия есть главным образом функция пищевого инстинкта. В принципе, агрессия может быть частью любого инстинкта — возьмите, для примера, хотя бы ту роль, которую агрессия играет в преследовании сексуального объекта. Термины «разрушение», «агрессия», «ненависть», «ярость» и «садизм» используются в психоаналитической литературе почти как синонимы, и никогда нельзя сказать с определенностью, что подразумевалось: эмоция ли, функция ли это или перверзия? Хотя мы обладаем недостаточным знанием для того, чтобы давать четкие определения, тем не менее мы должны попытаться внести какой-то порядок в данную терминологию.
Когда напряжение голода усиливается, организм начинает выстраивать в боевой порядок имеющиеся в его распоряжении силы. Эмоциональный аспект этого состояния переживается вначале как раздражительность, потом как гнев и в конце концов как ярость. Ярость — это не то же самое, что агрессия, но именно в ней она находит свой выход, в иннервации моторной системы как средстве завоевания объекта потребности. После «убийства» сама пища еще требует разрушения; орудия разрушения, зубы, всегда находятся в боеготовности, но для того, чтобы совершить эту работу, требуются мускульные усилия. Садизм принадлежит к сфере «сублимированной» агрессии и, по большей части, встречаются смешанные формы с сексуальными импульсами.
Сублимация пищевого инстинкта оказывается в чем-то легче, а в чем-то и труднее, нежели сублимация полового инстинкта. Легче, потому что нетрудно найти объект для агрессии (все виды работы, в особенности ручной труд, сублимируют агрессию — неагрессивный кузнец или резчик по дереву парадоксальны). Труднее постольку, поскольку дентальная агрессия всегда требует объекта. Самодостаточность, которая порою обнаруживается в связи с половым инстинктом, невозможна. Существуют люди, которые живут половой жизнью без какого-либо объекта в действительности и довольствуются фантазиями, мастурбацией и ночными поллюциями, но никто не может удовлетворить инстинкт утоления голода без реальных объектов, без пищи. Фрейд дает этому факту убедительную иллюстрацию в виде истории о собаке и колбасе28, но и здесь он снова занимается «подыскиванием доказательств на случай», на этот раз не инстинкта утоления голода, а полового инстинкта и невозможности его фрустрирования.
Не может быть ни малейшего оправдания выделению полового инстинкта в качестве единственного объектного инстинкта. Агрессия по меньшей мере настолько же привязана к объекту, как и половое влечение, и она может точно так же как и любовь (в случаях нарциссизма или мастурбации) сделать своим объектом собственное «Я». Они могут быть «ретрофлексированы».