Зависимость от мобильных телефонов (SMS-аддикция)

Мобильные телефоны в последнее десятилетие стали повседневным атрибутом на­шей жизни. В крупнейших городах России (Москва, Санкт-Петербург, Екатеринбург, Самара, Казань и др.) число зарегистрированных номеров мобильных телефонов уже превысило или приближается к числу абонентов городской телефонной сети. Наряду с новыми моделями пользователям предлагаются и новые функции мобильных телефо­нов, помимо непосредственного разговора — почта, фото- и видеосъемка, игры и т. д.

Наибольшую популярность, особенно среди молодежи, завоевала возможность SMS-сообщений, когда абоненты могут обмениваться между собой недорогими, сравнитель­но короткими сообщениями. Так, согласно последним японским исследованиям, токий­ские школьники используют мобильные телефоны чаще для отправки сообщений, неже­ли для разговора. Эти же школьники утверждали, что мобильный телефон необходим им «для дружеских контактов» и они «не мыслят своей жизни без собственного мобильного телефона» (Kamibeppu, Sugiura, 2005).

SMS-зависимость характеризуется потребностью в общении посредством мобиль­ных сообщений, число которых в течение суток может составлять несколько десятков. Общение с помощью SMS предпочитается и заменяет реальное общение, в том числе и в рамках любовных отношений. Для скорости написания сообщения нередко использу­ется понятный пользователям жаргон, в основном состоящий из аббревиатур и сокра­щений слов и выражений. В отсутствии сообщений аддикт испытывает тревогу, раздра­жительность, у него снижается настроение. Имеются описания симптома т. н. «SMS-пальца», когда у аддикта в результате длительного использования клавиатуры мобильного телефона отмечаются боли в суставе, воспаление и гипертрофия мышц пальца, нажима­ющего на кнопки.

Исследовав патологических пользователей мобильных телефонов, австралийские исследователи А. Бьянчи и Дж. Филипс (Bianchi, Phillips, 2005) обнаружили, что это пре­имущественно молодые люди, экстраверты с пониженной самооценкой.

В последние несколько лет в России аддикция к мобильным телефонам или SMS-зависимость стала предметом широкого обсуждения в СМИ, включая Интернет. К сожа­лению, профессиональных исследований этого феномена пока не проводилось. В попу­лярных статьях в лучшем случае содержатся упоминания западных публикаций (хотя в зарубежной научной печати их единицы), а в худшем — полупрофессиональные рас­суждения о «мобильной наркомании» и ее последствиях. Очевидно, серьезные клинико-психологические исследования данного феномена еще впереди.

Создается впечатление, что, как и в случае с интернет-аддикциями, при SMS-зависи-мости мы сталкиваемся с характерным для всех технологических аддикции феноменом: мобильный телефон является не объектом, а средством реализации других форм аддик-тивного поведения. Посредством передачи сообщений могут реализовываться любов­ная аддикция и аддикция отношений.

516 «Социально приемлемые» формы нехимических зависимостей

Любовная аддикция

По мнению Ц. П. Короленко и Н. В. Дмитриевой (2000), существуют три вида аддикций отношений —любовные, сексуальные и избегания, соприкасающиеся друг с другом. У них общие предпосылки возникновения: проблемы с самооценкой, неспособность любить себя, трудности в установлении функциональных границ между собой и другими. Поскольку такие лица не могут установить границы своего «Я», у них отсутствует способность к реальной оценке окружающих. Для этих людей существуют проблемы контроля: они позво­ляют контролировать себя или пытаются контролировать других. Характерны навязчивость в поведении, в эмоциях, тревожность, неуверенность в себе, импульсивность действий и поступков, проблемы с духовностью, трудность в выражении интимных чувств.

Любовная аддикция — это аддикция отношений с фиксацией на другом человеке. Такие отношения, как правило, возникают между двумя аддиктами; они получили назва­ние соаддиктивных или созависимых. Наиболее характерные соаддиктивные отноше­ния развиваются у любовного аддикта с аддиктом избегания. При таких отношениях на первый план выступает интенсивность эмоций и их экстремальность как в положитель­ном, так и в отрицательном смысле. В принципе, созависимые отношения могут возник­нуть между родителем и ребенком, мужем и женой, друзьями, профессионалом и кли­ентом и т. д. (Короленко, Дмитриева, 2000).

