Эдвард Гловер. Фундаментальные психические концепции
Вступительное замечание
После смерти Фрейда в 1939 г. и вплоть до настоящего времени все более и более очевидным становится рост сопротивления психоанализу. Усиление власти психиатрии, последовавшее за расширением психиатрических служб в военное время, по сути, стимулировало свободное хождение терминологии, первоначально имевшей психоаналитическое значение. Но данному несмелому принятию фрейдовских концепций противостоял начавшийся после войны «мертвый сезон» в медицинской психологии, когда старые формы неаналитической терапии были реанимированы, прикрыты самыми неубедительными теоретическими одеяниями и представлены не очень проницательной психологической общественности как новые и важные творения.
Однако внедисциплинарные формы сопротивления всегда менее важны, чем возникающие внутри самого психоанализа. Время от времени объявляется о новых разработках, которые при ближайшем рассмотрении оказываются либо перефразированием теорий предсознательного функционирования, либо новыми теориями бессознательного функционирования, в формулировках которых первоначальная терминология Фрейда теряет большую часть своего значения. В последнем случае иногда трудно «отделить зерно от плевел» – ценность новой формулировки может быть оценена только после болезненного применения к ней психоаналитических дисциплин, которые Фрейд использовал для проверки собственных теоретических выводов.
С намерением оживить интерес к данным фундаментальным дисциплинам на конференции европейских психоаналитиков, состоявшейся в Амстердаме в мае 1947 г., было представлено в несколько более сжатой форме изложение настоящей статьи о фундаментальных психических концепциях. Потом статья была опубликована в «Psychoanalytic Quarterly», Нью-Йорк, том XVII, номер 4 за 1947 г. и перепечатывается здесь в полном варианте с дополнительными сносками и библиографическим комментарием. Я признателен д-ру Раймонду Госселину, редактору «Psychoanalytic Quarterly», за разрешение воспроизвести данную статью в полном варианте.
Эдвард Гловер
Основным утверждением настоящей работы является то, что фундаментальные концепции, на которых основывается психоаналитическая теория, могут и должны быть использованы в качестве дисциплины для контроля любых гипотетических реконструкций психического развития и любых этиологических теорий, которые не могут быть проверены клиническим психоанализом напрямую. А поскольку клинический анализ невозможен прежде, чем младенец будет в состоянии понимать смысл устной интерпретации, то это значит, что любые теории и реконструкции, затрагивающие, по крайней мере, первые два года жизни, должны быть предметом исследования данной дисциплины. Другими словами, фундаментальные психоаналитические концепции могут действовать как инструменты исследования, ввиду отсутствия более непосредственных клинических критериев они позволяют нам проверять новые теории.
В принципе фундаментальная психоаналитическая концепция не поддается дальнейшей редукции, является необходимой для развития аналитической теории и в такой мере является «idee fixe». Часто говорят, что Фрейд был готов менять свои формулировки, когда эмпирическая необходимость требовала изменений. Однако хотя это было правдой в отношении некоторых элементов клинической теории, по моему мнению, это не относилось к его фундаментальным концепциям, за которые он держался изо всех сил и без которых, на самом деле, было бы невозможно установить разумное общение между двумя психоаналитиками.
Простейшими примерами фундаментальных концепций являются: в динамическом смысле – концепция инстинктивной энергии, в структурном смысле – концепция следов памяти, а в экономическом смысле – подвижность зарядов инстинктивной энергии.
На концепции инстинктивной энергии основывается вся теория психической деятельности, на концепции следа памяти строится вся теория психической структуры, на концепции подвижности основывается вся теория психической экономии.
