Глава 8. Мне трудно поверить, что ваша мать не обращалась к вашему отцу по имени, пока не родила ему пятерых детей

Моя дорогая Сесиль,

Мне трудно поверить, что ваша мать не обращалась к вашему отцу по имени, пока не родила ему пятерых детей…

Когда следующим утром Саманта вошла в спальню Габриэля, она обнаружила его сидящим перед туалетным столиком с бритвой у горла.

У нее замерло сердце.

- Не делайте этого, мой лорд. Я разрешу вам сегодня встать. Я обещаю, что разрешу.

Габриэль повернулся на звук ее голоса с бритвой в руке.

- Знаете, в чем одно из немногих преимуществ отсутствия зрения? - жизнерадостно спросил он. - Вам не нужно зеркало, чтобы бриться.

Зеркало ему, может, и не было нужно, но это не мешало зеркалу на туалетном столике любовно запечатлять его отражение. Как обычно, он не потрудился застегнуть пуговицы на рубашке. Ткань цвета слоновой кости распахнулась, открывая приличную часть словно посыпанной золотой пылью груди и мускулистого живота.

Саманта прошла через всю комнату и накрыла своей маленькой рукой его большую, не давая ему снова поднести бритву к щеке.

- Давайте лучше я, не то вы порежете себе горло. Снова.

Он не отдал ей бритву.

- А почему я должен думать, что вы не склонны оказать мне эту честь?

- Если я перережу вам горло, ваш отец урежет мое жалование.

- Или он удвоит его.

Она тянула бритву с жемчужной ручкой из руки Габриэля, пока тот неохотно не отдал ее.

Осторожно обходя его повязку, Саманта помазком размылила пахнущий можжевельником крем для бритья по его трехдневной щетине. Под ее опытными движениями лезвие легко заскользило, снимая золотистые волоски и открывая сильную челюсть. Его кожа была гладкой и плотной, так сильно отличаясь от ее собственной. Чтобы добраться до места под его ухом, ей пришлось наклониться. Ее грудь коснулась его плеча.

- Откуда этот внезапный интерес к своему внешнему виду? - быстро спросила она, чтобы скрыть свое внезапное замешательство. - Или у вас есть тайные амбиции стать следующим Красавчиком Браммелом (Джордж Браммел (1778-1840), английский щеголь и законодатель мод в эпоху регентства - прим. пер.)?

- Беквит только принес новости от моего отца. Команда врачей, которых он нанимал, вернулась из Европы. Они хотят встретиться со мной сегодня после обеда.

Его выразительное лицо стало совершенно бесстрастным. Чтобы помочь ему скрыть свою надежду, Саманта подхватила полотенце и стала стирать с его лица лишние мазки крема для бритья.

- Если вы не сможете завоевать их своей симпатичной внешностью, то, возможно, вы сможете очаровать их - как очаровали меня - своим гостеприимством и прекрасными манерами.

- Отдайте мне полотенце! - прошипел Габриэль, когда она стала активно вытирать ему рот и нос. - Что вы пытаетесь сделать? Задушить меня?

Она наклонилась вперед, а он потянулся через плечо. И вместо того, чтобы схватить полотенце, его рука сомкнулась точно на ее мягкой груди.

Услышав, как Саманта испуганно пискнула, Габриэль замер, словно примороженный к месту. Но резкая волна жара, пробежавшая от сердца до паха, быстро заставила его оттаять. И несмотря на то, что он считал это невозможным, он ощутил, что краснеет как школьник.

В своё время он ласкал и более шикарные груди, но ни одна так точно не ложилась в его руку. Его пальцы обхватывали роскошную мягкость так, словно были для этого предназначены. Хотя он не смел пошевелить ни одним из них, он чувствовал через рюши ее лифа, как напрягся ее сосок у него под ладонью.

- О боже, - тихо сказал он. - Это ведь не полотенце, не так ли?

Она громко сглотнула, ее охрипший голос внезапно заговорил ему прямо в ухо.

- Нет, мой лорд. Боюсь, что нет.

Он не представлял, сколько бы они оставались в таком положении, если бы в дверь не ввалился Беквит.