Идея о том, что любовные отношения также могут носить аддиктивный характер, была высказана четверть века назад (Simon, 1982). Как отмечает Т. Тиммрек (Timmreck, 1990), термин «любовная аддикция» применим к лицам, навязчиво добивающимся вос­становления прежнего, доставляющего удовольствие уровня отношений с бывшим объек­том любви. Дисфункциональные эмоциональные состояния, такие как недоверие, чув­ство отклонения, потеря себя, укоренившийся гнев, ощущение неудачи, потери и масса других отрицательных эмоций и вслед за этим множество саморазрушающих моделей поведения возникают в эмоционально раненом любовном адцикте. На отсутствие насто­ящей интимности в отношениях при любовной аддикций указывает Е. Нельсон с коллега­ми (Nelson et a!., 1994). Вместе с тем среди психотерапевтов преимущественно аналити­ческого направления высказываются сомнения в существовании любовной (и даже сек­суальной) аддикций как собственно аддиктивного феномена (Усков, 2000).

По данным зарубежных исследователей, переживания «страстной», «роковой» и «неразделенной» любви в той или иной мере знакомы 62-75% взрослых людей (цит. по: Хмарук, 2005). Несмотря на такую высокую распространенность любовных аддикций, они пока не стали объектом широких научных исследований.

По мнению И. Н. Хмарука (2005), значимость проблематики любовных (эротиче­ских) аддикций заключается в том, что они:

• поражают преимущественно лиц молодого возраста;

• приводят к быстрой десоциализации этих людей, что заканчивается значитель­ным прямым и косвенным экономическим ущербом для каждого из них, их семей и общества в целом;

• повышают уровень аутодеструктивного и аутоагрессивного поведения у аддиктов;

• повышают уровень суицидального риска;

• повышают криминализацию и виктимизацию пациентов;

• способствуют большому количеству коморбидных расстройств;

Кроме того, на настоящий момент отсутствует единое понимание природы, психо­патологии, клинической динамики, подходов к терапии и профилактике данного рас­стройства.

Любовная аддикция

В последнее десятилетие в зарубежной литературе описывается новый вариант лю­бовной аддикции — сталкерство (stalking). Оно объединяет элементы поведения, вклю­чающие повторные и продолжающиеся попытки навязать другому человеку нежелае­мое знакомство и/или контакт. Знакомство и общение может осуществляться по телефо­ну, в письмах, с помощью электронной почты, граффити; контакт происходит при приближении к жертве, во время ее сопровождения и постоянной слежки (Mullen et al„ 1999). Сталкерство — в значительной степени культуральный феномен, распространен­ный преимущественно в западной цивилизации, оно несет реальную угрозу жертвам этого явления (Mullen et al., 2005). М. Зона и его коллеги (Zona et a!., 1993) выделили три группы сталкеров: эротоманы (сексуальные аддикты), невротики-ананкасты и сталкеры с навязчивой любовью (любовные аддикты). В свою очередь, П. Мюллен с сотрудника­ми (Mullen et al., 1999) выделил пять групп сталкеров, различающихся по мотивам стал-керства: отвергнутые, ищущие интимность, социально отвергнутые, обиженные и хищ­ники. Угрожают своим жертвам и портят их имущество чаще обиженные сталкеры, а на прямое нападение чаще идут отвергнутые и хищники. Сталкерство распространено и среди женщин, причем их мотивация при этом отличается от мотивации сталкеров-мужчин. Наиболее типично для женщин-сталкеров стремление добиться максимальной интимности от жертвы, которую они ранее знали. При этом такая женщина играет роль профессионального «спасителя» (Purcell et al., 2001). На данный момент феномен стал-керства в России научно не исследовался.

Нередко объектом сталкеров становятся врачи, в,первую очередь психиатры и пси­хотерапевты. По мнению австралийских исследователей, они интересуют две группы сталкеров: I) пациенты, культивирующие в себе романтические или инфантилные ожи­дания, приводящие их к надеждам на установление отношений. Эти надежды могут уси­литься на основе бредовых убеждений (эротоманический бред), а также необоснован­ных предположений, что доктор «одинок и доведен до отчаянья», либо нереалистичес­ких ожиданий возможности быть просто поклонником; 2) пациенты, культивирующие в себе возмущение против профессионалов-врачей, обычно основанное на предполагае­мом ятрогенном нанесении вреда или преступной халатности (Pathe et al., 2002).

