Примечание] *Айданчики — игра наподобие городков, вместо деревяшек в ней используются айданы — бараньи косточки. 5 страница
— На белый шум? А что это такое?
— Белый шум это особая техника в Казачьем Спасе, для развития той части подсознания, где хранится и обрабатывается информация, которая не осознается, но автоматически считывается с окружающей среды. Когда подсознание развито, говорят — интуиция работает.
— Научите?
— Показать могу, практиковать сама будешь. Хотя что я, Егорка тебя и научит, у него на то рука легкая. Вот завтра с ним в степь и сходите.
Назавтра мне пришлось встать раньше всех (это было не очень-то легко, учитывая, что весь дом просыпается вместе с солнцем). Но перед тем как уйти в поля с двумя весьма энерготонизирующими мужчинами (тренировать меня на белый шум с нами отправился и Федор), я посчитала нужным привести себя в максимально привлекательный вид…
Туда добирались на конях. Я, никогда в жизни не ездившая верхом, в седле себя чувствовала очень неловко, даже хотела идти пешком, но Георгий настоял на том, чтобы я непременно ехала на лошади, как бы трудно и неудобно мне ни было. В результате, когда мы прибыли на место, я чувствовала себя совершенно разбитой. Но Георгий не позволил мне спешиться и передохнуть даже те пятнадцать минут, что братья занимались приготовлениями к тренировке. В радиусе примерно метров пятидесяти они соорудили хитроумную конструкцию, состоящую из колышек, лесок, связок пустых консервных банок, трубок, бубенцов и каких-то кузнечных инструментов. Я сидела на лошади ровно посредине этого странного сооружения. Когда они закончили, Георгий подошел ко мне, подал черную повязку и велел плотно завязать глаза. Лишь только я это сделала, как тут же потеряла равновесие и вцепилась в холку лошади, чтобы не упасть вниз. Послышался уверенный голос Георгия:
— Лошадь отпусти, ты ей больно сделаешь. Сядь прямо. Расслабься. Будешь падать — поймаю.
Звук его голоса успокоил меня, но расслабиться я не могла: тело застыло в напряжении, ноги, неудобно раздвинутые широким седлом, были словно чугунные.
— Расслабься, я сказал.
Он подошел ко мне, снял с меня кроссовки и носки и стал довольно-таки сильно бить ладонью по моим пяткам — сначала по одной, потом по второй. Места ударов горели; в целом ощущение было очень неприятное.
— Сосредоточься на ощущениях в пятках. Что чувствуешь?
— Печет, будто над огнем держу.
— Теперь представь, что этот огонь охватывает тебя всю, снизу до верху.
Я постаралась представить, и — удивительно! — жар действительно заполнил все тело. Напряжение в мышцах спало, страх высоты ушел.
— Теперь внимательно слушай все, что будет происходить вокруг. Просто слушай.
Я кивнула, и в тот же момент раздался умопомрачительный гвалт. Звон, стук, скрежет, свист, завывания неслись со всех сторон. Перед глазами моментально возникла картина конца света, я инстинктивно вскинула руки и заткнула уши. Шум тотчас же прекратился, и откуда-то издалека донеслись слова:
— Нет, не закрывай уши, а слушай! Слушай внимательно, не убегай!
Какофония повторилась. Мне было физически больно выслушивать весь этот гам, сердце билось в сумасшедшем ритме, голова раскалывалась на тысячи частей. Я держалась из последних сил, когда Георгий где-то совсем рядом плотно, сжато заговорил:
— Когда уши чуть обвыкнутся в шуме, постарайся вслушаться в каждый звук. Что звучит? Что может издавать такие звуки? На каком примерно расстоянии это находится? Какой звук нравится тебе больше всего? Какой вызывает наибольшее раздражение?