- Я точно не знаю, какую рубашку вы захотите надеть, мой лорд, - сказал он, его голос был приглушен тем, что, как предположил Габриэль, было высокой кипой рубашек. - Поэтому я сказал Мэг постирать их все .

Поскольку быстрые шаги дворецкого пересекли комнату и направились к гардеробной, Габриэль и Саманта отскочили друг от друга так резко, словно их застали на месте преступления.

- Очень хорошо, Беквит, - сказал Габриэль и прыжком вскочил на ноги, по пути сбивая на пол какие-то брякнувшие вещи.

Он отдал бы десять лет жизни, чтобы в тот момент увидеть выражение лица своей медсестры. Ему, наконец, удалось лишить ее самообладания? Сильно ли покраснели ее нежные щечки? И если сильно, было ли это результатом смущения… или желания?

Он услышал, как она отходит от него, задом пятясь к двери.

- Надеюсь, вы извините меня, мой лорд, у меня есть кое-какие дела, которые я должна сделать… внизу, вы знаете … так что я оставляю вас раздеваться… я имела в виду одеваться! - Раздался слабый удар, словно кто-то натолкнулся на дверь, приглушенное - Ой! а затем звук открывающейся и закрывающейся двери.

Тем временем из гардеробной вышел Беквит.

- Как странно, - пробормотал дворецкий.

- Что странно?

- Это было очень необычно, мой лорд. Я никогда не видел, чтобы мисс Викершем так краснела или нервничала. Как вы думаете, может, она заболела и у нее лихорадка?

- Очень надеюсь, что нет, - мрачно ответил Габриэль.

- Учитывая, сколько времени я провел в ее компании, боюсь, я мог стать жертвой той же самой болезни.

Невинная ошибка.

Вот все, что произошло. По крайней мере, так Саманта продолжала говорить самой себе, вышагивая по холлу в ожидании Габриэля. Врачи прибыли из Лондона почти полчаса тому назад и ждали встречи с ним в библиотеке. Саманта не смогла вычислить по их вежливым поклонам и непроницаемым лицам ни единой подсказки о том, какими будут новости.

Невинная ошибка, она повторяла себе, во время кратких остановок в расхаживании по натертому до зеркального блеска полу. Но не было ничего невинного в том, как ее дыхание и тело отреагировали на прикосновение Габриэля. Не было ничего невинного в напряжении между ними, которое наэлектризовало воздух как во время летней грозы.

Услышав у себя за спиной шаги, она повернулась. Габриэль спускался по лестнице, одной рукой скользя по блестящим перилам красного дерева. Если бы она не знала, что он слеп, то, вероятно, никогда бы этого не предположила. Он высоко держал голову, а его шаг был уверенным. Беквит спускался за ним, весь светясь от гордости.

Сердце Саманты совершило головокружительный переворот. Неотесанный дикарь, каким был Габриэль, когда она приехала в Ферчайлд-Парк, исчез, и вместо него появился повзрослевший и возмужавший близнец мужчины на портрете. С чернотой его брюк и сюртука отлично контрастировали белизна рубашки, шейного платка и манжет. Он даже стянул лентой свои непослушные волосы. И если бы не выделяющийся шрам на его левой щеке, его можно было бы легко принять за обычного деревенского лорда, спускающегося, чтобы поприветствовать свою леди.

Странным образом шрам только подчеркивал его мужскую красоту, придавая ей глубину там, где прежде мужественность только едва виднелась.

Когда Саманта услышала резкий вздох за своей спиной, она осознала, что не была единственной, кто отметил это преображение. Слуги выглядывали из альковов и дверных проемов, надеясь, хотя бы украдкой, увидеть своего хозяина. Юный Филип даже перегнулся через перила из галереи третьего этажа. Питер дернул своего близнеца за фалды ливреи, чтобы тот не вывалился на голову Габриэлю.

Сама не зная зачем, Саманта подождала, пока Габриэль не достиг подножия лестницы.

Со сверхъестественным чутьем узнав о ее присутствии, он остановился, когда до того, чтобы натолкнуться на нее, ему оставался всего шаг, и официально поклонился.