Любовные (эротические) аддикции рассматриваются как форма болезни нехими­чески зависимого поведения и соответствуют таксону F63.8 МКБ-10. Другие расстрой­ства привычек и влечений (Хмарук, Степанова, 2005). Для любовных аддикции, как и для других форм зависимого поведения, характерны следующие клинические проявления:

• трудноконтролируемая тяга к повторному совершению поведенческих актов;

• сниженная способность контролировать эти действия по ходу эпизода;

• отсутствие ясной рационализации мотивов этих действий, причиняющих психо­логический, социальный и правовой ущерб как самому пациенту, так и его окружению;

• поглощенность реализацией аномального влечения.

Признаки любовных аддикции, приведенные Ц. П. Короленко и Н. В. Дмитриевой (2000), заключаются в следующем:

1. Непропорционально много времени и внимания уделяется человеку, на которого направлена аддикция. Мысли о «любимом» доминируют в сознании, становясь сверх­ценной идеей. Процесс носит в себе черты навязчивости, сочетаясь с насильственнос-тью, от чего чрезвычайно трудно освободиться.

2. Аддикт находится во власти переживания нереальных ожиданий в отношении дру­гого человека, находящегося в системе этих отношений, без критики к своему состоя­нию.

«Социально приемлемые» формы нехимических зависимостей

3. Любовный аддикт забывает себя, перестает заботиться о себе и думать о своих потребностях вне аддиктивных отношений. Это распространяется и на отношение к род­ным и близким. У аддикта имеются серьезные эмоциональные проблемы, в их центре страх, который он старается подавить. Страх часто находится на уровне подсознания. Страх, присутствующий на уровне сознания, — это страх быть покинутым. Своим пове­дением аддикт стремится избежать покинутости. Но на подсознательном уровне пред­ставлен страх интимности. Из-за этого аддикт не в состоянии перенести «здоровую» близость. Он боится оказаться в ситуации, где придется быть самим собой. Это приводит к тому, что подсознание ведет аддикта в ловушку, и он подсознательно выбирает себе партнера, который не может быть интимным. По-видимому, это связано с тем, что в детстве аддикт потерпел неудачу, пережил психическую травму при проявлении интим­ности к родителям.

Признаки аддикции избегания:

1. Уход от интенсивности в отношениях со значимым для себя человеком (любов­ным аддиктом). Аддикт избегания проводит время в другой компании, на работе, в об­щении с другими людьми. Он стремится придать отношениям с любовным аддиктом «тлеющий» характер. Налицо амбивалентность отношений с любовным аддиктом: они важны, но он их избегает, не раскрывает себя в этих отношениях.

2. Стремление к избеганию интимного контакта с использованием техник психоло­гического дистанцирования. На уровне сознания у аддикта избегания находится страх интимности. Аддикт избегания боится, что при вступлении в интимные отношения он потеряет свободу, окажется под контролем. На подсознательном уровне это страх поки­нутости. Он приводит к желанию восстановить отношения, но держать их на дистантном уровне.

Процесс аддикции позволяет выделить в нем несколько этапов:

1. Период, когда интенсивные эмоциональные переживания будут иметь положи­тельный знак. Этап знакомства аддиктов: аддикт избегания производит впечатление на любовного аддикта.

2. Развитие фантазирования. Происходит связь ранее имевшихся фантазий с реаль­ным объектом, что несет радость и чувство освобождения от неприятных ощущений жизни как неинтересной и серой. Любовный аддикт на пике фантазирования проявляет все большую требовательность к партнеру, что способствует уходу аддикта избегания от этих отношений.

3. Развитие осознания того, что в отношениях не все в порядке. На каком-то этапе любовному аддикту приходится признать, что его покидают. Возникают явления отнятия с характерными для них депрессией, дистимией и безразличием. Начинается анализ про­изошедшего с целью вернуть все назад. Отношения разрушаются, но в будущем могут быть восстановлены либо с прежним, либо с другим партнером.

