Исторические сведения о врачебной науке Тибета
Система врачебной науки Тибета получила начало в Индии в самой глубокой древности, а развивалась и процветала преимущественно в Тибете.
Имена первых представителей врачебной науки Тибета, равно как и имена многих представителей науки всего мира, теряются во мраке прошедших времен.
На вопрос о том, где начало какого-либо знания и где его конец, никогда не может быть дан точный ответ; можно проследить только периоды развития известного знания.
Что касается врачебной науки Тибета, то в истории ее развития можно отметить четыре периода.
Первоначальный период этой науки, как и европейской медицины, носит легендарный характер, так как первыми врачами в Индии считаются божества и небожители.
Тибетские письменные источники сохранили об этом самом раннем периоде следующие предания.
Божество Сертуб научило небожителя Самбо-Лха ста тысячам способов терапевтического и хирургического лечения. Сертуб, заботясь о благе человечества, передал свои познания сыну Нюрбе,[30]владыке всех живущих, а Нюрба – двум врачам: врачу небожителей и сыну Левина.[31]Эти, в свою очередь, передали искусство врачевания Индре.[32]
У Индры было семь учеников: 1) Всезнающий, 2) Лучезарный, 3) Весьма лучезарный, 4) Родившийся из конечностей, 5) Победитель всех, кроме небожителей, 6) Подающий милости и 7) Странствующий. Все они были известны как семь мудрецов небесного пространства – семь риши.
Учение этих семи мудрецов, переходившее из поколения в поколение, сделалось известным восьми земным риши.[33]Каждый из последних оставил по сочинению, из которых получилось одно общее в восьми частях, под названием «Зарага-Дыб-Жад».[34]
После упомянутых восьми земных мудрецов медициной стали заниматься представители браминства: Брама, Вишну и другие. От них медицинские познания переходят к сторонникам Будды: Манзошри,[35]Хоншим-Бодисатве,[36]Вачирвани,[37]Ананде[38]и, наконец, к молодому врачу Цо-жед-шонну, который считается тибетскими врачами автором «Чжуд-ши».
Итак, историческое развитие врачебной науки в Индии делится на четыре периода. В первом периоде медициной занимались небесные духи: Нюрба, Асвин, Индра, Небесная Дева[39]и другие, во втором – восемь риши – мудрецов, в третьем – представители браминства, и в четвертом – сторонники Будды с Цо-жед-шонну во главе.
Прежде чем говорить о Цо-жед-шонну как авторе «Чжуд-ши», считаем нужным объяснить самое название «Чжуд-ши» и кажущуюся легендарность первой главы первой книги этого сочинения.
Сочинение «Чжуд-ши» носит следующее полное название на тибетском языке: бДуд-рЗи-сНин-бо-ян-лаг-бЖад-баг-сан-а-ман-аг-ги-рг Чжуд-вШи, по-монгольски: «Рашияну-чжирухэн-найман-гэшэгутэ-нигоуца-эубидасун-Дурбун-унду-сун», что в переводе означает: «Сердце Нектара, восьмиветвистые четыре основы специальной[40]терапии».
Название «Сердце Нектара» указывает, что в «Чжуд-ши» изложены основные взгляды врачебной науки.
Восьмиветвистым это сочинение называется потому, что излагает учение о восьми предметах: 1) об организме взрослого человека, 2) о женском организме, 3) о детском организме, 4) о нервно-истерических субъектах, 5) о язвах и ранах, 6) об отравлениях и ядах, 7) о старческом организме, 8) о поддержании и укреплении организма в старости.
В «Чжуд-ши» вкратце излагается вся врачебная наука в широком смысле этого слова, но ему дано название «специальной терапии», потому что целью изучения медицины с древнейших времен считалось лечение.
В тексте «Чжуд-ши» первая глава начинается обращением к Будде – главе врачей: «поклоняюсь главе врачей Будде». Затем каждая глава начинается вопросом ученика к учителю. Подобная разговорная форма общепринята в буддийской литературе. Эти вопросы и ответы нами опущены. Мы считали также необходимым пояснять и дополнять, строго придерживаясь подлинника, некоторые слова и выражения, совершенно ясные для врачей – исследователей «Чжуд-ши», привыкших соединять с ними известные понятия, но неясные для неспециалистов. Например, общеизвестное тибетское слово «намхай», а монгольское «окторгой», переводимое знаменитыми европейскими филологами-ориенталистами на русский как «небо», на немецкий der Himmel, на французский le ciel, нами переведено «пространство», по точному смыслу этого слова.
Ламы предполагают, что «Чжуд-ши» проповедовал сам Будда Шакья-Муни, так как их предшественники буддисты, воспользовавшиеся плодами врачебной науки, наделили автора «Чжуд-ши» Цо-жед-шонну всеми эпитетами Будды.
Прочитав выдержку из первой главы первой книги «Чжуд-ши», мало знакомый с предметом читатель может подумать, что содержание врачебной науки Тибета подобно легенде, и поэтому она не заслуживает к себе серьезного отношения. Но мы надеемся, что, ознакомившись с нашими пояснениями, многие легко поймут, что следует весьма серьезно отнестись к «Чжуд-ши». А даровитые европейские ученые-специалисты будут вправе произнести о врачебной науке Тибета последнее слово только после всестороннего знакомства со всей литературой этой науки.
Город, где возникла врачебная наука, описываемый в первой главе первой книги автором «Чжуд-ши», находился, очевидно, в самых благоприятных климатических и гигиенических условиях.
Город этот был расположен на незагрязненной почве, пользовался обильной и чистой водой, достаточным количеством солнечного света и тепла, чистым воздухом и занимал обширное пространство. В нем не было недостатка в лекарствах, при помощи которых излечиваются различные расстройства питания в организме.
Был ли это город Раджагриха или какой-либо другой, мы не беремся ответить. Но легендарные, по взглядам европейских ученых, цари Индостана Бимбасара и Ажато-Сатру и легендарный врач Цо-жед-шонну, окружавшие нелегендарного Будду Шакья-Муни, жили в Раджагрихе. Наконец, описания местностей, фауны и флоры, составленные автором «Чжуд-ши», совершенно сходны с описаниями юга, севера, запада и востока Магадийского царства, сделанными европейскими учеными.
К югу от упоминаемого города, названного «Привлекательным», находятся горные пространства Виндия, носящие название в тибетском сочинении «Быг-жед», а в монгольском – «Нептэлыкчэ», что обозначает по-русски винто– или буравообразный. Действительно, Виндийские горы, имеющие направление с северо-востока от Ганга к Малабарскому берегу, по своему направлению напоминают бурав или винт.