Если данные утверждения могут показаться слишком элементарными, чтобы нуждаться в повторении, то я бы указал на то, что с помощью данных трех фундаментальных концепций мы можем адекватно реконструировать состояние психической деятельности на самых ранних постнатальных стадиях развития. Постулировав, таким образом, существование психического аппарата с его сенсорным и двигательным окончаниями, соединенными соответственно с центростремительными и центробежными каналами, мы можем говорить затем о центральном пути, по которому инстинктивные заряды перемещаются и тем самым активируют и реактивируют первичные следы памяти. Данные следы памяти являются психическими записями перцептивных переживаний, вызванных сенсорной стимуляцией любого происхождения. Используя еще одну базовую концепцию – концепцию аффекта — мы можем установить связь между состоянием чувств младенца и колебаниями в количестве и качестве инстинктивных зарядов, которые вызывают немодифицированный аффект. Какой бы простой ни показалась данная реконструкция, она, тем не менее, является совершенно адекватным описанием первых стадий психической жизни. Другими словами, деятельность психики на самых ранних этапах лучше всего может быть описана в терминах движения зарядов энергии и вариациях аффекта. Ибо, хотя след памяти является базой для психической структуры, в данный период невозможно говорить об организации Эго или идти далее концепции систем следов памяти.
Необходимость переоценить наши фундаментальные концепции была навязана нам некоторыми недавними[14]попытками гипотетических реконструкций ранней психической жизни – реконструкций, постулирующих существование во второй четверти первого года жизни, т. е. с третьего по шестой месяц, дифференцированных систем Эго, включая систему Супер-Эго, высокоразвитых психических механизмов, сложных фантазийных образований и «центральной позиции», тесно связанной с истинной генитальной эдиповой ситуацией. Данная позиция, как утверждается, связана с характерными депрессивными аффектами и не только доминирует, но и определяет любое дальнейшее – и нормальное, и ненормальное – развитие[15]. Но даже если бы такие реконструкции не выдвигались, я бы все равно настаивал на том, что мы должны еще раз тщательно рассмотреть концептуальный переход между, с одной стороны, фундаментальными формулировками, подходящими для описания первичного психического функционирования и, с другой стороны, определениями организованных психических действий. Ибо пока данный концептуальный переход не произведен правильно шаг за шагом, могут оставаться всякого рода лазейки для ошибок, противоречий и несоответствий. Игра стоит свеч, ибо если мы сумеем осуществить такой переход безошибочно, то мы сможем делать достаточно адекватные реконструкции для описания чуть более сложных стадий развития, существование которых, тем не менее, все еще не может быть проверено никаким прямым анализом. Другими словами, развитие психических концепций вызывается возрастающей сложностью психики ребенка и является мерой такой сложности.
Возвращаясь к нашим первичным концепциям, а особенно к подвижности инстинктивных зарядов, мы обнаруживаем, что, объединяя динамический, экономический и (элементарный) структурный подходы, мы приходим к еще одной фундаментальной концепции – концепции психического механизма. И нам сразу предоставляется возможность указать, каковы должны быть самые ранние такие механизмы. Данный шаг не является чисто теоретическим. Изучение процессов памяти и формирования сновидений показывает, что за наделением (investment) следов памяти зарядами энергии рано или поздно следует отнятие катексиса, кроме весьма необычных состояний, например при вытеснении дериватов инстинктов. Данные перемещения согласуются с колебаниями инстинкта, что также выражается в колебании аффекта. Коррелируя далее отнятие катексиса с фрустрацией инстинкта, мы можем установить принцип психической регрессии, подразумевая, что когда психическая энергия отнята от психического представления (фундаментальная концепция, связывающая инстинктивную энергию с осознанием) фрустрированного инстинкта, то она возвращается по своему первоначальному пути следования. Мы можем отсюда признать регрессию в качестве первичного механизма, и данный факт мы в любом случае могли бы установить из того обстоятельства, что в первые шесть месяцев жизни младенец в основном спит. Если угодно, то в данный момент мы можем связать рабочую концепцию психического аппарата с еще одной нередуцируемой концепцией – концепцией Ид, ибо, как показала более поздняя работа Фрейда, регрессия направлена всегда к Ид; такой взгляд проливает определенно больше света, чем предшествовавшая и более ограниченная концепция регрессии, происходящей внутри психического аппарата, т. е. в направлении от моторного к сенсорному окончанию такого аппарата.