В отношениях аддиктов отсутствуют здоровые разграничения, без чего невозможна ни интимность между партнерами, ни признание права на собственную жизнь. Это приводит к тому, что они обвиняют друг друга в нечестности, используют сарказм, пре­увеличения и оскорбления.

Вместе с тем любовный аддикт и аддикт избегания тянутся друг к другу вследствие «знакомых» психологических черт. Несмотря на то что привлекающие черты другого могут быть неприятными, вызывать эмоциональную боль, они привычны с детства и напоминают ситуацию переживаний в нежном возрасте. Возникает влечение к знакомо­му. Оба вида аддиктов обычно не увлекаются неаддиктами. Последние кажутся им скуч­ными, непривлекательными; они не знают, как себя с ними вести.

Любовная аддикция

Существуют факторы, способствующие влечению любовных аддиктов к аддиктам избегания:

• привлекательность того, что знакомо;

• привлекательность ситуации, содержащей в себе надежду на то, что «раны дет­ства» могут быть излечены на новом уровне;

• привлекательность возможности реализации фантазий, созданных в детстве.
По мнению И. Н. Хмарука(2005), факторами, способствующими провоцированию

любовных (эротических) аддикций, являются: утрата объекта эротической привязаннос­ти (реальная или мнимая), потеря уверенности в позитивном отношении с его стороны, угроза расставания на фоне нарастающего конфликтного взаимодействия либо ситуа­ция «любовного треугольника».

Мотивы обращения за психологической и психотерапевтической помощью лиц с признаками любовной аддикций в ситуации кризиса эмоционально-значимых отноше­ний, по наблюдению И. Н. Хмарука и Ю. С. Степановой (2005), таковы:

1) потребность в эмпатической поддержке, принятии («желание поговорить, вы­плакаться, выговориться» как результат острой реакции на стресс);

2) желание найти одобрение (либо оправдание) своего поведения у врача-психоте­рапевта или консультанта-психолога;

3) желание найти поддержку в осуждении «недостойного (плохого)» поведения парт­нера;

4) желание получить «психологический анализ» причин поведения партнера с це­лью «повлиять на него» («сделать так, чтобы он (она) понял»);

5) потребность разобраться в истинных причинах происшедшего с целью найти способы конструктивного разрешения сложившейся ситуации.

Рассмотрение любовных аддикций («патологической любви») как одной из нехими­ческих форм аддиктивного поведения открывает новые перспективы изучения этого сложного феномена и терапевтических возможностей с позиций аддиктологии.

ГЛАВА 21 КОММУНИКАТИВНЫЕ ЗАВИСИМОСТИ

Коммуникативные зависимости

Считается, что человек при помощи разнообразных коммуникативных средств в рамках девиаций стремится «бежать от свободы» (по Э. Фромму, 1990). В одних случаях бегство приводит к аутистическому паттерну поведения, в других— к гиперобщительно­сти, в третьих — к конформизму и т. д. Сутью бегства от свободы и становления отклоне­ний в поведении является осознанное или неосознанное стремление уклониться от кон­структивного анализа и переживания основополагающих экзистенциальных ценностей, базисных проблем существования индивида с целью избежать тревоги, страха и неопре­деленности. И. Ялом (1998) причисляет к таким базисным проблемам страх смерти, осо­знание необходимости и возможности свободы, следовательно, и ответственности, а также смысл существования и единения/изоляции.

Коммуникативные девиации позволяют человеку не решать экзистенциальные про­блемы, а существовать вне их. Выбор одного из аномальных (аддиктивных) способов взаимоотношения с окружающим миром как бы автоматически снимает необходимость предпринимать какие-либо усилия по устранению экзистенциальной тревоги. По Ж. Сар­тру, человек полностью ответственен не только за свои действия, но и за свою неспособ­ность действовать. Можно утверждать, что выбор того или иного девиантного стиля коммуникативного поведения опосредован желаниями, стремлениями и потребностя­ми индивида, чаще осознаваемыми, чем неосознаваемыми. В равной степени и аутиза-ция в виде необщительности и нелюдимости (отрешение от мира), и гиперобщитель­ность— это способы преодоления экзистенциальной тревоги.