Описание этого горного пространства современными географами, в общих чертах, совершенно сходно с описанием его автором «Чжуд-ши».
Вот что мы находим у Бланка и Дистервега:[41]
«Вся гладкая страна на севере от гор Финхия – не что иное, как группа напластованных друг на друга гор, откуда изливается в Джамну много значительных потоков. Вид страны чрезвычайно привлекателен своими холмами, богатыми водой долинами и густо разросшимися лесами. За восточное продолжение Финдхия можно принять примыкающие к нему слева, Киморские горы юрской формации и возвышающиеся на юге от Бенареса Биндские горы, которые тянутся дальше к востоку до южного поворота Ганга, под названием гор Гумах-Гатс».
Таким образом, сведения автора «Чжуд-ши» и современных географов об упоминаемых горных пространствах сводятся к следующему.
Названные горы с северо-востока, с берегов Ганга, идут в виде холмов, постепенно понижаясь, к Малабарскому берегу и, проходя это горное пространство винто– или буравообразно, отделяют Индостан от Декана.
Красота, чудный воздух этих мест одинаково, по-видимому, пленяли как современников автора «Чжуд-ши», так и географов нашего века, которые выражают свое восхищение, говоря о горах Сиадри, что виды в этих горах великолепны: огромные откосы, страшные ущелья, бесчисленные водопады, густые леса и вечная зелень.
Это горное пространство находится в жаркой полосе, изобилующей растительным царством, между прочим, лучшими перцовыми кустарниками и многими другими растениями.
Под «Снежными горами», расположенными к северу от города, следует, конечно, понимать Гималаи, на индийской стороне которых встречаются растения, соответствующие упоминаемым автором «Чжуд-ши». Так у Регеля во 2 ч. на стр. 176 находим: Cupressus tub. Don., кипарис бугорчатый; родина его Непальские Альпы на 8500 ф. высоты. Также довольно близок Cupressus glauca Lam, кипарис сизый, растущий на высоких горах Восточной Индии, а на стр. 179: Cycas revoluta Tunbrg, развернутая ложная саговая пальма, родина – Юго-Восточная Азия. Cycas circinalis L. – спиральная ложная саговая пальма, родина – Восточная Индия и Мадагаскар.
Мы также находим указания и относительно растений, например у Траппа в I т. на стр. 211: «Родина гранатового дерева – Северная Африка и Восток».
Далее на стр. 458: «черный перец (piper nigrum) – вьющийся кустарник родом из Малабара». Далее у Бланка и Дистервегагна[42]стр. 218 сказано: «Перец разводится по всей Индии, но лучшим считается перец с Малабарского берега».
Там же, в I т. на стр. 401: лимон; родина лимонного дерева – Азия и Северо-Западная Африка. В лесах Северной Индии еще и теперь встречается дикорастущее лимонное дерево. Страна, где растут миробаланы, – Ост-Индия и Бенгалия.
Миробаланы с древних времен высоко ценились в европейской промышленности до тех пор, пока не вошла в употребление дубовая кора, содержащая больше дубильных веществ, чем миробаланы, которые обладают целебными свойствами и входят во многие лекарственные составы тибетской фармакопеи.
Страны, в которых находятся в изобилии целебные источники и шафран, – Тибет и Кашмир.
Кашмирский шафран, как известно, считающийся лучшим в мире, входит в состав лекарств тибетской фармакопеи, куда входят также камни из целебных источников и горные смолы – род нефтяных остатков.
Нужно заметить, что в указанных странах обитают птицы и животные, о которых упоминает автор «Чжуд-ши», а именно: фазаны, попугаи, павлины, слоны, мускусные кабарги и многие другие животные.
Что касается западных стран, описываемых автором «Чжуд-ши», то, несмотря на суровость климата кашмирского и тибетского плоскогорий, там встречаются местности, которые могут соперничать, по своим климатическим условиям, с самыми здоровыми местностями земного шара.
Некоторые писатели называют Кашмир «Земным раем», китайские историки этим именем зовут тибетские провинции Уй и Зан, где находится Лхасса.
После описания стран, сопредельных с «Врачебным городом», автор «Чжуд-ши» говорит о главе врачей, окруженном учениками четырех категорий – духами небесного пространства, ринги, браминами, сторонниками буддизма, – и о Цо-жед-шонну.[43]
Цо-жед-шонну, как говорит предание, был сыном легендарного Бимбасары, царя индийского города Саравасти, и купеческой дочери, жившей с ним в морганатическом браке. Достигнув зрелого возраста, Цо-жед-шонну посвятил себя изучению внутренних болезней и хирургии; для усовершенствования в этих науках он отправился в страну, «где исключительно занимаются воздвижением камней».[44]Там он работал под руководством Жун-ше-бу, сына Всезнающего, главы медицины, приобрел познания по хирургии, анатомии и научился приемам, необходимым для вскрытия черепа и проведения других операций.[45]По окончании своего учения Цо-жед-шонну, возвращаясь на родину, изучил языки всех народов, встречавшихся ему на пути, и приобрел дерево,[46]которое обладало свойством успокаивать больных и помогало распознавать болезни.
Благодаря знанию многих языков и обладая таким деревом, Цо-жед-шонну легко сходился с жителями различных местностей и оказывал медицинскую помощь обращавшимся к нему больным. Наконец он прибыл в город Раджагриху, или Ранжаха-рию, где царствовал его сводный брат Ажато-Сатру, легендарный царь Индии. Поселившись в этом городе, Цо-жед-шонну быстро приобрел славу искуснейшего врача и трижды был возведен в звание главы медицины. Он лечил легендарных царей, Бимба-сару и Ажато-Сатру, и Будду Шакья-Муни, – лицо историческое. Предполагая, что Цо-жед-шонну – ученик Герофила, жившего за 320 лет до н. э. и, может быть, врача Эразистрата, жившего в Сирии, можно предположить, что автор «Чжуд-ши» жил в IV веке до Р. X., а из того, что он лечил Будду Шакья-Муни возможно предположить, что Герофил и Будда[47]были современниками.
Где и когда написал Цо-жед-шонну «Чжуд-ши», неизвестно, так как до сих пор не найден подлинник, на который ссылаются, однако, все тибетские врачи. Одно несомненно – что Цо-жед-шонну был знаком с Ведами, потому что между последними и «Чжуд-ши» есть много общих мест. «Чжуд-ши», впрочем, и дошло до нас не в первоначальном своем виде, а в позднейшей редакции, которая принадлежит знаменитому тибетскому врачу Ютог-бе-Иондон-Гонбо.