Раздражение вызывали все звуки подряд… Но все-таки я заставила себя вслушиваться в этот слуховой кошмар, попробовала вычленять звуки по отдельности — вой, стук, скрежет… Как только я занялась этим, шум как будто утих. Нет, не утих, он стал упорядоченным, классифицированным. Вон там стучит молот о наковальню, там заливаются бубенцы. А там что-то воет…Узнанные по отдельности звуки складывались в нечто вроде симфонии. Я пошла дальше и постаралась определить расстояние. Звон шел издалека, вой находился где-то посредине, лязг прямо позади меня, а стучало слева. В голове сложился звуковой образ пространства, обозначенный точками, откуда исходили звуки. Шум как будто еще уменьшился, но голова по-прежнему болела и раскалывалась, словно ее поместили в гигантскую дробильню.
Сквозь боль и хаос звуков в сознание проникал знакомый голос:
— Теперь иди сквозь боль и напряжение. Не терпи, а преодолевай. Ты сильнее боли. Так. Сосредоточь внимание внутри головы. Внутренним взором постарайся увидеть мозг. Сзади, почти у стенки черепа, есть маленькая белая точка. Найди ее. Там живет тишина. Она звучит как белый шум. Слушай его. И только его.
Я представляла все согласно словам Георгия. Сначала я словно шла сквозь огонь, он обжигал мои мышцы, лицо, глаза… Потом я вдруг ясно увидела замкнутое темное пространство, пронизанное серыми, красными и оранжевыми клубками миллионов нитей. То и дело по ним проскальзывали синие искры. Я шла сквозь это пространство и, наконец, вдали показалась черная стена. Перед ней брезжил призрачный белый огонек. Я подошла ближе и вошла в него. Белый цвет усилился, стал плотным и охватил меня всю. Это была тишина, хотя тихо в ней не было. Она звучала нежной далекой музыкой, напоминающей песню моря в раковине. Она звучала, как звучит чистый лист, перед тем как рука с пером напишет на нем слово. И вот этот лист стал оживать. Я увидела степь во всех утренних красках, хитроумное сооружение, устроенное братьями, колышки, железки, бубенцы. Увидела, как колышутся травы и прядают ушами пасущиеся невдалеке лошади. Я видела окружающий мир в мельчайших деталях: трудившегося под землей крота, парящего над степью коршуна и его цель — рыжую мышку, грызущую какой-то корешок… Слева с ко мне подошел Федор, в его руке был цветок кипрея, он протянул его мне. Засмеявшись, я взяла цветок, и тут же из виду пропало построенное мужчинами сигнальное устройство.
— Развязывай глаза. Тренировка окончена
От этих слов на мир опять упала черная пелена. Я сняла повязку и, жмурясь от яркого солнца, спросила Георгия:
— Что это было?
— Белый шум. Обычно люди не слышат его так быстро, но ты же у нас экстерном обучаешься, — Георгий улыбнулся, — вот и пришлось пойти на кое-какие экстренные меры. Когда преодолеваешь напряжение и боль, открываются внутренние психические резервы. Для того тебя на лошадь и посадили…
— Класс! И что же, вы своих бойцов тоже так обучаете?
— Так. Только не такими быстрыми темпами. Для устойчивого результата надо тренироваться постепенно. Это у нас сегодня был показательный урок, чтобы ты поняла. Но в следующий раз так быстро белый шум не услышишь. Это нарабатывать надо изо дня в день.
— А я не оглохну, если изо дня в день слушать такой гвалт буду?
— Гвалт был одним из препятствий. Чтобы тренировать белый шум, нужно просто улавливать все окружающие звуки, ближние и дальние. Ну, и плюс концентрация.
— Хорошо. От этого развивается чуткий слух, я поняла. А при чем тут подсознание, интуиция, о которой говорила Домна Федоровна?
— А при том, что развитие слуха напрямую связано с интуицией и подсознанием. Это уже и ученые установили.
— А вашим бойцам это как помогает?
— Хорошо тренированный на белый шум боец в горах любой шорох услышит, но это мелочи. Главное — определить, правду человек говорит или брешет. Война у нас такая идет… тайная. Оттого столько народу в Чечне этой проклятой и полегло.