Можно видеть, что, говоря о регрессии, я использовал квалифицирующий термин первичный. Данное слово должно употребляться только с величайшей осторожностью. Все же данный термин незаменим по следующим причинам. Хотя мы не можем редуцировать понятие механизма до более простых элементов, мы должны постулировать некоторые врожденные тенденции, передаваемые через Ид, которые ведут к развитию механизмов. Другими словами, мы должны признать, что, кажется, существует определенный порядок развития любого отдельного механизма. Но, хотя попытки свести концепцию механизма к понятиям тенденций не служат никакой полезной цели, мы обязаны найти некий способ выразить тот факт, что механизмы действительно становятся более сложными. И мы можем обозначить данный развитийный (временной) фактор, используя квалифицирующий термин первичный. Это согласуется с теорией течения развития от простого к сложному, или, говоря клинически, с установленным фактом, что психика ребенка действительно развивается. Несомненно, важно, что в попытке описать такое развитие и различить его ранние и последующие стадии слово первичный было настоящей находкой. Обратите внимание на использование терминов первичный процесс, первичный аффект, первичный садизм, первичная идентификация, первичный нарциссизм или, опять же, рискуя в данном случае спутать различные структурные концепции, примитивное (или первичное) Эго. Весьма интересно, что одним из нескольких изменений, внесенных Фрейдом в свои более фундаментальные идеи, было постулирование им первичного мазохизма. Короче говоря, использование термина «первичный» обусловлено необходимостью описать стадии функционирования в тот период, когда психическая структура является элементарной, зачаточной, недоразвитой (rudimentary), когда, на самом деле, мы можем говорить с уверенностью только о действии энергии в строго ограниченном диапазоне катексиса. В данный период самыми эффективными способами контроля импульса является, во-первых, регрессия по направлению к Ид, во-вторых, отражение и обращение инстинкта на себя, и, в-третьих, мобилизация других интересов, которые либо сдерживают активность фрустрируемого заряда, либо обеспечивают компенсаторное удовлетворение фрустрации. Из данных трех примитивных способов (или действий энергии) второй и третий представляют собой попытки пассивной и активной адаптации соответственно. «Отражение» подразумевает, что, хотя младенец в практических целях не знает различий между «self» и «not-self», фрустрированный импульс к (на взгляд наблюдателя) объекту стремится, тем не менее, найти удовлетворение в (на взгляд наблюдателя) «self». Другими словами, на ранних стадиях психического функционирования цель инстинкта не зависит от распознавания его объекта. «Обращение» же подразумевает более конкретно, что некоторые импульсы, активные в своих целях, при фрустрации имеют тенденцию устанавливать пассивную цель. Мобилизация других интересов является основанием для так называемого контркатексиса – процесса придания заряда противоположным интересам. Если любые такие движения не могут уменьшить напряжение инстинкта, то в целях защиты активизируется механизм регрессии. Только когда много позже Эго четко дифференцируется от своих внешних объектов, данные первичные способы или действия могут получить структурное значение.
Концепция первичных динамических фаз функционирования, т. е. функционирования в тот период, когда психическая структура является элементарной, уже подразумевалась в работе Фрейда о вытеснении[16]. Правда, он не считал вытеснение одним из самых ранних механизмов защиты и утверждал, что оно включает строгое разграничение между сознательными и бессознательными системами. Тем не менее, он описал две фазы данного процесса, а именно: первичное вытеснение и фактическое вытеснение (или вытеснение как таковое). При первичном вытеснении речь не идет об отнятии катексиса от предсознательной системы. Аффект (тревога), вызванный бессознательным катексисом, просто мобилизует контркатексис. Вытеснение же как таковое подразумевает еще и длительное отнятие катексиса от дериватов бессознательных импульсов, находящихся в организованной предсознательной системе. Естественно, что при анализе невротического симптома данные две фазы каждого конкретного акта вытеснения могут наблюдаться в прямой последовательности. Но фазы механизмов не появляются, так сказать, за одну ночь. В генетическом отношении они указывают на существование ранних и последующих стадий инфантильного психического функционирования и предполагают, что первичное вытеснение само является функциональным паттерном, образовавшимся после неоднократного переживания воздействия противоположных интересов в состояниях фрустрации. Имеет некоторое значение и то, что при ухаживании за младенцами родители бесконечно используют системы контркатексис а, когда стараются отвлечь внимание плачущего ребенка, предлагая ему погремушку или строя гримасы, что, по сути, вместе с встряской, шлепками и умыванием, является старейшей формой шоковой терапии. Действительно, если бы я мог на момент отклониться в сторону и проиллюстрировать клинические преимущества применения фундаментальных концепций как метода исследования, то я бы отметил, что гармонизирующий эффект шоковой терапии лучше всего может быть понят через его выражение в психоаналитических терминах контркатексиса.