После смерти Цо-жед-шонну и Будды Шакья-Муни медициной занимаются в Индии буддийские пандиты.[48]Так, приблизительно через 400 лет после смерти Шакья-Муни, индийский пандит Наганжана, или Нагар, чтобы сделать «Зарага-Дыб-Жад» более доступным для врачей будущих поколений, написал толкование к этому сочинению до 14-й главы; кроме того, этот же пандит собрал в одно целое толкования к «Дыб-Жад», заключающие в себе объяснение свойств лекарств и их употребление.
Ученик Наганжаны Пахол разъяснил труды индийских пандитов о сочинении восьми мудрецов с 16-й главы до конца. Другой ученик Наганжаны Да-ва-онго, или Хаши-Дава, написал в трех томах разъяснения «Зарага-Дыб-Жад». Вообще индийскими пандитами написано очень много руководств по медицине и хирургии. Названия этих сочинений и отдельные более замечательные из них помещены в буддийской энциклопедии «Данчжур». В медицинскую часть последней вошли все отделы врачебной науки и, между прочим, хирургия – в широком смысле этого слова, лекарствоведение и гигиена.
Индийская медицина, по хронологическим данным тибетских буддистов, проникла в Тибет около 685 года н. э., в царствование Срон-Зан-Гомбо.
Врач этого царя Жаса-Гонжой получил медицинское образование в Индии и в других странах. Под руководством Хашэн-Маха и Дарма Гоша он перевел на тибетский язык некоторые медицинские сочинения. Этот же Жаса-Гонжой и врачи Хэнтэ Лин-хан из Китая и Дагцига-Ланой из Персии втроем написали руководство по медицине, состоящее из 2100 «шлоков» (периодов), под названием «Неустрашимый меч», и поднесли это сочинение царю Срон-Зан-Гомбо.
После смерти последнего, через 169 лет, уже в царствование Тисрон-Дэб-Зана, в Тибет были приглашены врачи из Индии, Китая, Кашмира, Непала и Персии. Каждый из них должен был заняться переводом медицинских сочинений своей родины на тибетский язык, а все вместе – составить руководства по медицине и хирургии для тибетцев. Врачи этого времени считаются представителями старой школы.
Новая тибетская школа получила свое начало с того времени, когда в царствование того же Тисрон-Дэб-Зана переводчиком Берозаной были переведены на тибетский язык сочинения индийских пандитов Наганжаны, Пахола, Хаши-Дава, а также «Чжуд-ши». Между прочим, эти медицинские сочинения изучались в то время тайно, потому что буддисты боялись, что бонбонары – секта, до сих пор мало изученная европейцами, – воспользуются их знаниями и станут заниматься медициной для своих целей.
Эту тайную систему врачебной науки сделал доступной всем ученый и врач Дердог-Дава. Он познакомил с ней своего ученика Буйба-Дардака, который передал ее ламе Рогдон-Гончэк-Жабу, а тот – своему ученику Ютог-бе.
Ютог-ба изучил в совершенстве медицину Тибета и поехал потом в Индию, чтобы закончить свое образование на месте возникновения индийской медицины. Он имел обширную и удачную практику у себя на родине и первый из врачей Тибета был возведен в звание главы медицины. Писал ли он самостоятельно сочинения по медицине и хирургии, нам неизвестно, но он оставил знаменитого ученика Ютог-бу-Иондон-Гомбо – Ютог-бу II.
Отец Ютог-бы Иондон-Гонбо – Шунбо-Доржи и мать Бадма-од жили в области Зан в Тибете. Родиной его была местность Няндот.
По мнению академика Васильева, в 811 г. нашей эры Ютог-бе II было 25 лет, – значит, он родился в 786 г., а так как он жил 125 лет, то, следовательно, умер в 911 г.
К сожалению, сведения о его детстве и юности принадлежат более поэзии, чем истории.
Легенда говорит, что когда Ютог-ба Иондон-Гонбо, который в литературе известен под именем Ютог-бы II, родился на свет, из тела новорожденного вышло пять мудрецов, которые благословили его. Затем его посетили восемь небесных дев – покровительниц медицины, и совершили над ним обряд омовения. В это время появилась радуга, с неба раздались гармоничные звуки, распространился ароматный запах и пошел дождь из цветов. Трех лет от роду Ютог-ба II умел уже ощупывать пульс и рассматривать урину своих сверстников. С детства же он стал изучать камни, собирать лекарственные растения и приносить их к себе домой. Всюду, куда он приходил, тотчас же распространялся запах лекарственных трав, что вызывало общее удивление. В восемь лет Ютог-ба II будто бы уже знал основы хирургии и медицины. На десятом году ему во сне явилась Небесная Дева, которая принесла сосуд с питьем и сказала: «Ты тот, в которого воплотился Цо-жед-шонну, соблаговоли выпить этот нектар».
Когда Ютог-ба II выпил предложенную чашу, тело его сделалось совершенно прозрачным, так что были видны все внутренности. Это дало ему возможность легко и наглядно изучить все процессы, совершающиеся в организме. Та же покровительница медицины, явившись во сне двенадцатилетнему Ютог-бе II, советовала ему заботиться о больных, о человечестве вообще и изучать индийские медицинские сочинения. В это время он уже изучал, под руководством врача Буйба-Дардака, сочинение «Чжуд-ши».
На другой день после упомянутого сновидения Ютог-бу II пригласили лечить от подагры ламу Гебши Рогдана, который заболел на пути в лесистые страны, куда он отправился проповедовать буддизм. Ютог-ба вылечил Гебши Рогдана, за что последний, вернувшись из путешествия, подарил Ютог-бе много сочинений по медицине и хирургии.
В восемнадцать лет Ютог-ба II отправился в Индию. Здесь в стране Гуда он познакомился со знаменитым врачом Балдан-Пренба, в стране Серлин сошелся с мудрецом Шокжа-Гоша, а в Галайском саду встретился с врачом-женщиной Лхамо-Дудзема. Под руководством этих лиц Ютог-ба II в совершенстве изучил медицину и хирургию. В 21 год он вернулся в Тибет и поселился в местности Шин-Балжар; с этого времени он стал приносить огромную пользу соотечественникам.
В тридцатичетырехлетнем возрасте он был приглашен Лхамо-Дудзема в Индию, где познакомился со многими пандитами и под руководством Балдан-Пренба изучил 65 способов гидротерапии. Ютог-ба II с любовью собирал растения для приготовления лекарств, а также изучал хирургию. Он первый предложил при исследовании больных наблюдать за состоянием пульса и, как передают, сам написал прекрасное руководство в пяти томах по этому предмету. Кроме того, он исправил «Сокращенные основы медицины», составленные Хаши-Дава и разъяснил весьма трудную тридцать первую главу сочинения «Чжуд-ши». Чтобы облегчить понимание специальных сочинений по медицине, Ютог-ба II написал руководство, состоящее из трех разделов. Ему же приписывается общая и частная терапия, под названием «Сер-Дей Миг-Гор».