Конформистское поведение проявляется в склонности приспосабливаться к любо­му окружению, к любым точкам зрения и любому мировоззрению, жить не собствен­ными интересами, а схемами, придуманными в обществе, игнорировать собственное мнение или не иметь своего взгляда на происходящие события. Конформист — это чело­век без свойств. Основная его способность — быть незаметным, «как все», не проявлять никаких реакций, отличающихся от общепринятых и традиционных, полная подчиняе-мость без внутренней борьбы. Удовлетворение такому индивиду приносит попадание в резонанс с общими интересами, привычками, навыками. Он склонен использовать по­веденческие и речевые штампы: одеваться по форме, трафаретно говорить, применяя, к примеру, бюрократический язык.

Особой разновидностью коммуникативных девиаций считается поведение, когда человек руководствуется псевдологией. При данной форме отклоняющегося поведения индивид склонен активно и часто использовать ложные (неправдивые) высказывания. Он лжет не ради получения какой-либо выгоды, а с целью привлечения к собственной персоне внимания или для провоцирования окружающих. Псевдологическое поведение

Фанатизм

носит аддиктивный или патохарактерологический оттенок. Выгода для такого индивида заключается в изменении своего психологического состояния (получение удовлетворе­ния от признания и привлечения внимания, радости от введение в заблуждение или запутывания собеседника, успокоения от причинения партнеру вреда).

К коммуникативным аддикциям относится крусадерство или идеологический аван­тюризм, характеризующийся чрезмерной склонностью выискивать для себя эффектные и важные предприятия, чтобы затем погрузиться в них с головой (С. Мадди). Такие инди­виды хватаются за любой повод, чтобы «выйти на улицу», стать сторонником какого-нибудь социального движения и активно участвовать в деятельности общественных орга­низаций. Считается, что крусадерство базируется на обостренном чувстве бессмыслен­ности существования, которое притупляет погружение человека в активную деятельность («ложное центрирование» по Д. Пайку).

К нередко встречающимся коммуникативным девиациям относится нигилизм. Его отличительная черта — активная, всепроникающая склонность дискредитировать дея­тельность, имеющую смысл для других (Ялом, 1998). Такой человек склонен подвергать критике с позиции постижения смысла любые поступки и устремления окружающих. Для него характерна «идеологическая пассивность», маскирующаяся под глубинный экзистенциальный анализ. При нигилистическом поведении индивид часто отказывается от любой деятельности, рекламируемой другими, саркастически и иронично относясь к стремлениям окружающих достичь в ней успехов.

Фанатизм

Увлечение какой-либо деятельностью, достигающее крайней степени выраженно­сти с формированием культа и создания идолов, с полным подчинением человека и «растворением» индивидуальности, носит название фанатизма. Чаще фанатичное от­ношение формируется в таких сферах, как религия (религиозный фанатизм), спорт (спортивный фанатизм) и музыка (музыкальный фанатизм). Общая характеристика фа­натизма — выработка человеком стереотипа подчинения собственных интересов и уст­ремлений интересам конфессии, команды, музыкального коллектива, сосредоточение внимания и сил на поддержке идола и оказания ему всемерной и активной помощи, миссионерская деятельность. В рамках девиантного поведения в виде фанатизма чело­век начинает действовать по психологическим законам группы и ведомого индивида, он не способен критично отнестись к высказываниям кумира, идола и осознать отклонения собственного поведения, иногда заключающиеся в отрыве от близких или уходе из се­мьи, игнорировании работы.

Особое место в аддиктологии, в связи с социально-психологической значимостью его последствий, занимает религиозный фанатизм. Разрушение семей, разрыв родствен­ных и дружеских связей, резкая и кардинальная смена стереотипа жизни человека ставят эту проблему на одно из первых мест по значимости. Наибольший интерес представляет психологический аспект веры, позволяющий анализировать механизмы формирования фанатичного поведения, становление аномалий и отклонений от этно- и социокультур­ных норм, изучение изменений, происходящих в личности под воздействием религиоз­ной общины.

