Доктор Кью продолжал следующим образом. Прежде всего он «подцепил» Взрослого Амбер.

— Неужели вы на самом деле думаете, что спасаете его, болея сами? — спросил он.

На что Амбер могла ответить только:

— Наверное, нет.

— Ему грозит опасность умереть?

— Не в ближайшем будущем, судя по словам медиков.

— Но вы находитесь под каким-то проклятием, которое приказывает вам заболеть и оставаться больной, чтобы спасти его жизнь. Именно это вы и делаете.

— Мне кажется, вы правы.

— Тогда вам нужно только разрешение выздороветь. — Он посмотрел на Амбер, и она кивнула.

— Вы получаете мое разрешение выздороветь.

— Постараюсь.

— Стараться недостаточно. Вам нужно решить. Либо развестись с отцом и предоставить ему идти своим путем, а вам — своим, либо не разводиться и сохранить нынешнее положение. Чего вы хотите?

Наступило долгое молчание. Наконец она сказала:

— Я развожусь с ним. Я выздоровею. Вы уверены, что дали мне разрешение?

— Да.

Тут ему пришла в голову новая мысль. Доктор Кью пригласил Амбер после ланча посетить групповое занятие, на что она согласилась.

В конце интервью он посмотрел ей в глаза и сказал:

— Ваш отец не умрет, если вы выздоровеете, — на что она ничего не ответила.

Два часа спустя доктор Кью объяснил группе, что Амбер прилетела издалека, чтобы поговорить с ним, и должна сегодня же вечером улететь. Он спросил, не согласятся ли члены группы на то, чтобы Амбер присутствовала на их встрече. Они согласились. Амбер хорошо вписалась, потому что прочла книгу о транзакционном анализе и понимала, что они имеют в виду, когда говорят о Родителе, Взрослом и Ребенке, об играх и сценариях. Когда она рассказала свою историю, члены группы, как и доктор Кью, быстро дошли до сути.

— Вы болеете, чтобы спасти отца, — сказал один из них.

— А каков ваш муж? — спросил другой.

— Он как скала Гибралтара, — ответила Амбер.

— Итак, вы пришли издалека, чтобы посоветоваться с Великой Пирамидой, — сказал третий, имея в виду доктора Кью.

— Он не Великая Пирамида, — возразила Амбер.

— Для вашего Ребенка он Великая Пирамида, — сказал кто-то, и на это у нее не нашлось ответа.

Доктор Кью молчал, он внимательно слушал. Обсуждение продолжалось. Кто-то сказал:

— Вы дали ей разрешение выздороветь? Доктор Кью кивнул.

— Почему бы не дать его в письменной форме, поскольку она улетает?

— Может, я так и сделаю, — сказал доктор. Наконец он услышал то, что ждал. Когда ее спросили о половой жизни, Амбер призналась, что у нее часто были сексуальные сны об отце. И когда встреча приближалась к концу, доктор Кью написал письменное разрешение: "Перестаньте заниматься сексом с отцом. Амбер имеет разрешение заниматься сексом с другими мужчинами, кроме своего отца. Амбер имеет разрешение выздороветь и оставаться здоровой".

— Как вы думаете, что он имеет в виду? — спросил кто-то.

— Не знаю. Может, мне нужно завести связь с кем-нибудь?

— Нет, не это. Он хочет сказать, что вам разрешено заниматься сексом с мужем.

— Один из докторов сказал, что мне нужно завести любовника. Это меня испугало.

— Доктор Кью имеет в виду не это.

Амбер положила бумагу в сумочку, и тут кто-то почувствовал подозрения.

— Что вы собираетесь делать с этой бумагой?

— Конечно, будет показывать подругам.

Амбер улыбнулась.

— Совершенно верно.

— Письменное послание от Великой Пирамиды, да? Это принесет вам дома известность.

— Вам не станет лучше, если вы покажете подругам. Это игра! — сказал кто-то другой.

— Мне кажется, они правы, — вмешался доктор Кью. — Может, вам не стоит сохранять эту запись.

— Вы хотите, чтобы я ее вам вернула?

Доктор Кью кивнул, и она протянула ему листок.

— Хотите, чтобы я прочел вам вслух? — спросил он.

— Я помню и так.