Ютог-ба II издал «Чжуд-ши» – сочинение, составленное во времена Будды Шакья-Муни, – находя, что оно представляет единственное необходимое руководство для практических врачей. Он внес в оригинал сочинения некоторые изменения в соответствии с тогдашним состоянием врачебной науки в Тибете.
Таким образом «Чжуд-ши» стало общедоступным.
Кроме того, Ютог-ба исправил переводы старинных медицинских книг и дополнил их, соответственно условиям своей страны и времени. К «Чжуд-ши» этот ученый написал добавление под названием «Сэршан», а для своих учеников составил комментарии к этому труду – «Сонгшан». Самое обширное сочинение, составленное Ютог-бой II для понимания «Чжуд-ши», носит название «Шалог-Жоб-Жад». Это сочинение состоит из восемнадцати глав.[49]
Первая глава посвящена истории медицины и рассказывает о значении ее для человечества; II, III, IV, V и VI главы служат комментариями ко второй части «Чжуд-ши». Эти главы содержат необходимые для каждого практикующего врача сведения по эмбриологии, анатомии, физиологии, патологии, диагностике, гигиене, фармакогнозии, фармакологии и хирургии; VII–XVIII главы – комментарии к третьей и четвертой частям «Чжуд-ши». В этих главах автор знакомит с расстройствами питания в организме, при которых усиливается или ослабляется прирожденная энергия жизненно-живой теплоты и объясняется участие нервной системы в обоих процессах.
Одни врачи полагают, что две первые главы сочинения «Шалог-Жоб-Жад» были написаны еще древними врачами, следующие пять глав – также другими лицами, и только последние одиннадцать глав принадлежат Ютог-бе П. Другие же врачи, напротив, утверждают, что все сочинение написано им самим.
Со времени Ютог-бы II в Тибете разрабатывались терапия и другие специальные врачебные науки. Анатомические атласы, учение о кровообращении и обмене воды в организме, неизвестные до того времени, стали общеизвестны благодаря сочинениям О-Бум-Шенбо, Бум-Хуцара, Тарбу-Мелена и Деба-Шин-Жога.
Школа Ютог-бы II процветала до конца XVII столетия. По рассказам лам, за этот почти тысячелетний период времени было написано множество медицинских сочинений. К сожалению, чрезвычайная дороговизна, а главное, сложность поиска этих сочинений и трудности с доступом в Западный Тибет в значительной степени осложняют их приобретение.
Знакомство монголо-баргутов или, вернее, двора монгольских ханов с тибетской медициной совпадает с прибытием в Монголию знаменитого врача, пандита Сакья, к царю Годану около 1235 г. н. э. Надо полагать, что тибетские врачи пользовались доверием при дворе монгольских ханов еще со времени первых походов Чингиса в Тангут, иначе едва ли могли бы распространиться слухи о знаменитых врачах Тибета, как это случилось в царствование Годана.
Приблизительно в 1233 году хан заболел параличом, для излечения которого были использованы все известные в то время средства. Однако в хрониках не упоминается о том, кто были врачи хана и чем его лечили. Каким-то образом до Годана дошел слух, что в Тибете находится знаменитый лама Сакья, или Саджа-Гунга-Жалсан, изучивший медицину, получивший ученую степень пандита, тот самый, который в Индии весьма успешно вел религиозные споры с противниками буддизма.
Годан отправил посла Дурда, в сопровождении многочисленного войска, пригласить этого ламу. Сакья принял приглашение и, прибыв к хану около 1235 г., стал его лечить. Вскоре Годану стало легче, а потом он полностью выздоровел. С тех пор Сакья сделался любимцем Годана и имел на него огромное влияние. Годан вскоре принял буддизм и начал способствовать его распространению среди своих приближенных и подданных. Очевидно, многочисленная свита и ученики Сакьи также были врачами тибетской медицины и лечили, как и сам Сакья, больных, а ламы-врачи, по мере того как они становились благодаря своим знаниям необходимыми для ханской семьи и придворных, понемногу приобретали религиозно-нравственное влияние.
С падением монгольской династии в Китае, при Тогон-Тумуре, и вообще в этот период времени – в конце XIV века, до буддийского реформатора Зонхабы, медицина находилась в упадке. Зонхаба же сам изучил медицину и заставлял заниматься ею лам. Медицинские школы процветали с этого времени уже не в Тибете, а в Амдосском округе, в монастырях Жанба и Сурхар.
Основатель Жанбайской школы Намжал-Дава, родившийся в кумирне Домрин-Жалбой в 1671 году,[50]с малых лет занимался медициной под руководством ученых лам Лошен-Жаншуб-Земо и Балдан-Шоглай-Намжала. Он изучал также буддийские науки, получил звание ученого, чем приобрел известность, и был возведен в звание Номун-Хагана – главы науки.
Намжал-Дава написал много сочинений, одобренных духовными и светскими учеными буддийского мира, и, между прочим, краткое руководство – «Основания медицины» в трех частях. Затем он же составил книгу «Гаприн-Мунцел» – разъяснение «Чжуд-ши» – и написал сочинение «Ринчин-Дом-бу». Эти труды служат в настоящее время главными руководствами для изучения тибетской врачебной науки.
Сурхарская школа была основана Ненит-Доржи в местности Дагба-Сурхар. Ненит-Доржи родился в 1679 году[51]от Даши-Намжал (мать) и Ринчин-Пун-цок (отец). Его называют иногда Дарма-Сами, иногда Абу-Соржди, и известен он под этими двумя именами. В тринадцать лет Ненит-Доржи изваял, как говорят, изображение Манзошри, после чего последний явился к нему во сне и предсказал Ненит-Доржи, что он станет врачом и что ему будет покровительствовать сам Ютог-ба, к которому он должен обратиться с молитвой.
Однажды Ненит-Доржи видел себя во сне вкушающим свежие плоды миробалана.[52]Сон этот не давал ему покоя и наводил на различные размышления.
Вскоре к нему чудесным образом явился Ютог-ба и рассказал о своем прошлом, о своих воплощениях, посоветовал изучать, главным образом, хирургию и предложил исправить руководство к ней, с большими недостатками переданное и истолкованное многими учеными. Это послужило поводом для Ненит-Доржи к составлению двух больших руководств: «Ул-Гар-Мелон» и «Жева-Рин-Срил», которые служат комментариями к «Чжуд-ши».
