Модель Парацельса и принцип “делай добро”

Второй исторической формой медицинской этики стало понимание взаимоотношения медицинского работника и пациента, сложившееся в средние века, т.е. на протяжении длительного исторического периода с 1 века нашей эры вплоть до 18 века. Данный период человеческой истории - это время распространения и безусловного влияния и авторитета христианства.

То, что было признанно античной культурой в качестве основной черты профессиональной врачебной этики - а именно то, что практическое отношение врача к больному, изначально должно быть ориентированно на заботу, помощь, поддержку человека, удивительным образом совпадает с христианской нормой отношения человека к человеку — “люби ближнего своего как самого себя”, “любите врагов ваших” (Мф. 5, 44). Именно эта норма в профессиональной медицинской этике становится реальным критерием и для выбора профессии, и для определения меры врачебного и аптекарского искусства. Дело в том, что как раз в средние века в ходе естественного процесса развития медицинской науки и практики было положено начало разделению профессий врача и аптекаря. Фармацевтическая этика в виде отдельных писаных и неписаных правил, норм, принципов и ценностей, определяющих професси­ональное поведение фармацевтического работника и стала формироваться с тех самых пор как отдельная отрасль знания.

Первым документом, запрещающим совмещение профессий аптекаря и врача и допускающим существование самостоятель­ной профессии аптекаря, стал так называемый «Арльский статут», изданный в 1170 г. Однако повсеместное признание этого наступило только почти через столетие как результат появления и признания другого документа, называемого «Священными Конституциями» Королевства Обеих Сицилий. Эти «Конституции» появились около 1140 г., но были дополнены и принципиально изменены в 1231-1244 гг. Применительно к регулированию деятельности аптекарей и врачей эти дополнения стали известны как «Статут Фридриха II». «Статут Фридриха II» был первым в Европе аптекарским уставом, ставившим аптеку под защиту закона. Он уточнял сферу деятель­ности аптекарей и их обязанности, затрагивая также и этическую сторону. С этого момента можно говорить о возникновении профес­сиональной фармации и первых профессиональных этических нор­мах. Вот некоторые выдержки из этого документа, затрагивающие этическую сторону деятельности первых аптекарей.

1. Врач не может иметь собственной аптеки, он не может входить в сговор с аптекарями. Врач должен дополнительно присягать, а в случае, если ему станет известно о приготовлении каким-либо апте­карем плохих лекарств, то он обязан донести об этом императорско­му двору.

2. Аптекари, желающие приготовлять лекарства, обязаны дать присягу, что будут добросовестно приготовлять их «по требованиям искусства и в соответственном к выгоде людей качестве».

Статут был очень четко написан и стал образцом для дальнейших документов подобного рода.

Следующим важным шагом в становлении фармацевтических этических норм стало написание в Базеле в XIII в. при правлении бургомистра Тюринга дер Маршалка клятвы аптекарей. Вступая в должность, аптекари принимали клятву «от имени бургомистра и по повелению Церковного Совета», в которой обязывались соблюдать основополагающие этические нормы: « ...никогда аптекарь не изго­товит в своей аптеке снадобья против здоровья человека. А невос­требованные лекарства не хранит и не передает никому, а уничто­жает. Если аптекарь не знает, какое лекарство и как приготовить для больного, он должен передать больного другому аптекарю, который знает. Врач и аптекарь должны быть как одно целое и не действовать один против другого. К работе в аптеке допускается только давший клятву, не мыслящий приготовить для кого-либо яд».

Парацельсу (1493-1541 гг.) - родоначальнику в области создания химических лекарств, удалось выразить христианскую норму отношения человека к человеку — “люби ближнего своего как самого себя”, “любите врагов ваших” − особенно четко. Парацельс учил своих учеников: “Сила врача — в его сердце, работа его должна руководствоваться Богом и освещаться естественным светом и опытностью; важнейшая основа лекарства — любовь”[4].

“Модель Парацельса” — это такая форма врачебной и фармацевтической этики, в рамках которой нравственное отношение с пациентом понимается как одна из важнейших составляющих стратегии поведения врача и аптекаря. Если в гиппократовской модели медицинской этики, прежде всего, завоевывается социальное доверие личности пациента, то в “модели Парацельса” делается акцент на учете эмоционально-психических особенностей личности, на признании важности душевных контактов с врачом и аптекарем и включенности таких контактов в лечебный процесс.

В границах “модели Парацельса” в полной мере развивается патернализм как тип взаимосвязи медицинского работника и пациента. Медицинская культура использует латинское слово pater — “отец”, которым в христианстве именуют не только священника, но и Бога. Подлинный смысл патерналистского подхода заключается в том, что связь между врачом, апеткарем и пациентом воспроизводит не только лучшие образцы кровно-родственных отношений, для которых характерны положительные психоэмоциональные привязанности и социально-моральная ответственность, но и “целебность”, “божественность” самого отношения врача и аптекаря к больному.

Эта “целебность” и “божественность” определена, задана добродеянием врача и аптекаря, направленностью их воли к благу больного. Неудивительно, что основным моральным принципом, формирующимся в границах данной модели, является принцип “делай добро”, благо, или “твори любовь”, благодеяние, милосердие. Врачевание — это организованное осуществление добра. Добро же по сути своей имеет божественное происхождение. “Всякое даяние доброе... нисходит свыше, от Отца светов” (Иак. 1,17). Максим Исповедник писал: “Всякая добродетель безначальна, и время не предшествует ей, поскольку она имеет от вечности своим Родителем единственнейшего Бога”[5].

В средние века характер и уровень развития медицинских знаний находился в гармоничной связи с христианской антропологией, в частности с постановкой и решением проблемы взаимоотношения души и тела. Патологические процессы в организме человека принято было фиксировать в опыте и медицинском знании только на уровне болевых ощущений. Средневековое понимание болезни — это, прежде всего состояние переживания боли. Но боль, также как и радость, благодарность — это человеческое чувство. “А чувство, — учил Блаженный Августин (354-430 гг.), — есть то, благодаря чему душа осведомлена о том, что испытывает тело”. Чувство боли, например, от ножевой раны испытывает душа, “боль не содержится в ножевой ране, т.к. чисто механическое повреждение, не заключает в себе боли”[6]. Именно душа является для тела деятельным и управляющим принципом[7].

Десять веков спустя христианский философ Иоанн Жоденский так сформулирует этот принцип христианской антропологии: “Я верю и тверд в убеждении, что субстанция души наделена естественными способностями, чья деятельность независима от каких бы то ни было телесных органов... Такие способности относятся к более высокому уровню, чем телесность, и намного превосходят ее возможности”[8]. Несомненно, под влиянием христианской антропологии Парацельс рассматривал физическое тело человека “лишь как дом, в котором обитает истинный человек, строитель этого дома; поэтому рассматривая и изучая этот дом, нельзя забывать главного строителя и истинного хозяина — духовного человека и его душу”.[9]

Считается, и не без достаточных оснований, что христианское понимание души способствовало становлению суггестивной терапии (терапии внушения), которую активно применял выдающийся врач XVI столетия Джероламо Кардано, рассматривая ее как необходимую и эффективную составляющую любого терапевтического воздействия. Кардано понял роль фактора доверия и утверждал, что успешность лечения во многом определяется верой пациента во врача и лекарство: “Тот, кто больше верит, излечивается лучше" [10].