Доктор Кью дал ей другую запись — записал имена двух настоящих психоаналитиков в Бринейре. Он сожалел, что там не оказалось транзакционного аналитика.

— Когда вернетесь домой, повстречайтесь с одним из них, — посоветовал он.

Несколько недель спустя он получил письмо от Амбер: "Хочу поблагодарить всех, кто проявил ко мне внимание. Уходя, я чувствовала себя выздоровевшей на 99 процентов. Все хорошо, и я преодолела свои самые главные проблемы. Чувствую, что остальные смогу решить самостоятельно. Отец больше не владеет мной, и я больше не боюсь, что он умрет. Впервые за три года я веду нормальную половую жизнь. Выгляжу хорошо и чувствую себя хорошо. Было несколько периодов депрессии, но я очень быстро от них оправлялась. Тогда я решила повидаться с доктором X, как вы мне посоветовали".

Эта история показывает, как рассуждает сценарный аналитик. Результаты для одного интервью и одной групповой встречи вполне удовлетворительные, поскольку пациентка воспользовалась данным ей разрешением и получила желаемые преимущества.

Ж. Излечение

Очевидно, что Амбер вылечилась не навсегда. Тем не менее предложенный ей сценарный антитезис имел хороший терапевтический эффект и принесет ей и в дальнейшем пользу. Но какими бы положительными ни были эти результаты, они только побочный продукт. Истинная цель сценарного антитезиса — выиграть время, чтобы пациент смог углубиться в свой сценарный аппарат с целью изменить первоначальное сценарное решение. Так, пациенту, который слышит гневный голос Родителя: "Убей себя!" и Ребенок которого покорно отвечает: "Да, мама", говорится: "Не делай этого!" Этот простой антитезис дается таким образом, чтобы пациент слышал голос терапевта в критические моменты сопротивления самоубийственным стремлениям, чтобы он мог на самом краю смерти вернуться к жизни. Так достигается отсрочка исполнения приговора, что создает хорошие предпосылки для излечения. Пациент здесь потому, что в детстве принял сценарное решение, и теперь у него есть достаточно времени, чтобы пересмотреть это решение и принять другое.

Когда пациент освобождается от родительского программирования, его Ребенок становится все свободнее. В какой-то момент с помощью терапевта и своего собственного Взрослого он обретает способность полностью порвать со сценарием и поставить собственное представление, с новыми образами, новыми ролями, с новым сюжетом и концовкой. Такое сценарное излечение, которое меняет характер и судьбу пациента, одновременно является и клиническим излечением, поскольку сразу исчезнет большинство симптомов. Это может произойти совершенно неожиданно, так что пациент «выпрыгивает» буквально на глазах терапевта и других членов группы. Он больше не больной, не пациент, он здоровый человек с некоторой склонностью к болезни и слабостями, с которыми вполне может справиться.

Это вполне аналогично тому, что наблюдается после успешной внутриполостной операции. Первые несколько дней пациент — больной, состояние которого постепенно улучшается; каждый день он может немного дальше пройти, немного дольше посидеть. Но на шестой или седьмой день он просыпается совершенно другим. Он теперь здоровый человек, но с некоторыми ограничениями — легкой слабостью и, может, легкими болями в животе. Но его уже не удовлетворяет простое «улучшение». Он хочет выписаться, и его слабости больше не делают его калекой, просто доставляют некоторые неприятности, и он хочет как можно быстрее от них избавиться, чтобы возобновить нормальную жизнь в большом внешнем мире. Все это происходит за одну ночь, в результате одного-единого диалектического поворота. Так происходит и со «вскакиванием» в сценарном анализе: сегодня пациент, а завтра — здоровый человек, готовый к реальной жизни.

Нэн жила с родителями. Отец ее был профессиональным пациентом, которому правительство платило ежемесячное пособие. Нэн воспитывали так, чтобы она следовала по его стопам, но когда ей исполнилось восемнадцать лет, ей надоело пропускать все веселое в жизни. В течение шести месяцев лечения в группе она постепенно улучшала свое состояние, пока вдруг не решила выздороветь.

— Как мне выздороветь? — спросила она.

— Самой решать свои проблемы, — ответил терапевт.