Ненит-Доржи требовал от своих учеников, чтобы они прежде всего изучили историю медицины и познакомились, по возможности, со всей существующей литературой по всем отраслям науки, чтобы усвоив то и другое, они могли заниматься критическим разбором медицинских сочинений и только после всего этого решались бы составлять новые руководства, не уклоняясь от существующей системы. Ненит-Доржи умер в 37 лет.
Ученик его Бонба-Сурхар-Лодой-Жалбо оставил сочинение «Мей-бо шал-лун».
Эти две школы всегда имели своих последователей. Впоследствии потомок тибетских царей – Дис-рид-Санжей-Жамцо получил образование в обеих школах. Он составил комментарии к «Чжуд-ши», известные под названием «Вайдурья-Онбо» и «Лхантаб-Шенбо». Кроме того, современник этого ученого Дарма-Ман-Рамба-Шойдак-Лобсан оставил сочинение «Ман-Ак-Гаржама», а врач Дан-Зин-Пунцок написал два пользующихся в Тибете известностью сочинения по фармакогнозии и фармакологии – «Шилгон» и «Шилпрон». Эти школы рассылали врачей-лам по всей Монголии.
Последователи Зонхабы начали оказывать влияние на монголов с конца XVI столетия.
В 1582 году Алтын-хан Тушету – говорится в истории Монголии – заболел, и кончина его была неизбежной. Приближенные роптали, говоря при этом: в чем же могущество буддизма, если представители его не могут спасти жизнь Алтын-хану, ревностному стороннику и покровителю лам; должно быть, они шарлатаны, и следовало бы их изгнать.
Манзошри-хутухту, бывший свидетелем этого ропота, просил ученейшего ламу-врача Иондон-Ринчена спасти жизнь Алтын-хана. Этот врач дал хану какое-то нюхательное средство, а Манзошри-хутухту произнес при этом трижды: поправляйся, хан, ради буддийской веры. Алтын-хан вскоре поправился, и окружающие, пораженные его выздоровлением, перестали с тех пор роптать на лам.
Уже в начале XVII столетия у монголов появляются врачи тибетской медицины из самих же монголов. Брат Тушету-хана Ундур-Гэгэн, первый перерожденец ургинского хутухты, был известнейшим врачом, и его неоднократно приглашали для лечения ханов маньчжурской династии.
«Чжуд-ши» и другие более или менее замечательные медицинские сочинения были переведены на монгольский язык при посредстве ламы Шойджи-Отцер и других переводчиков. Самый замечательный перевод был сделан при Лигдэн-хутухте.
В начале XVIII столетия тибетские ламы-врачи стали проникать к бурятам, среди которых постепенно приобретали общее доверие, входя в семейные связи и вступая в брак, вопреки правилам буддизма. Таким образом они слились с бурятами, от которых стали отличаться только внешностью: брили голову, одевались в яркие желтые или красные костюмы, носили особого покроя воротники, четки и другие принадлежности одежды, принятой у буддийских духовных лиц.
Лама-врач Агван-Пунцок, тибетец по происхождению, поселившийся между селенгинскими бурятами, имел большой успех и приобрел среди них известность.
Деятельность лам-врачей из Тибета у бурят выразилась в том, что три года спустя после прибытия лам, в 1721 году, хорошо подготовленный этими тибетцами юноша Агалтаев, бурят селенгинского подгородного ведомства, уехал в Монголию, в Ургу, для совершенствования в медицинских и других буддийских науках.
Затем, также под влиянием тибетских врачей, юный Дамба-Доржи Заяев, бурят селенгинского ведомства цонгольского рода, с двумя товарищами отправляется пешком в Тибет. В течение нескольких лет они изучают тибетскую медицину и буддийские науки в Лхассе. После долгого странствования по монастырям Тибета Заяев с товарищами вернулся на родину, где в скором времени приобрел славу ученейшего и искуснейшего врача.
Между хоринскими бурятами пользовались чрезвычайной популярностью врачи Дархан-Нан-со-Луб-сан-Шираб и Дархан-Нансо-Лубсан-Намжел; они также обучали тибетской медицине молодое поколение.
Бурятские ламы, желая сделать руководство «Чжуд-ши» общедоступным, перевели его на монголо-бурятский язык и напечатали в шестидесятых годах прошлого столетия. Главным редактором этого издания был ученейший лама Дылгэров. Впрочем, многие ламы еще задолго до этого времени переводили на монголо-бурятский язык «Чжуд-ши», но все эти переводы оставались в рукописях.
Один из таких переводов с комментариями принадлежит Александру Александровичу Бадмаеву.
* * *
Изложив вкратце исторические сведения по тибетской медицине, перейдем к рассмотрению отзывов о врачебной науке Тибета, появившихся в европейской литературе. Путешественники, ориенталисты, европейские врачи и просто люди, посвятившие себя изучению Востока, доставили образованному миру сведения как о сочинении «Чжуд-ши», так и о тибетской медицине вообще. К сожалению, нет возможности составить по этим данным определенное мнение об упомянутом сочинении и о системе, в нем изложенной.
В числе лиц, занимавшихся тибетской медициной, были известные представители науки: русский врач Реман,[53]венгерский ориенталист Чома Де-Кё-рез,[54]архиепископ Нил, английский врач Уайз.[55]Так как взгляды этих лиц не могут не пользоваться доверием ученого мира, считаем нелишним привести здесь некоторые сведения об их трудах.
Доктор Реман, сопровождавший неудачное посольство Головкина в Китай, познакомился в бурятских степях за Байкалом с тибетскими врачами и одного из них, Цултима, пригласил в Петербург.
«Краткое описание, – пишет доктор Реман, – открытой мной небольшой коллекции медикаментов для европейского ученого медицинского мира – драгоценный подарок. Учение о лекарствах, употребляемых в отдаленной Азии, особенно в Китае и в Тибете, нам еще так мало известно, и сделанные прежними путешественниками исследования по этому предмету так скудны, что каждое наблюдение, способное осветить этот вопрос, будет новым богатым приобретением в области естествознания вообще и лекарствоведения в частности.
Собранные и описанные мной лекарственные вещества продаются в небольшом китайском торговом городе Маймачене, на сибирско-китайской границе, близ Кяхты, и ими запасаются преимущественно ламы, принадлежащие к духовному сословию монголов и бурят, находящихся в русском подданстве, так как лица эти занимаются также лекарствоведением и врачеванием.