Характерная особенность религиозной веры — признание существования сверхъ­естественного, под которым понимается нечто, не подчиняющееся законам окружаю­щего мира, лежащего «по ту сторону» чувственно воспринимаемых объектов. Особую роль играет феномен «избранности», формирующий, с одной стороны, чувство иденти-

Коммуникативные зависимости

фикации с группой единомышленников, «посвященных в тайну»; с другой — укрепляю­щий чувство превосходства над другими (непосвященными) людьми.

Наиболее благоприятной почвой для возникновения отклоняющегося поведения счи­тается сектантство. Последователи христианства считают, что секта—это «организован­ное общество людей, разномыслящих с... церковью, но согласных друг с другом в рели­гиозном отношении» (Б. А. Любовик). Не существует однозначной трактовки понятия «секта», поскольку межконфессиональное противостояние носит принципиальный ха­рактер. По мнению представителей «больших (старых, склонных к монополизации веры)» религий, отличительная черта секты в том, что она в своих воззрениях не согласна с главенствующей, критически относится к официальной и широко распространенной в конкретной стране религии. Подобную точку зрения нельзя признать обоснованной. Можно согласиться с тем, что тоталитарные религиозные секты применяют в своей практике жесткие психологические методы воздействия. Это выражается в возникнове­нии в сознании человека состояния повышенной внушаемости за счет физического и психического истощения, социальной депривации, использования трансовых состояний и т. д. В нетрадиционных религиях, как правило, большую роль играет эмоционально-психологическая сторона, оттесняющая на задний план вероучение. Это выражается в провозглашении приоритета религиозного переживания. Огромное значение придается «боговдохновленной» форме проявления чувств и поведения верующего как свидетель­ству подлинной и глубокой религиозности человека. Спонтанные выражения религиоз­ных чувств, особенно состояния транса, экстаза, интерпретируется как «просветление», как приобщение к божественной реальности, к чему и стремятся адепты религиозной группы (Егорцев, 1989).

По мнению В. В. Павлюка (1988), религиозная секта воспитывает у своих членов «реакцию избегания», вследствие чего верующий непроизвольно, как бы автоматиче­ски, воздерживается от действий, не одобряемых группой. Привитая в ходе общения и воспитания в религиозной группе такая эмоциональная реакция блокирует возможность отступления от принятых в данном сообществе норм. Подкреплением для «реакции из­бегания» выступают определенные религиозные санкции со стороны группы в целом либо ее лидеров в виде неодобрения, осуждения. Чувство общности, объединенности с другими членами группы может быть весьма реальным психологическим фактором в религиозном коллективе, Угроза использования или пример применения в прошлом мер осуждения, отчуждения вызывает у индивида чувство опасения быть отверженным группой и тем самым выступает в роли своеобразного психологического стража, делаю­щего невозможным отступление от регламентированных норм повседневной жизни ве­рующего.

Характерными особенностями воздействия тоталитарных сект наличность счита­ются (Егорцев, 1989) следующие:

1) установление жесткого контроля над волей, сознанием и чувствами членов секты (жесткая дисциплина; внушение чувства вины перед организацией; психологическое давление на тех, кто хочет порвать с сектой);

2) формирование психологической зависимости от лидера и организации (подавле­ние способности к критическому мышлению; требование разрыва с критически настро­енными людьми; ограничение круга общения только членами секты; отсутствие свобод­ного времени, личной жизни вне общины).

В рамках религиозной секты формирование религиозного фанатизма существенно облегчается, поскольку лидером и самой общиной с помощью длительных и интенсив­ных психологических воздействий у индивида формируется готовность не сомневаться в

Фанатизм

правильности или неправильности собственного поведения, снимается ответственность за него и, как следствие, — за волевой контроль собственной деятельности. Человек начинает поступать в соответствии с поведенческим шаблоном, навязанным группой.

Одним из актуальных, теоретически и практически значимых является вопрос о лич­ностных особенностях, предрасполагающих к вовлечению индивида в религиозную сек­ту, о соотношении внутренних устремлений личности, религиозной толерантности и необходимой степени активной психологической «вербовки» для становления религиоз­ного фанатизма. Известно, что особую группу риска составляют личности, занятые ин­тенсивными духовными поисками, стремящиеся к «полной и абсолютной Истине» (ча­сто понимаемой как простые и однозначные ответы на сложные вопросы), а также инди­виды с художественным складом мышления.