— Но тогда почему же эту технику не возьмут на вооружение во всей армии?
Невыразимо прекрасные, мудрые глаза подполковника глядели на меня внимательно и строго.
— Один из принципов выживания в Казачьем Спасе заключается в том, чтобы не задавать себе, и особенно — другим, вопросов, решение которых находится далеко за пределами твоих возможностей. Ты меня поняла?
[дневник]
Дашин дневник. 20 июня 2001.
«Белый шум»
Упражнение служит для развития слуха и интуитивных способностей. Выполнять его лучше всего в темной комнате, или же завязав глаза плотной тканью.
Сесть поудобнее, расслабиться, закрыть глаза. Постараться уловить слухом все звуки в окружающем пространстве. Сначала концентрироваться на звуках узкого круга — шум компьютера, жужжание холодильника, скрип половиц и дверей. Затем постепенно расширять круг звуковых впечатлений: гудение машин, людские голоса, сирены, вой ветра, визг тормозов. Как только в голове зафиксируются все окружающие звуки, направить мысленный взор внутрь мозга. Сконцентрировать сознание в районе задней стенки черепной коробки и постараться увидеть белую точку, звучащую словно шум моря в раковине. Попеременно переключать внимание с белого шума на внешние звуки и обратно. Особенно полезно выполнять это упражнение перед сном. Активизированное подсознание во сне даст ответ на вопрос, который заботит вас в данный момент больше всего.
[конец дневника]
[проповедь]
Равнина Света
Далеко простирается синь морская перед кораблем, отправляющимся в плавание. День проходит, и ночь проходит; снова день ушел, и ночь принеслась на крыльях безумного ветра, буря пала на океан. Воет ветер, гром громыхает, молнии мечутся, волны встают выше мачты и кидают на палубу рыб, и камни со дна, и грозятся проглотить жертву морю — корабль. Но плывет судно сквозь вой и грохот и плеск — вперед, ибо нет иного способа достичь нужной гавани, как преодоление.
В мире звуков ты — тот же корабль. Увертюра пространства захлестывает тебя, и не слышишь ты ничего, кроме грозных раскатов Оркестра Вселенной. Так живем мы, и глохнем мы сердцем и сохнем душой, не в силах снести этот грохот; тонет корабль наш в пучине или ищет тихую пристань в надежде переждать жизнь — космический шторм. Но отдайся симфонии бури, прыгни в нее, как с вершины кидается сокол, чтоб, нырнув в глубину, воспарить над горами. Проживи каждой клеткой — каждый из звуков, и откроешь тогда красоту этой дивной гармонии голосов Мира. И когда скрипки, громы, колеса, шаги, песни и ребяческий смех разделятся в сознании твоем, а потом вновь сольются в гармонии сфер; и в этой гармонии ты услышишь негромкий стук в сердце твоем — то стучится Господь в дверь души. Ты откроешь ему, и увидишь равнину из света, белую, девственную, словно чистый пергамент. Присмотрись: на пергаменте скоро знаки начнут проступать. Это — зеркало Духа, то, что чувствуешь ты внутри себя, на мир внешний взирая. Ступай на равнину, ступай осторожно — что хочешь ты начертать на светлом пергаменте жизни? Песню страсти или тихое слово любви? Или оставишь его чистым, чтобы дать его ближнему в час, когда он будет нуждаться в слухе твоем и сострадании твоем? Так, наверное, будет мудрее всего — сохранять чистоту и спокойствие на этой Равнине Света. И тогда, может быть, Сам Господь снизойдет на нее — в чистом сердце твоем отдохнуть от молений людских, и плача, и просьб, и требований: ведь единственный Он каждого слышит и откликается на всякое обращение человечье.