Лекарства эти состоят из 60 различных средств, из которых каждое тщательно завернуто в бумагу с обозначением названия лекарства на тибетском (тангутском) языке. Перечень этих названий приложен отдельно. Из-за тибетских наименований я и назвал собранные мной лекарства «Тибетская аптека». Впрочем, меня уверяли, что все эти медикаменты получают из Пекина, а носят тибетские названия потому, что тибетское наречие – научный и религиозный язык монгольских лам и названия медикаментов им более знакомы именно на этом языке. Тем не менее известно, что эта materia medica должна использоваться и в Тибете, так как книги, в которых эти лекарства объясняются и определяется их употребление, напечатаны также на тибетском языке врачами, чтимыми наравне с божествами. Автором знаменитейшего по этой части сочинения считается божество по имени Бурханэ или Отошей,[56]по-видимому, Эскулап тибетской мифологии. Очень хоте-лость бы, чтобы эти книги были переведены на русский язык, так как это чрезвычайно интересно будет для истории медицины, и я надеялся, что труд этот возьмет на себя лама, который, по моему предложению, был вызван с границы Китая в Петербург для того, чтобы пройти курс наук в С.-Петербургской Медико-хирургической академии. Он обещал объяснить мне тибетские медицинские книги, как только достаточно овладеет русским языком, и перевести их на русский язык. К сожалению, по причине преждевременной смерти этого ламы от изнурительной лихорадки и вследствие ностальгии (тоска по родине), прекрасное и полезное его намерение не могло осуществиться. Память этого превосходного, неиспорченного человека я почтил слезами искреннего сожаления. Я уговорил его оставить свою счастливую кочевую жизнь, свое жилище, свои стада, друзей, братьев, сестер, родителей, наконец своих богов для того, чтобы вдали от родины и в одиночестве, среди незнакомой ему нации, в совершенно новой, для него обстановке, посвятить себя труду, чтобы когда-нибудь принести своему народу плоды европейской науки. Имя этого незабвенного для меня человека Чуитум-Ситонх.[57]
Я просил нескольких лам произнести вслух названия этих медикаментов в том порядке, как они расположены в тибетском перечне, и старался в точности выразить названия эти латинскими буквами. Эти медикаменты – различные семена, плоды, коренья и прочие вещества – были мной исследованы (каждое отдельно) относительно их внешних признаков, которые, из-за древности экземпляров, трудно было обнаружить. Но, при содействии ботаника доктора Редовского, признаки этих веществ определены, насколько это было возможно, и подробное описание большей части их сделано благодаря трудам этого ученого.
Различные лекарственные вещества из этого описания, с которым мы познакомимся, ламы-буряты растирают в порошки, из них составляют смесь с добавлением к ней некоторой части порошков, составленных из лекарственных трав местной флоры, и в таком виде порошки эти используются при лечении больных. Составляемые ламами смеси иногда очень сложны; обычно же они состоят из 25–40 ингредиентов. Порошки сохраняются в кожаных мешочках и даются больным небольшими порциями, размешанные в воде или вареные, – утром и вечером.
Мне случалось видеть несколько образцов подобной смеси, но, к сожалению, я не мог получить каждый раз точного указания, в каких случаях и при каких болезнях следует употреблять ту или иную смесь порошков, так как ламы всегда предлагали мне искать объяснения, которые изложены в их медицинских книгах. Итак, чтобы узнать что-либо более положительное и более удовлетворительное относительно этой materiae medicae, нужно иметь терпение дождаться, когда тибетские книги, которыми руководствуются ламы в терапевтической своей практике, будут переведены на русский язык.
У меня имеется также достаточное количество экземпляров местных лекарственных трав, применяемых бурятами. Эти материалы также могут привести к более близкому знакомству с медицинскими знаниями этого народа.
Так как действие всех лекарственных веществ может быть определено только лишь практическим путем, то я считал долгом при составлении описания этих медикаментов воздержаться от всякого мудрствования насчет их практического применения, а привести только одни факты и сведения, какими я располагал. Тем не менее можно с большой вероятностью определить употребление некоторых из них.
Я надеялся еще много узнать об этом предмете во время пребывания в Китае, но возвращение нашего посольства в Россию помешало исполнению моей надежды. Я ограничился составлением естественнонаучного исторического описания этих лекарств. Наши ученые и врачи найдут в нем многое, им уже знакомое. Из обзора всего вышеизложенного вытекает подтверждение давно уже сделанного наблюдения, что употребляемые восточными народами лекарства принадлежат преимущественно к средствам возбуждающим, согревающим и укрепляющим, тогда как в европейских аптекарских магазинах находятся в изобилии преимущественно чистительные, ослабляющие и прохладительные лекарства».
Из этого приведенного нами предисловия к труду Ремана и в настоящее время, спустя 92 года после выхода его сочинения, можно повторить слова автора: «чтобы узнать что-либо более положительное и более удовлетворительное относительно этой materiae medicae, нужно иметь терпение дождаться, когда тибетские книги, которыми руководствуются ламы в терапевтической своей практике, будут переведены на русский язык».
Известный ориенталист-филолог, отважный путешественник Чома Де-Кёрез, также пытался вкратце объяснить содержание четырех частей «Чжуд-ши». Мы не считаем нужным представлять критического разбора его объяснений, так как наш перевод «Чжуд-ши» выяснил, что Чома Де-Кёрез, будучи только филологом, не вполне овладел медицинской системой сочинения «Чжуд-ши», а потому не мог передать образованному миру сущности тибетской медицины, хотя он, очевидно, много трудился над этой наукой, что видно из сочинения о нем Дюка.[58]
По сведениям Чома Де-Кёреза, главное медицинское сочинение на тибетском языке носит название (r) Gyud (b) Zhi (Чжуд-ши) и состоит из четырех частей. Автором его был сам Шакья-Муни.[59]Материалы тибетского руководства заимствованы из санскритских сочинений. Ученый лама, знакомый с этим руководством, рассказал ему, Чома Де-Кёрезу, что в царствование Khri-Srong-Dehutsa[60]в VIII или IX в. н. э., тибетец Берозана, во время своего пребывания в Кашмире, при помощи пандита-врача, перевел на тибетский язык сочинение «Чжуд-ши» и представил его своему царю. Впоследствии оно было рассмотрено и дополнено другими учеными и принято в целом как авторитетное сочинение.
Кроме пяти томов медицинского содержания, которые помещены в энциклопедии Stan-gyur,[61]ламе было известно около сорока томов других сочинений по тибетской медицине.
Главная медицинская школа Тибета находится в Chak-phuri, в буддийском монастыре близ Лхассы, а две меньшие, называемые Chak-zur, находятся внутри страны. Таким образом, Чома Де-Кёрез, изучавший 20 лет тибетский язык, не дал образованному миру достоверных сведений о «Чжуд-ши», которое и он считает главным сочинением по тибетской медицине.