R. J. Lifton (1978) выделяет 8 элементов, приводящих к катастрофическому измене­нию сознания человека в религиозной группе:

1) контроль окружающей обстановки (среды) — жесткое структурирование окру­жения, в котором общение регулируется, а допуск к информации строго контролиру­ется;

2) мистическое манипулирование — использование запланированной или подстро­енной «спонтанной», «непосредственной» ситуации для придания ей смысла, выгодно­го манипуляторам. Например, физиологические и психологические изменения при пе­реходе на вегетарианское питание объясняются «нисхождением святого духа»;

3) требование «чистоты» — четкое деление мира на «чистый» и «нечистый», «хо­роший» и «плохой». Тоталитарная секта — «хорошая» и «чистая», все остальное — «плохое» и «грязное»;

4) культ исповеди—требование непрерывной исповеди и интимных признаний для уничтожения «границ личности» и поддержания чувства вины;

5) «святая наука» — объявление своей догмы абсолютной, полной и вечной исти­ной. Любая информация, противоречащая этой абсолютной истине, считается ложной;

6) нагруженный (культовым смыслом) язык — создание специального клиширо­ванного словаря внутригруппового общения с целью устранения самой основы для самостоятельного и критического мышления;

7) доктрина выше личности — доктрина более реальна и истинна, чем личность и ее индивидуальный опыт;

8) разделение существования — члены группы имеют право на жизнь и существо­вание, остальные — нет, т. е. «цель оправдывает любые средства».

По мнению Е. Н. Волкова (1990), личность в культе переживает и проживает не свой индивидуальный «опыт», а групповой, отсюда — сильная зависимость от групповых процессов. Ответственность за принятие решений переносится с конкретной личности на группу, поэтому самые нелепые и странные акты воспринимаются и выполняются рядовыми членами как должное. В процессе приобщения человека к групповым нор­мам тоталитарной секты происходит формирование феномена «удвоения» личности (Лифтон, 1978), суть которого — разделение «Я» индивида на две независимо функцио­нирующие системы. При этом люди не испытывают чувства эмоционального диском­форта или неустойчивости. Они не способны к критическому осмыслению собственно­го положения и склонны совершать какие-либо поступки при ослабленном волевом контроле.

Разделение происходит потому, что в определенный момент член культовой группы сталкивается с тем, что его новое поведение несовместимо с докультовым «Я». Поведе­ние, требуемое и вознаграждаемое тоталитарной группой, настолько отличается от старо-

Коммуникативные зависимости

го «Я», что обычной психологической защиты (рационализации, вытеснения и т. п.) недо­статочно для жизненного функционирования. Все мысли, убеждения, действия, чувства и роли, связанные с пребыванием в деструктивном культе, организуются в независимую систему, частичное «Я», полностью согласующееся с требованиями данной группы, но происходит это не по свободному выбору личности, а как инстинктивная реакция само­сохранения в почти невыносимых — психологически—условиях (Волков, 1990).

Исследования R. J. Lifton (1978) привели к пониманию того, что практически каждая личность в условиях массированного группового давления и манипулирования базис­ными человеческими потребностями способна к формированию девиантного поведе­ния в виде религиозного фанатизм. Предрасполагающими к этому факторами могут быть низкая коммуникативная толерантность, семейные традиции магического и мисти­ческого мышления, некоторые характерологические и личностные особенности.

Под влиянием психологических воздействий тоталитарной секты у человека со сфор­мировавшимся девиантным поведением в первую очередь происходит изменение всех четырех формальных признаков сознания (по Ясперсу, 1999). У него нарушаются: 1) чув­ство деятельности — осознание себя в качестве активного существа; 2) осознание соб­ственного единства: «В каждый данный момент я сознаю, что я един»; 3) осознание собственной идентичности: «Я остаюсь тем, кем был всегда»; 4) осознание того, что «Я» отлично от остального мира, от всего, что не является «Я».

Многообразие психических феноменов, возникающих в результате пребывания че­ловека под культовым контролем и кардинально изменяющих его поведение в сторону аномалий и девиаций, можно сгруппировать в следующие восемь блоков (рис. 13).