[конец проповеди]
Глава 7
Солнцеворот
Июнь шагнул в свою третью декаду. Празднично-весенние краски степи мало-помалу уступали охряным пыльным оттенкам сжигаемых солнцем трав. Ночи стали теплыми и ясными; в их свежем росистом воздухе очищались от пыли, оживали и наполнялись сочной силой растения и плоды. В открытое окно лился душистый ветер: ночью степь отдавала ему свои сладко-пряные ароматы, днем застывавшие в зное, словно песчинки в куске янтаря. Запах ветра не давал мне уснуть, и, поворочавшись пару часов в постели, я решила больше не мучаться, нащупала в темноте карманный фонарик, накинула халат и вышла на веранду. Ночь прожгла глаза абсолютной чернотой (на хуторе нет уличного освещения). Чернее были только силуэты деревьев и очертания резного навеса веранды, выделявшиеся на фоне ярких полночных звезд. (Те были рассыпаны так густо и мелко, что, казалось, это и не звезды совсем, а осевшая на небе дорожная пыль, взбитая за день многочисленными земными путниками.) Я осторожно спустилась с веранды, села на ступеньку и стала смотреть на небо. Далекие созвездия совершали неспешный круг почета мимо Полярной звезды. Обе Медведицы, Кассиопея и Цефей, Возничий, Гончие Псы. Из видимых в это время года знаков Зодиака — Лев, Близнецы и Телец... а, вот и Рак отыскался в россыпи светящихся зерен. С тех пор как открыли (после казавшегося вечным ремонта) Планетарий, поход в это удивительное место стал для меня вторым хобби, любимым отдыхом души и ума. Так что теперь отыскать в ночном небе любое созвездие для меня не представляет никакого труда. Далеко на юге, почти у берега Земли, проплывает Кит. Левее охотник Орион гонится за Зайцем, пытающимся скрыться за горизонт. Вот Андромеда нежно смотрит на Персея, но их разделяет широкая Млечная река, видимая здесь, в степях Среднего Дона, лучше, чем в планетарии...
— Не спится, доня?
Я вздрогнула, зажгла фонарик и обернулась. Передо мной, укутанная в огромную темную шаль, стояла Домна Федоровна. Как она попала сюда? Дом, в котором я живу, служит своеобразной больницей: «палата» (в ней сейчас сплю я), рабочий кабинет ворожеи, лаборатория, в которой она готовит свои снадобья. Сама же с семьей живет в другом доме, никак не соединенном с этим, разве что дома сообщаются при помощи тайного подземного хода?
— Не гадай, — вновь прочитала мои мысли знахарка. — Жарко нынче, вот я и сплю у тебя на веранде. А ты что полуночничаешь? Вроде в хате у тебя прохладно...
— Запах степи. Не заснуть никак. Вот сижу, звездами любуюсь. У нас в городе такого количества звезд нет. С десяток наберется в хорошую погоду... А уж Млечный путь вообще не виден никогда.
— Батыев шлях-то? Да. В давнюю пору для казаков наипервейший указатель был.
— Батыев шлях. Какое интересное и красивое название. А отчего так назвали, вы не знаете?
— Почему же не знаю. Назвали так, потому что орды Батыевы с Востока к Черному морю шли в аккурат по направлению Млечного Пути. Казаки, предки наши, тоже с ними ходили.
— Значит, казаки пришли на Дон с войсками Батыя?
— Нет. Предки наши на Дону сами появились.
— Как это сами? Вдруг, ниоткуда? Так не бывает, всякий народ имеет свое происхождение, все оставляют следы. Я-то знаю, я же археолог!
— Ну и что же ты знаешь про Дон, археолог?
— Да что касается древней истории, все почти знаю. Земля донская хранит многое. От стоянок древнего человека до ранней бронзы, от греческих колоний до скифов и боспорцев, называвших Дон Танаисом; а с Рождества Христова были тут сарматы, аланы, готы, затем случилось переселение евразийских народов, великая Булгария, каганаты, халифаты, бесчисленные кочевые племена, агрессивные и воинственные... потом пришли татаро-монголы…
— Вот тогда и поселились в Диком поле казаки.
— Так откуда они там появились, Домна Федоровна? Если это не были остатки батыевой орды, то кто они — беженцы со всей России, как это принято считать, или особый народ?