Преосвященный Нил, архиепископ ярославский, в своем сочинении о буддизме[62]отвел место статье о врачебном искусстве у лам. Считаем нужным коснуться этой статьи, потому что Преосвященный Нил, один из замечательнейших епископов-миссионеров, отлично понимал значение буддизма и тибетской медицины на Востоке. Имея целью поднятие уровня деятельности православной миссии на высоту ее призвания и желая показать пример миссионерам, он сам решил изучить буддизм по монголо-бурятским источникам, т. е. изучить веру народов, среди которых миссия ставила целью распространение православия.
Очень жаль, что архиепископ Нил, при его рвении в изучении буддийского религиозного и медицинского мира, не имел хороших руководителей – ученых лам, которых можно было всегда встретить за Байкалом.
Архиепископ Нил обратил особенное внимание на сочинение «Чжуд-ши», но окружающие его лица, по-видимому, не только не были в состоянии удовлетворить любознательность Преосвященного, но нередко снабжали его неверными сведениями, не касавшимися даже тибетской медицины. Вследствие этого сведения, сообщаемые им в своем сочинении, не имеют научного значения. Преосвященный, как человек чрезвычайно умный, образованный и начитанный, сознавал недостаточность своих сведений и тем более мог убедиться в недостаточности сведений лиц, его окружавших. Поэтому он в конце своей статьи предупреждал будущих исследователей медицины следующими словами:
«Дальнейшие объяснения терапии лам были бы для наших целей излишним трудом, ибо и приведенных примеров достаточно для правильного о ней представления. Желающие изучить основательно область этой науки могут найти достаточно сведений в разных изданиях. Но к каким бы источникам не решил обратиться исследователь, советуем ему не спешить со своими умозаключениями. Странен и груб буддийский эмпиризм, но он сохранен печатью веков, он выдержал суд бесконечного ряда поколений, ему в тысяче случаев воздавалась дань уважения, особенно же воздается дань благодарности от тех племен, которые, будучи рассеяны на пространстве от Тибета до Сибири, от берегов Ганга до Лены, видят только в лице браминов и лам своих целителей и то орудие, которое quae (dicente antiquissimo illo M. Herophili) deorum immortalium manus sunt, quotidie ad salutarem effectum diriguntur[63]».
Получивший громадную известность в Европе, доктор Уайз, труды которого цитируются лучшими представителями медицинского мира, в приведенном выше сочинении «Обозрение истории медицины», в особой главе знакомит читателей, между прочим, с царем Индостана Ашокой, могущественным покровителем буддизма и медицины. Автор сообщает, что под покровительством этого царя врачи буддийской медицины устраивали приюты для беременных; калеки, больные и вообще убогие находились в госпиталях; по большим дорогам были выстроены гостиницы для путешественников; специально организованные аптеки снабжались лекарственными травами, кореньями, фруктами и хирургическими инструментами. Царь Ашока постоянно общался с Антиохом Сотером, с Птолемеем Филадельфом, с Антигоном-Гонатом Македонским, Александром II Эпирским и другими. Умер царь Ашока в 232 году до н. э., после 37-летнего царствования.
Уайз передает, что тибетцы свою богатую литературу заимствовали из Индии. Пандиты-ученые в VIII и IX веках перевели различные сочинения с санскритского и кашмирского на тибетский язык. Туземные ученые составили из этой переводной литературы два сборника Kah-gyur и Stan-gyur;[64]в последнем пять томов медицинского содержания.
Главное медицинское сочинение тибетцев, по Уайзу, не вошло в эти сборники – оно считается священным, потому что приписывается Шакья-Муни. Это сочинение, говорит Уайз, было переведено Берозаной во времена царя Khri-Srong Dehutsan в VIII или IX веках. Julthog II[65]в XIII веке рассмотрел его, исправил и распространил.
В главе «О новейшей медицине у обитателей Тибета и Татарии» Уайз сообщает, что ученики медицинской школы, в сопровождении учителей, отправляются в горы собирать лекарственные растения. Тибетские врачи для распознавания болезней ощупывают одновременно оба пульса и тщательно исследуют урину в различные часы дня и ночи.
В лечении болезней ламы, по мнению Уайза, – эмпирики. Они обладают, пишет он, некоторыми драгоценными лекарствами, которые составляются ими с большим искусством. Действующие против местных болезней лекарства эти часто готовятся неточно, и употребление их сопровождается шарлатанством и суеверием.
Уайз упоминает также о колдовстве, заклинаниях и вообще о различных приемах, к которым прибегают ламы для достижения своих целей.
Может быть, ламы умышленно прибегают к этим приемам, а может быть, что даже вероятнее, сами внутренне убеждены в действенности своих заклинаний.
Ознакомившись с сочинением Уайза, нетрудно понять, что извлечения им сделаны из «Чжуд-ши». К сожалению, и Уайз не мог передать образованному миру сущность тибетской врачебной науки.
Практическая сторона этой науки впервые сделалась известной петербургским врачам с прибытием в 1857 году в С.-Петербург Цултима Бадмаева.
Врач тибетской медицины, сын наследственного засогола Цултим,[66]в святом крещении Александр Александрович Бадмаев, считался одним из главных гелунгов[67]Агинского дацана.[68]Он сопровождал в С.-Петербург графа Муравьева-Амурского, относившегося чрезвычайно серьезно к тибетской врачебной науке.
Во время пребывания A.A. Бадмаева в С.-Петербурге в печати появлялись благожелательные статьи по поводу практической стороны этой врачебной науки, на которую вообще было обращено внимание обществами статьи, не признающие за ней никакого значения. Но, несмотря на это последнее обстоятельство, 1-го июня I860 года состоялось, по ходатайству А. А. Бадмаева, Высочайшее повеление о переводе «Чжуд-ши» на русский язык и об издании этого сочинения за счет резервных сумм военного министерства.
Родословная A.A. Бадмаева
Перевод был поручен почтенному профессору восточного факультета Императорского С.-Петербургского университета Константину Федоровичу Голстунскому, к которому для помощи был прикомандирован врач. Перевод этот так и не появился на свет.
Приведем несколько данных об A.A. Бадмаеве из исторической записки профессора Григорьева «Императорский С.-Петербургский университет, в течение первых пятидесяти лет его существования. 1870».