Но исследование вытеснения важно и в другом отношении. В своих статьях по метапсихологии[17]Фрейд указал, что существование предсознательной системы зависит от развития словесных представлений (wordpresentations), отличающихся от предметных представлений (thing presentations). Проводя данное фундаментальное различие, Фрейд дал нам, по крайней мере, один стандарт, который может руководить нашими попытками гипотетических реконструкций. Он указал фиксированный момент времени, от которого мы можем двигаться либо вперед, либо назад. Данный фиксированный момент – это организация слуховых впечатлений, которая высвобождает силу речи. Но, хотя есть основания предполагать, что смысл слов осознается до начала эффективного использования слов, обоснованно также предположить, что эффективная организация предсознательного начинается вслед за развитием речи, когда вторичный процесс начинает связывать или замедлять более подвижные энергии и катексисы бессознательного.
Разделение первичного и вторичного процессов является, конечно, фундаментальным, и мне нет необходимости излагать здесь различия между двумя способами психического функционирования, характеризующими конкретно истинную бессознательную деятельность и предсознательную систему. Вопрос в периоде, когда вторичные процессы становятся организованными, ибо они, очевидно, не могут осуществлять свои связывающие функции (от чего, в конечном счете, зависит успех рационального размышления или осмысления реальности), пока не станут организованными. То, что они накладываются друг на друга, не оспаривается. Анна Фрейд установила, что младенец в состоянии понимать смысл, выраженный простыми словами, которые он слышит, за шесть месяцев до того, как сам сможет употреблять такие слова. И конечно, как показывает случай Хелен Келлер и как в любом случае мы могли бы заключить из изучения сенсорных процессов, визуального мышления и моторной активности, другие и более примитивные способы психической взаимосвязи также играют роль в развитии вторичных процессов. Но развитийное наложение данных двух систем не означает, что в ранние периоды такого наложения в динамическом смысле действуют вторичные процессы. Большая путаница с определением периода эффективного действия вторичных процессов возникает из-за склонности рассматривать некоторые формы игровой деятельности младенца как истинные вторичные процессы. Дело в том, что, как показывает изучение образования символов и символической игры, многие явно вторичные представления являются активными дериватами бессознательной системы (или управляются ею). Из этого следует, что, хотя младенец понимает речь до того, как может ее использовать, употребление речи вместе с установлением связи между слуховыми представлениями и моторной активностью (поведением) знаменует период, когда предсознательные процессы эффективно связывают бессознательный катексис. Другими словами, развитие речи дает нам надежный временной указатель на ранние фазы развития. Мы можем заключить, что с развитием речи первичная динамическая фаза психического функционирования начинает приближаться к своему завершению.