— По-ученому тебе не скажу, доня. У нас говорят: казаки от казаков ведутся. Во всяком случае, единственная наша родина — Дон-батюшка. Тут же и Казачий Спас родился.
— А как это произошло?
— Раньше-то здесь не было донской степи. Все, что Дон окружало, звалось Диким полем. А Дикое поле — оно Дикое и есть: чуть в сторонку от шляха — и вот тебя уже тащит в рабство турок, или кабардинец берет на аркан. Жаловаться некому, законы тут неписаны, а власти, кроме атаманской, не сыщешь за сотни верст. Вокруг только степь да кишащие зверьем негустые лески. Ну, первые казачьи ватаги, как и всякий прочий степной народ, разбойничали на большой дороге, по которой тянулись караваны восточные к Черноморью. Но разбоем жизнь не проживешь, тем более что народу, приходящего на Дон, становилось все больше и больше. Отстроились городки, кочевые станы превратились в казачьи станицы, окруженные хуторами и сторожевыми укреплениями. Дон, по берегам которого селились казаки, стал крайней границей страны: по эту сторону Русь-матушка, а по — другую ханства и улусы. Строились так, чтобы в один день добраться было можно от станицы до станицы. Днем по шляху патрули и кордоны, а ночью за станичный плетень шагу не ступи! Заречные соседи спуску не давали: то стадо отобьют у нерадивого пастуха, то умыкнут припозднившуюся на огороде казачку. Дикое поле! Ослабишь внимание, и беда тут как тут. А выживать как-то надо. Среди тревог и опасностей требовались казаку качества особые. Должен был он слышать каждый шорох, видеть мельчайшие детали, чувствовать неприметные изменения окружающего мира. Вот такая круглосуточная «тренировка» всех органов чувств и развивала способности из поколения в поколение. Закономерности подмечались, вырабатывались упражнения, техники, что составили основу Казачьего Спаса. Многие из них ты знаешь уже. До чего-то казаки сами своим умом да опытом доходили, кое-что у соседей переняли.
— А что за соседи были у казаков?
— Народы степные. И турки, и татары, и черкесы... их за Доном много бродило-высматривало, где бы чем поживиться. От тех соседей обороняться надо было и днем и ночью.
— Как же казаки у них приемы перенимали, если все время обороняться приходилось?
— Приходилось. Но худой мир лучше доброй ссоры. Вот и торговали, и женились на ихних дочках, объединялись в союзы, общих врагов вместе изгоняли. Так знаний и понабрались.
— Женились, говорите? А что кровь смешается, и род казачий выродится, не боялись?
— Нет, доня. Это на Руси чужаков боялись. А казаки знали: кровь загустить только на пользу. Другой генотип — другая информация. Как в степи выжить, как с болезнью сладить... да и не только. Вот у вас в городе женщины — еще тридцать не стукнет, а уже начинается: кремики-масочки, салоны красоты, гимнастика всякая, чтобы живот не обвис да попа не поширела.
— Ну, и что же в этом плохого? Каждая женщина хочет быть и молодой, и привлекательной.
— Да плохого-то, конечно, ничего. А вот у нас на Дону в прежнее время женщина до самой старости и молодой была, и желанной. С донскими казачками в стати да красоте никто равняться не мог. Последних детей знаешь во сколько заводили? Бабы за пятьдесят, а казаки и в семьдесят пять дитя зачать могли. Что такое крем да косметика, бабки-прабабки наши вообще не знали. А были ли у них проблемы какие с кожей? Я тебе говорю — не было. Не веришь, дам полистать альбомы семейные. Прабабка Оксинья — чьи тетрадки читала ты, бабки Васена, Фекла, Александра — на снимках им за восемьдесят, а личики, что скорлупка яичная, чистые, свежие, ни морщинки. А хоть бы одна когда губы красила или ресницы!
— Это, наверное, ваша родовая наследственность. Не все же такими были. Раньше женщины как раз таки рано старели, в сорок лет женщина уже старухой считалась.