«Бадмаев (в язычестве Сультим, после принятия православия Александр Александрович) – из бурят Восточной Сибири, бывший старший лама Агинской степной думы. Обширные познания, приобретенные им в области тибетской медицины, и необыкновенно удачная практика среди нерчинских бурят сделали его в 1853 году известным в кругах местного русского начальства. Избранный в члены-сотрудники по Сибирскому отделу Императорского Русского Географического общества, он в 1857 году приехал в С.-Петербург, просил разрешения продемонстрировать и здесь свои медицинские познания. Прикомандированный с этой целью, по Высочайшему повелению, к 1-ому военно-сухопутному госпиталю, он, под наблюдением врачей, лечил там с большим успехом от разных болезней, преимущественно от чахотки и рака, и вместе с тем следил за способами лечения госпитальных врачей с таким рвением, что в июле 1861 года с успехом выдержал экзамен на звание лекарского помощника.
Это научное стремление и практические познания его в медицине доставили ему в январе 1862 г., не в пример другим, чин коллежского регистратоpa, с назначением практикующим врачом среди бурят. В конце 1864 года Бадмаеву, по его просьбе, Высочайшим повелением разрешено было прикомандироваться на два года к клиникам петербургской Медико-хирургической академии для изучения хирургии.
Приобретя за эти два года большую практику в столице и пожелав остаться здесь навсегда (с I860 года просвещенный крещением Бадмаев вступил в брак с природной русской), он предложил свои бесплатные услуги университету в качестве лектора, специалиста по монгольским языкам с правом службы. Университет не упустил случая воспользоваться этим предложением и до момента полной выплаты сумм, положенных по штату 1863 г., ходатайствовал через начальство за оставление ему того содержания, которое он получал из Забайкальской области. С мая же 1868 года Бадмаеву разрешена была выдача его лекторского оклада».
Эта краткая заметка как нельзя лучше характеризует личность покойного. A.A. Бадмаев был человек дела, человек науки, прилагавший все усилия, чтобы сделать эту науку достоянием общества. Он, не задумавшись, покинул навсегда свою родину, поставив себе целью жизни – сделать тибетскую медицину достоянием русского общества, так как был твердо убежден в полной основательности ее принципов. Он видел в медицине могучее орудие борьбы с различными недугами, убивающими здоровье и сокращающими жизнь. Он один выступил с новыми для европейского общества принципами своей науки, несмотря на то, что удержаться на таком посту представлялось более чем трудным.
Насколько неблагоприятны были условия, когда A.A. Бадмаев начинал свою медицинскую деятельность, видно из официальной бумаги, присланной медицинским департаментом военного министерства на имя главного врача 1-го военно-сухопутного госпиталя, куда в I860 году по Высочайшему повелению был прикомандирован A.A. Бадмаев.
«Лама Бадмаев обязан: 1) лечить своими средствами больных, одержимых бугорчатой чахоткой во всех степенях ее развития; 2) опробовать свои средства на больных раком, но то и другое лечение должно быть проводимо им под наблюдением госпитальных врачей; 3) если запас привезенных им средств истощится, то он обязан уведомить об этом заблаговременно, чтобы их можно было получить с экстренной почтой при содействии графа Муравьева-Амурского; 4) если своими опытами он не докажет на деле пользу при лечении разных болезней, то правительство вряд ли может разрешить ему медицинскую практику в его стране».
Сколько энергии, уверенности в себе, в своих знаниях и решимости нужно было иметь этому человеку, чтобы при таких условиях и даже угрозах не пасть духом, не отчаяться в успехе. Но он не пал духом, а настолько умело и с любовью взялся за трудное дело лечения чахоточных и больных раком, что уже через год был награжден «не в пример прочим» и назначен практикующим врачом среди бурят.
Доказав на деле свои знания и опыт, A.A. Бадмаев все же не переставал сам учиться и трудиться на пользу общества и горячо хлопотал о переводе на русский язык «Чжуд-ши».
Затем он основал в Петербурге первую тибетскую аптеку, которой широко пользовались не только петербуржцы, но и многие провинциальные жители.
К сожалению, A.A. Бадмаев умер, не дождавшись ни желанного перевода «Чжуд-ши», ни того, чтобы русские врачи серьезно заинтересовались тибетской врачебной наукой. Но все-таки он посеял семя этой науки в России, и, если оно взойдет и даст плоды, то это будет наилучшим памятником этому доброму человеку и труженику науки.
Во всяком случае, деятельность A.A. Бадмаева как практика не осталась без последствий. Нашлись врачи и не врачи, которые стали интересоваться этим делом.
Покойный доктор Лобанов занимался врачебной наукой Тибета, стараясь постигнуть тибетский язык под руководством академика Василия Павловича Васильева. Врач Кирилов ознакомил в Иркутске врачей с этой наукой на заседании Сибирского отдела Русского Географического общества. Помощник присяжного поверенного Птицын издал «Этнографические сведения о тибетской медицине в Забайкалье», написанные им со слов ламы Джедамбаева, при помощи переводчика Ирдыниева.
Личное знакомство с Лобановым, чтение статей Кирилова, помещенных в «Иркутских епархиальных ведомостях», убеждают нас, что лица эти, совсем не ознакомившись с изучаемым предметом, пытались выставить бесполезность тибетской врачебной науки с теоретической и практической точек зрения.
Г. Птицын начинает свою заметку следующими словами: «Если вообще научное изучение простой народной медицины всегда приносило и приносит большую пользу медицине научной, давая в распоряжение этой науки новые и важные средства врачевания, добытые и испытанные вековым опытом простого народа, то тем более, вероятно, принесет большую пользу изучение нашими учеными медиками тибетской медицины, которая занимает среднее место между наукой и народной медициной. В Восточной Сибири, особенно в Забайкалье, тибетские врачи-ламы славятся не только между бурятами, но и между русским населением, успешным лечением катара желудка и особенно удачным залечиванием ран и других наружных повреждений».
Очевидно, желая заинтересовать врачебный мир, г. Птицын старался обратить внимание на тибетскую врачебную науку на основании целебности лекарств, употребляемых ламами, и на их удачное лечение.
Вообще, по одним европейским сведениям, тибетская врачебная наука сравнивается с народной медициной, т. е. со знахарством, по другим – считается наукой эмпирической, а по иным отзывам – занимает среднее место между наукой и народной медициной.
О сообщениях господ Кирилова и Птицына появлялись заметки в «Правительственном вестнике», в «Иркутских епархиальных ведомостях», в «Восточном обозрении», во «Враче» и в других органах печати, но авторы этих заметок относились более или менее скептически и, к сожалению, несерьезно к данному вопросу.
Тибетское схематичное изображение двух деревьев: 1-е о лекарственных веществах (по-тибетски «Ман»), а 2-е о наружных способах лечения (по-тибетски «Шад»).