Возвратимся к проблеме реконструкции. Я убежден, что одной из главных причин неточных реконструкций является пренебрежение наблюдателя (наблюдателей) первоначальной метапсихологией[18]Фрейда, т. е. его описанием психического аппарата в терминах систем БСЗ, ПСЗ и СЗ, и почти исключительное внимание к его последующим описаниям психики в терминах отношений и образований Эго. Правда, со временем Фрейд был вынужден прояснить отношение бессознательного Эго к инстинкту, к вытесненному и к тестированию реальности и тем самым создал свою трехчастную систему из Ид, Эго и Супер-Эго. Но у него не было намерения, чтобы последующая система структурной дифференциации заменила его изначальные формулировки в отношении функционирования психического аппарата. Это полностью противоречило бы духу и цели его метапсихологических формулировок. Фактом остается, однако, то, что его поздние структурные дифференциации открыли дорогу всякого рода непониманию характера раннего психического развития. Действительно, когда мы сталкиваемся с описаниями Супер-Эго, существующего якобы в первой половине первого года жизни, то невозможно удержаться от подозрения, что данная реконструкция была сделана, исходя из ошибочной посылки о том конкретно, что организация структур Эго и Супер-Эго должна начинаться вскоре после рождения. Другими словами, во всех спекулятивных реконструкциях, упомянутых мной, идея Супер-Эго рассматривается, как если бы она являлась фундаментальной психической концепцией, как если бы она была допущением или постулатом, на котором можно строить теорию развития. Напротив, концепция Супер-Эго сначала и до конца является клинической концепцией. Она основывалась на клиническом анализе и сохраняется во всех клинических коннотациях. Следует тщательно различать описания Супер-Эго и теории его происхождения. Ее положение теоретически было исчерпывающе обозначено Фрейдом, когда он описал Супер-Эго как дифференциацию в Эго. Позволю себе сделать паузу и вывести мораль: говоря о самых ранних стадиях психического развития, мы должны использовать только первичные концепции, а не определения, сформулированные, чтобы соответствовать более сложным фактам, наблюдаемым при последующем развитии.
Обращаясь еще раз к теме механизмов, мы можем сказать, что концепция первичного механизма имеет почти такой же статус, как и фундаментальная психическая концепция. Продолжать, не затронув ее, мы определенно не можем. Тем не менее, она развивается на основе фундаментальной концепции и может быть связана с последующими определениями и описаниями, основанными на клиническом опыте. Мы можем далее сказать, что данная концепция первичного динамического функционирования должна определять наши теории психической экономии от рождения и до периода, когда речь достаточно разовьется, чтобы обеспечить постоянную основу вторичных процессов. Фактически мы вынуждены различать между зачаточной (embryonic) фазой психического развития и фазой, когда организованное психическое функционирование может непосредственно наблюдаться с помощью техники психоанализа. Действительно, непосредственный факт того, что психоаналитическая техника не может быть применена, по крайней мере, до возраста двух лет, сам по себе является признаком, что данное выделение зачаточной фазы оправданно.
Но различение между зачаточными стадиями механизмов и фазой их окончательной организации не может быть установлено, исходя из одного лишь временного фактора, полезного тем, что позволяет нам отслеживать фазы развития. Тем самым мы вынуждены применить к данной проблеме структурный подход. Это на самом деле самый жесткий из всех метапсихологических подходов, и он, следовательно, более других имеет тенденцию приводить к ошибкам при психической реконструкции. Но прежде всего мы должны установить некоторые переходные формы концепции, перекрывающей разрыв между фундаментальными идеями структуры, т. е. развитием систем следов памяти (пси-системы Фрейда), и концепцией Эго. Более всего мы должны избавиться от запутывающего термина «примитивное Эго» с его подразумеваемой идеей единой структуры. Термин «примитивное Эго» имеет не намного больше теоретической и клинической ценности, чем термин «psycho». Ранее во многих работах[19]я выдвигал предположение, что данный разрыв в наших структурных концепциях может быть преодолен принятием ядерной теории формирования Эго, согласно которой пси-системы, ассоциируемые с конкретными компонентами либидинозных инстинктов и реактивными (агрессивными) инстинктами, которыми они сопровождаются, синтезируются в ядерные формирования Эго; и я не намерен здесь обсуждать данную теорию более подробно. Но очевидно, что переход от раннего и в основном динамического функционирования психического аппарата к функционированию психических структур (mental institutions) делает необходимым введение концепций