— Ты сейчас не про Дон говоришь. Россия, там да: веками жили — лямку тянули. А здесь своя была земля, Казачий Присуд, присуженная Богом, значит, от налогов да податей свободная (какие ж налоги с Дикого поля? Что захватить-защитить смог, то и твое). Вот и занимались люди, помимо земли своей, еще и собой, чтобы род дальнейший был и многочисленным, и здоровым, и красивым. Для того и кровь мешали. Ну, а от недугов, от напастей, от старения Казачий Спас оберегал. Спас, он ведь не только на войне пригоден.
— И как же Казачий Спас помогает сохранить молодость и красоту?
— Спас здоровье сохранить помогает. Красота и молодость это уже следствие. Коли организм здоров и вынослив, то и стареть ему незачем. А выносливость казакам требовалась особая. Попробуй-ка по зиме в камышах, в ледяной воде в засаде посидеть! А Дон переплыть туда-обратно в бурю ноябрьскую! Тут закалка такая нужна, чтобы силы свои по мере надобности высвобождать, более нужного не тратить, и про запас оставить. А чтоб ресурсы внутренние так распределить, знания нужны были серьезные — и о мире окружающем, и об организме человеческом.
— Медицинские знания?
— Не только. Ты вот сидишь, звездами любуешься. Знаешь, сколько там их? Только в нашей галактике четыреста миллиардов звезд, дак это лишь те, что ученые к теперешнему моменту открыть успели. А сколько процессов во Вселенной происходит! Только дурак думать может, что в космосе жизни нет. Как же нет ее, если каждый миг звезды взрываются, миры новые рождаются и умирают.
— Я что-то не пойму, Домна Федоровна, вы сейчас то про Казачий Спас, то про эволюцию вселенной... Связи не вижу.
— А связь, доня, самая прямая. Что вверху, то и внизу, я тебе уже объясняла. Сколько во вселенной процессов, столько и внутри человека. Сколько энергии в космосе, столько же ее и в организме нашем. Это тратим мы за всю жизнь свою едва ли сотую часть того, что внутри нас кроется. Ежесекундно умирают миллионы клеток, вместо них рождаются новые, и внутри каждой клеточки происходят сотни реакций! Клеточный метаболизм интенсивен настолько, что клетку можно сравнивать — в своих масштабах, конечно, — со звездой, в которой происходит генерация множества веществ и огромного количества энергии. В подробности я вдаваться не буду, слишком это сложно все. Наука официальная только в середине прошлого века открыла потенциал клеточный, а предки наши давно о нем знали, и более того, пользовались этим бесконечным кладезем энергии, сил и здоровья. Оттого и были крепкими да выносливыми до самой смерти.
— Домна Федоровна. А ведь я так старости боюсь… Подхожу утром к зеркалу, и сразу замечаю — морщинки, складочки… Как бы мне этот потенциал внутренний открыть?
— Ну что ж, момент для того удачный. Сегодня двадцать первое, завтра двадцать второе, летний солнцеворот. Самое энергетически насыщенное время! Сутки эти — от полуночи до полуночи двадцать второго числа — лучше вообще спать не ложиться. Если в это время в организм энергии накачать, на год хватит. Так что завтра днем отдохни, поспи, как следует — практик у нас с тобой много будет. Как завтра солнце сядет, и начнем.
Глава 8
Молодильный Спас
Я как раз переодевалась в спортивный костюм, когда в комнату вошла Домна Федоровна. В руках у нее был небольшой глиняный горшочек с дутыми боками.
— Погоди одеваться. На-ка вот, намажься с ног до головы. А то мошкара заест.
В горшочке оказалась жидкая мазь, сильно пахнущая мятой и еще какой-то невероятно душистой смесью. После ее высыхания на коже осталась гладкая, словно восковая, пленка.