Через неделю она пришла одетая по-другому и совсем в другом настроении. Ей было трудно заниматься своими эмоциями, а не эмоциями отца, но она училась делать это все лучше и лучше. Вместо того чтобы заболевать вместе с ним, она предоставила болеть ему одному. Она отказалась также от материнского программирования, которое гласило: "Жизнь — борьба, оставайся дома с папой". Нэн приняла множество самостоятельных решений. Она сбросила форму "дочери шизофреника"[63] и начала одеваться как женщина. Она вернулась в колледж, ходила на множество свиданий и была избрана королевой студенческого праздника. Оставалось только сказать ей: "Неправда, что твоя жизнь — борьба, если ты сама ее не сделаешь такой. Перестань бороться и начни жить". И это ей также удалось.[64]

Глава Девятнадцатая

РЕШАЮЩЕЕ ВМЕШАТЕЛЬСТВО

А. Окончательное проявление

То, что происходит в голове пациента, остается неизвестным терапевту, если не выражено как-то внешне. В принципе каждое состояние Я находит свои собственные способы такого внешнего проявления. В классическом примере у Брайди спрашивают: "Как твой брак?" — на что она гордо отвечает: "У меня отличный брак!" Говоря это, она хватает обручальное кольцо большим и указательными пальцами правой руки, одновременно скрещивает ноги и начинает качать правой ногой. Тогда кто-нибудь спрашивает: "Это ты говоришь, но что говорит твоя нога?" И Брайди удивленно смотрит на свою ногу. А другой член группы спрашивает: "А что говорит твоя правая рука обручальному кольцу?" — на что Брайди отвечает плачем и в конце концов рассказывает, что муж пьет и бьет ее.

Когда Брайди глубже ознакомилась с транзакционным анализом, она смогла рассказать о происхождении этих трех ответов на вопрос. Ответ "У меня отличный брак!" продиктован напыщенной непреклонной Матерью-Родителем, которая в качестве окончательного проявления руководит речевым аппаратом Брайди. Правая рука действует под руководством Взрослого, подтверждая, что на самом деле она замужем за негодяем — и, может быть, навсегда. Ноги скрестил ее Ребенок, чтобы не впустить мужа, вслед за чем она обычно несколько раз пинается. Таким образом, различные части ее тела служит лишь инструментами для окончательного проявления состояний ее Я.

Существуют три принципиальных пути, по которым осуществляется окончательное проявление: разъединение, исключение и объединение. Если состояния Я разъединены и не «общаются» друг с другом, тогда каждое находит свой способ проявления, независимо от остальных, так что каждое состояние "не знает", что делают другие. Так, говорящий Родитель Брайди не подозревал о ее трогающем палец Взрослом или о пинающемся Ребенке, и остальные состояния Я тоже не подозревали друг о друге. Это отражает ситуацию, складывавшуюся в реальной жизни. Ребенком Брайди не могла говорить свободно с родителями и вынуждена была совершать поступки за их спиной. Если ее ловили, она оправдывалась, говоря, что она (ее Взрослый) не знала, что она (ее Ребенок) делает. Клинически это ситуация истерии, в которой Ребенок совершает различные сложные действия, Взрослый утверждает, что ничего об этом не знает, а Родитель вообще отключен.

Исключение означает, что одно из состояний Я наделено гораздо большей энергией, чем другие, и берет верх, независимо от их стараний. В группах наиболее отчетливо и драматично это проявляется у религиозных и политических фанатиков, когда возбужденный Родитель захватывает все возможности окончательного проявления (кроме отдельных «подсознательных» пропусков) и подавляет Ребенка и Взрослого, впрочем, как и всех остальных членов группы. В меньшей степени это наблюдается у больных компенсированной шизофренией, когда Родитель берет верх и исключает «плохого» или «безответственного» Ребенка и неэффективного, наделенного слабой энергией Взрослого, чтобы не попасть в психлечебницу или в кабинет шоковой терапии. Наблюдается это и в реальных ситуациях детства, когда ребенок предоставлен сам себе и своей изобретательности, при условии, что не проявляет ее в присутствии родителей.

"Нормальный" тип исключения встречается у хорошо организованных личностей, когда одно состояние Я берет верх с согласия остальных. Например, в рабочее время Ребенок и Родитель предоставляют возможность действовать Взрослому. В обмен на это сотрудничество Ребенку предоставляется верховодить на вечеринках, а Родителю — в подобающих случаях, например на заседаниях родительского комитета.