Эго. А это, в свою очередь, включает признание границ Эго, различение между Эго и объектами его инстинктов, а также между нарциссическим и реалистическим Эго. В данной связи необходимо высказать два соображения: во-первых, все термины, выводимые из структурной точки зрения и имеющие для нее существенное значение, находятся не в одной категории с фундаментальными концепциями. Они относятся к более поздним фазам развития, а не к адекватно описываемым фундаментальными концепциями. Во-вторых, термины, используемые для описания даже самых примитивных форм Эго, таких, как так называемое «телесное Эго», относятся исключительно к психическим структурам. Взаимосвязь между телом и разумом, между сомой и душой была адекватно выражена Фрейдом в его «пограничной (boundary)» концепции инстинкта через постулирование сенсорного и моторного концов психического аппарата. Термин «телесное Эго», хотя и удобен для описательных целей и является полезным напоминанием о происхождении Эго, приводит к разного рода неправильным представлениям, таким, как понятие «внутренние объекты», получившее широкое хождение среди верящих в существование во вторую четверть первого года жизни «центральной депрессивной позиции», которое, по их мнению, практически заменило фрейдовские концепции нарциссизма и аутоэротизма. Говоря метапсихологически, «внутренний объект» (internal object) является мифом, так же как, по моему мнению, и «частичный объект» (part object). Частичный объект – это взгляд объекта (наблюдателя) на объект. Объект – это то, на чем цель инстинкта получает свое удовлетворение. Совершенно правильно будет говорить о частичных (component) импульсах, или о задержанных в отношении цели импульсах, о частичном вытеснении и, как следствие, об объекте частичного, либо задержанного в отношении к цели, либо частично вытесненного импульса. Похожим образом мы можем говорить о состоянии первичной идентификации, при котором Эго и объект не дифференцированы. А использование терминов «частичный объект» и «внутренний объект» вызывается неряшливым мышлением и неспособностью различить между «внутренним» в телесном смысле и «Имаго» в психическом смысле. Оно также включает смешение метапсихологических концепций с продуктами (дериватами) бессознательной фантазии. Без сомнений, к тому моменту, когда младенец способен к воображению, у него имеется всякого рода простые фантазии про то, что происходит в его теле. И многие из них подвергаются вытеснению. Но это не оправдывает внедрения в метапсихологию терминов «частичный объект» и «внутренний объект».
Ценность структурных терминов для реконструкции можно проиллюстрировать, сославшись на механизм проекции. В своих первичных динамических и экономических аспектах проекция может быть адекватно описана как движение катексиса, схожее с движениями, вызывающими в сновидческой жизни галлюцинаторные визуальные образы. Но чтобы понять «проекцию как таковую» (или действительную проекцию), мы должны допустить, что различение между Эго и объектом уже установилось. «Проекция как таковая» зависит от регрессии, стирающей определенные аспекты уже установившегося различения между Эго и объектом. Следовательно, полное экономическое функционирование механизма не может существовать до тех пор, пока динамические движения энергии, наконец, не соединятся со структурными единицами Эго. И мы можем рискнуть предположить, что организация Эго не произойдет, пока психика в основном управляется первичными процессами, иначе говоря, до организации речи и развития предсознательной системы. К тому же это проистекает из изучения образования символов и так называемого символического мышления.
Установив роль, которую играют структурные концепции в объяснении и описании развития механизмов, мы должны вернуться и рассмотреть, насколько наше знание экономического функционирования, в частности распределения инстинктивных зарядов, воздействует на структурные, или Эго-кониепции. Для этого нам лучше всего рассмотреть концепцию интроекции
Мне хорошо известно, что нет общего согласия относительно точного значения термина «интроекция», а также что термины «интроекция» и «идентификация» часто употребляются, как если бы они были взаимозаменяемыми. Кстати, такое отсутствие согласия, что хорошо показал Фоулкс[20]в своем обзоре данного предмета, указывает на необходимость тщательно сравнить эти термины, прежде чем использовать их в интересах реконструкции. Я предположил бы, однако, что развитийные аспекты интроекции (или идентификации) могут быть поняты только при рассмотрении их на трех различных уровнях: (1) с точки зрения фундаментального психического функционирования, (2) с точки зрения зачаточной или первичной динамической фазы развития и (3) с точки зрения организованного функционирования, подразумевающего существование четко определенных структурных отношений.