- Добрый день, мисс Викершем. Я надеюсь, мой внешний вид заслуживает вашего одобрения.

- Вы выглядите абсолютным джентльменом. Сам Браммел упал бы в обморок от зависти.

Она протянула руку, чтобы осторожно расправить складку на его шейном платке, и осознала, насколько этот жест подошел бы его жене. Она торопливо опустила руку. Это не ее место. И не ее право. Отступив от него подальше, она неестественно официально произнесла:

- Ваши гости уже прибыли, мой лорд. Они ждут вас в библиотеке.

Габриэль повернулся на пол оборота, показывая первый намек на неуверенность. Беквит поймал его за локоть и повернул к двери библиотеки.

Габриэль показался Саманте ужасно одиноким, идущим в неизвестность с одной только надеждой. Она пошла было к нему, но рука Беквита мягко, но твердо легла ей на плечо.

- В темноте, мисс Викершем, - пробормотал он, когда Габриэль исчез в библиотеке, - бывают дороги, по которым мужчина должен путешествовать в одиночестве.

Время еле ползло, измеряемое медными стрелками высоких напольных часов, стоящих в комнате. Их изящное движение по кругу, казалось, замедлились до прерывистых толчков, подходящих только для того, чтобы отмечать десятилетия вместо минут.

Каждый раз, когда Саманта придумывала новое оправдание, чтобы пройти через холл, она находила полдюжины слуг, готовых сделать это за нее. Когда она проходила на кухню налить себе стакан молока, то видела Элси и Ханну, надраивающих перила лестницы так, словно их жизнь зависела от этого, а Милли - на высокой стремянке протирающей специальной щеточкой каждую хрустальную подвеску на люстре. Возвращая на кухню пустой стакан, она видела Питера и Филипа, которые на корточках полировали мраморный пол. Казалось, что слуги скрывали свою надежду от Габриэля так же старательно, как он скрывал свою надежду от них. И хотя все они вытягивали шеи и уши к библиотеке, этого было недостаточно, чтобы услышать что-то, кроме неразборчивых приглушенных голосов, раздававшихся из-за толстой двери красного дерева.

К концу дня в холле не осталось ни единого пятнышка пыли. Мраморный пол от тщательной полировки сверкал как стекло и был таким гладким, что Мэг, полная краснощекая прачка, чуть не поскользнулась с риском сломать себе шею. Эта женщина столько раз проходила через холл с корзиной белья, что Саманта заподозрила ее в том, что она таскает из шкафов в стирку уже чистое белье.

В следующий раз, когда Саманта пошла, чтобы якобы вернуть книгу в студию, вышла сама миссис Филпот. Бетси почти целый час полировала деревянные панели около библиотеки и терла так сильно, что сквозь позолоту стало проглядывать дерево.

- Во имя всего святого, чем это вы тут занимаетесь? - рявкнула домоправительница.

Саманта вздрогнула. Но вместо того, чтобы отругать молодую служанку за безделье, миссис Филпот просто выхватила тряпку из ее руки и начала тереть в противоположном направлении.

- Надо всегда полировать по направлению волокон, а не против них!

Саманта не могла не заметить, что метод миссис Филпот приближал ее ухо очень близко к замочной скважине двери библиотеки.

Когда солнце начало садиться, Саманта и другие слуги перестали притворяться, что работают. Саманта сидела на нижней ступеньке лестницы, подпирая рукой подбородок, ее очки сползли на нос, а остальные слуги в разных позах расселись по лестнице и стульям. Кое-кто наполовину дремал, а остальные напряженно ждали, хрустя суставами и изредка шепотом переговариваясь.

Когда дверь библиотеки резко, без предупреждения, распахнулась, все сидевшие в холле вздрогнули и повернулись к ней. Из библиотеки, закрыв за собой дверь, вышла группа мужчин в темной одежде.

Саманта поднялась на ноги, напряженно глядя в их мрачные лица.

Большинство предпочло не встречаться глазами с ее нетерпеливым взглядом, но невысокий мужчина с добрыми голубыми глазами и аккуратно подстриженными бакенбардами посмотрел прямо на нее и печально покачал головой.

- Мне очень жаль, - пробормотал он.