Мы прошли через степь в направлении леса, мимо знакомого уже родничка (там набрали воды в захваченную с собой канистру). Перед тем как войти в лесок, знахарка сорвала с ближайшего кустика листик и положила в карман. То же самое, по ее указанию, сделала и я — «чтобы леший не путал». Пройдя с километр по петляющей из стороны в сторону тропинке, мы оказались на большой круглой поляне, в центре которой стоял внушительных размеров шалаш, крытый камышом. Изнутри он был устлан густым слоем соломы; по стенам алюминиевая посуда — котелки, кружки, поварешки. Видимо, шалаш служил пристанищем для охотников. В углу под полиэтиленовой пленкой лежали дрова; часть их мы вынесли из шалаша и занялись устройством костра: начинало темнеть. У огня, за беседой, мы и провели оставшиеся до полуночи часы.
— … на Дон, доча, приходили не только беглецы да разбойники со всех сторон. Селились тут, в скитах лесных, монастырские старцы, уходившие из богатых российских монастырей. Подвиг особый искали. А где ж еще подвиг найти, как не в Диком поле? Принесли они с собой много знаний тайных — и духовных, и естественно-природных. Те знания быстро к казакам перешли: отцы святые науку свою от мира не прятали. Про мироустройство всеобщее, про душу человеческую, про слово вещее... От них и название пошло, Казачий Спас — оттого, что казаки не просто так свои умения тренировали, а призывая Спасителя нашего, Иисуса Христа. И про энергию жизненную старцы много знали, откуда приходит она, куда девается, как и когда накапливается в веществах и организмах. Раз в год, под Иванов день, все живое в силу входит. Особенно травы лесные да полевые. Трава, в это время сорванная, не только от хворей помогает, но и от сглаза, от порчи бережет — столько силы в ней. А есть такие травки, которые к лечению непригодны, да и вообще в остальное время пользы от них нет. Но в солнцеворот летний начинаются в них процессы особые: выделяются вещества-алкалоиды, которые, в организм человеческий попадая, срабатывают вроде ключика — энергию, в клетке замкнутую, наружу выпускают. Потому много про эти растения ходит сказок и легенд. Вот как полночь ляжет, мы с тобой пойдем такую траву копать. Если свежий отвар из нее выпить, а потом упражнениями энергетическими заняться, то сил в тебе в десятки раз больше откроется.
Ровно в полночь в небо над самой поляной выкатилась огромная, в рыжем сиянии, луна. Мы взяли фонарики и направились в лес. Комары жужжали где-то рядом, но на кожу не садились: душистая мазь и впрямь отпугивала назойливых насекомых. Наконец мы остановились в густых зарослях высоких кустарников, состоящих из хрупких стеблей, покрытых пятнистыми резными листьями. Папоротник. Знахарка выбрала из всех кустов самый большой, шепнула мне:
— Посвети вниз, сюда, у корня.
Я направила луч туда, куда указала мне ворожея. Она опустилась на колени, извлекла из кармана небольшой сверток, достала из него четыре блестящих кусочка, положила их на землю с четырех сторон от куста. Странным, нездешним голосом сказала:
— Небо отец, земля мать, ты, трава, позволь тебя рвать!
С этими словами она бережно стала разрывать землю вокруг папоротника. Аккуратно поддела корень, отряхнула его от земли и завернула в кусочек белой материи.
— Теперь ты себе куст копай.
— Какой, Домна Федоровна?
— Какой больше понравится.
Я огляделась вокруг и выбрала первый попавшийся кустик. Знахарка сунула мне в руку куски металла, указала точки, на которые следовало их положить. Произнеся те же самые слова, я начала выкапывать корень, и тут же по рукам пробежали десятки обжигающих точек. Меня бросило в пот.
— Не пугайся, это муравьи. Повезло тебе: они обычно селятся под самым сильным растением.
Вернувшись к шалашу, мы сразу принялись за дело. Пока я вновь разжигала потухший костер, ворожея отделила стебли от корней, последние хорошенько промыла и мелко нарезала — свои отдельно от моих. Измельченные корешки издавали дурманящий запах… Домна Федоровна поломала стебли, уложила их на дно двух котелков, залила водой и повесила над костром. Когда вода закипела, знахарка бросила туда корешки. В полном молчании я наблюдала за ее священнодействиями. Наконец отвар был готов. Она сняла его с огня, перекрестила оба котелка и, когда кипяток чуть поостыл, протянула один из котелков мне:
— Пей по глоточку с каждым вздохом.