С точки зрения фундаментального функционирования, мы можем видеть, что проекция может быть прослежена в обратном порядке до регрессивных действий, а интроекция – до прогрессивных (развитийных) действий инстинктивной энергии, происходящих соответственно во время сна или бодрствования. В первом случае диапазон психического аппарата сужается, а следы памяти снова редуцируются до своих перцептивных элементов; во втором случае диапазон психического аппарата расширяется, и становятся возможными все более сложные действия катексиса (интрапсихические действия).
Здесь мы можем дать определение того, что Фрейд называл первичной идентификацией. Это больше реконструкция, чем фундаментальная концепция, или даже скорее состояние психики, чем механизм. Она представляет то, что, по мнению наблюдателя, является отношением нарциссического младенца, к тому, что наблюдателю известно как объекты данного младенца. Когда мы говорим, что в начале младенец не имеет фиксированного опознавания различия между «self» и «not-self», то подразумеваем, что действие либидинозных и агрессивных энергий (катексисов) происходит между разными точками в первичной нарциссической системе организации, основанной на примордиальных (зачаточных. – Прим. пер.) следах памяти. Ни больше, ни меньше. Не может быть постулирована организованная структура в смысле дифференциации эго-объект или дифференциации Эго – Супер-Эго, если, конечно, мы не примем концепцию элементарных (rudimentary) ядер Эго, а в таком случае мы не сможем говорить о «центральных» психических «позициях» в первые месяцы жизни. Несоразмерность между доминирующей субъект-объектной идентичностью и немощной регулирующей силой ядра Эго слишком велика.
Так вот, считаем ли мы интроекцию и идентификацию смежными, либо рассматриваем в качестве ранней и поздней фазы одного и того же механизма, либо считаем их в целом разными механизмами, но их самые ранние фазы возникают из недифференцированного состояния первичной идентификации, и усиливаются частыми и продолжительными регрессиями к первичной идентификации, случающимися в младенческой жизни. И здесь я напомню вам, что младенец спит большую часть суток. Как бы мы ни называли данный механизм, его функция по сути динамическая, а именно заключается в перераспределении катексисов. Как подразумевает Фенихель[21]в своей работе об инстинктивных компонентах интроекции, это превратности инстинкта. Это еще и поворот в сторону от регрессии и проекции. Так же как регрессия, обращение и отражение инстинкта – это феномены фрустрации, действующие вначале без организации Эго. Данный взгляд соответствует определению, данному Фоулком, который описывает интроекцию как деятельность, а идентификацию – как более-менее статичный термин, касающийся формы Эго.
Повторим: появление младенца из первичной идентификации – состояния, в котором (с точки зрения наблюдателя) субъект и объект одновременно ассоциируются с одним и тем же аффектом, – возвещает о первичной динамической фазе интроекции. Сколько продлится данная фаза, мы рассмотрим чуть позже, но она явно заканчивается с развитием настоящей структуры Эго. А Эго, или, как я предпочитаю говорить, ядра Эго, не могут сформироваться прежде, чем будет установлена дифференциация объектов. И Эго не может расшириться, пока объекты не будут оставлены. Говоря проще, влияние интроекции на структурное развитие не может быть осуществлено до того, как объект был найден и после длительного периода тщетных преследований или реального использования, в конце концов, потерян. Столкнувшись с необходимостью преодоления травмы от потери объекта, Эго, или, как я предпочел бы назвать, конкретное заинтересованное ядро Эго, с помощью регрессии реактивирует ту фазу, на которой оно в аффективном переживании было неразрывно связано со своим объектом. Имаго объекта приобретает и оставляет за собой, таким образом, статус системы Эго. По мере того как сменяется психобиологическая череда объектов инфантильных компонентов инстинктов (а, в свою очередь, каждый объект оставляется или соответствующий импульс вытесняется), структура Эго развивается за счет интроекции. Короче говоря, исходная динамическая и компенсаторная функции интроекции используются слабой системой Эго для собственного усиления.