Рис. 13. Культовый контроль и его эффекты

1. Блок изменений сознания и самосознания (нарушение самосознания и идентич­ности личности).

2. Блок аффективных феноменов-расстройств (психопатологические эмоциональ­ные состояния (переживания) в рамках посттравматического стрессового расстройства: депрессия, панические атаки, навязчивые воспоминания и сны и т. д.).

3. Блок инверсии двигательно-волевой сферы (снижение волевой активности (апа­тия), способности контролировать свою деятельность, утрата спонтанности и естествен­ности).

4. Блок патологической зависимости (формирование психологической зависимо­сти от религиозной группы, утрата способности быть ответственным за что-либо и авто­номным в принятии решений).

Фанатизм

5. Блок регресса личности (остановка интеллектуального, когнитивного, эмоцио­нального, нравственного развития, сопровождающаяся развитием психического инфан­тилизма).

6. Блок перцептивных феноменов (иллюзии, галлюцинации, нарушения схемы тела, восприятия времени).

7. Блок мыслительных аномалий (использование т. н. аффективной логики, утрата критичности, склонность к образованию сверхценных и бредовых идей).

8. Блок коммуникативных девиаций (замкнутость, отчужденность, аутизация, не­способность устанавливать доверительные отношения, утрата эмпатичности и навыков социального общения). ■

Мотивы отрыва человека от реальности и ухода в группу (религиозную, спортивных или музыкальных фанатов), подчинения себя идеи и лидеру могут быть различными. Одним из мотивов могут стать психологические проблемы, с которыми индивид не спо­собен справиться самостоятельно или считает, что не способен. Как правило, данный мотив основывается на психопатологических симптомах и синдромах, патологии харак­тера или внутриличностном невротическом конфликте. Уход такого человека в группу фанатиков обусловлен снятием с себя ответственности за принятие решений по многим жизненным проблемам, желанием стать ведомым, искоренить в себе сомнения и неуве­ренность. Другим мотивом фанатичного поведения в группе может быть стремление уйти от однообразной, не вызывающей радости и эмоционального отклика реальности. Кумир, идол, идея, ритуал, причастность к какой-либо тайне или социальной группе, обретение новых переживаний становятся своеобразными аддиктами.

К сверхценным психологическим увлечениям при девиантном поведении относится деятельность, посвященная проповедованию тех или иных мистических традиций, эмо­циональная поглощенность и следование традициям экстрасенсорики и эзотерики — парапсихологическая зависимость. Сутью подобного девиантного поведения является убежденность в том, что действиями, переживаниями и даже сознанием человека управляют «неведомые силы». Адепты экстрасенсорики убеждены в существовании «сверхъестественных» феноменов и процессов, вызывающих те или иные болезненные патологические проявления индивида на уровне соматики или психики. Основой пара-психологических воззрений становятся остающиеся нераспознанными феномены пси­хической деятельности человека, которые трактуются как экстрасенсорные, биоэнерге­тические. По мнению А. П. Дуброва и В. Н. Пушкина (2002), биогравитация — это спо­собность человека создавать, излучать и воспринимать определенный вид физического поля, имеющего специфическую квантово-импульсную природу, сходную с гравитаци­ей, и в то же время имеющего свои «особые черты».

Все обоснования существования биоэнергетики в настоящее время носят гипотети­ческий характер и поэтому могут рассматриваться лишь как одна из версий возможной трактовки происходящих в человеке психических и психосоматических процессов и не могут приниматься за факты. Лица, поведение которых базируется на парапсихологи-ческих воззрениях и постулатах экстрасенсорики, не принимают во внимание принципи­ально важное научное мировоззрение и способ доказательства чего бы то ни было в сфере познания. Они настаивают и в этом вопросе на привлечении к анализу ненаучных методов и способов анализа действительности.

Аддиктивное поведение, базирующееся на традициях экстрасенсорики, можно раз­делить на пассивный и активный варианты. При пассивном варианте человек, разделяя экстрасенсорные традиции осмысления действительности и, в частности, межличност­ных отношений (любви, верности, зависти и др.), возникновения и лечения болезненных

Коммуникативные зависимости

проявлений (порча, сглаз и др.), прибегает к помощи практ