Саманта опустилась обратно на ступеньку, чувствуя себя так, словно чья-то жестокая рука выжала всю кровь из ее сердца. До этого момента она не понимала, как сильно сама надеялась.

Когда из ниоткуда вынырнул Беквит со своими печальными подбородками и стал провожать врачей на улицу, она уставилась на непроницаемую дверь библиотеки.

Миссис Филпот держала в руке большое пресс-папье в виде шара, которым прижимали только что принесенную почту, ее длинные пальцы побелели. Ее живая уверенность в себе, казалось, совсем исчезла, оставив вместо себя почти трогательную неуверенность.

- Он, должно быть, уже проголодался. Не должны ли мы...

- Нет, - твердо сказала Саманта, помня предостережение Беквита, что некоторыми дорогами мужчина должен путешествовать один. - Мы не можем. Только когда он будет готов.

Когда закат растаял, превратившись в сумрак, а сумрак превратился в бархатную темноту теплой весенней ночи, Саманта начала жалеть о собственном решении быть выдержанной. Минуты, которые едва ползли, пока Габриэль консультировался с врачами, сейчас, казалось, летели на черных кожистых крыльях. Один за другим слуги оставляли свою бессменную вахту, уходя подальше в кухню или подвальные помещения, больше не имея сил выносить оглушительную тишину, идущую из библиотеки. И хотя никто из них не признал бы этого, все они предпочли бы услышать громкий звук разбившегося стакана, сопровождающийся проклятьями их хозяина, чем эту тишину.

Саманта оставалась в холле последней, но после того, как Беквит с ввалившимися глазами пожелал ей спокойной ночи, даже она признала свое поражение. Вернувшись к себе, вскоре она обнаружила, что ходит взад-вперед по коврику на полу своей спальни. Она надела ночную рубашку и заплела волосы, но ей была непереносима мысль о том, что она залезет на свою мягкую и удобную кровать на остове из выкрашенного белой краской железа, когда Габриэль сидит там, забаррикадировавшись в своем собственном маленьком аду.

Она шагала взад и вперед, пытаясь восстановить самообладание. Конечно, отец Габриэля должен был знать, каков результат его поисков. Почему же он не приехал вместе с командой своих драгоценных врачей? Его присутствие, возможно, смягчило бы смертельный удар, который они собирались нанести.

А мать Габриэля? Безусловно, ее невнимание еще более непростительно. Какая женщина может поручить заботу о своем единственном сыне слугам и чужим людям?

Взгляд Саманты упал на сундучок в углу спальни, куда она убрала письма его бывшей невесты. В каком-то тайном уголке своего сердца Габриэль верил, что его потерянная любовь может вернуться вместе с его зрением? И он оплакивает смерть и этой мечты тоже?

Напольные часы стали отбивать время. Саманта прислонилась к двери, считая скорбные удары, пока не насчитала двенадцать.

А что если Беквит не прав? Что, если некоторые дороги столь темны и опасны, что их нельзя проходить, не держась за поддерживающую руку? Даже если это просто рука кого-то незнакомого.

Дрожащей рукой Саманта взяла оловянный подсвечник и выскользнула из комнаты. Она прошла почти половину лестницы, прежде чем поняла, что забыла надеть очки. Ее свечи отбрасывали мерцающие тени на стенах, когда она кралась через холл. Тишина угнетала еще сильнее, чем темнота. Это не было уютной домашней тишиной спящего дома. Это была удушающая тишина, которая заставляла задерживать дыхание от напряженного ожидания. Не так ужасно было отсутствие звука, как ощущаемое присутствие страха.

Дверь в библиотеку все еще была закрыта. Саманта взялась за ручку, почти уверенная, что дверь заперта. Но дверь легко распахнулась от ее прикосновения.

Ее захватило множество полуоформленных впечатлений: отрывочный треск угасающего огня в камине; пустой стакан рядом с почти опустошенной бутылкой шотландского виски, стоящей на уголке стола; бумаги, рассеянные по полу, как будто кто-то ударил по ним в приступе досады.

Но все эти впечатления меркли перед Габриэлем, который сидел, небрежно развалившись в кресле за столом, с пистолетом в руке.