Что касается отношения интроекции к собственно идентификации – например, проистекает ли идентификация полностью или частично из интроекции или возникает независимо на стадии первичной идентификации, – то я бы предложил не углубляться в данный вопрос, отметив только, что обсуждение подобных проблем должно определяться некоторыми фундаментальными соображениями. В частности, мы должны признать психобиологическую необходимость того, что некоторые составляющие импульса к объектам могут быть оставлены без полного отказа от всех других компонентов и без обременения тем самым Эго фиксированной интроекцией. Ибо, как мы знаем из клинического опыта, интроекция мешает, равно как и помогает, адаптации. Характеристикой структурной интроекции является ее ригидность. Адаптация требует таких отношений к объектам, которые были бы достаточно стабильными, но не неизменными. Идентификация удовлетворяет данному условию. В самом деле, мы часто бойко рассуждаем об анализировании интроекции, когда фактически просто раскрываем ранние идентификации. Из чего можно заключить, что я выступаю за придание разного значения и функций концепциям интроекции и идентификации.
Непосредственно же меня интересуют более фундаментальные проблемы: во-первых, на какой стадии или в какой период развития мы можем с полным основанием допустить существование структурных изменений как следствие интроекции? И, во-вторых, когда мы можем говорить об образовании Супер-Эго? Так вот, если мы предположим, что структурные изменения следуют за отказом от инстинктивных объектов, и если к тому же мы предположим, что оральные компоненты инстинкта главенствуют до прорезывания зубов или во всяком случае до нормального установления самостоятельного приема твердой пищи, то легко сказать, что структурные аспекты интроекции появляются лишь к концу первого года жизни. Но так как младенец сразу включается в активную борьбу с новым главенствующим инфантильным инстинктом, а именно с анально-садистическим главенством, то мы не можем говорить о Супер-Эго в смысле непосредственного и эффективного регулятора Эго. Самое большее – мы можем постулировать закладывание примитивного орального ядра Cynep-Эго, которое позже становится частью много более широкой организации Супер-Эго. И неуместно, и ошибочно говорить о регуляторе Эго до того, как имел место эффективный эго-синтез, а он не может считаться состоявшимся во время, когда младенец стремительно переходит от одной фазы главенства к другой. Применяя к психическому развитию концептуальный подход, мы должны предположить, что максимальная травма и поэтому максимальная потребность в компенсации путем интроекции должна происходить, когда биологически детерминированные серии инфантильных толчков инстинкта приближаются к своему биологически предопределенному концу. Если бы не было латентного периода, если бы инфантильные сексуальные позывы сразу бы переходили во взрослые формы и были способны быть немедленно удовлетворенными или фрустрированными взрослыми объектами, то ситуация могла бы быть иной. Эдипова фрустрация, и здесь я использую термин эдипова в смысле, первоначально приписанном ему Фрейдом, является, так сказать, величайшей эмоциональной травмой по той простой причине, что инфантильный генитальный толчок между тремя и пятью годами является последним, самым большим и изощренным из инфантильных толчков. Не развивается никаких новых главенств, чтобы побудить смещение энергии или поддерживать пусть даже и несбыточные надежды на исполнение. Эдипова ситуация Фрейда, необходимо подтвердить еще раз, является подлинной центральной позицией психического развития – контроль и овладение ею, ее сублимация составляют главные задачи по сдерживанию и созиданию, которые Супер-Эго ставит перед Эго.
Но подтверждение доминирующего клинического значения фрейдовской генитальной эдиповой ситуации не помогает нам точно определить период, когда мы впервые можем говорить о Супер-Эго как об организации, отличной от ядерной части данной более поздней структуры. Пока из прямого анализа детей надежных доказательств по данному вопросу у нас нет, и бол<