Вкус у заваренного папоротника оказался вяжущим и горьковатым. Допив до середины, я вдруг услышала отдаленный звон, исходящий как бы изнутри меня.
— Домна Федоровна, у меня кажется, начались слуховые галлюцинации!
Я не узнала собственный голос. Слова, сказанные совсем негромко, разнеслись по лесу многократным эхом.
— Пей, не бойся, все нормально, — таким же эхом отозвалась целительница.
Я допила отвар до конца. Звон накатывал отовсюду радужными волнами; в цвета радуги окрасилось светлеющее небо. Удивляло то, что я находилась в совершенно ясном сознании, не было чувства опьянения или дурмана. Только окружающее пространство создавало какой-то всеобъемлющий резонанс, словно кто-то пел в пустом соборе.
— Теперь ты должна полностью раздеться, — приказала мне целительница.
— Как, совсем догола?
— Совсем.
— Домна Федоровна… Честно говоря, я стесняюсь…
— А что такое? Я ведь не мужчина.
— Да не в том дело. Просто… мне ведь тридцать уже. Фигура не та.
— Женщина, доня, своего тела стесняться не должна ни в каком возрасте. Все в природе совершенно, в том числе и тело человеческое. А если есть хвори какие, изъяны — это только внутренние твои проблемы, психические. Когда душа очистится, и тело исцелится.
Легким, естественным движением знахарка скинула с себя одежду. Ее смуглое тело в обрамлении черных распущенных волос было зрелым, подтянутым и прекрасным. Она легла прямо на траву, вытянула руки и быстро покатилась к краю поляны; затем обратно. Так она перекатывалась довольно долго, пока солнце не показалось из-за вершин деревьев. Знахарка поднялась. В спутанных волосах пестрели стебельки и травинки.
— Давай теперь ты. Быстрее, пока роса не высохла!
Я разделась, боязливо опустилась на мокрую траву, осторожно покатилась в сторону. Тело придавило к земле свинцовой тяжестью, я моментально промокла. Трава колола, царапалась и резала кожу, мне было очень больно и жалко себя. Внутренне я негодовала, но продолжала кататься по траве с одного конца поляны до другого. Внезапно боль утихла, на смену ей пришел зудящий жар; тело как будто приобрело невесомость и катилось само.
— Ну стой, хватит уже, — пронеслось надо мной
Я остановилась и встала. Сзади, в области крестца, пульсировал мощный огненный шар. Меня словно отрывало от земли.
— Оботрись, — Домна Федоровна подала мне кусок холстины.
Я коснулась грубой тканью плеча; распухшая кожа тут же отозвалась немыслимой болью.
— Жалеешь себя. Не так надо!
Знахарка вырвала холст из рук и стала сильно растирать меня с ног до головы. Боль обожгла и тут же пропала; тело заполнилось приятным теплом. Пару часов мы отдыхали в шалаше после ночных приключений и утренних процедур. Меня беспокоило непонятное действие папоротника, и знахарка терпеливо разъясняла, что причин для тревоги нет никаких:
— Папоротник, Дарья, не относится ни к каким наркотическим веществам. Если бы это было так, разве ты почувствовала бы боль? Наркотик ощущения телесные притупляет, а тебе было больно, и когда ты по траве каталась, и когда я тебе кожу растирала. Так что растение это безобидное и даже не считается лекарственным. Есть, правда, в нем кое-какие асептические свойства, за счет аскорбиновой кислоты, содержащейся в листьях и стеблях. Для того папоротник иногда в закрутку кладут, да ягоду перекладывают, если далеко везут. Сила в нем появляется только раз в год, и только в корнях. У нас на этом корешке вино настаивают и пить дают тому, кто после болезни ослаб.